Рождение и смерть Ницраила

г. Зеленоград, 20 августа 2019 г.

— Давайте знакомиться, — остановился перед рыжеволосой женщиной Семён. — Это Лилия, высший мастер Ордена. А это, — магистр указал на оперативника, — Ви… — …талий Александрович Ивахненко. Приятно познакомиться, — продолжила вместо Семёна она и протянула изящную руку. — Мне тоже, — «Очень холодная рука. Красивая, но холодная. Как у мертвеца», — отметил опер. Ему не слишком понравилась Лилия: холодная, девушек с таким взглядом он считал самыми опасными карьеристками, потому что для прочих они выглядели сущими детьми. За маской ребёнка обычно никто не замечает жестокую стальную личность, целеустремлённую и следующую заветам Макиавелли — «цель оправдывает средства». Если бы холодная рука была твёрдой, то он сказал бы, что перед ним мертвец. Впрочем, и они способны на слабости, когда дело касается своих детей или настоящей любви, к тому же, они обычно сварливы, но уважают власть.             Они тронулись в путь. — Где это произошло? — На Молодёжной, 7.             Молодёжная улица. Улицы с таким названием есть в каждом городе. По закону подлости именно на молодёжных улицах умирает молодёжь от передоза. Виталий знал об этом не понаслышке. Девяносто процентов вызовов на его земле — это на Молодёжную улицу, причём все-то трудные и тяжёлые психологически.             Младший магистр Ордена по борьбе с паранормальной угрозой в деловом костюме, властная женщина в бежевом плаще и сапожках и совсем крохотный на их фоне опер вышли из форда и перешли через дорогу к седьмому дому. Женщина прошагала до пустующего здания какого-то советского универмага. — Давайте зайдём, господа, — сказала она и открыла дверь оставленного магазина, — или здесь вернее сказать, товарищи? — А… — хотел возмутиться опер. — Не смущайтесь, для нас нет преград, — ответил Семён.             Внутри оказалось пыльно, старые весы с маятником и деревянные счёты создавали эффект застывшего времени. На прилавке аккуратной нетронутой пачкой лежали листочки для обозначения цен. — Вот это рухлядь, — прокомментировал Семён. — Это тут было что ли? — Нет, — ответила за открывшего рот опера женщина. — Ну, и на кой ты меня привёз сюда?             Опер решил вмешаться. Он плохо понимал, как они будут искать в старом магазине убийцу его дочери, не узнав даже того, что произошло вообще, к тому же по прошествии стольких дней. — Прошу прощения за откровенный вопрос, — сказал он. Члены Ордена замерли в смешных позах, — вы что, супруги?             Сотрудники Ордена переглянулись. — А-ха-ха-ха-ха! Супруги! — Лиля держалась за живот. — Слышь? Муж и жена! Ах-ха-ха! — она вскинула головой, убирая упавший на лицо рыжий локон. Кажется, на её бледной коже заискрились веснушки. — Ах, слышишь? Ты, мой старенький пузатик, — муж, — она ткнула его пальцем и захохотала, как умеют смеяться только дети. — Цыц! — закричал мужик, да так, что слышно было на улице. — Ты не понимаешь? Мы на деле. Сосредоточься. — Да ну, тут если Сказочник и был, то лет пять назад, ты же знаешь, я мастер. Чего ему тут делать? Зеленоград — не его место. Вытравили дустом. Я тебе всё без инструментов скажу, — приступила к уговорам женщина. — Я старше тебя по званию!.. — Только потому, что я ме… — Можете оставить ругань на потом? — не выдержал Ивахненко. — М? — Лилия вздёрнула бровь. Ей давно никто не дерзил. — Ты… — Отставить! Всё, я не намерен терпеть! Высший мастер Травникова, сотворить стулья для нас и ждать дальнейших приказаний, — Мирошниченко взял себя в руки.             Ивахненко посмотрел по сторонам. — Ага, может тебе ещё пепельницу сотворить? — Подчиняйся или, я клянусь, не подпишу ни одну бумагу, где вместе со мной будешь значиться ты. — Ой-ой!             Из воздуха появилась мебель. — Что за чертовщина? — не мог поверить Ивахненко. Ему никогда не снилось нереального. — Представь себе, Виталий Саныч, магия реальна. Матрица-с, — посмеялась Лиля. — Садись уже.             Стулья не появлялись мгновенно. За каждым изгибом, рисуемым разумом Лилии, можно было уследить. Под Виталием возник стул с гнутой спинкой, аккуратными резными ножками из тёмного полированного дерева, под Лилией — стул из набора «жжёная мебель» с обтянутой чёрной кожей спинкой, а около Семёна — высокий детский табурет с лесенкой. — Я не гордый, я постою, а ты сиди на стуле верховного магистра, сиди. Добром такая шутка не кончится, — отреагировал Семён. Да, стул под ней мог занять своё место даже в администрации президента.             Магистр достал пачку с глобусом и прикурил. На детском стульчике обнаружилась тяжёлая металлическая пепельница.             «Как мне это понимать?» — Ивахненко чувствовал опасность. Эта Травникова была какой-то колдуньей, как в сказках. Но ведь колдовства не бывает? Он не мог понять, сон это на почве его гонки за давно уже ушедшим преступником, которого, возможно, и не было, или суровая реальность, где есть место всякой чертовщине? В любом случае, он постарается выжить. Сон — тоже возможность тренировки, только если он подсознательно не установит невыполнимые условия для этой тренировки. Как давно он этим занимался… наверное, ещё на учёбе. — Я думаю, ты… Можно на «ты»? — спросил Семён. — Я думаю, ты, Саныч, несколько ошарашен вот этим всем. — Ещё бы, — сказал Ивахненко, когда немного отошёл от шока. — Что, теперь тебе курить хочется? Держи. И объяснений?             Виталий взял сигарету. Давно не курил, чуть не закашлялся. — Ну что, высший мастер Травникова, объясни, как ты такое совершила, — сказал Семён. — Не имею права следовать приказам, нарушающим кодекс Ордена, — Лилия вздёрнула нос. — Молодец, Теней ещё ловишь. Как ты понял, мы рассказать не можем, — магистр развёл руками. — Вы, наконец, за дело возьмётесь? — Конечно, — ответила на вопрос опера Лилия. — Когда это произошло? Что — мне не важно. — Четырнадцатого августа восемнадцатого года. — Я ничего не вижу, — моментально ответила Травникова. — Я хочу домой, и мне нет дела… — Прости меня, мужик, что привёл самую талантливую и самую нетерпеливую ведьму на задание… — Но тогда убили мою дочь, — ком подкатил к горлу Ивахненко. Он почувствовал, будто упускает последнюю возможность. — Это была моя дочь.             Травникова поднялась со стула и подошла к окну. — Ладно, — произнесла она. — Я поняла, не права. Сейчас.             Она открыла сумку, и в воздухе появилась левитирующая доска. — Не смотрите, пожалуйста, за работой. Вон, идите в закуток. И да, Ивахненко, встать, — приказала она. Былая насмешливость пропала.             Стулья с лёгким шелестом исчезли. На доску посыпались фигуры. — Не смотрите, говорю же! — повторила она. Мужчины отошли на почтительное расстояние от места колдовства. — Это потому что опасно? Или нельзя разглашать тоже? — Не, ни это, ни то, — Семён снова закурил, но через мгновение его сигарета потухла. — Чёрт. Ладно, перетерплю. Это потому, что необходимо полное сосредоточение. Можно это понять. К тому же там, где она смотрит прошлое, она не одна — там же и Сказочник, и он может… да что угодно может.             Через несколько минут они услышали голос: — Я закончила, — мужчины подошли ближе. На доске перед Лилией лежали ряды бесформенных предметов, в центре которых странный лист пергамента. — Магические символы? — не удержался от вопроса Ивахненко. — Это имя Сказочника.             «А я думал, имя Даздраперма сложное…» — Это шифр, — пояснила Лилия. — Магический. Мы не можем видеть его имя, никто не может, кроме того, на ком печать Сказочника. И его имя резонирует с прошлым. Мне пришлось идти глубже. — Кого ты увидела? — спросил Семён. — Очень молодого мужчину, они почти одногодки с той девушкой. Одноклассник, наверное. Но она его ни в один момент не узнала. С параллельного, наверно, или другой школы. Я проследила за ним, и пока Сказочник меня не заметил, я успела увидеть, что его уже опрашивали ваши опера по ориентировке, причём там был и ты. Вот только отпустил по никудышному алиби. — Дегтярёв… — понял опер.             Он упустил его. Алиби было никакое, но он не верил, что можно совершить убийство без мотива, он был уверен, что нужен мотив. Парень ведь абсолютно нормальный, спокойный, даже не дёрнулся. Вряд ли у него дрогнул пульс. Как тут поверить, что убийца? — Где нам с этим Дегтярёвым пообщаться? — спросил младший магистр. — Фамилия-то какая родственная. Да, Лиль? — Семён сплюнул. — Да не знаю. Он, наверное, поступил куда-то учиться. Нужно узнать в списках.             Уже начинало вечереть. Наступала осень. Опер и представить не мог, что проведёт рабочий день в заброшенном магазине с «ведьмой» и «магистром», а уж тем более не мог представить, что это не сон.             Утром он не смог вспомнить ни их лиц, ни того, что происходило днём, но он помнил фамилию «Дегтярёв». Он знал, что этот Дегтярёв и есть убийца, он был уверен, что виновный — Дегтярёв, и он будет искать этого Дегтярёва, и в его сердце была уверенность, что если не он, то кто-нибудь другой заставит убийцу ответить. Каждого ждёт ответ, он знал это по себе… И усвоил очень крепко.