Рождение и смерть Ницраила

Ноосфера, 7 сентября 2019 г., Травников

            Поток комнат. Одна за другой, из одной в другую… Сколько же трудилась эта девушка над картиной? Я хотел бы увидеть её живой, но мог только стараться не вспоминать её помутневшие глаза и обезображенную щёку, эту обглоданную руку…             Я мысленно выругался. Если мне предстоит оставаться в Ордене, я должен привыкнуть к подобным картинам. Нам говорили, что люди с раскормленным «внутренним зверем» постоянно совершают что-то такое, но одно дело слышать, совершенно другое — видеть. И самое важное, я ведь понимал, что в глубине души меня пугает даже не сам вид искалеченной мёртвой девушки, отрывающиеся с комьями свернувшейся крови волосы от пола… меня пугает, что Тень, внутренний зверь — всё это есть во мне… К чёрту.             Этому мешает только мораль. Сильный шок — и ты уже действуешь так, как действовала бы Тень. Ну, разве что поумнее да чуть поразумнее — у Теней не остаётся разумности. Хотя и не у всех, вспомнить хотя бы хасидина.             Нет! Разумность — это не только умение разговаривать, связывая слова в предложения и действовать осознанно. Разумность не может быть без высоких моральных качеств… Я представил себе Тюрзова, его измождённое лицо, он сказал бы мне, что этого не бывает без любви. Без любви? Да, точно, он как-то расклеился и начал что-то нам объяснять про любовь, что это единственное, что держит его, калеку, на этом свете. Я до такого понимания не дошёл, но могу сказать точно, что без гуманности разумность — это расчётливость, рациональность, как угодно назови. Психопатия, короче, если я не ошибаюсь в определениях.             Мы шли по бесконечному линолеуму, стараясь не споткнуться о пороги. Впрочем, я привык к ритму уже после пятого такого порога. Заход в комнату, смотрим налево. На полу пусто. Идём дальше…             Именно такая монотонность располагает к размышлениям. На нашем ускоренном курсе Тюрзов сказал, что Тени могут быть до боли похожи на людей, они могут говорить как люди, дышать как люди, мыслить подобно людям, но они уже не будут людьми, потому что они мертвы для этого мира.             У них не оставалось тел. Некоторые из Теней, говорил он, и выглядят как люди, но этому нельзя дать себя обмануть. Такие «разумные» Тени уже не падальщики, они наносят раны этому миру и рушат его фундаментальный закон — мёртвое не может быть живым, они вечные нарушители законов мира.             Тюрзов говорил это с какой-то особенной горечью, словно это было его важнейшим неоконченным делом в жизни — искоренить нарушающих законы мироздания. На самом деле, среди преподаваемых нам «законов мира» я не мог вспомнить такой, чтоб там мёртвому запрещалось быть живым. Может быть, преподаватели считали слишком смешным даже упоминать такую очевидность, а может быть, это лишь принцип самого Тюрзова, однорукого воина.             Сколько он искоренил подобного, одному Демиургу известно. Но подобные существа оставались. Андреалфус, что был только в нашем мире, никак не отражаясь в ноосфере — такой же ходячий труп. — Приехали… — В чём дело? — я вздрогнул от нарушаемой тишины. — Кажись, нет тут наших тел, — Жанна выглядела сломленной. — Ничё тут нет. — Должны быть, — покачал головой я. — Это ведь не может быть бесконечным. — Но это Сказочник! — развела она руками. — Всё тут может быть! И даже ты можешь оказаться Сказочником, я смотрела фильм «Нечто». — Я? Сказочником? — я издал нервный смешок. — И как мне доказать, что я не Сказочник? Кровь мою проверишь на огоне?             М-да… Я — это я, и это точно я. Мысль в духе древних философов стоицизма. — Да тьфу, я не всерьез, — махнула она рукой. — Пошли дальше. — Пошли.             Приходилось сдерживать волнение, поглядывая на Жанну. Вдруг она действительно считает меня Сказочником и попробует чего вытворить? Задушить или сломать чего… В честной схватке я проиграл бы Жанне со счётом пять-ноль, несмотря на наши разные весовые категории и размеры — она бы просто вертелась как юла, постоянно жаля меня то в глаза, то в область паха, то куда-нибудь под коленку, потому что честным с ней старался быть только я. Но это в реальном мире и с оружием. Здесь я могу просто полить её той же огненной желчью… нет, не могу, это её уничтожит. Она не Тень, чтобы отрастить конечность.             Через несколько пролётов я немного успокоился. Каждая комната была такой же — точно такой же. Об этом и стоило задуматься, а не сеять подозрения: возможно, мы что-то упускали, а разгадка лежала на поверхности, как в куче детских загадок с подвохом. Мы в картине, верно? То есть, здесь всё нарисовано, но поскольку нарисовано информацией, для нас это сродни реальности. Можно ли как-то победить иллюзию? Я спросил Жанну. — Победить иллюзию? — она посмотрела на меня округлёнными глазами. — Ты засранец! — Чего? — Да это же как дважды два, почему я не додумалась?! Мы же на занятиях практического мастерства чему учились? — Чему?! — искренне недоумевал я. Мы учились слишком многому и, в основном, малоприменимому. — Опустошать свой разум.             Было такое на первых, и я даже занимался этим, но поскольку это не представляло сложностей, я быстро забросил практиковаться. Всё равно легко получалось. Нету здесь наставника, что распишет пошагово, как выбраться из задницы. — Так вот, нам на психофизике говорили про анализаторы.             Чёрт, никогда бы не подумал, что она вообще занималась теорией. Для меня Жанна Пахмутова — боец, талантливая в физическом плане, но в умственном… мне приятнее было думать, что мы как минимум на одном уровне, а в чём-то я её и опережал. А что по факту? Она штудирует Сказки, что я всегда считал давно уже узнанными от отца и на первых занятиях по истории — там какие-то главные моменты говорили, — учится психофизике и практическому мастерству. Мне хотелось наговорить глупостей, но я сдержался, закрыл на секунду глаза и просто посмотрел на неё. Фора в теории на моей стороне была только за счёт хасидина, воспоминания которого сейчас были где-то очень далеко.             На её лице лишь застыла улыбка победителя, красивая хищная улыбка, как и всегда. — Ну, не тяни ты кота, — пробормотал я. Это прозвучало слишком унизительно. — У каждого человека есть органы чувств, глаза, уши и прочее, ну, ты понял, — она продолжала улыбаться, и от этого почему-то стало тоскливо в сердце. — И эти органы чувств передают информацию в анализаторы, а анализаторы в свою очередь и интерпретируют информацию, поэтому-то нам и кажется, что тут всё реально, хотя по факту мы в иллюзии. И вот, когда твои анализаторы отключаются, а затем включаются заново, они первые секунды не будут адаптированными и не будут интерпретировать всё в «псевдореальность».             «Если достаточно держать глаза закрытыми, и свет луны станет ярче солнца», — вспомнил я чьи-то слова. Это не было новой информацией, просто обновить эти кластеры немножко сложнее, чем обратиться к тому же каббалисту, который мог бы помочь найти выход. Вот только сейчас я понимал, что лучше не показывать Жанне новую грань своей новой личности. Это под Покоем мне было до одного места — видит она изменения или нет, это попросту становилось абсолютно незначительным. — Понял? — Понял. Так мы сейчас сядем тут, отключимся с помощью какой техники? — дал я ей возможность проявлять инициативу и дальше. — Дыхание уджайи подойдёт, я думаю, — кивнула она. — И затем включимся минут через пять. И что будет видно? — Что мы всё это время сидим в первой комнате в картине, иначе они не были бы одинаковыми, комнаты — она улыбнулась ещё шире. — И скорее всего, будет видно ручку двери! — Очень надеюсь, что твой метод рабочий. — Мы тут заперты. Почему бы не попробовать?             Я кивнул. Попробовать действительно стоило. Нужно просто не испытывать сенсорной нагрузки, то есть уйти глубоко-глубоко в себя, во внутреннюю пустоту, и пребывать там достаточно долго, чтобы черепица поехала.             Дыхание «уджайи» — это какая-то древняя практика йогов, медитация на дыхании. Садишься в удобной позе, я так и сделал, главное спину прямо держать, иначе дыхание будет неглубоким, и начинаешь спокойно дышать, неторопливо.             Оно отличается и имеет своё красивое название, что переводится как «дыхание победителя». Оно особенное только потому, что нужно при этом совсем немного напрячь голосовые связки, чтобы получался тихий звук шипения при дыхании.             Жанна села рядом, как и я, по-турецки, хотя могла бы и в позе лотоса сесть. Наши коленки слегка соприкасались. Она начала дышать первой. Такой тихий сиплый звук. Я бы и не услышал, не будь в этой тишине слышен каждый шорох.             Это отвлекало, но ничего страшного…             Я прикрыл глаза и начал дышать. Вдох. Медленный и протяжный. Я наполняю лёгкие информационным воздухом, по сути и не нужным для жизнедеятельности, с ней в унисон. Звук шипения немного меняется в регистре от вдоха до выдоха. На выдохе появлялся металлический оттенок, словно голос пытается прорезаться.             Выход. Такой же плавный и медленный. Между ними небольшая пауза, между вдохом и выдохом. Она немного поёрзала и потёрлась своей коленкой о мою. Чёрт.             Я открыл глаза и бросил на неё короткий взгляд. Это умиротворённое лицо мне нравилось гораздо больше её обычного хищного выражения уверенности. Этой девушке следовало бы заниматься чем-то более мирным — Орден не для таких, не для таких… Её грудь плавно поднималась и опускалась, и это наблюдение привело меня к гораздо большему умиротворению, чем какие-то дыхательные техники.             Я просто смотрел на её лицо, на эти тёмные волосы, собранные в пучок. Смотрел в одну точку, на самом деле, не куда-то конкретно. — Ой, ёпть. — Чего?! — раздражённо бросила Жанна.             Я заметил дверную ручку за её головой. Видение исчезло и там снова было только пространство, а передо мной ставшая гораздо более обыденной Жанна. — Там дверная ручка была, — показал я.             Но хотя бы теперь я понимал, как её «увидеть». Ещё один способ перезапустить анализатор — статичное изображение. Он мне всегда нравился больше. По факту, он мало чем отличается от «закрыть глаза». При закрытых глазах статичной картинкой становится рисунок света, проходящего через закрытые веки, а с открытыми — другой рисунок света. — Вот тут была, — я провёл рукой там, где видел ручку, но встретил лишь пустоту. — Ты уверен? — Жанна тоже поднялась и попробовала нащупать ручку. — Уверен. — Ты как увидел? — она сощурила глаза, глядя на меня, а затем хитро-хитро улыбнулась.             Я начал краснеть. Нет, никакого Покоя, буду самим собой. — Поня-ятно, — протянула Жанна и продолжила пытаться нащупать ручку. — Надо просто смотреть в одну точку, — объяснил я ей. — Не дура.             Теперь открыть дверь казалось чем-то простым, словно стоит только увидеть ручку, и она станет осязаемой.             И мы принялись смотреть в одну точку. Я чувствовал, как стекленеет мой взгляд, и всё начинает расплываться, словно… — Есть! Молодчина! — заверещала она и схватилась за что-то невидимое. — И я даже не обижаюсь, что ты пялился на меня, даже рада! Готов? — Да уж готов, — пробормотал только я.             Сердце забилось часто-часто, в груди немного перехватило. Ещё не переступив за порог, становилось понятно, что это совершенно другая комната, а если точнее вдуматься, просто в зеркальном отражении. Наконец мы робко перешагнули через порог, и…             Да, тут оказались наши тела и тело той девушки. А ещё тело Семёна. Я мало удивился этой картине, на лице Жанны же — готовность делать ноги. Это как видеть себя во сне, скорее интересно, как и на Полигоне. В иные моменты и рассмотреть себя нельзя, нужно сразу рвать когти после выхода за кромку.             У Семёна на лице был нехороший такой прищур, весь он мерцал, как люминесцентная лампа. Это означало, что он в реальном мире и просто спит. Точнее, борется со Сказочником. Мы-то, дурни, назвали свои имена… Я так точно.             Жанна подошла ближе к своему телу и стала осматривать его и даже пытаться ощупывать. — Тело крутое, а вот лицо не очень, — заключила Жанна. — И что ты в нём нашёл? — пробормотала она под нос.             Я было начал снова краснеть, но смог взять себя в руки — не время миндальничать! Где Тюрзов и Лиля? Наверное, они где-то в картине. Но тогда бы мы, наверняка, встретились. Нехорошо. И где их тела?!             Я старался не обращать внимание на труп девушки, вот только меня не покидало ощущение, что она восстанет, как живой мертвец, и вгрызётся мне в спину. Бр-р-р. Это ведь ноосфера, тут всякое возможно, даже такое. По мне пробежало стадо мурашек. — И что мы будем делать? — Жанна обошла меня и уставилась вопросительным взглядом. — Тюрзова и Лили тут нет. Они либо в картине, в другой, либо хрен знает где. — Если они в картине, мы должны помочь, пойти туда, а если нет, то… вернуться. — Ты от меня решения ждёшь? — я вскинул бровь. — Конечно. Всегда приятнее такую ответственность переложить. Но лично я ещё побродила бы там. Вдруг мы сможем помочь?             Значит, придётся идти в картину. Теперь другую. — Хорошо, — согласился я, понимая, что с её упрямством справиться невозможно. — Но давай возьмём хоть какое оружие. Вдруг там «next level» с ловушками? — Согласна. Что мы возьмём? Ты видишь хоть что-то, что не приколочено к полу и можно использовать как оружие? — М-да.             Я осмотрел комнату поверху, стараясь не задевать взглядом тела. Я видел странные живые картины, причём живые не в том смысле, что на них что-то шевелилось, а словно это были такие окна. Вот я двинулся — и картина изменилась, подчинившись положению моего глаза. По сути, ведь это и происходило с «дверным проёмом», которым была картина. Это немного поражало, и поразило бы гораздо больше, если бы не отсутствие свободного времени. — Ничего, — с горечью согласился я. Были безумные идеи отодрать какую-нибудь дверцу шкафа или обмотать осколок стекла, но это всё глупости. Встретившись с врагом, проще было бы понадеяться на мастерство. Каббалиста, в частности. — А нам вообще следует снова заходить туда? Я начинаю сомневаться. Тюрзов же бог в этом деле, воевать. И не в переносном смысле. Да и тётя Лиля поди не новичок. Чего ж они не пришли? Значит, там опаснее. — Не бросить же их! — покачал головой я. — Иногда жаль, что мы на светлой стороне силы.             И так мы шагнули в…             Такую же комнату. — Видишь изменения? — напряглась Жанна. — Нет.             Следующая комната. — И тут нет, — руки стали слабеть от страха. Это нужно побороть…             Следующая комната…