Птенчик

      Птица мажет губы красной помадой, вульгарно причмокивает и скалится собственному отражению. Сера притягивает колени к груди, наблюдая за ней со смесью интереса и тревоги. А что скажут воспитатели? Учителя? Наругают ведь в очередной раз, а там и до наказания недалеко…       Сестра будет кричать. Сера, вынужденная делить с ней фамилию и жилплощадь с младенчества, слишком хорошо знает, чем чревата её злость.       Они похожи как две капли воды, но спутать их невозможно (или попросту страшно): бледная нервная Сера, кутающаяся в бесформенные балахоны и постоянно жующая собственную губу, и в подмётки не годится гордой лощёной Птице, которую ни в коем случае нельзя звать Таирой. Сера первая принимает новое имя сестры — как никто знает, что переубеждать её бесполезно. Ещё обозлится, мстить захочет.       — Мы идём, — Птица никогда не спрашивает, она командует. Сера активно машет головой и соскакивает с кровати, подхватывая изношенный рюкзак и закидывая его на плечо.       В коридоре они встречаются с Олей: на её губах цветёт усмешка, подсказывающая, что уж кто-кто, а она догадывается о попытке уйти без неё. Сера от радости едва ли не подпрыгивает, но от абсолютно детского желания броситься Оле на шею останавливает рука Птицы, с силой сжимающая её ладонь, и ревность, почти чёрная ненависть в янтарных глазах.       Решительности не хватает совершить то, что вызовет откровенное недовольство. Вместо этого Сера крепче прижимается к костлявому боку и ёжится от холода. Птица вечно ледяная, будто и не настоящая вовсе.       — Спорим, мне ничего не будет? — шепчет Птица, задевая мочку уха своими красными губами. Дыхание отчего-то сбивается, щёки заливает лихорадочный румянец, а глаза удивлённо распахиваются.       Что с ней такое? Она больна? Мурашки бегут по нескладному телу и в едином порыве перетекают в тянущее чувство внизу живота. Серу хватает только на кивок — медленный и явно не в тему. Птица довольно ухмыляется. Вообразить страшно, что она задумала на этот раз.       — Тогда будешь должна мне желание.       Фраза «Или я тебе» так и не звучит. Ведь Птица никогда не проигрывает.       Сера размышляет о странной реакции на сестру весь оставшийся день. Не реагирует ни на Олю, единственную и потому лучшую подругу, всеми силами пытающуюся её развеселить, ни на стервозную свиту Птицы, не упускающую шанса бросить шпильку в её сторону, ни на любимую информатику, которую ждёт всю неделю. И пускай учительница пытается обсудить с ней олимпиаду, куда важнее кажется глядеть, как Птица подтягивает чулок и походкой от бедра направляется в класс.       Они ведь… одинаковые. Две половинки одного целого: с выпирающими рёбрами и орлиным носом, который никому в голову не придёт назвать красивым. Птицу, однако, боготворят, несмотря на недостатки — Сере же остаётся прятаться в её тени, где безопасно. И очень, очень холодно.       — Я же говорила, что мне ничего не будет.       Вечером сестра тянет Серу за волосы и так отвлекает от кода в стареньком ноутбуке — когда она говорит, надо в глаза смотреть. Её издевательские смешки не сулят ничего хорошего, и под её хитрющими взглядами голова сама собой вжимается в плечи. Даже когда бьют, не так страшно.       — Ты должна мне желание.       — Что… что я могу для тебя сделать? — Сера надеется, что Птица не навредит ей, но всё равно испуганно шепчет. Не проходит и минуты, как цепкие пальцы сестры зарываются в немытые космы на затылке и притягивают к себе для поцелуя.       Жёсткого, решительного и отчаянного. Птица терзает её губы не то любя, не то ненавидя — а Сера застывает каменным изваянием. Почти животный рык «Отвечай, тряпка» вынуждает робко приоткрыть рот и впустить слишком длинный язык. Это неправильно. Это грязно. За это их следовало бы серьёзно наказать.       Но с шестнадцати лет одну комнату в приюте делят два человека, и об этом никто никогда не узнает.