Потерянный в море напитков

***

       Голова болела так, что казалось, что, если он откроет глаза и моргнёт, «яблоки» лопнут от напряжения и вытекут куда-нибудь. Возможно, он бы обошёлся без вытекающих глаз, но тогда закипающий мозг эвакуировался бы через уши. Короче, один хер перспективы были весьма туманными и малопривлекательными.        Чонгук чувствовал себя как распятая курица-гриль в ларьке возле Центрального рынка. Жарило со всех сторон неимоверно. Приоткрыв один глаз, он звучно застонал. Место, где он находился, вряд ли походило на его квартирку. И вряд ли покосившийся зонтик над головой мог сойти за не задёрнутую с вечера штору. На панику и беготню с воплями сил не хватало.        Тяжёлое гудящее похмелье буквально раздирало голову, пронзая болью каждый его нерв. Он снова застонал, как будто звуковое сопровождение и правда могло ему хоть как-то помочь, и медленно, с трудом открывая оба слипшихся глаза, неуверенно поднялся, хватаясь за гудящую голову. Желудок сделал сальто, пытаясь выскочить. Чонгук хрипло вздохнул, сглатывая горький спазм. Оглядевшись, он обнаружил, что находится на просторной палубе явно роскошной, хоть и небольшой яхты, мерно раскачивающейся на волнах. — Ебаааать, — только и успел хрипло каркнуть Чон, прежде чем его всё-таки скрутило, и он, едва добежав до бортика, свесился через перила, прощаясь с неизвестного цвета бурдой из своего желудка.        Легче, естественно, не стало. Неистово хотелось пить, спать, плакать и знать во что он ввязался. Какого хера здесь происходило и где он находится понимание напрочь отсутствовало. Ещё больше Чонгук ахуел, когда, едва шевелясь, хватаясь дрожащими руками за перила, осмотрел палубу и обнаружил абсолютно незнакомого молодого человека, мирно спавшего в соседнем шезлонге. Мужчина был в цветастой гавайской рубашке и коротких шортах, резиновые шлёпанцы весёленького розового цвета валялись недалеко от его лежбища. Помогло ли это Чонгуку? Отнюдь.        Его похитили. Накачали наркотиками и спиздили нагло из квартиры! Однозначно. Других вариантов, жизнеспособных и хотя бы с натяжкой правдоподобных, просто не могло и существовать. Сам он в здравом уме из дома без уважительной причины не выходил. А уж чтобы отправиться куда-то неизвестно куда, в незнакомой компании и тем более. В конце концов, Чонгук-и — хороший мальчик, ведущий почти праведный образ жизни. По крайней мере, так считала его мама, а спорить с ней никто из желающих выжить не решался.        Пытаясь собрать мысли воедино, Чон бочком добрался до шезлонга, осторожно присел на край и провёл трясущимися руками по лицу, будто пытаясь снять налипшую паутину. Солнце всё ещё было в зените, палило безжалостно со всех возможных сторон, добавляя к «прекрасным» ощущениям ещё массу не менее «восхитительных». Самым гуманным способом решения всех проблем, пришедших на воспалённый похмельный ум, было сигануть рыбкой за борт и хорошенько приложиться головой об камушек на дне. Каким образом он собирался добраться до дна, его не волновало. По крайней мере, тогда не пришлось бы мучиться и вспоминать тоже ничего не надо было бы!        Мужик напротив спокойно спал. Ни солнце, ни мерная качка судна на волнах не мешали ему отдыхать. Чонгук присмотрелся: невольный сосед был явно старше его, худощавый, загорелый и, к большому сожалению, очень симпатичный. Нет уж. Никаких Стокгольмских синдромов в его смену! Проникаться к похитителю тёплыми чувствами только потому, что у него смазливая морда, он не собирался. И точка. Верить в то, что он самостоятельно припёрся на яхту, естественно, он не собирался. Этот абсурд ни куда не вписывался.        Память услужливо подбросила обрывочные фрагменты минувшей ночи: грандиозная пьянка, вот этот самый незнакомый мужик с канистрой и клизмой в руках, безумные танцы на барной стойке. Но после этого всё становилось туманным. Чон на всякий случай ощупал филейную часть тела. Трусы и джинсы были на месте, даже вроде недраные больше необходимого. Жопа не болела. Неприятно саднила лопатка, но Чон списал это на отсутствие координации и собственную неуклюжесть, возможно он где-то упал или его приложили, когда волокли бренное тело. Облегчённо выдохнув (честь филе не пострадала!) он снова задумался.        Частично вернувшиеся воспоминания, словно осколки разбитого зеркала, складываться в единую картинку не собирались. Он хорошо помнил, что изначально должен был быть на мальчишнике у Тэхёна, но почему-то, не дождавшись ни начала, ни конца, он нажрался вкусненького рома и сбежал в неизвестном направлении вместе с умником, вооружённым литровой клизмой! Точно. В идеале он должен был в конечном итоге ехать к себе домой, в скромную студию на окраине Сеула. С кем и зачем сейчас заживо варился на солнце в открытом море, Чонгук понятия не имел. В том, что они вообще в море близ Кореи, уверенности тоже не было.        Незнакомец дёрнул ногой и громко зевнул, садясь и осматриваясь, привлекая к себе внимание, и подозрительно радостно и, сука, до обидного громко выдал: — Доброе утро! А ты кто?        Чонгук поморщился и беспомощно пожал плечами: — Не знаю. Я сам недавно проснулся и увидел тебя.        Мужчина удивлённо распахнул рот: — Ты что, больной? Как можно не знать, кто ты такой? Я вот, например, Чон Хосок, но можешь звать меня хён.        Чон оскорблённо надулся: — С чего вдруг я больной? Меня вообще-то Чон Чонгук зовут. — А я уж думал, что ты жертва амнезии, однофамилец, — Хосок снова довольно растянулся на шезлонге, подставляя лицо солнцу.        Ебучий «хён» будто и не страдал вовсе от последствий пьянки, был омерзительно бодр и свеж, как сраная ветка сакуры весной. Хотя, может, он и не бухал до потери пульса и сознания, и сейчас просто ловко прикидывался веником. В конце концов, виртуозное владение клизмой тоже могло дать свои оздоровительные плоды. Желудок снова неприятно скрутило. Парень принялся глубоко дышать, хватая воздух ртом, как выброшенная на мелководье рыба. Чон вообще-то местами спортсмен, энтузиаст и уж точно не алкаш. С последствиями возлияний он сталкивался крайне редко и, откровенно говоря, готов был лечь и умереть.        Закончив сомнительные и малоэффективные дыхательные упражнения, Чонгук встал с шезлонга и прошёл обратно к борту, пытаясь разглядеть хоть какой-то намёк на большую землю в бескрайнем море, и с практически щенячьим восторгом увидел вдали то ли остров, то ли восставшую из алкогольных фантазий галлюцинацию. Оставалось дело за малым — разобраться, как развернуть корыто и попасть туда, не померев по пути. Хотя, может, и не надо разворачивать? Направление всё равно ему было не до конца ясно. По ощущениям они плыли. А может, это его просто так до сих пор качало. — Куда мы плывём и главное на чём? — уточнил он у мужчины, на всякий случай.        Хосок пожал плечами, вытаскивая из-под шезлонга початую бутылку пива и жадно присасываясь к горлышку, в перерывах между гулкими глотками выдал: — А я ебу? На остров, а может и нет. И на ях-те, Чонгук-а. Таком знаешь судне, используемом для прогулок на воде.        Чонгук ахуел раз тринадцатый за меньше чем полчаса с момента пробуждения. Похуизм невольного попутчика восхищал и безмерно раздражал. Грести на хер знает чьей яхте, в неизвестном направлении, и совершенно по этому поводу не волноваться? Надо быть либо отбитым, либо, по всей видимости, Хосоком. Выхлебав остатки пива с горла, тот сунул бутылку обратно под шезлонг, закинул руки за голову и счастливо захрапел. — Ну и мразота, — восхищённо протянул Чон.        Нужно было осмотреться и попытать счастья в поисках хотя бы примерных координат. И, возможно, какой-то документации, в теории где-то должна быть ещё и его сумка. Откуда-то же взялась яхта. Хотелось бы надеяться, что в пьяном угаре Чонгук её не купил. На подержанную или недорогую она не смахивала даже с закрытыми глазами. Качественная отделка палубы, отнюдь не дешёвые шезлонги и даже наличие пусть и пустого бара и гриля говорили о том, что стоила она, как вся квартира Чонгука. Оказаться по прибытии на какую-нибудь землю бомжом без воны в кармане или должником с кредитом на сто пятьдесят лет как-то не хотелось.        Спустившись, кряхтя (спина-падла тоже болела!), в каюту, Чонгук осмотрелся. Ничего интересного не наблюдалось, способного внести хоть немного ясности в происходящее и тем более. Обгрызенное со всех сторон яблоко одиноко валялось на столе. Рядом покоилась открытая пачка презервативов XXL и ебучая литровая клизма подозрительного жёлтого цвета. Волнения за свой зад внезапно перешли к чужому. Мало ли чем они в итоге здесь занимались. Хотя прыщ на палубе на здоровье вроде не жаловался. Опять же опыт никто не отменял. Во всех сферах.        Хуй его знает, что вообще здесь происходило. Ни его привычной сумки, ни каких-либо документов, даже при тщательном обыске всех возможных (читать как трёх имеющихся) ящичков комода не нашлось. Он залез даже под стол, стараясь не рыгать и не икать лишний раз. Желудок и от качки, и от любых телодвижений болезненно сжимался, норовя выскочить и передать привет владельцу. Спасительная бутылка воды обнаружилась перед самым выходом обратно. — Да какого ж хуя-то?! — взвыл Чонгук, выползая на палубу.        Вопросов стало гораздо больше — разгадка таинственного перемещения в пространстве так и осталась таковой. Чёртова лопатка продолжала саднить. Чон задумчиво поскрёб её короткими ногтями и зашипел от боли. Что за херня? Мельком оглянувшись, он стянул с себя футболку и попытался вывернуть шею и рассмотреть, что там такое болит. На лопатке обнаружились какие-то линии и запёкшаяся корка крови. ЧЕГО?! Парень ломанулся обратно в каюту, где-то там видел небольшое зеркало на одной из стен. Ебучая поверхность однозначно демонстрировала наличие на лопатке невообразимого уродства в виде татуировки какой-то малахольной белки с претензией на бешенство. — Пиздец, — простонал Чонгук, пытаясь поверить своим глазам.        Сраная белка исчезать не планировала. Ахуенно. Помимо того, что он где-то проебался в пространстве и времени, он ещё и обзавёлся произведением искусства на спине. Об открытой одежде можно было забыть. Демонстрировать это чудовище широкой публике желания не было. Когда там бегут сводить свежие наскальные рисунки с кожи, естественно, он не знал. Пиздец в квадрате. Натянув футболку, Чонгук поплёлся обратно на палубу — бдить направление.        Хер под зонтиком так и дрых, совершенно не переживая за свою кожу. Чонгук при длительном нахождении на солнце без толстого слоя крема с SPF уже был бы похож на копчёную свинью. И что его тянет-то на еду неизвестного состава и вида? Это точно всё из-за похмелья и стресса.        Утолив наконец жажду и частично успокоив бунтующий желудок, Чон попытался вспомнить, знает ли он вообще хоть что-нибудь про яхты и то, как ими управлять? Дальше завистливого листания картинок в инстаграм дело обычно не шло. Ахуенно. Он бесславно умрёт на угнанной яхте с храпящим аборигеном в шезлонге! Говорила ему матушка: — Гук-и, выбирай профессию с умом. Чтобы в жизни всегда и везде умения пригодились.        Послушал её Чонгук и поступил с третьего раза в художественный. Сейчас вот как замалюет весь борт кактусами и будет им радости полные штаны. Как ему должны были помочь колючие зелёные обитатели пустыни, он в душе не чаял. Просто первое, что пришло на ум. Легче не стало. Паника захлестнула головой, и он, бросив опустевшую бутылку куда-то себе под ноги, ломанулся к спящему Хосоку, принимаясь трясти его вместе с шезлонгом: — Хён! Хён! Хён!!! — Да хули тебе надо, мелочь? — не открывая глаз, отмахнулся от него мужчина, пытаясь перевернуться на другой бок.        Ну нихуя себе «мелочь». Чонгук, даже сгорбившись рядом с шезлонгом, был вдвое шире в плечах дрища в шортах. Годы, так сказать, тренировок сказывались благоприятно на внешнем виде. Хотя данный момент был весьма спорным в ситуации, в которой они оказались. Как ему должен был помочь жим лёжа посреди воды, не ясно. — Ты умеешь управлять этой штукой? — Чон перестал трясти хлопающего глазами Хосока и наконец сформулировал вопрос. — Да что тут уметь то? У неё координаты уже вбиты в бортовую систему навигации. Прибудем на ближайший остров примерно через полчасика. Не мешай спать вообще. Чего орёшь! — фыркнул мужчина и таки выдернул рукав своей рубашки из чужих лап, поворачиваясь к хрюкнувшему от такой наглости Чонгуку задницей. — Ах ты бешеная глиста в скафандре! — взвыл парень, подскакивая на ноги и от души пиная чужой шезлонг.        Умудрился попасть пальцами точно в металлическую перекладину и, вереща от боли, перепрыгивая с места на место, едва не навернулся за борт. Сланец, свалившийся с ноги, подозрительно похожий на те, что валялись на палубе, так и остался немым укором валяться возле мирно спящего мужчины. — Дикая мартышка, чтоб его дифтерия пробрала, — бурчал Чонгук всё время, что смиренно ждал приближения к таинственному обозначенному «острову», — а нет, нахуй. Вдруг меня заразит. Наведу порчу на понос, не придётся клизму эксплуатировать почём зря!        Хотя бы в чём-то спящий психопат его не обманул. Они действительно на небольшой скорости приближались к земле. И хотелось бы верить, чтобы обетованной. Не, ну мечтать не вредно. В данный момент потребности всё равно упали до минимума, и о большем, чем контрастный душ и мягкая постель, Чон не думал. Далее уже следовали прочие блага цивилизации по типу еды, интернета и далее, и далее. А нет. Первым в списке стояло: «Избавиться от стрёмного чувака», а потом уже всё остальное. Продолжать путешествие с «этим» не хотелось.        Как яхта будет определять место для стоянки, Чонгук не знал и подозревал: без посторонней помощи этому не бывать. Лично он надеялся, что любитель клизм в курсе хотя бы такого. Хрен то ли реально был отбитый, то ли случайно промыл через жопу остатки мозгов, но, когда яхта остановилась недалеко от какой-то сомнительного вида бухты, Хосок подхватил свои шлёпки и топором сиганул за борт. Ахуевший Чон, оставшийся в одиночестве на палубе, проводил взглядом бодренько гребущего мужика и заорал в полный голос: — Ёбаный ты карась!!!        Хосок, перевернувшись на спину, весело отсалютовал тапками: — Я не карась, а тебе советую грести следом, пока не приплыла полиция-я-я!        Цветущая перспектива объяснять, какого хера он забыл ровным счётом без нихуя на чужой яхте, служителям закона остудила пыл в знойный день. И, не решившись спорить с железобетонными доводами быстро удаляющегося к берегу Чона, Чонгук прыгнул следом, молясь, чтобы сил хватило доплыть хотя бы до того места, где кончики пальцев касаются дна. Джинсы мгновенно облепили его ноги и потянули поздороваться с обитателями подводного мира. Паникующий Чонгук, представив, как его, синего и опухшего, везут к матушке, взвыл и ускорился. Никаких смертей от разорванных штанов в его смену!        Хосок успел уже выйти на мелководье и теперь довольно осматривался, видимо, пытаясь сориентироваться на местности. Чон-младший, преодолев расстояние от яхты до песчаной отмели в рекордный для него промежуток времени, подполз поближе и, перевернувшись на спину, пытался отдышаться. Из плюсов — марш-бросок можно было засчитать за полноценную тренировку в зале, и, кажется, голова меньше болела. Из очевидных минусов — он всё ещё был неизвестно где в компании с хихикающим сумасшедшим. — Пойдём-ка, осмотримся. Вряд ли мы оказались на необитаемом острове, — Чон прошлёпал ближе к берегу.        Чонгук застонал. Лежать даже мокрым на чём-то похожем на пляж, было лучше, чем трястись на идиотской яхте с перспективой попасться полицейским. Откуда они должны были по его душу явиться, представлялось с большим трудом, но разве это кого-то волновало? Идти никуда не хотелось. Где они находились, понятно всё равно не стало. Вокруг них был какой-то стрёмный лесок, уходящий вглубь острова. Куда попёрся, насвистывая, Хосок, он не понял, но скотина шлёпала уверенно, и Чон почти проникся.        Чонгук соскрёбся и, шатаясь от усталости, поплёлся следом. Островок, на удивление, оказался не большим. Не то чтобы он был сведущ в географических вопросах, но почему-то ему казалось, что если остров, то непременно большой и необитаемый. Обогнув редкий лесок, они вышли к небольшой деревеньке, и младший восторженно захлопал в ладоши от восторга: — Цивилизация! Боже, я попаду наконец-то домой!        Хосок еле слышно хмыкнул себе под нос, но комментировать чужую радость не стал. Аккуратно отряхнул сланцы, кинул их в какую-то лужу, деловито обулся и, насвистывая себе под нос, направился к вышедшему из ближайшего домика мужчине. Знал бы Чонгук, что этот хлыщ провернёт, утопился бы в той же луже, в которой шлёпки полоскались.        Разговор с местными жителями не задался с самого начала. По крайней мере, Чону-младшему показалось именно так. Хосок загрузил несчастного мужика кучей ненужной информации, постоянно перескакивал с пятого на десятое, активно размахивал руками и в конечном итоге сам запутался, откуда, как и нахуя они припёрлись на остров. Под конец муторного монолога Чонгук и сам перестал вкуривать, что происходит. — А вы не знаете, как добраться до Буркина-Фасо? — Э? — Мужик задумчиво почесал затылок. — Ты что несёшь?! — зашипел Чонгук. — Это называется светская беседа, не мешай общаться, ханурик, — отмахнулся от него Хосок, улыбаясь во все тридцать два зуба.        Они определённо были обречены на голодную и холодную смерть на острове. Либо их забьют камнями жители за ту хуйню, что вдохновлённо нёс Хосок. Скорее всего, единственным достижением за всю жизнь этого упыря был только алкоголизм. Возможно, ещё наркомания, но уж точно не грамотное ведение переговоров. Житель острова, судя по охуевшему выражению лица, мысль Чонгука полностью поддерживал и с ответами не спешил. — Псих больной! Уйди отсюда вообще, — младший пихнул счастливого хёна локтем в бок, — Простите, — он поклонился мужчине, — не могли бы вы подсказать, где мы сейчас находимся?        По всей видимости, у местного жителя появились сомнения в умственной деятельности обоих. И винить в этом его было бы сложно. Два потрёпанных и мокрых чувака посреди безлюдного острова среди бела дня любого выбили бы из колеи. Но он достаточно быстро взял себя в руки и, кашлянув, всё-таки ответил: — Остров Сочхондо, молодые люди.        Как Чонгук остался в сознании? Вопрос десятый. Оказаться на острове с населением, если он не ошибался, человек максимум в триста без денег, телефона и документов — это успешный успех, не иначе. А уж в компании с припадочным любителем попиздеть обо всём на свете и тем более. Хосока, похоже, не расстраивало ничего, он, оставив свои попытки наладить «светскую» беседу, обошёл младшего и, подцепив мужика под локоток, повёл его к нему же в дом, о чём-то треща на ходу.        Хотелось плакать и ещё раз много плакать. Как добираться до дома, не имея ровным счётом нихуя, было не ясно. Чонгук потерянно осматривался. Деревня и правда не изобиловала ничем. Немногочисленные домики были построены вплотную друг к другу, и присмотревшись, Чон увидел небольшую пристань в противоположной от них стороне. Здесь имеется транспорт и связь с большим миром. Однозначно успех.        Хосок, громко смеясь, уже волок из чужого дома какие-то лепёшки: — Смотри, что я нам добыл! — Ты что, их спиздил? — Почему сразу спиздил? Будем считать это утилизацией во благо, чтобы не испортились. А теперь советую переставлять ногами быстрее, пока наш доблестный друг не обнаружил пропажу серебряных вилок!        Ебучий случай! Этот придурок ещё и клептоман. Выбора особо не было. Помирать на вилах расстроенного местного жителя тоже не хотелось, и Чонгук драпанул следом за бегущим Хосоком. Тот и правда подозрительно чем-то гремел при каждом шаге, что ему, впрочем, совершенно не мешало, и он умудрялся ещё и жевать на ходу.        На обветшалой пристани, расположенной на отшибе деревни, одиноко покачивался небольшой катер, и Хосок, ускорившись, бросился к нему, на бегу вытаскивая из кармана шорт трофейные вилки: — Плату натурой берёте?        Что ответили, Чон не расслышал, но, судя по счастливой роже попутчика, скорые переговоры прошли весьма успешно, и старший, довольный проделкой, уже располагался на широкой деревянной скамье под навесом. Честное слово, лично Чонгуку хотелось просто лечь и умереть. Плавание, пробежки под палящим солнцем и никуда не девающееся похмелье были не лучшими спутниками в их марш-броске. Появлялись сомнения, что они доживут до вечера. Он так точно нет.        Возможно, будь он в менее расстроенных чувствах и в более приемлемом для адекватного функционирования состоянии на острове, ему бы понравилось. В принципе, Чонгук никогда не отрицал жизни ближе к «земле» и с большим удовольствием выезжал за город или ходил в недолгие походы. Ну и, кстати, больная голова сильно мешала ему подмечать мелкие нестыковки в их «приключениях». Может, оно и к лучшему.        Катер отправился в сторону реально большой земли через мучительные по ощущениям часы ожидания. Чон-младший хотел пить, лопатка неприятно зудела. От солёной воды раздражение, по ощущениям, присутствовало во всех клеточках тела. Джинсы местами всё ещё влажные, мерзко липли ко всем местам. Задница неприятно чесалась. Все тридцать три удовольствия в одном.        Рулевой или как там он назывался, подозрительно вопросов не задавал. Свистел что-то возле штурвала и на парочку внимания не обращал. Как будто перевозить бомжей с одного места на другое было его едва ли не ежедневным развлечением. Почему опять же его порадовали чужие вилки, пусть и серебряные, тоже было не совсем ясно. Решив, что в случае чего будет сваливать всю вину на Хосока, Чонгук попытался задремать на неудобной скамье.        Наивная вера на то, что их пути разойдутся, стоит прибыть, померла в зачатке, стоило катеру припарковаться (Чонгук в душе не ёб, что делает катер, когда останавливается в порту). Инчхон встретил привычным шумом большого города, и дышать как будто стало легче. Отсутствие денег всё ещё ощутимо напрягало, как и телефона. Ума спросить у мужика на катере трубку не хватило. И Чон-младший с сожалением проводил взглядом отплывающий обратно в море транспорт. Молодец, хули. — Пойдём-пойдём, я знаю правильную дорогу! — облегчив карманы на половину спиженного, Хосок пошёл к выходу с небольшого терминала.        Сцена «Дайте ваши билеты, мы вас без них не выпустим» отпечаталась в воспалённом мозгу Чонгука на долгие годы вперёд. Старший умилительно плакал, потрясая снятым шлёпком, спрашивал про детей и знакомых. И в конце концов, когда утомившаяся от его пиздежа женщина пропустила их сквозь турникет, виртуозно слямзил у неё цепочку, которой незамедлительно похвастался перед охуевшим от представления Чонгуком. — У тебя что, клептомания?! — взвизгнул Чон, ударяя по чужим протянутым рукам. — Нет, просто красивое должно быть у красивых, — пожал плечами Хосок, осматривая улицу, — Ну, пойдём, поедим! — Да я вообще-то… — попытался отвертеться Чонгук, но «хён» схватил его за кисть и повёл по улице в сторону какого-то ларька. — … не хотел бы, — договорил он, усаженный на кривой пластиковый стул под навесом.        Деятельный товарищ уже окучивал дедка возле прилавка, вещая ему, что он арабский шейх проездом в их богом забытом местечке. И ему, и его собрату не посчастливилось оказаться здесь волею рокового случая. Чонгук заслушался. «Арабский шейх» Спиря, как представился деду Хосок, был нефтяным магнатом в опале у турецкого султана Сулеймана и его жены и теперь вынужден был скрываться в портовых городах Южной Кореи без единой воны в кармане в компании со своим верным компаньоном. Младшего представили как гуру тантрической йоги из жаркой Индии и нарекли с лёгкой руки «Кришан». Дед проникся, даже пустил скупую слезу в жидкую бородку. Их покормили.        «Шейх Спиря», довольный проделанной работой, громко чавкал токпокки. «Кришан» пытался понять, что есть тантра йога, и смутно подозревал, что незнание, а в его случае просто благословение свыше, ибо ничего хорошего там точно не подразумевалось. Печальные размышления об отсутствии компетенции в данном вопросе прервались логичными рассуждениями, что от психопата нужно как-то избавляться, а ещё найти человека, способного помочь ему добраться до родного и горячо любимого Сеула. Были определённые подозрения, что с этим товарищем он живым не доберётся.        Хосок болтал, не замолкая ни на единую секунду пересказывая свою биографию аж до четырнадцатого колена включительно. Голова шла кругом. Факты о престарелой прабабушке перемежались с похоронами отца, причём чьего Чонгук уже не особо понимал. Из очевидных бонусов были только прошедшие тошнота и даже слегка утихшая головная боль. Еда оказалась весьма вкусной и благотворно влияла на знатно подбитый организм. — И так следующая наша остановка Пучхон! — провозгласил Хосок, поднимаясь на ноги и собирая со стола грязную посуду. — В смысле наша? Какой ещё Пучхон? Я с тобой никуда не пойду! — заартачился Чонгук, — Мне уже хватило этих странных историй. Шёл бы ты лесом вообще. Я домой!        Как он будет преодолевать в одиночку путь до Сеула, его не сильно волновало. В целом идти было не так далеко и чисто в теории он должен был осилить маршрут медленным шагом часов за шесть, максимум восемь. Чон-младший сверился с часами на одном из зданий. Была половина четвёртого вечера, и он явно имел все шансы появиться в своей квартирке в районе полуночи, со всеми остановками и попытками не сдохнуть в пути, разумеется. — Где твой дух авантюризма?! — хён схватился за грудь, изображая сердечный приступ, — а как же автостоп и приключения?! — Сердце с левой стороны! — воскликнул он, — Отстань, а. Нас посадят, если ты продолжишь в том же ключе. Так вот пусть сажают тебя одного, я в этом участия принимать не хочу! — Куда посадят и зачем? — Хосок переместил руки на нужную сторону, подозрительно переходя от игрищ в приступы к массажу. — Иди ты в задницу! — рыкнул Чонгук.        Вежливо поклонился на подозрительно осматривающего их из-за лотка дедульке и, задвинув стул на место, поплёлся, как ему показалось, в нужном направлении. В конце концов, хоть где-то должны же быть вывески и указатели, по которым он сможет скорректировать свой маршрут. Читать-то он ещё не разучился.        Инчхон он знал плохо. Бывал единожды, много лет назад, то ли на школьной экскурсии, то ли чём-то подобном. В целом не сказать, что город сильно отличался от того же Пусана или Тэгу. Шумный, быстрый, пестрящий вывесками и наполненный шумом проезжающих мимо автомобилей. Отдалённо доносились звуки моря, но это вполне могло оказаться и слуховой галлюцинацией. Чонгук мельком обернулся через плечо со вздохом облегчения, понимая, что странный чувак от него отстал, зацепившись языками с каким-то мужиком возле одного из магазинов. — Аллилуйя! — младший ускорил шаг.        Времени на обзорную экскурсию у него всё равно не было. Если его не обмануло табло на одном из зданий, то был практически вечер субботы, и ему жизненно необходимо было добраться к ночи до Сеула. Возможно, ему повезёт, и он поймает попутку, и его докинут поближе, а там уже будет проще.        Из Инчхона, проплутав знатно на узких улочках, выполз уже в вечерних сумерках, костеря мудака, придумавшего топографический кретинизм и одинаковые дома. Хосока нигде на своём пути он так и не встретил, расслабленно подумав, что чепушила наконец-то нашёл свою награду и чалится там, где ему и положено — в участке. Какого же было его удивление, когда на самом выезде из города ему посигналил, останавливаясь грузовик, а из его кузова из-под дырявого навеса ему радостно оскалился ебучий хён. — Прогуливаешься, красавчик? — подмигнул распахнувшему рот Чонгуку старший. — Ты, ты, ты… — Чон пытался сформулировать мысль, бездумно тыкая пальцем в довольного мужчину. — О да, это я. Единственный и неповторимый! Подвезти?        По уму то надо было отказаться, но скитания по городу без еды, воды и связи знатно подбили несчастного и доводы разума, что поездки с малахольным до добра не доведут, Чонгук задавил в зародыше, скорбно вздохнув, и полез в кузов. Скромный обед давным давно провалился, и желудок снова неприятно тянуло, благо, что рвотные позывы остались позади.        Хосок успел где-то раздобыть одежды и даже, судя по блестящим зачёсанным назад волосам, принять душ. Ей богу, стало завидно. Не зря говорят: наглость — второе счастье. Само провозглашённый шейх умудрялся найти выгоду для себя везде, жаль, что не всегда делал это легальными способами. Даже сейчас, трясясь в воняющем навозом кузове, Чонгук не был уверен в том, что эта поездка была в рамках уголовного кодекса Южной Кореи. Он обязательно по приезде домой пожертвует приличную сумму денег в какой-нибудь приют для животных. Восстановит кармический баланс, так сказать. И главное, не забыть, не рассказывать обо всём этом дражайшей матушке. Она его, как есть, отпиздит и заберёт обратно домой. И не посмотрит, что ему уже больше двадцати пяти лет. С этой дамой шутки плохи.        Старший, напевая себе под нос, ковырялся в лежащих в кузове чужих вещах, совершенно не заботясь о моральной стороне вопроса. Чонгук, решивший, что не его это дело и он с полезными и не очень советами не полезет, пристроился в углу, стараясь не дышать больше необходимого, чтобы не задохнуться, и прикрыл глаза. В сон провалился мгновенно.        Чудесные цветущие сновидения про душ, кроватку и чистую одежду прервали громкие голоса. Младший потерянно осматривался, пытаясь понять, кто он и где. Сраный вонючий кузов никуда не делся. Зато, судя по воплям, Хосок уже успел выйти и о чём-то громко спорил на улице. Чонгук осторожно потянулся, разминая затёкшие в неудобной позе конечности, и пополз на свет.        Возле грузовика стоял, собственно, сам Хосок, размахивающий руками, рядом, по всей видимости, сам водитель и полицейская машина с двумя патрульными возле. — А я вам говорил: не надо нас в пути тормозить! Отпустили бы, и всё было бы хорошо, — заметив ползущего Чонгука, театрально растерянно выдал Хосок.        Полицейские переглянулись между собой и, не сговариваясь, потянулись к оружию на поясе. — Здравствуйте, — успел робко кивнуть Чон, прежде чем на них нацелились.        Он инстинктивно вскинул руки, бросая панический взгляд на Хосока, и тот, сволочь, доверительный шёпотом, огласив всю округу, выдал: — Я им по секрету сказал, что ты цыганский барон в международном розыске. — КТО?! — Чонгук от возмущения едва не задохнулся и не вывалился окончательно из кузова на землю.        Полицейские, посчитав чужие телодвижения за попытку бегства, напряглись: — Руки за голову, выйти из машины!        Желания проверять служителей правопорядка на прочность и психическое равновесие не было, и Чон покорно полез наружу из кузова, надеясь, что эти нелепые акробатические па не послужат сигналом к открытию стрельбы на поражение. «Ёбаный Хосок!» — думал Чонгук всю дорогу до участка.        Шейх, еблан и просто псих, не затыкаясь ни на единое мгновение, грузил бесценными фактами из биографии едва ли не воющих полицейских. Кляпов в их снаряжении не подразумевалось. Затыкаться по-хорошему Хосок не собирался, по-плохому было чревато последствиями. — Так вот. Вы, наверное, не в курсе, что я типа одиночка. Я даже называю себя «человек-волчья стая».        Чонгук едва в голос не застонал. Даже будучи незнакомыми долгое время, он уже понимал, к чему ведёт диалог. Сейчас старший, не получив отклика на свой спич, продолжит свой пиздёж обо всём на свете, и они вряд ли доедут до участка живыми. Кстати, об этом. Чон выглянул в окно, пытаясь сориентироваться. Из несомненных плюсов они явно не возвращались обратно в Инчхон. Если их привезут в Сеул и он сможет позвонить, то друзья обязательно его выручат, и он закодируется, сходит на гипноз или ещё куда-нибудь, лишь бы не пить больше никогда в этой и в любой другой жизни и не пересекаться с Хосоком. От него было слишком много проблем за короткий промежуток времени. — А куда мы едем? — всё-таки решился уточнить Чонгук. — Полицейский участок Содэмун, — снизошёл до ответа офицер за рулём.        Звучало настолько близко к родному дому, что Чон едва не разрыдался от облегчения. Дело оставалось за малым: объяснить, что он никакой не барон, избавиться всё-таки от компании и всё. ВСЁ! Он дома смотрит свои дурацкие сериалы и никуда не выходит, кроме своей работы. Да, звучало буквально как восхитительный план.        Участок встретил сонными дежурными, явно не сильно обрадованными двум оборванцам с большой дороги. Хосок не прекращал восторженно пиздеть, вешаясь на всех подряд и вишенкой на блядский торт перед самым пинком в камеру, добавил: — А вы знали, что после употребления метамфетамина разгон мысли увеличивается втрое? Нет? О рекомендую. Мы вчера едва не собрали адронный коллайдер буквально на коленях!        Да что за идиот ему достался?! Перспективы научных открытий полицейских интересовали мало, зато возможность посадить двух наркоманов и барыг очень даже. И последующие пять часов Чонгук провёл в перебежках по участку без права голоса, звонка и прочего. Спасибо Хосоку за это.        Его, как последнего привокзального бомжа, раздели до гола, окатили ледяной водой из шланга, не забыв поржать над сраной белкой на лопатке, и унизительно провели обыск во всех возможных и невозможных местах! К моменту возвращения его в камеру он был морально и физически выебан и согласен на всё что угодно, лишь бы этот пиздец наконец закончился. Хосока, судя по всему, ничего не смущало, он довольный жизнью, умудрился избежать обысков в заднице и уже окучивал реального бомжа, пытающегося поспать в углу камеры. Через полчаса бедолага взвыл и попросился куда угодно, лишь бы не слушать про внучатую бабушку третьего племянника.        Бомжа ко вселенской обиде Чонгука не выпустили. Зато выделили ему беруши. А его самого особо слушать не собирались, скрипя зубами разрешили совершить единственный телефонный звонок, и он, судорожно пытаясь вспомнить цифры, набрал Чимина. — Чимин-хён! Я тебя умоляю, спаси меня! — взвыл он в трубку, когда после тридцатого гудка на том конце провода всё-таки раздался хриплый от сна голос друга. Не удивительно, нормальные люди в два часа ночи обычно спят.        С большим трудом объяснив, где он находится, стараясь не вдаваться в лишние подробности, он принялся смиренно ждать. Продумывание плана убийства пиздюка, из-за которого он оказался и здесь, и, скорее всего, на блядской яхте, здорово помогало скоротать время. Пак, естественно, никуда не торопился, собирался привычно долго и обстоятельно. И в отделе появился тогда, когда Хосок, обнявшись со смирившимся бомжом, затянул корейскую народную про несчастных влюблённых. Ни у одного, ни у второго не наблюдалось ни голоса, ни слуха, зато присутствовал не здоровый энтузиазм. Участок оглашали вопли умирающих гиен: —Ариран, ариран, арариё, Мой милый идёт за перевал. Ты без меня не пройдёшь далеко, У тебя сразу же ноги заболят.        Триумфальное появление в участке Чимина Чонгук запомнил на всю оставшуюся жизнь. Такой смеси радости, облегчения и стыда он не испытывал уже давненько. Друг не изменял самому себе. Был идеально собран, уложен и накрашен. О чём он разговаривал с полицейскими, Чон, естественно, не слышал, но громогласный хохот, разносившийся по всему отделу, внятно доносил, что ничего хорошего ему там не рассказали. Шуток в компании теперь будет втрое больше, чем Чонгуку того бы хотелось.        Как назло, воспоминаний больше не прибавилось. И каким образом он будет оправдываться перед всеми — было не совсем ясно. В том, что большая часть компании уже в курсе всех событий, сомнения отсутствовали. Чимин виртуозно владел техникой «телефон в сумочке», строча сообщения, не глядя на смартфон и даже не доставая его из кармана. При этом писал чётко и без единой ошибки, обстоятельно описывая всё, что требовала ситуация. Желание поплакать вернулось с новой силой. Хосок с бомжом, приободрившись от вида расчувствовавшейся публики, завыли ещё громче. Спорить с идиотами было себе дороже, и Чонгук просто смиренно ждал, когда Пак прекратит ржать как конь и заберёт его отсюда куда подальше.        Вытирающий слёзы Чимин вернулся с полицейскими ещё через мучительные полчаса. Внимательно осмотрел компанию в камере, удивлённо вскинул брови, встретившись взглядом с резко заткнувшимся Хосоком, но промолчал. Чонгука всё-таки выпустили, судя по всему, под конский залог, но Пак продолжал молчать и по пути в машину о чём-то задумчиво размышляя. — Эм, хён, спасибо? — неуверенно протянул Чон, остановившись возле чужой Audi. — Пожалуй, что не за что. Я так не хохотал со времён института. Я вот думаю, тебя стоит о чём-то спрашивать. Или того, что мне рассказали, будет достаточно? — Открывая машину, поинтересовался Чимин. — Учитывай, пожалуйста, что именно тебе рассказали, — вздохнул младший, забираясь в машину. — Эх, надо было под тебя газетку подстелить, испачкаешь салон — убью! — Пак сел за руль и запустил двигатель, — в целом я готов был задохнуться на моменте с клизмой и твоими воплями, что ты верующий, кришнаит или кто ты там у нас теперь? — Кришан, гуру тантра йоги, — буркнул, краснея Чонгук.        Чимин неприлично громко заржал: — Ну, будем знакомы. — Отстань, а, — отвернулся от него Чон, вглядываясь куда-то вдаль.        То ли показалось, то ли что, но на выходе из полицейского участка показался Хосок, разговаривающий о чём-то с одним из полицейских. Быть такого не могло, потому как отпускать этого рецидивиста и неадеквата ни за какие деньги было нельзя. Хотелось бы верить, что это понимал не только Чонгук. — Я тебя сейчас верну обратно — будешь пиздеть, — пригрозил Чимин, выезжая на улицу, — Рассказывай давай, почему ты похож на маринованную скумбрию и от тебя несёт навозом.        Пересказ всех злоключений, которые Чонгук помнил, и даже демонстрация белки заняла жалкие сорок минут, что они ехали от участка до дома. Пак ржал, как ёбаный конь, икая и вытирая слёзы рукавом жакета. — Ну, ты, конечно, даёшь. А ты знаешь вообще, кто это и как вы оказались вместе?        Чон пожал плечами: — Если бы всё было так просто, я бы не так сильно волновался. Надеюсь, что мы просто больше с этим уёбком не пересечёмся и всё будет хорошо.        Пак подозрительно хмыкнул, но комментировать не стал. И тут бы стоило задуматься, что не всё так просто, как кажется, но Чонгук слишком уставший от всего происходящего, на мелочи жизни вроде чужих ужимок внимания не обращал. Впереди маячила родная квартира. — А ты ключ взял? — уточнил он у Чимина. — Естественно, я был бы весьма удивлён, если бы ты мог похвастаться его наличием при полном отсутствии у тебя вещей. — Угу, — Чон собрался уже выходить из остановившейся у подъезда машины, как вспомнил и замер, — А сколько я тебе должен? — Сочтёмся, будем считать, что ты оплатил мне годовой абонемент в цирк с ускоренным представлением, — отмахнулся от него друг, — Иди уже. Я реально сейчас задохнусь.        Подозрительная сговорчивость бережливого друга заставила Чона замереть и покоситься на брезгливо кривящегося Чимина. Что-то снова было не так, собственные банальные желания не давали мысли развернуться, и Чонгук, попрощавшись, ломанулся к своему подъезду. Дом, милый дом, его крепость и место силы. Он меньше чем за сутки соскучился до ужаса по своей крохотной квартирке и на пороге едва не разрыдался от облегчения.        Вечер закончился лучше, чем он мог предположить, и наконец-то, тщательно помывшись и поужасавшись перед зеркалом уродской белкой, Чонгук рухнул в кровать. Телефона в квартире, к сожалению, не обнаружилось, как и сумки, с которой он вчера выходил из дома. Оставалось надеяться, что на него не возьмут кредит и его драгоценная сумочка найдётся и вернётся законному владельцу в ближайшие дни. Решив, что вопросом возвращения своих вещичек он займётся после того, как хорошенько поспит, Чон провалился в беспокойный сон. Знал бы он, что его ждёт на следующий день — всё-таки утопился бы.

***