Je vais te faire mal

      Выбрав выжидательную позицию, Фима не стал первый проявлять инициативу. Ему было интересно, сколько ещё сможет протянуть брат, сколько времени ему понадобится, чтобы уже соскучиться. Да, это было крайне тяжело, ведь и его тело, и его душа тянулись к Диссу, изнывали без него, но если Фима что-то решал, он почти всегда до упора стоял на своём и в этом спокойно мог посоревноваться с младшим. Можно было, конечно, пойти на уступки и сделать первые шаги самостоятельно, но точно зная, что второму человеку это нужно. А такой уверенности у мужчины в данный момент не было.       Два дня. Диссу понадобилось два дня, чтобы объявиться и написать брату как ни в чём не бывало, словно у них до этого не было никаких словесных перепалок:       «Приходи ко мне завтра в три часа. ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО».       И как такое можно было проигнорировать? Ещё и большими буквами выделил, что-то явно срочное хочет сказать. Да и хорошо, что он объявился сам, иначе... Вспомнив недавний разговор по телефону, Фима недовольно нахмурил брови. Время никого не ждало.       Пока они играли с братом в игру «кто-первый-прогнётся», ожидающему звонок или сообщение старшему успели позвонить двое человек, которых он совершенно не ожидал услышать. Устыдившись звонку первого и удивившись второму, он всё-таки ответил каждому. И в первый день это был Никита, его зам.       Своим звонком Ник застал начальника в крайней степени задумчивости, скрюченного над телефоном в расчётах на калькуляторе. Изнывая от одиночества и скуки, Фима решил разгрести свои финансы и посчитать смету за новую партию расчёсок, и от неожиданности чуть телефон из рук не выронил. Стоило только увидеть на экране «Ник рабочий», сразу стало стыдно и неловко. Он совсем забил на работу, на свой персонал и клиентов, пока со всех ног бегал за младшим братом — теперь придётся отдуваться. Да и Никите ни разу за две недели не позвонил. Скорее всего зам будет его матами крыть на чём свет стоит, и будет в общем-то прав. Ожидая именно такого обращения, Ефим выдержал несколько гудков, а затем ответил низким и спокойным голосом: — Да, Ник, я тебя слушаю.       Сначала в динамике раздавалось только недовольное сопение, но вскоре оно сменилось нетерпеливым голосом Никиты: — Слушаешь? Фима, а что ты ожидаешь от меня услышать?       Зам как всегда говорил вокруг да около, никогда не начиная по теме. Да и слышно было, что он обижен, что друг на него забил. И не только на него, а на всю работу в целом. — А что ты хочешь мне рассказать? Раз ты мне позвонил, — не поддавшись на провокацию всё так же спокойно отвечал старший Шерин. — Ну я да-а-аже не знаю, — насмешливо протянул Ник, наверняка ехидно выгнув правую бровь — это его выражение лица Фима видел часто. — Ты ж не звонишь, не пишешь, тебе, судя по всему, пофиг на собственный шоп. А если он вдруг сгорел, или, не дай бог, его Наташа твоя разнесла? — Но это же не так? — попытался успокоить парня Ефим, демонстративно игнорируя высказывания про Наташу. — Или я не прав? — Прав, прав. Доволен? Но мог бы и позвонить, мы тут без тебя вообще зашиваемся, — Ник так тяжело вздохнул, что на секунду показалось, словно он стоит в метре от своего директора. — Прости, виноват. Признаю. Что там у вас происходит? — Да ничего критичного, если честно, нам просто нужен наш директор. Сам знаешь: тут поставить галочку, здесь заказать косметику, там разобраться с налоговой, — ещё один натруженный вздох. — Слушай, я не дурак, всё понимаю. Ты сейчас наверняка занят своей прекрасной мадемуазель, но про нас забывать тоже не стоит! Знаешь, как Тохе теперь твоей любви не хватает...       Фима негромко хмыкнул — такие приколы в их коллективе были в пределах нормы. И он всё прекрасно понимал, поэтому Ник мог лишний раз ему не объяснять. Но, чувствуя свою вину, он его не перебивал и со всей внимательностью слушал. — Кстати, — продолжил говорить Никита. — Как у тебя дела-то на любовном фронте? Всё в порядке? — Да как тебе сказать, — замялся Фима. — Относительно. Не плохо, но и не могу сказать, что фонтанирую от счастья. Терпимо. — А, даже так? Ну и плюнь на это дело, разворачивайся и уезжай обратно в Сыктывкар, зачем себя мучить? — Как у тебя всё просто, — по правде говоря, Ефим и рад был бы поступить так. Но теперь уже не мог как бы не хотел. — А в чем проблема? Послушай меня, я в этом плане прожжённый и пороху нанюхавшийся. Ты лучше бросай всё это, пока не стало слишком поздно. Будет потом намного сложнее, когда появятся чувства!       В разговоре наступила неловкая пауза, по которой догадливый Ник понял своего друга без всяких слов. — Только не говори, что уже поздно. — Поздно. — Чего?! — удивлённый возглас Ника умудрился оглушить собеседника. — Ты и втрескался? Серьёзно? Когда успел? Я думал, ты вообще однолюб, а ты вон какой дамский угодник, оказывается! А что твоя девушка? — А что она? — отойдя от оглушающего ультразвука, Фима почувствовал медленно нарастающее покалывание в висках, растёр кожу кончиками пальцев. — И не называй её так. Она не моя девушка. — Не твоя девушка? — на секунду Никита ошарашенно подзавис, но довольно скоро пришёл в себя. — Значит, вы не в отношениях? И только ты здесь влюбился, как идиот? — Ну, можно сказать и так.       Говорить об этом было тяжело даже со своим близким другом, и продолжать рвать свою душу на части мужчина абсолютно не хотел. Ник хорошо знал своего начальника и понимал, что сейчас не время для подобных разговоров. Поэтому поспешил его закончить: — Когда вернёшься, жду от тебя подробного рассказа. А пока... Фим, мы без тебя не сможем. Тебе нужно обратно домой. — Знаю. Сколько ты ещё дашь мне времени? — Хм, — задумался Ник, поелозив пальцем по экрану: наверняка рассматривал график работы и календарь. — Максимум две недели. А там уже сентябрь начнётся, сам понимаешь — первое число, студенты и школьники... Нужно подготовиться. Без тебя нам никак.       Да, всё было предельно понятно. Что поделать, две недели так две. И за это время придётся решить все проблемы в отношениях с младшим, или уехать обратно ни с чем. Даже если в этот момент ему хотелось всё послать далеко и надолго. Сделать такое, конечно же, было бы верхом ребячества, и так поступить взрослый уже мужик не мог.       Быстро обсудив рабочие вопросы, Никита поспешил закруглить тему, напоследок дав дружеский совет: — Если ещё не слишком поздно — уезжай. Не насилуй себя, не пытайся найти взаимность там, где её попросту нет. Ты только говна хлебнёшь и сердце разобьёшь в придачу. А я не хочу, чтобы ты страдал. Понял?       Оставалось только согласиться и заверить, что Фима всё понимает. И он на самом деле понимал. Но... Уже было поздно.       А на следующий день внезапно позвонила мама. Она не объявлялась довольно долго, и Фима не ожидал звонка именно от неё. Но скидывать или игнорировать собственную мать он не стал, отвечая на звонок: — Алло, слушаю. — Привет, мой дорогой! — родной голос мамы защебетал в трубке, ничем не выдавая их прежние натянутые отношения. — Как вы там поживаете? Всё ли у вас хорошо?       Не до конца понимая, что она подразумевала под словами «у вас», Ефим решил сразу расставить все точки над и: — Добрый вечер. У меня всё чудесно, только я не понял — это ты меня уже на «вы» решила называть, или тебе интересно узнать что-то про Одю? — Ну конечно! И про тебя, и про Одиссея. Всё ли у него хорошо? Он высыпается, нормально питается? А на работе его не сильно гоняют? И он...       От такой кучи вопросов, хлынувших одним потоком, у Фимы уже второй день подряд начала болезненно ныть голова. Но неожиданный интерес со стороны мамы удивил сильнее, и, забивая на ноющую боль, старший сын подметил: — У него всё хорошо, не беспокойся. Правда я вообще не понимаю, с какого перепугу ты начала интересоваться своим младшим сыном.       Он не пытался как-то смягчить слова, пощадить чувства матери. Ведь она их в ответ ничуть не жалела, а значит, должна получить то, что заслужила. Простить настолько неправильное отношение со стороны родителей по отношению к брату Фима пока был не готов. А мама, услышав прохладный металл в голосе сына, тихо ответила: — Я знаю, почему ты сейчас так холоден ко мне. И ты имеешь на это полное право. Просто пойми, мы с отцом никогда не желали вам зла. Ни тебе, ни Одиссею. Даже если вы нас не понимали, или в чём-то мы были не правы — никогда. Вы оба мне дороги, и знать, что с вами всё в порядке, мне критически нужно.       Через мгновение она добавила: — Не забирай у меня возможность быть матерью. Вот и всё, что я у тебя прошу.       Голос мамы незаметно дрожал. Фима, не ожидавший от неё такого, растерялся и замолчал. Пусть сделанного не исправишь и прошлое не вернёшь, но казалось, что она говорит искренне и действительно сожалеет о прошлых ошибках. В целом, он готов был дать матери второй шанс — сам уже был взрослым и в принципе в своём возрасте мог иметь детей, оттого понимал все тонкости и сложности в этом непростом деле — быть родителем. Но вот за младшего он ответить не мог. — Я всё понимаю, мам. Но за Одю сказать ничего не могу. Если готова поговорить с ним начистоту, тогда бери и звони ему сама. Думаю, он не откажет тебе в разговоре.       Мама тут же уверила сына, что в скором времени свяжется с младшеньким, говорила и говорила своим мягким голосом, пытаясь насытиться своим старшим сыном, словно чистым горным воздухом. Но её голос резко затих, а за ним послышались сдавленные рыдания и невнятные слова, настолько тихие, что разобрать их не представлялось возможным. «Неожиданно, но я понимаю её чувства», — с болью в сердце подумал Фима, не зная, как успокоить расстроенную женщину. — Мам... — Всё... хорошо, — кое-как выдавила мама, шмыгая носом. — Я... Так запуталась, сыночка. И мне столько всего хочется вам сказать... Рассказать, насколько я виновата, нет — мы виноваты с отцом, извиниться перед вами... И Одя... Я так по нему соскучилась! — ещё один заглушённый всхлип всколыхнул в Фиме все струны его души. Ну не мог он быть безучастен, когда его маме, родному человеку было так плохо! Он всячески стал её успокаивать, подбадривать добрыми словами, и через пару минут мама перестала плакать, утёрла слёзы. И пообещала, что в первую очередь обязательно позвонит Оде и нормально с ним объяснится. — Спасибо, мой хороший. Сейчас мне стало намного легче, — благодарно выдохнула мама. — Но я звоню ещё по одной причине. Неужели ты действительно расстался с Наташенькой? — Что? — бровь Фимы в непонимании улетела вверх. — Откуда ты знаешь? — Она мне сама позвонила и всё рассказала, — про себя старший тихо выругнулся, сожалея, что вообще в своё время дал бывшей мамин номер телефона. — И я крайне опечалена этим! Может это временное, сынок? И ты вернёшься в Сыктывкар, передумаешь... — Нет, — Фима мгновенно прервал поток мамин слов. — Я не передумаю. Твёрдо и чётко. — Но... Вы ведь так долго были вместе! Разве мимолётное увлечение стоит того, чтобы рушить такие крепкие отношения? — Извини, но это моё дело. И я сам решу, что стоит того, а что нет. — Да, прости, — почти также тяжко, как и Ник, выдохнула мама. — Иногда забываю, что ты уже давно взрослый. Но всё же настаиваю — подумай ещё немного, не руби с плеча. Ты ведь хотел семью, детей, и с Наташей вы были такой чудесной парой, всё шло к свадьбе. Мне очень жаль, что вы так резко разорвали отношения. Ты ведь знаешь, я давно хочу внуков, а от твоего брата их ждать не имеет смысла.       Мама говорила без злого умысла, как типичная «гдемоивнуки», но Фима всё равно еле сдержал первый порыв снова её урезонить. Пусть говорит, ему от этого ни горячо, ни холодно. Можно спокойно всё пропустить мимо ушей. Да и в её словах была правда — он действительно хотел семью и детей. Но сейчас... Не стоило сообщать матери волшебную новость, что от него, судя по всему, она внуков теперь тоже не дождётся. О каких детях вообще могла идти речь...       В любом случае, хорошо, что она позвонила. И, если ей всё-таки хватит духу поговорить с Диссом, быть может, для них будет не всё потеряно?       Так и прошли эти дни. Сообщение от младшего слегка рассеяло тучи над старшим, дало возможность вздохнуть и отбросить тяжёлые размышления в сторону, оставив на потом. Хотелось надеяться, что они смогут нормально поговорить и всё решить, и для них тоже будет не всё потеряно. Заново потерять брата... Немыслимо, нет. На такое Ефим был категорически не согласен. Чтобы кто ему не говорил.       На следующий день ровно в назначенное время Фима стоял возле дверей в квартиру брата, положив руку на ручку, но не решался зайти. Мялся, по сто раз прокручивая возможный диалог между ними, придумывал контраргументы и более чем логичные доводы. Подкрепив тем самым свою уверенность, он таки решился и уверенно повернул ручку вниз, вошёл в коридор, где его никто не встречал. Тут же из него полез болезненный кашель, а рука метнулась к ингалятору в кармане и дёрнулась ко рту — вся квартира была наполнена стойким запахом сигарет и укутана табачным дымом. Старший-то наивно думал, что смог помочь брату побороть свою пагубную привычку, ведь при нём он совсем перестал курить, но не тут то было. Дисс вполне успешно пыхтел и дальше, и то, как он провонял квартиру, говорило лишь об одном: младший дико волнуется и таким образом пытается успокоить свои нервы. Что ж, не он один тут испытывает душевные терзания. И это, пускай эгоистично, слегка радовало.       Сделав пару пшиков и протерев нос платком, Фима позволил себе оглянуться и убрать ингалятор обратно в карман. Пока он ему не пригодится, но кто знает, что будет дальше... В комнате Дисса промелькнул силуэт, и через секунду свет стал более приглушённый. Догадавшись куда идти, Фима разулся и направился в комнату брата, чуть приоткрыл дверь рукой. Комнату лениво заполнял то же дым и стоял полумрак, в котором не сразу можно было разобрать, что происходит. Глаза не быстро, но привыкли к недостатку света, и старший лицезрел сидящего на кровати Одю. Он было хотел к нему подойти, но резко остановился, услышав позади себя чужой голос: — Это что за херня?       Голос показался смутно знакомым, как будто он его раньше слышал, но не так часто, чтобы запомнить наверняка. Развернувшись, мужчина увидел рядом с собой того самого Яна, бывшего брата; тот смотрел на старшего Шерина с не меньшим удивлением на лице. Вся эта ситуация больше напоминала анекдот, но им обоим было не смешно. В отличии от Оди, на губах которого появилась улыбка. Правда непонятно, веселило ли его это или заставляло нервничать.       Молчание между ними становилось слишком тяжёлым и давящим, казалось, ещё немного, и его можно будет физически ощутить. Успев отойти от первоначального шока, Ян перевёл взгляд с Фимы на Дисса и возмутился: — Я не понял, Дисс, что тут происходит? Я думал, ты меня одного позвал! — Мне вот тоже интересно, — не показывая на лице всю бурю эмоций, что бушевала в нём при виде бывшего брата, старший постарался сохранять спокойствие. Одиссей что-то явно задумал. — Тебя вообще не спрашивали... — Ян попытался наехать на соперника, но насмешливый хмык со стороны Дисса его прервал. — Вы тут ещё подеритесь, ей богу. Не для этого я вас звал, — мужчины обменялись прищуренными взглядами, будто готовые в любую секунду сорваться друг на друга. — У меня тут появилась прекрасная идейка. К сожалению, других вариантов я не вижу. И сразу скажу, что я подобного не хотел. Но вы сами до этого довели.       Оба горе-любовника продолжали глупо стоять рядом, ожидая продолжения сего действия, но младший не спешил им всё прояснить. Он нарочито медленно перекинул одну ногу на другую, поудобнее устроился на кровати и небрежным движением откинул лишние пряди волос со лба: — Раз так получилось, и вы оба настолько сильно меня любите, я даю вам шанс. Покажите, на что вы готовы пойти ради меня, — в неясном свете комнаты глаза Оди подозрительно поблескивали, а голос почти незаметно дрожал. — Давайте, покажите, как сильно вы меня любите.       После этого он демонстративно снял с себя футболку, забросив её куда-то в сторону, откинулся на локти и стал ждать реакцию, переводя азартный взгляд с одного гостя на другого. В голове Фимы давно уже крутились шестерёнки, что-то щёлкнуло, озаряя всё внутри пониманием и осуждением — как до этого умудрилось дойти? Рядом стоял и тяжело дышал Ян, не до конца переваривший услышанное и всё ещё сомневающийся. Но Фима же, чувствуя волной накатывающую боль в затылке, несколько минут назад всё осознал. Скорее всего, он догадался, что будет происходить, когда услышал голос Жуйко за спиной. Единственное, что не укладывалось в голове — неужели он настолько неприятен собственному брату? Если он даже готов свести в этом глупом соревновании его и своего бывшего, о котором он так нелестно отзывался. На что ещё был готов пойти младший для того, чтобы добиться своего?       Фима ничего не знал. Стоило только на секунду подумать, что он смог стать ближе к Диссу, наконец понять его, сделать шаг навстречу — как тот делал два шага назад, отдаляясь всё дальше и дальше. Очевидно, что на этом поле боя не будет победителей, да и сам младший вряд ли будет на самом деле выбирать из них. Ему это было не нужно — они оба уже принадлежали ему, глупо и абсолютно по-дурацки.       Со стороны Яна послышалось шуршание, — Фима мог его только слышать, взгляд от Дисса он не уводил, — а затем стон, полный тяжести и недовольства: — Сука, блядь. Ненавижу.       Но, противореча своим же словам, он в сердцах сплюнул и подошёл поближе к Диссу, сел рядом с ним. Младший Шерин с явным удовольствием прикрыл глаза, податливо подставляя шею под ласки чужих губ. Ян долго тянуть не стал и сразу заявил своё право собственности — руки его потянулись к груди, пальцы стали настойчиво массировать соски с шариками металла. От увиденной картины Фиме мгновенно стало плохо, в голове забился пульс, тяжёлой дробью выбивая: «Какого хуя он смеет его трогать? И почему брат ему это позволяет?». Но, не смотря на еле скрываемую злость, вскипающую кровь в венах, старший продолжал стоять на месте и молчать, кидая выразительный взгляд прямо в глаза младшему. Тот, не отводя свои расширенные зрачки и как будто почти не моргая, неспешно провёл языком по пересохшей верхней губе. — Ну и чего же ты ждёшь, frère? Иди к нам. Я предупреждал, что моё терпение не безгранично.       Брат? Говорит на французском — значит, не хочет, чтобы этот чёртов Ян знал об их родстве, вот и скрывает. Но всё это не важно. Ноги Фиму не слушались, голова тоже. Всё стало совсем безразлично, опустошено, один лишь «пшик», и больше ничего. Потом он наверняка разозлится, приревнует, преисполнится кучей эмоцией ему несвойственных, но не сейчас. В данный момент он словно потерял всю чувствительность и эмоции разом. Осталось только гнетущее чувство тревоги и пассивная агрессия при виде отвратительных, грязных рук на подтянутом теле младшего брата.       И лишь когда Жуйко потянулся к губам Одиссея за поцелуем, Ефим не сдержался и сдвинулся с места. Особо не церемонясь, он схватил брата за локоть и потянул на себя, пытаясь вырвать того из цепких рук соперника. Ян тут же возмутился и лишь усилил хватку, но Дисс жестом попросил его замолчать и отпустить, дать передышку — братья продолжали пожирать друг друга взглядами, и у кого-то он был переполнен возбуждением и нетерпением, а у другого же властностью и неуступчивостью.       Именно сейчас Дисс почувствовал, что готов утонуть. Готов упасть глубоко и низко, навсегда, без шанса спастись, только бы видеть такие яростные, наполненные властью глаза старшего брата напротив. Дыхание его сбилось: внутри всё затрепетало от слов Фимы, негромких и решительных: — Я понял, чего ты хочешь. Ты победил, ясно? Я... согласен. Я сделаю всё, что ты хочешь. Но не это. У меня ещё есть гордость, и я не позволю вытирать об себя ноги. Даже тебе.       Стараясь больше не смотреть на брата и Яна, в страхе окончательно сорваться и натворить делов, мужчина отпустил чужую руку, на которой успел оставить красный след указательного и среднего пальцев, развернулся и в тишине вышел в коридор. Пока он поспешно обувался, к нему бесшумно подошёл Дисс и мягко чмокнул в висок, задевая губой ушную раковину. — И я тебя понял. Завтра. Только ты и я.       На этом их «приятное» общение закончилось. Желая как можно быстрее покинуть этот давящий на него дом, Ефим стрелой промчался по лестнице, не дожидаясь лифта, и уже на улице смог поглубже вздохнуть свежий воздух. Его всего потряхивало, отупевшие в момент чувства приобретали привычную остроту, а понимание всего трындеца накрыло с такой силой, что чуть дух не вышибло. Нужно было привести себя в порядок и восстановить дыхание, успокоить неровно бьющееся сердце — пришлось спрятаться за подъездную арку, в которой он раньше видел курящего Яна, и после от всей души затянуться лекарством из ингалятора. Не сигареты, конечно, но успокаивали нервы не хуже. Хотя, как он мог сравнивать - он то в жизни ни разу не курил...       Наверное, нужно было вытолкнуть Жуйко из квартиры взашей. Или забрать от туда брата. Разве правильно оставлять их наедине? Но... Дисс уже был взрослым, и только ему решать, что правильно а что нет. Как бы Фиме не хотелось привязать его к себе, заставить смотреть только на себя — нельзя. Даже если младший в конце концов выберет не его. Да, ему будет больно и обидно, его сердце будет разбито, как и предсказывал Ник. Но так будет правильно. Как можно было требовать от Дисса понимания и уважения чужих чувств, если он сам был не готов уважать его чувства и границы? Не так это просто — любить кого-то столь своенравного и непредсказуемого.       От невесёлых раздумываний его отвлёк громкий стук открываемой подъездной двери, из которой выскочил весьма недовольный и злой Ян. Он на ходу шнуровал свои кеды и тихо бурчал под ноги ругательства, пыхтя во все стороны от негодования. Ефим внешне незаинтересованно проследил взглядом, как тот добрался до поддержанной мазды, сел на водительское сидение и так резко дёрнулся, что чуть не снёс мусорный бак, а после уехал со двора со скоростью молнии. На губах непроизвольно появилась чуть заметная улыбка. Жуйко послали куда подальше. Навсегда ли или нет покажет время, ну а пока сердце никак не хотело перестать громко биться от таких радостных новостей.  

***

        Вечером на телефон Фимы пришло сообщение от брата. Весьма лаконичное, оно содержало одно предложение:       «Завтра в 14:00, буду ждать».       И сомнений не было, для чего вся эта встреча затевалась. Но давать попятную было поздно — раз согласился, будет своё слово держать. Ради jeune он и так поступился многими своими принципами, ничего страшного, если нарушит ещё один. Другого выхода из данной ситуации он всё равно не видел.       Уже на подходе к квартире Дисса старший понял, что что-то не так. Он только шёл по лестничной клетке, но уже отчётливо различал громкие голоса неподалёку, принадлежащие двум мужчинам. Вынырнув из-за угла, Фима увидел стоящих Дисса и Яна возле приоткрытой двери в квартиру, яростно спорящих друг с другом. Первая мысль, отчаянно прилетевшая в голову, вызвала раздражение: «Неужели он опять нас двоих позвал? Ему что, мало?», но так же быстро исчезла, ведь судя по разговору между этими двумя, Жуйко явился без приглашения. Тот настойчиво напирал на Одю, не смотря на угрозы и ледяной тон со стороны собеседника, и в какой-то момент схватил его за запястье и с силой сжал, насильно приближая своё лицо. Такое вытерпеть Фима больше не мог: никто не смел причинять боль его любимому без его разрешения. Сделав выпад вперёд, он оттолкнул от брата обидчика, а сам встал напротив, словно пытался спиной закрыть младшего от опасности. Что сделать было мягко говоря не просто, ведь Дисс был намного выше. Но сейчас это не играло никакой роли, и широкая спина старшего брата, словно стена, надёжно защищала младшего братишку от всех бед. — Ты!.. — не ожидавший атаки Ян тем не менее быстро пришёл в себя. — Какого чёрта ты лезешь? Иди нахуй!       Он попытался обойти Фиму или убрать его в сторону, но не ожидал, что сделать это будет совсем не просто. Ефим был старше его и сильнее, поэтому не давал ему ни единого шанса приблизиться к брату. Внешне спокойный, но внутри закипающий от злости и ненависти, он схватил Яна за грудки и потянул на себя: — Только попробуй к нему ещё раз подойти, и я размажу тебя по стене. — Тебя не спросил, что мне делать, мудак! — выплевал в ответ Жуйко, отзеркалив движение мужчины. Казалось, ещё секунда, и они начнут драться, не отдавая отчёт своим действиям. Их заполонила такая ненависть друг к другу, и единственное, что сейчас могло их успокоить и было вполне логичным — это драка. Мысленно в голове Фима пришёл к пониманию, что это неизбежно, и сжал кулаки посильнее, готовый дать отпор.       Искры так и сыпались во все стороны, весьма ощутимые, атмосфера была накалена до предела. Дисс пытался их образумить, остановить, но было поздно. Ян прищурился, сжав губы в тонкую нить, резко отпрыгнул назад и приподнял руку, целясь Фиме в район челюсти, а тот же принял защитную позицию, готовый отразить любой удар. Они бы так и сцепились в рукопашном бою, если бы не одно но — неожиданно в «драку за самку» влез четвёртый участник, заставивший всех от удивления застыть. Им оказался бесстрашный Дима, вставший между двумя возбуждёнными мужчинами с твёрдостью в глазах и жестах. Он, ничего не боясь, уткнулся каждому в грудь ладонями, развёл их в стороны, а они, от всей души удивляясь бесстрашию парня, что был ниже их на голову, поддались и не сопротивлялись. Проглотив языки, просто смотрели на него ошарашенным взглядом, пока сам Дима кидал уничижительный взгляд то на одного, то на другого: — И что вы тут устроили, как бухие алкаши? Хотите драться — пиздуйте на улицу и деритесь там хоть до утра. А тут чтобы вели себя культурно перед нашими соседями!       Голос Пашка был переполнен грозными нотками, и Фима, заворожённо его слушавший, не смог не восхититься боевым духом паренька. Наконец пришло понимание, почему младший прозвал его боевым гномом. Небесно-голубые глаза Димы на секунду остановились на старшем, мазнули по его лицу, а затем уткнулись уже в Яна, просканировав того от макушки до пят. — Судя по тому, что я услышал, Дисс не хочет с тобой разговаривать. Уходи по-хорошему, пока я не вызвал полицию. Всё понятно? — Да я!.. — заскрипел зубами Ян со злости, но понял, что ловить ему здесь больше нечего, плюнул и махнул рукой, ничего не говоря, развернулся и ушёл, оставив за собой трёх парней, смотрящих ему в след. Когда в подъезде стало тихо, Пашка словно отпустило — он неловко потёр глаза, всё ещё насупленный, как воробей на ветке после дождя, старательно не замечающий на себе восхищённых взглядов: — Ну что за херня, Фима? Я-то думал, что ты уже взрослый и на провокации первоклашки не поведёшься. А ты, Дисс? — сейчас доставалось уже младшему. — В курсе же, что нам нельзя косячить перед соседями! И так хозяин хаты на нас зуб точит. Что за разборки «питерские» ты тут устроил?       Братьям Шериным только и оставалось, что пожать плечами и пристыженно посмотреть друг на друга. Ведь Дима говорил правильные вещи, и что ответить ему они не знали. Так и зашли в квартиру как нашкодившие дети.       На этом драма дня могла и закончиться, но, как оказалось, это было лишь начало. Поддавшись непонятно откуда взявшемуся порыву и странному смятению где-то в груди, Дима, до этого занятый делами, отменил встречу со своими однокурсниками и вышел из дома, оглядываясь по сторонам. Он благоразумно решил оставить братьев наедине. «Пусть поговорят нормально без лишних ушей, а то совсем с ума сошли», — рассудил Пашок, внимательно рассматривая улицу через стёкла очков. Довольно быстро он нашёл нужное и улыбнулся уголками губ. Как ожидалось, Ян сидел во дворе на лавочке, уткнулся в телефон и сгорбился, как старый дед, явно не собирающийся никуда уходить. Понятно дело, чего он выжидал, но увы, Дима не хотел ему это позволить. Стоило отвести бывшего парня друга подальше от их дома, да и тучи, с утра гуляющие по Питеру, приобрели стойкий тёмный цвет, готовые пролиться дождём в любую секунду. Всё располагало к тому, чтобы совершить небольшое доброе дело. — Не помешаю? — уточнил Дима, присаживаясь рядом на скамейку. Ян кинул на него быстрый взгляд и безразлично пожал плечами. — Хотел с тобой поговорить. Если ты не против.       Жуйко пару секунд молчал, а затем со вздохом ответил: — Не против. Говори. — Хорошо, — продолжил Дима. — Прости, что я тебя так нагло выгнал, но у нас в доме есть правило — нельзя мешать соседям. А вы явно планировали то, что входит в понятие мешать, — Ян кисло ухмыльнулся. — Да и ты сам понимаешь, что я прав. Мы с тобой почти не знакомы, но мне кажется, парень ты нормальный. Просто... он мой друг, и я буду всегда на его стороне. И ты там явно был третий лишний.       Такие слова заставили Яна оторваться от телефона и с удивлением посмотреть прямо в лицо Димы, до этого не особо его интересующего. Он довольно долго рассматривал паренька, чем изрядно его смутил, и вдруг неожиданно выдал: — Ты сейчас свободен? Или у тебя есть дела? — Ну... нет, свободен, — не успев обдумать ответ выпалил Пашок. — Пошли в бар? У меня сейчас есть желание хорошенько так напиться.

***

  — Я так и знал, что этим всё закончится, — Ян покрутил кружку в руке, вяло рассматривая покачивающееся в ней пиво. — Давно уже понял, не дурак. Просто... Не хочу его отпускать. Я ведь действительно сильно влюблён, понимаешь?       Дима в ответ понимающе кивнул, делая глоток своего светлого нефильтрованного. В целом он мог прекрасно понять влюблённого парня, хоть и не разделял его взгляды. Но какая разница, собственно, мальчик или девочка, когда дело касалось такого чувства как любовь? В свои двадцать один Пашок успел несколько раз мимолётно влюбиться, и даже безнадёжно полюбить одну девушку старше себя. Поэтому вся боль, которую выливал на него Жуйко, была ему близко знакома. — А знаешь, что самое страшное? — оставив кружку в покое, Ян уткнулся поплывшим взглядом в небольшое углубление на столе, подперев щёку рукой. — До меня только сейчас многое дошло. Я понял, почему он мне запрещал курить, хотя сам дымил как паровоз, лицемер грёбаный. И знаешь, почему? — Дима молча намекнул продолжать. — Потому что именно он не курит! Этот его Фима!       На лице Димы отразилось такое сильное сомнение, что Ян не выдержал и заговорил не переставая: — Сам посуди, мы ведь так похожи. И что-то мне подсказывает, что они знакомы были ещё до меня. Слишком они близ... близки, не так, как те, кто знают друг друга месяц. Я видел, что тот с ингалятором бегает, а значит не курит. И мне Дисс категорически запрещал курить. И ещё много чего заставлял делать. Я, как последний идиот, думал, что у него просто головушка немного того, поэтому милосердно делал всё, что он просил. А вон оно как всё выходит... Я всего лишь замена. Фу, блядь.       От обиды на глазах чуть не выступили слёзы, но они мгновенно пропали, как только заговорил Дима всё ещё крайне сомневающимся голосом: — Мы сейчас говорим об одном и том же парне? Думаю, да, ведь навряд ли тут ходят несколько Фим, связанных с Диссом, — Ян был не готов поддержать шутливый тон, и Дима, откашлявшись, вернул себе серьёзность. — Так вот, думаю, ты зря волнуешься. Ты не можешь быть заменой Фимы, ведь они же братья! Выдыхай, Ян, и не надумывай себе всякое. А то так и будешь жить с неправильной картинкой в голове. — Что? Братья? — переспросил Ян, думая, что ему послышалось. Может, он перебрал с алкоголем? — Да, братья. Ты разве не заметил, насколько они похожи? — простодушно ответил Пашок, не замечавший удивление на лице парня. — Но как так... Я ничего не понимаю, — в голове Яна всё окончательно перепуталось. — Тогда что это было вчера... — остановившись на половине фразы, продолжать её не стал, хоть и увидел, как Дима заинтересованно на него посмотрел. Не сразу, но до него начало доходить, что за пиздец происходил, и как сильно от всей этой истории воняет грязными труселями. И, естественно, такую информацию грех было бы не использовать. В любви как на войне все средства хороши. Осталось только придумать, как выжать из этого максимум пользы. — Братья, говоришь... Ну ладно, понял, — ничего не объясняя, Ян медленно отпил пиво, раздумывая о чём-то своём, пока ничего не подозревающий Дима доверчиво смотрел на него в ответ.