
Метки
Описание
Не принятый своей семьёй, в погоне за мечтой Дисс устремляется в Санкт-Петербург, оставляя прошлое позади. Но Фима, его старший брат, так просто не готов вычеркнуть своего любимого младшего из своей жизни.
Je vais te faire mal. Они неизбежно сделают друг другу больно. Стоит ли тогда рискнуть?
Посвящение
Посвящается мне и моему французскому. Здесь мы будем страдать вместе.
Je ne te donnerai à personne
11 ноября 2024, 12:15
Всё закончилось. Мосты сожжены. И так будет лучше для всех.
Домой Дисс вернулся только поздним вечером. Идти ему было некуда, даже мысль о том, чтобы сейчас встретиться с Пашком, вызывала приступы неконтролируемого раздражения. И так на душе кошки скребли, не хватало ещё, чтобы друг снова начал капать на мозги. Естественно, конфликт не разрешится сам собой, и рано или поздно с Димой придётся поговорить, но Дисс решил оставить это на потом. В отличии от брата он-то никуда не денется.
Перед тем как братья расстались, Фима предупредил, что он будет ждать младшего до пяти вечера на всякий случай, вдруг тот передумает. Но он и сам понимал, что в этом не было смысла. Никто не придёт. Разошлись они неловко и крайне поспешно, в основном из-за пребывающего в смятении Одиссея. Ему нужно было подумать, многое осмыслить, но время — их враг, и такой роскоши не предоставило. Обрывая все нити, что связывали их, отныне должны были снова отдалиться и в лучшем случае стать обычными братьями, из-за разницы в возрасте не особо интересующимися жизнями друг друга. Правильно ли это — вопрос спорный, но других вариантов для себя Дисс не видел. И пусть это решение разобьёт их сердца, не оставив ни одного целого кусочка.
По возвращению домой Пашка в квартире он не застал. С облегчением выдохнув, первым делом парень забежал в ванную и встал под прохладный душ, отрезвляющий его тяжёлую голову. После их с братом ночной любви он так и не помылся, поэтому стоять под струями живительной воды было вдвойне приятнее. Смыв с себя грязь и малую толику грузных мыслей, он направился в свою комнату, на ходу вытирая полотенцем мокрые волосы. По началу ничего не замечая, подошёл к шкафу, переоделся в свежую домашнюю одежду. Непроизвольно принюхался, не понимая, откуда идёт чудесный запах, опустил голову ниже и прижался носом к рукаву футболки. Какого чёрта его одежда пахла Фимой? И не тем самым шоколадом с кардамоном, а его настоящим запахом тела, слабым ароматом парфюма с древесными нотками и гелем для укладки волос. На секунду показалось, что этот запах будет навсегда с ним, будто он пропитался духом старшего брата насквозь. Смятение в душе нарастало как снежный ком, контролировать его становилось всё сложнее. Хорошо, что в квартире кроме него никакого — увидь Дима его в таком состоянии, кто знает, что бы он ещё наговорил. Одно дело, когда ты связан с человеком лишь физически, и совсем другое, когда от осознания того, что он уехал далеко-далеко, возможно навсегда, хотелось выть и лезть на стенку от щемящей тоски и боли.
И тут его взгляд наткнулся на посторонний предмет, которого раньше не было. Подойдя к кровати ближе, младший протянул руку и взял коробку с достаточно дорогой брендовой мягкой игрушкой лисёнка, а на ней аккуратно приклеенной запиской. Первым делом он оторвал бумажку и, сев и положив коробку рядом с собой, внимательно рассмотрел текст. Небольшой, но довольно проникновенный, он гласил:
«Я только сегодня понял, как редко говорил, что люблю тебя. Я был таким глупцом. Je t'aime».
В глазах опять неприятно резануло: чтобы хоть как-то отвлечь себя и не зареветь как маленькая девочка, Дисс отложил записку, взяв коробку в руки. Он давно засматривался на игрушки этого бренда, но всегда откладывал покупку на потом, ибо стоили они приличных денег. Похвально, что брат смог догадаться о его хотелках, даже не спрашивая напрямую. Оставался вопрос, когда он успел положить игрушку на кровать к младшему брату. Вчера её ещё не было, неужели сегодня по-быстрому забежал? Если да, то в этом определённо замешан Пашок, кто ещё ему бы дверь открыл? От количества вопросов, появившихся одномоментно в голове, болезненно заныло в висках. Совсем он не понимал людей, окружающих его. Как глупо.
Ефим был удивительным человеком, не смотря на свой флегматичный характер, заботливым и нежным, готовым отдать всего себя тому, кого полюбит. И оттого Одя сильнее убеждался в правильности своего решения. Фима был достоин намного большего, чем быть со своим вредным и отвратительным младшим братом — он должен влюбиться в достойного человека, жениться и завести детей. Никто не имел право портить его любимому aîné жизнь, и тем более, если этот «кто-то» — он сам.
***
Прошло два месяца, которые для Дисса казались бесконечными. Начался новый семестр в университете, и их группу с порога загрузили домашкой и курсовыми, что оставалось только с утра до ночи сидеть и корпеть над учебниками и ноутбуком, кое-как выдёргивая из источников крупицы информации на очередной доклад. С другой стороны, полная загруженность по учёбе не давала посторонним мыслям оседать в его и так опухающей голове. Дома атмосфера оставалась довольно напряжённой: после их громкой ссоры Пашок затаился и предпочёл игнорировать друга, делая вид, что они вынужденные соседи по квартире, не более. Делать было нечего, пришлось и младшему молчать — заводить первому разговор, пытаться извиняться или как-то оправдываться ему не позволяла гордость. Таким образом они и жили, каждый в своём мире, не подпуская другого к себе ближе, чем это требовали условиях их проживания. От всего пережитого стресса, не заканчивающегося до сих пор, Дисс становился похожим на зомби. От него прежнего мало что оставалось, разве что упёртый характер, на котором он и устойчиво держался, продолжая мало-мальски функционировать. Но, что больше удивляло парня, так то, что Дима выглядел не лучше. Раньше он часто улыбался и шутил, яркие голубые глаза сияли за стёклами очков, весь его внешний вид излучал позитив. Но сейчас... это был уже не тот старый добрый Пашок — глаза потускнели, под ними появились огромные чёрные круги, улыбка не то что не появлялась на его лице, она вообще стала редким гостем в их доме. К тому же он успел довольно сильно схуднуть, и мысли о том, что он чем-то болен, всё чаще стали появляться в без того загруженной голове младшего. Хотелось помочь другу, отправить его в больницу в конце концов или спросить, какого чёрта вообще происходит, но разве Пашок ответит ему? Вряд ли, поэтому Одиссей молчал, ожидая, когда тот первый прервёт их вынужденный обет молчания. Очередной учебный день в универе закончился. Как робот, двигаясь по заданной раннее программе, Дисс вернулся домой, где его встретила тишина. Неплохо, могло быть и хуже — за последние дни парень привык к одиночеству, и четыре стены больше не казались ему тюрьмой. Сняв куртку и повесив её на крючок, он зашёл в свою комнату, покручивая в руках пачку сигарет. После расставания со старшим братом он стал курить ещё чаще, что не удивительно: нервы надо как-то успокаивать. С другой стороны, сигареты переставили толком действовать и приносили совсем уж кратковременное спокойствие. И что тогда делать? Увеличивать дозу или начать принимать что-то потяжелее? Нет, на такое младший был не готов пойти: не так сильно опустился, чтобы начать употреблять наркотики или алкоголь. А если об этом узнал бы Фима? Ох, и получил бы он от старшего знатных звиздюлей! Невольно улыбнувшись этим глупым мыслям, Дисс вышел на балкон, привычным движением прикурил сигарету и затянулся, подвисая взглядом на фасаде магазина напротив. Люди заходили и выходили, спешили, у них были планы и желания, а кем теперь был он? Пустой бездушной куклой, делающей всё исключительно из природного упрямства и желания выполнить просьбу собственного братишки. Фима хотел, чтобы он прожил счастливую жизнь — что ж, нельзя было его разочаровывать. Пусть Дисс и не знал, как ему теперь это сделать. Дым заполонил лёгкие, а затем голову, приятно разливаясь по телу. Достигнув своей временной нирваны, парень выкинул окурок в пепельницу и поспешно вернулся в комнату, успев замёрзнуть от пронизывающих ноябрьских ветров. Пора переодеваться, ужинать и садиться за учёбу. Каждодневный ритуал, который не избежать. И так по кругу, ничего нового. Стабильность, что не признак мастерства, а самолично выбранная плата за грехи, коих скопилось не мало. Это могло быть даже смешно, если бы не рвущиеся наружу слёзы. Снимая свитер, Дисс случайно задевает шарик пирсинга на брови, и он со звонким хлопком падает и закатывается под кровать. Издав утомлённый вздох, пришлось нагнуться и, пошарив рукой в надежде найти потерянное украшение, наткнуться на нечто другое. Младший схватил предмет, зажав посильнее чтоб не убежал, и, вытащив его на свет, уставился на странную ампулу на ладони. Через пару секунд до него дошло, что это лекарство от астмы, которое Фима постоянно таскал с собой. Каким образом оно попало сюда? Может, в один из дней, когда они занимались развратом в его квартире? Какой же брат идиотина, ну как можно было потерять настолько важную вещь, ещё так глупо? Господи, с виду вроде серьёзный взрослый мужик, а сам такой... На глазах появились слёзы, больше не сдерживаемые замученным младшим. Вот так, сидя и плача навзрыд в совершенно дурацком виде, Дисс перестал держать всё в себе. Размазывая сопли и слёзы по щекам, он плакал и плакал, не задумываясь, как по-идиотски это выглядело со стороны. Ему было плевать. Да пусть хоть весь мир увидит его лицо, зарёванное и красное, какая уже, к чёрту, разница. Не самое это страшное. Беспокоиться нужно о другом, что было гораздо хуже. Он был идиотом, тупицей, полнейшим придурком, ведь сам твёрдо решил расстаться с братом, но сейчас, как тупоголовый баран, сидел и не мог его отпустить. Ну зачем, зачем они вообще начали всё это? Если бы он знал с самого начала, что будет так невыносимо больно, сто раз бы подумал, а надо ли ему это... Жаль, что прошлого не изменишь. Оставалось только смириться. За спиной тихо скрипнула дверь, вырывая парня из пучины грустных мыслей — резко развернувшись, он встретился взглядом с тусклыми голубыми глазами Димы, что смотрели на него со смесью жалости и понимания. Но зря это, не нужна Диссу его жалость, пусть себя лучше пожалеет. Злые слова застыли на языке, но вовремя сдержанные — неясно, чем для них всё может закончиться. Усугублять нынешнюю ситуацию между ними младший Шерин не хотел, поэтому, прикусив губу, молча отвернулся и встал с пола, держа в руке ампулу. Неловкость витала в воздухе, не давая начать разговор, а младшему и вовсе казалось, что за время бойкота они разучились говорить друг с другом, да и о чём? О том, какой он жалкий слизняк, что ноет и размазывает сопли над лекарством старшего брата? Смешно же, но больше неприятно. Нет, говорить им было определённо не о чем. Но Дима думал иначе. Сделав несколько шагов по направлению к другу, он зашёл в комнату и неуверенно положил руку ему на плечо: — Только не делай вид, что ничего не было. Это нормально, что ты плачешь. Когда тебе хреново, слёзы — не самый плохой выход. — Серьёзно? — на мгновение у Дисса пропал дар речи, но он быстро пришёл в себя, стряхнув с плеча чужую руку. — Ты решил прервать два месяца игры в молчанку этой банальщиной? — А что ты хотел услышать? — ничуть не смутился Пашок. — Скажи спасибо, что хотя бы так. От тебя ведь не дождёшься. От таких заявлений даже плакать расхотелось. Подивившись про себя наглости друга, тем не менее младший не сдержал кривой улыбки. — Спасибо на этом, добрый господин. Может в ножки тебе упасть? — Не стоит, спасибо, — Дима вымучено улыбнулся в ответ. — Достаточно того, что ты не сбежал от меня куда подальше. — Я-то? — с удивлением переспросил Одя. — По-моему, не я тогда начал скандалить а потом столько времени игнорировать. Или ты об этом забыл? С тяжёлым вздохом Дима сел на кровать, прижимаясь спиной к прохладной стене. Дисс сел рядом, понимая, что их ждёт не простой разговор. — Не забыл. И многое за это время осмыслил. Знаю, что был отчасти не прав, что устроил вам скандал. Пусть я вас не понимаю, это не повод навязывать другим свои взгляды. — Оу, воу, что случилось? С тобой всё в порядке? С чего ты так резко изменил своё мнение? — Ты так говоришь, будто я не могу принять свои ошибки, — фыркнул Пашок. — Знаешь, за эти два месяца, пока я был один, я о многом думал. И понял для себя, насколько сильно ошибался. — Слушай, Дим, по поводу нас с братом, не нужно... — начал Дисс, но Пашок его мягко остановил, толкнув его плечо своим. — Стой, погоди. Дай мне сказать до конца. Повторюсь: я вас не понимаю и вряд ли смогу когда-либо понять. Прости, что вспылил, ведь я представил себя и свою младшую сестру на вашем месте и мне стало так мерзко... плохо... Но сейчас я понимаю, что это не моё дело. На самом деле не моё, ты был прав. Кто имеет право указывать вам, кого любить? Тем более, когда я сам так по-дебильному... — Что? — Дисс аж рот открыл от удивления, догадываясь, о чём чуть не проговорился друг. Внезапно Дима густо покраснел, покрываясь румянцем до самых корней волос. Его нахмуренный и смущённый вид вызывал у друга еле контролируемый смех и приступы умиления, что были совсем не к месту. Зато широкая улыбка помогла Пашку набраться сил и продолжить смущающий его разговор: — Короче, не важно. Думаю, ты уже догадался обо всём. Но, если честно, я сам себя не понимаю до сих пор, запутался и потерялся в собственных чувствах. Зато теперь могу с уверенностью сказать — мы не выбираем, кто западёт в нашу душу и похитит сердце. Если бы всё было так просто, я бы никогда не вляпался в то, в чём барахтаюсь сейчас. — Ох, это ты правильно говоришь, дружище, — от всей души младший хлопнул друга по спине, заставив его кисло ухмыльнуться. — Я даже думать не хочу о том, что между тобой и тем придурком творится, сами разберётесь. Но зачем ты мне про любовь тут разглагольствуешь? Каким боком я и любовь связаны? — Ты сейчас серьёзно? — голубые глаза Пашка прожигали собеседника насквозь. — Думаешь, я не вижу, как сильно ты по нему скучаешь? — Скучать и любить это разные вещи, если что... — Но ты ведь не только скучаешь. Если хочешь опровергнуть меня — вперёд. Но подумай, кого ты в первую очередь этим обманываешь, меня или себя? — Всё то ты знаешь, дружок. Давно ты экспертом стал в любовных отношениях между родственниками? — Язви сколько душеньке будет угодно, но ты знаешь, что я прав. Пока Дисс недовольно поджимал губы, готовый в любую секунду опровергнуть доводы друга, Дима кинул взгляд на экран телефона, поднимаясь с насиженного места. — Прости, мне идти надо, у меня дела. Как вернусь, хочу ещё много что с тобой обсудить, не против? — Нет. Без проблем. — И вот ещё что. Дам тебе последний совет. Таким образом, кстати, я и понял, насколько ошибался по поводу Яна, — Одиссей перестал дуться и внимательно прислушался. — Просто представь, что Фима исчез. Сможешь ли ты жить в мире, в котором его нет? Подумай об этом и многое поймёшь. А я пошёл. Оставшись один, Дисс погрузился глубоко внутрь себя, раздумывая над казалось бы банальной мыслью. Грубо говоря, Фима перед отъездом говорил ему почти тоже самое: «Проживи счастливую жизнь, даже если в ней не будет меня». Почему-то раньше он не придавал этим словам особого значения, думая, что это не более чем красное словцо для пафосного завершения разговора. Но лишь сейчас задумался о том, что брат был серьёзен, когда говорил это. Ведь за это время он ни разу ему не написал и не позвонил, хотя был везде разблокирован и мог спокойно это сделать. Значит Фима на полном серьёзе решил оборвать все связи, исчезнуть, словно его и не было? Как же безответственно с его стороны! Наглым образом вторгся в чужую жизнь, навязал свои правила, привязал к себе лучшим в его жизни сексом, и ещё... ещё... «Представь, что Фима исчез. Сможешь ли ты жить в мире, в котором его нет?». Нет, не сможет. Глупо было на это надеяться. Раньше да, спокойно поживал бы себе и в ус не дул. Но не теперь, когда в его размеренную жизнь Фима ворвался как ураган, перевернул всё с ног на голову, а потом взял и исчез, оставляя после себя пустоту и руины. Собственно, признаваться было не в чем, по сути он давно знал о том, что чувствует. Только Диме не мог об этом напрямую сказать. Какой же Дисс идиот! Фима влюбил его в себя, бескомпромиссно и беспощадно. Признание вылилось само собой, настолько обыденное, как будто младший не о любви размышлял, а о том, что он на ужин сегодня есть будет: «Я люблю его. И любил, наверное, ещё с тех времён, когда мне было пятнадцать. Просто тогда я не понял, что брат моя первая любовь, и списал всё на сексуальное желание и гормоны». Обидно, что такая простая истина дошла до него только сейчас, но лучше поздно, чем никогда. И что теперь делать? Он хотел, чтобы Фиме было хорошо. Он собственноручно принял решение расстаться с ним, желая, чтобы тот нашёл свою судьбу и создал семью, которую будет любить и оберегать. Неужели всё это пойдёт коту под хвост? Или, может, в данный момент побыть эгоистом наконец-таки правильно? От тяжёлых дум, заполонивших его голову, парень подскочил и начал нервно наворачивать круги по комнате, размышляя, что же ему делать. Руки против воли отчаянно бьющегося разума потянулись к телефону, зашли на сайт по покупке билетов. А как же учёба, предыдущие решения, которым он чётко следовал, а собственные правила и устои? На всё стало резко плевать и хотелось одного — увидеться с ним. Обнять его. Поцеловать. И любить, любить так, как он запрещал себе до этого. Ведь Пашок смог. Он в открытую признался сам себе, что полюбил, не смотря ни на что. А значит, и Дисс сможет. Сможет быть в кои-то веки счастливым. На телефон пришло уведомление о покупке билетов «Санкт-Петербург — Сыктывкар». И даже если в родном городе его никто не ждёт, он больше не сомневался.