Прах и ложь

У Эш было стойкое ощущение, что в утерянном ей прошлом она вообще ничего не ела, настолько яркими и новыми казались ей все вкусы. Она уплетала еду, без стеснения набивая полные щёки, и то и дело ловила на себе удивлённо-насмешливые взгляды спутников. Но сдержать себя никак не могла — всё было таким вкусным: похлёбки, согревающие нутро пряным букетом трав и острых специй; полные сахарной сочности фрукты, сок которых стекал у неё по подбородку и локтям; свежий хлеб, нежно тающий на языке, а если подсохший — то весело хрустящий на зубах. — Интересно, где же тебя так плохо кормили? — протянул Астарион, с задумчивым прищуром наблюдая, как Эш, обжигая пальцы и губы, жадно отрывает куски зажаренного на огне окорока. — Не знаю, может, я жила в бедности? — жуя и проглатывая звуки вместе с мясом, предположила Эш. — Это с таким-то браслетом? Сомневаюсь, прелесть моя. Серебряный браслет был единственной личной вещью, которую обнаружила при себе Эш, очнувшись на холодном речном песке рядом с развалинами рухнувшего наутилоида. И потерять его она никак не могла — металл глубоко вплавился в её тёмную кожу. — Ну, может, я его украла, — небрежно пожала плечами Эш. — Или сняла с одной из своих жертв, что более вероятно, учитывая твои пристрастия, — хищно ухмыльнулся Астарион. Эш часами пялилась на переливы красных камней и причудливый узор, вьющийся на чернёном серебре, надеясь вспомнить хоть что-то: места, лица, события. Она чувствовала, что эта вещь хранит в себе ответы, которые она так отчаянно ищет в своём опустевшем разуме. Но браслет не спешил ими делиться.

***

Встреча с Арфистами в «Пляшущей секире» обещала быть очередным скучным заданием от Джахейры. Всего лишь сбор информации, прежде чем они отважатся вновь попробовать проникнуть в город. Эш едва удалось уговорить Астариона составить им компанию. Но в тёмном подвале их ждали трупы и хорошо организованная засада. Тени обступили их плотным кольцом, из темноты с механическим скрежетом выступили Стальные Стражи — слишком много врагов, даже для попытки к сопротивлению. — И почему ты никогда не зовёшь меня в какие-нибудь приятные места? — осуждающе прошипел Астарион. — Мы ходим исключительно туда, где нас все хотят выпотрошить. Не тратя время на его иронию, Эш потянулась к источнику своей магии, зачёрпнула с запасом и уже принялась формировать на ладони огненный сгусток, когда из дальнего угла послышался насмешливый мужской голос: — Откуда такие поспешные выводы? Это всего лишь визит вежливости. Сердце Эш зашлось в болезненном ритме — она узнала этот надменно-развязный тон. Вальяжно развалившись и не стесняясь жадно разглядывать её чёрными глазами, в кресле сидел незнакомец из её кошмаров. Тот самый, что напал на неё в колонии иллитидов и лишил воспоминаний. Прежде чем Эш смогла отыскать в своих вмиг запутавшихся и забурливших злостью мыслях хоть какие-то связные слова, голос подала Джахейра: — Энвер Горташ! Ты ещё пожалеешь, что решился выказать свою вежливость именно мне! — У старой волчицы всё ещё острые клыки, — хохотнул он, не меняя расслабленной позы. — Но без своей стаи ты мне не страшна. — Ты мне кровью заплатишь за смерть каждого из моих людей, — прорычала Джахейра. — Полно сотрясать воздух. Не надеялась же ты, в конце концов, что я позволю Арфистам шнырять по моему городу и путаться под ногами? С этими словами он встал и брезгливо оттолкнул сапогом лежащий рядом труп юноши с длинными каштановыми волосами, отчего тот перевернулся открыв их взорам размажённое, словно спелый арбуз лицо. Эш услышала, как заскрежетали зубы Джахейры, но неравенство сил заставляло арфистку держать ярость под контролем. Горташ подходил с театральной царственностью, вымерял каждый шаг и явно наслаждался своим превосходством, но отчего-то не спешил его использовать. — Признаюсь, пришёл я сюда лично вовсе не из-за твоего кружка безумных мечтателей, а чтобы увидеться, наконец, со своей милой подругой. Улыбка, которую он подарил Эш, была такая восторженная и игривая, что от неё тут же захотелось спрятаться. — Эш, о чём он говорит? — возмутилась Джахейра. — "Эш"? Пфф! — фыркнул Горташ. — Прежде ты бы вырезала язык любому, кто осмелился бы исказить твоё имя, Эшелай. Неужели тебя подводит прежняя твёрдость? Или ты и вправду ничего не помнишь? — Я помню, — наконец, справилась со своим голосом Эш, — что это именно ты едва не убил меня. Бил этими блядскими красными сапогами, пока не размозжил мою голову и память! Чёрные глаза Горташа без тени страха и вины ощупывали её лицо, будто пытаясь отыскать в нём одному ему известные черты. — Как же я соскучился по твоей злости. Подумать только, всё это время ты вынашивала планы кровавой мести, даже не подозревая, кем являешься для меня. Он поднял руку, украшенную вычурной золотой перчаткой. Эш отшатнулась прочь, испугавшись не столько движения Горташа, сколько реакции своего тела — нутро задрожало и потянулось к нему навстречу, как трясущаяся рука пропойцы к бутылке с вином. Горташ в ответ лишь насмешливо улыбнулся. — Нам многое стоит с тобой обсудить, Эшелай. Но прежде всего я хочу тебя заверить, что никогда не пытался и впредь не собираюсь тебя убивать. В доказательство сейчас я отпущу тебя и твоих друзей. Но сперва, — тут он изящным движением извлёк из внутреннего кармана своего богато расшитого плаща свиток с чёрно-золотой печатью. — Я приглашаю тебя на свою коронацию. — Мне не интересно, — процедила Эш. — Что ж, позволь я разожгу твой интерес. Приходи, и я расскажу, кем ты была. И что ещё важнее — кем тебе суждено стать. Эш сцепила зубы от нахлынувшей волны головной боли. Казалось, вместе со свитком Горташ положил ей в ладонь горстку забытых ощущений: спутанные пряди чёрных волос под её пальцами, густой запах сандала на горячей коже, поцелуи со вкусом крови на губах. — Откуда ты меня знаешь? — Скажем так, у нас с тобой есть очень интересное общее прошлое, услышать подробности которого, я уверен, ты предпочтёшь в уединённой беседе. Дыхание Эш сбилось от смеси страха и возбуждения — она в равной степени боялась и страстно желала получить ответы. А холодная пропасть чёрных глаз Горташа обещала ей нечто мрачное, запретное и восхитительное, способное или вернуть её истинную личность, или окончательно уничтожить. — С чего бы мне тебе верить? Горташ растянул свои полные губы в хитрой усмешке, медленно протянул руку и одним пальцем провёл по её серебряному браслету. — Какое красивое украшение. Ты помнишь, откуда он? Нет? Жа-а-аль, — смакуя звуки, протянул он. — Ты утратила поистине восхитительные и очень… сладкие воспоминания. Затем он наклонился и прошептал ей прямо на ухо: — Но никогда не поздно создать новые. Эш почувствовала, что упускает дыхание, а щёки ей покрывает жар. Пустота памяти начала рваться под действием этого горячего шёпота и обнажать вспышки весьма непристойных сцен, наполненных похотью, стонами и кровью. Горташ склонил голову набок, удовлетворённо улыбнулся, будто точно зная, о чём именно заставил её вспомнить и, дав знак своим людям, отправился к выходу из подвала. Но у самой лестницы обернулся и добавил: — Коронация завтра в два. Не опаздывай. И надень что-нибудь красное — этот цвет тебе всегда был особенно к лицу.

***

Растерянная Эш с трудом помнила путь до лагеря. Она невнятно отбивалась от требовательных расспросов Джахейры и прятала лицо от пристального взгляда Астариона. Горташ одним своим появлением разрушил единственную хрупкую опору, которую она с таким трудом выстраивала внутри себя. Отнял последнюю уверенность, лишив даже заманчиво чистой ненависти. Часть её до сих пор шипела и хотела вырвать ему сердце, а другая — та, что больше всего пугала её в себе, — напротив, кипела возбуждением, тянулась к Горташу и довольно урчала, предвкушая их новую встречу. Но как она могла верить словам человека, которого помнила только своим неудавшимся убийцей? Браслет пылал и терзал её плоть, словно Горташ раскалил его одним прикосновением пальца. Или это пылало её нетерпение? Эш должна была узнать правду. Вырвать её, выгрызть, вырезать… Эш пришла в себя, корчась за облезлым сараем. Одну руку приятно грела липкая кровь, стекающая по лезвию кинжала, а вторую обжигало кольцо боли. Серебряный браслет валялся у её ног, слабо поблёскивая в грязи красными переливами рубина и крови. Эш медленно подняла его, соскребла остатки собственной плоти с внутренней поверхности украшения и прочитала вдавленные в металл буквы: «Оковы моей любви. Э. Г.»