Нам (не) нужна помощь

— У, ну пожалуйста! — Ребенок, нет! — Но я совсем чуть-чуть! — А мне твоя мама совсем чуть-чуть голову оторвет, а папа все остальное. От всего по чуть-чуть, — У глумливо хохотнул и взлохматил Алиске русые пряди, отметив, что в ладони практически не осталось волос. Ужаса вчерашнего дня, когда они на пару с Кирой помогали медикам снимать с Алисы защиту, и волосы оставались там клоками, уже не было. Сам ребенок выглядел поживее, к Алисе вернулся аппетит и, кстати, желание куда-то ходить. Вчера-то тряпочкой несчастной лежала, даже переворачиваться было трудно, и дрыхла чуть ли не до одиннадцати по общегалактическому. А сейчас вон повеселела, покушала и явно скучает. Ну извини, Алиска! — Не надо было показывать Кире, что ты уже ходить можешь и падать на нее в итоге. — Я ж не специально… — Лежи уже, ребенок! Хочешь, поиграем во что-нибудь? — а вообще Алиску У понимал. Во многом, из-за того, что сам был в похожем состоянии. Нет, его, конечно, попросили побыть с Алисой (между прочим, не поддался на недовольное бурчание ребенка и героически согласился), но Кира ушла с полковником военной общегалактической полиции, за профессором прибежала взволнованная медсестра, мол, помогите, Игорь Константинович, щенкам. Игорь Константинович улетел с ней немедленно, но У залип сначала на то, как тот перевязывал алой лентой длинные волосы, а потом просто залип. И, кажется, стал лучше понимать свою Киру. На самом деле, им действительно было хорошо вместе. У не был силен в анализе, хотя сто лет тоскливого общения с Вертером даром не прошли, но понимал, что и ему, и Кире было очень легко друг с другом. Назвать их семьёй невозможно, любовниками — ну как-то не оно, а как охарактеризовать людей, которые друг с другом могут не пересекаться по несколько дней (ибо Кирочка- подполковник, а У — рядовой состав), но если уж пересеклись, то… Нет, скучающему ребенку это знать необязательно! Признаться, самого У эта ситуация чуть-чуть пугала. Не о таком он мечтал долгие сто лет, хотя отдельные эпизоды их жизни он даже представить себе не мог. Но у него все было как-то проще, и точно он был не готов к тому, что Кира после бурной ночи любви вдруг улыбнется грустно и попросит прощения. — Это за что? — спросил тогда У шокировано, а Кира устало уронила голову на руки. — Я… Я же тебя использую просто, У. И глаза несчастные-несчастные, потерянные такие, будто и не подполковник Исаева перед ним, которая группу на раз-два строит и смотрит гордо после очередной победы. — Кирочка… — Прости, пожалуйста. — Ты что придумала себе, черт возьми?! — У поддается чему-то непонятному и загребает Киру в объятия. Это не страсть уже, не интерес постельный, и не старое чувство невозможной мечты. Прежний Весельчак У называл это куртуазной любовью. Красиво же представлять себя рыцарем, который не добьется никогда любви прекрасной замужней женщины. Только рыцарь ради прекрасной дамы подвиги совершал, а Весельчак ей мог эти подвиги только устраивать. Да и любил он, может, и не столько саму Киру, сколько себя в этой рыцарской любви. Не пират уже вроде, не преступник, а любящий возвышенно человек, к которому и отношение должно быть особое. Потом, когда сто лет в прошлом сидел, эта любовь ему помогла с ума не сойти. Вернее, образ Киры, желание дождаться и помочь. Защитить и ее саму, и ребенка ее дурацкого, и прочих детей с кудрявым этим от Глота и прелестей нового мира, который Весельчаку У совсем не нравился. Раньше с ним такого не случалось. Не хотел Весельчак У защищать. Обладать хотел, привык получать все, что хочет, а тут щёлкнула Вселенная пирата по носу. Не получишь ты эту женщину, как ни старайся. А хотел бы У Киру таким способом получить? Согласился бы, если бы знал, как все получится? Весельчак У на этот вопрос отвечать не хочет. И тогда, прижимая к себе задумчивую Киру, не об этом думал. Что у них до этого толком было, секс и операции совместные? У большего хотел бы, но не решался, незачем всё-таки сейчас к Кире лезть. Душу друг другу не изливали, особо и не общались, даром, что Кира его вытащить пыталась всеми силами. Устраивала обоих эта жизнь непонятная, и, пожалуй, даже права была Кира, когда высвободилась из его объятий и шептала тихим, срывающимся даже голосом: — Я не должна была так… С мужем развелась, а сама-то! У, Господи! Я же беру только, не отдаю ничего. Никто не обязан мне ничем, а я. У, ты… — Так и скажи, дорогая, — У коснулся губами ее шеи, начал спускаться к плечу, зная, как Киру это заводит. — скажи, что я для тебя комбинация лучшей подружки, алкоголя и секс-игрушки. И знаешь, дорогая, мне приятно, что из всего разнообразия ты выбрала меня. Хотя, может, я другого и не заслуживаю… — У! — Тшшшш, Кирочка, у тебя говорить получается плохо. Знаешь, а я ведь тем же самым занимаюсь. Без скидок на твою должность, ребенка и бывшего мужа. И не вижу в этом ничего плохого. Если ты, конечно, оргазм не имитируешь. Кира ощутимо ткнула его в бок, а он опрокинул ее на спину и чуть прикусил бледную кожу на ключице. Была у него одна идея… Но если без пошлостей, то что-то менялось неуловимо в их отношениях. Непонятного «не», когда не друзья, не любовники, не коллеги больше не было. У целовал Киру и таскал ей горячий кофе по утрам, Кира просила его застегнуться и, обрабатывая очередную царапину, грустно просила соблюдать хотя бы какую-то осторожность. Оба смеялись полузадушенно, как подростки, прячась по углам, потому что немногие поняли бы связь подполковника и ефрейтора. Немногие поняли бы вообще всю их историю. Так что, быть друг с другом в полноценном смысле этого слова они не могли. У иногда шутил про пенсию. Кира отвечала, что получит генерал-полковника и тогда, может быть, ещё подумает. Оба улыбались на том месте, где мечтали о даче на маленькой планете-курорте, У представлял огромную пушистую собаку, Кира — кота-сфинкса, а ещё качалка, плед с термобельем и полный набор пенсионной радости. С неугомонным Вертером Весельчаку всё-таки приходилось учиться думать, и Весельчак понимал, что слишком похожи они для мирной пенсии. Не факт, что доживут вообще, и не надо сейчас об этом думать, но и врать себе не хочется. Не дополняют они друг друга, а в два раза увеличивают и достоинства свои, и недостатки. Пока от Глота и прошлого толком не отошли, пока к новой жизни не до конца привыкли, то нормально. Пока тайна, пока все делают вид, что ничего нет, и внешне всё прилично, то хорошо, наверное, то можно. Но потом они не смогут друг с другом. Он-то ладно, но Кира с ее вечным чувством вины, с дурацким перфекционизмом и непонятной ответственностью за все на этом свете… Его Кира очередной разрыв… выдержит, выдержит, конечно, но что себе там придумает ещё, неизвестно. И без того переживала, что предала мужа. И без того переживала, что снова оставила дочь без матери, хотя с последним Весельчак поспорил бы. У него мать погибла, когда он ребенком был семилетним, он, может, многого не знает, но когда человек срывается и летит через несколько рукавов, чтобы к ребенку на присягу успеть, это явно не предательство. И Алиска к матери всегда тянулась, так что не надо тут. А что профессор Кирин… Ну профессор это дело такое. У видел его вживую второй раз в жизни. У о нем знал, что это бывший муж Киры, отец Алисы, а ещё сам У с Глотом собирался его убить. У знал, что Игорь Селезнев очень любил свою жену. И У сам не понял, что он начал чувствовать к этому человеку. С одной стороны, жесткость и закрытость у него непонятная, а У всего-то помочь хотел, и если по-серьезному, то он свое наказание получил уже. Его ребенок вон простил, а этот что же?! Эй, посмотри на меня, не сиди волком! Профессор! Игорь Константинович! Ауууу! Ладно, со мной дело понятное, но на жену посмотри. И бывшей ее не называй, хорошо? Слышишь, профессор? Но У, конечно же, ничего не сказал. У лишь взглядом проводил Игоря Константиновича, У укрыл уснувшую рядом с Алиской Киру своей курткой (обработанная и безопасная, не надо тут) и тогда уже понял, что попал. А утром залип на длинные волосы и чёртову ленту. Вот бывает же такое! — У! Алиса, не спите? У, вы же из группы быстрого реагирования? Герасимов ваш же?! — а вот их попытки договориться с Алисой, во что они будут играть, грубо прервал взъерошенный солдат внутренних войск. — Да, а что такое? — отвечать пришлось, старательно игнорируя заинтересованный взгляд Алиски, услышавшей знакомую фамилию. — Плохо ему. На «лунные слезы» похоже, но мы… — Сейчас буду! — плохо, плохо, плохо! Просил же проверить пойманных товарищей на скрытые наркотики, и ему обещали даже, но понятно, что в этой ситуации не до этого было. Ребят в госпиталь приносили, кого-то увозили в медицинских космолетах, врачи солдатами были заняты, гражданскими, теми, кто химическое отравление ликвидировал, а тут… виновные. Пираты! И ладно бы действительно помощь была нужна, а тут скрытые наркотики. У понимал вполне людей, которые подумали, что и так перебьются, а химический анализ крови с современными-то возможностями не денется никуда. Тут своих бы спасти… Тем более, что спасать Колю Герасимова Два Ноль действительно было не нужно. Хрипел, плакал, раскачивался, обхватив голову руками, трясся от озноба. Мелькнула мысль мальчишку укрыть чем-нибудь, но вспомнилась бледная Кира, которая так же трясущуюся Алиску в плед спасательный кутала и прижимала к себе. А Алисе повезло, Алисе очень повезло. У ограничивается тем, что садится с ним рядом и руки его осторожно от лица убирает. Ой, боги метеоритные! Парнишка все лицо себе расцарапал, хорошие «слезы» были, будь они неладны. — Эй, Коля. Коль! — взгляд осмысленный уже хорошо, но ошарашенный до невозможности. Он же Алисе ровесник, постарше даже, а выглядит сущим ребенком. — Коля, слышишь меня? — Д-да, — так, а у локтей у нас что? В принципе и смотреть не надо, уже картина ясна. Разбираться никто не стал вчера, не до этого было, но У, имевший опыт благородного пирата, понимал, в чем дело. — Г-где я? Что со мной? — Со скольких лет себя помнишь, Коль? — пожестче, пока не опомнился. И отвечает пусть быстро, а то знаком У был с некоторыми выпускниками театрального, которые и «лунные слезы», и всю расширенную таблицу химических элементов прекрасно просто изображали. — С восемн-надцати… — А сейчас тебе сколько, Коль? Коль! Коля?! Успокоительное принесите! Третий вид, «лунные слезы» с вероятностью девяносто процентов. Тихо! Тихо! Тихо! Черт возьми, дошло! Дошло до ребенка происходящее. Если У чем-то в пиратской карьере и гордится, то тем, что дрянь эту по галактике не распространял. Хотя вещь прибыльная. Молодежь относительной безопасностью привлекает, мол, никаких последствий для организма, и так оно и происходит. Но вот волю человек теряет. Восприимчив очень становится к чужим словам, а уж если кто-то ему будет дозу дополнительную давать, то за лишний укольчик «лунных слез» все можно сделать. Вот и делал рыдающий Коля Герасимов Два Ноль, которому куртку свою У всё-таки оставляет. Сам не замерзнет, и Кира своей поделится, если что. — За курткой вернёмся ещё. Мальчишку прокапайте всё-таки третьим видом и подержите ещё у себя. До прихода военной полиции. И с лицом что-нибудь сделаете, если можно. — страшно же, черт возьми, даже смотреть на такое. Медики натягивают согласные лица и кивают, а У в коридоре уже с профессором сталкивается. Вид усталый такой, вчера лучше выглядел. И растрёпанный хвост с этим бантом щегольским ему тоже идёт. У улыбается уже, видя, что Игорь Константинович к нему подходит, но у тго лишь один вопрос для него находится: — Куртка где? Не будет достаточного тепла… — И химия будет дольше выходить из организма, бла-бла-бла, все знаю, профессор. — У настроен на разговор, но профессор серьёзен до невозможности. — И всё-таки, куда дел? — Коле отдал! — Преступнику? Зачем? — а вот тут на У, словно воды холодной вылили. У профессора лицо каменное, но тень брезгливости какой-то Весельчаку абсолютно не нравится. Ну чего ты такой, ну чего? — Там «лунные слезы» замешаны. Да ты не знаешь, наверное. — глупо это, но отчего-то хочется Игоря Константиновича с его этими поджатыми губами задеть побольнее. Пусть поймет, что ошибается. Пусть посмотрит на него и Киру по-нормальному наконец! — Почему «не знаешь»? Я биолог, а «лунные слезы» делаются из толченых семян. Мне это преподавали. Но эти «лунные слезы» не показатель же. Неизвестно, как он принимал, была ли ему так нужна доза. И им можно сопротивляться, я знаю таких людей. — Ему двадцать. — И моей дочери тоже. — и оттого, что У сам хотел сказать эту фразу, из-за того, что первый ее подумал, обида от этого снисходительного тона ещё больше. У не знаете даже, что сказать. Замолкает на пару минут, шагая рядом с профессором, обдумывая очередную фразу, но тут же от мыслей своих отвлекается, когда у палаты Алиски видит взволнованную Киру. — У, Игорь. А Алиса где? Вы ее не видели?!