Пока большой брат не смотрит

      — Четыре тысячи градусов, малыш, и это ты себя называешь Кремацией? - Бакуго активирует взрыв и разбивает летящий в него камень без особых усилий.       Даби лишь скалится в ответ, обрушивая на врага очередную волну из синего пламени. Сегодняшние злодеи не та мелкая шпана, которую нужно ловить при свете дня, поэтому в этот раз ему пришлось выйти до наступления сумерек, ассистируя про-героям с топа. Простая игра на отвлечение внимания на себя, он даже не старается повысить температуру, все, что нужно, - выиграть для Кацуки время. Пара блоков, широко улыбнуться, натянув кожу вокруг скоб, получив испуг, и злодей падает от чужой подсечки, здорово прикладываясь лицом об асфальт.       — Вот как это делается, - настырно посмеиваясь и рыча от усердия, Бакуго ловко сворачивает вырывающегося злодея в бараний рог.       — Моя бабуля бы справилась быстрее, - Даби не может не подначить взрывного напарника-на-один-день (иначе половина города сгорит в пламени и взрывах), как бы ни старался. Потому лишь растягивает ехидную улыбку на очередной поток ругательств.       Закончив с наручниками и зачитыванием прав, Бакуго наконец оставляет в покое злодея и выдыхает, потягиваясь и разминая спину. Пока огненная ехидна скачет вокруг, запугивая всех, играясь синими всполохами, у Кацуки есть пара минут перевести дух. Вокруг уже сгущается толпа из полицейских и едва сдерживаемых журналистов. Вспышки камер как микро-взрывы под кожей. Щиплет и колется, стягивает спину. Бакуго вздрагивает, сбрасывая неприятное ощущение. Осмотрев пространство вокруг, замечает того, кого видеть точно не планировал, по крайней мере не сегодня и не здесь.       Шото Тодороки, со всей своей вытянувшейся нескладностью и несуразностью, половинчатыми волосами стоит за выстраиваевым ограждением из ярко-желтых лент и осматривает место сражения. Вцепившись длинными пальцами в ремень сумки, а глаза спрятав под челкой, пытаясь скрыться и не обращать на себя внимание. Ловко, но недостаточно для Бакуго.       Он едва ли замечает, как начинает движение. Секунда, две и двуцветный взгляд впивается в него со всей своей непосредственностью, бегая по телу со скоростью нервозных мурашек из-за страха найти повреждения.       — Не сцы, малец, эти слабаки меня даже не задели, - фыркнув и закрыв весь вид на площадку, Кацуки возвысился перед младшим Тодороки и медленно, с интересом, граничащим с бестактностью, стал осматривать парня, которого в последний раз видел пару лет назад, еще в средней школе.       — Я не переживаю, - тихо мяукает Тодороки под нос, добавляя чуть громче, - ущерб городу будет возмещать агентство, да?       Секунда на осознание, ещё четверть на то, чтобы в ладонях затрещали искры.       — Ах ты мелкий парш..-       — Шото!       Даби сгребает Кацуки одной рукой, закрывая рот. Даже при всей своей комплекции, Кацуки сложно соревноваться с высоким, длиннолапым Даби. Его гибкость и растяжка заставляет завидовать даже девчонок. Только это обман похлеще его милой улыбки. Чтобы быть там, где Даби сейчас, чтобы контролировать пламя так, как Даби, тело должно быть тренированным до максимума, не оставляя шансов врагу и собственной причуде. Потому выпутаться из наглых культяпок у Кацуки получается лишь раза с третьего, наручи сильно уменьшают маневренность. Даби на это только лыбится довольно, посылая Кацуки наигранные воздушные поцелуи на потеху репортерам.       Кацуки заранее рычит за завтрашние заголовки.       — Чего здесь забыл, золотой ребёнок? Тебе сюда пока нельзя, - хихикая, Даби играючи отбивает одной ладонью хилые хуки Бакуго, не собираясь уделять его вредности внимания.       — Услышал взрывы, - Шото краснеет едва-едва, заметить сложно, если не знать его вдоль и поперёк, но Даби знает. Щерится и очередной удар Кацуки не просто вяло отбивает, отмахиваясь, а цепляет кулак ладонью и тянет на себя, прижимая ближе, закидывая руку на плечо и затягивая Кацуки в поле зрения Шото, - и пришёл..-       — Взрывомен, тебя аж в Юэй слышно, - наигранно ворчит Даби ему почти в ухо, но так, чтобы было четко слышно, намеренно не обращая внимания на то, как оленем замер Кацуки, а Шото почти не скрываясь во все глаза следит за ним.       — Хер ли ты лапаешь меня, инсинератор на колесах? - почти учтиво, даже нежно спрашивает Бакуго, и Даби фыркает, не сдержавшись. - Семнадцать против шестнадцати, - припечатывает Кацуки, - и клешни свои скинь, и без того жарища.       — Принято, Взрывомен, - хмыкает Даби, прижимая Кацуки сильнее, показательно хлопая по упругим голым предплечьям.       И пока Динамит Король Взрывного Убийства носится по оцепленной площадке за Даби, за желтой лентой, пряча пылающее лицо в ладонях, стоит одинокий Шото Тодороки.             //       — Захлопни рот, ничего интересного в ближайший год там не окажется, - Шото подпрыгивает на месте от шепота на ухо и вцепляется в подоконник, изображая на лице нечто среднее между ужасом, паникой и “Меня здесь нет и не было”.       — Я не.. Это не..       — Ты пялишься на него в любой момент времени, когда он находится поблизости, не вешай мне лапшу на уши, малец, - цыкает Тойя, вороша ладонью идеальную укладку Шото.       — Неправда, - сконфуженно, на что Тойя закатывает глаза до небес, - я не должен, - добавляет тише и теперь Тойя готов признать, что это, во-первых, честно, а во-вторых..       — Чушь полнейшая.       — Он парень.       — Ну и?       Шото поворачивает голову, поджимает губу и выглядит почти обиженно, Даби почти жаль его.       Но только почти.       Однако он прекрасно понимает, что золотому ребёнку с детства приседали на уши, рассказывая о том, что такое хорошо и что такое плохо, а так же о том, как он сможет продолжить прекрасный род Тодороки, раз смог унаследовать обе причуды.       Тойя..       Нет.       Даби.       Готов драться за младшего по всем пунктам данных трактатов, отбивая все нападки и выжигая весь мусор, что напихан в хорошенькую голову.       — Ты хороший ученик, ребенок. Ни за что не поверю, что не гуглил “секс между парнями”, - Даби встает рядом, складывая руки на груди и косится на младшего, следя за реакцией.       Шото отводит взгляд.       — Понравилось?       Поджимает губы.       — Представлял его на месте актёра?       Краснеет.       — Представлял себя рядом с ним?       Прячет лицо в ладонях.       — Дрочил и понравилось.       — Прекрати! - Шото повышает голос, пылает щеками и дрожит.       Тойя не самый чуткий человек, но очень старается быть хорошим братом. Потому вздыхает, подходит ближе и прижимает к себе, баюкая на плече буйную голову.       За окном Кацуки уже давно стянул майку и показывает Нацуо очередное движение для повтора и отработки техники. Тойя тоже как-то следил. Интересовался, глазел. Они даже целовались. На одной вечеринке, после чего поняли, что идея так себе и дрочить друг другу нервы их возбуждает гораздо сильнее, чем прикасаться к чужому телу.       — Ты уже видел, что парни спят с парнями, и им это нравится. Я - тоже спал с парнями и мне нравилось, - Шото вскидывается и смотрит на брата куда пристальнее, выискивая намеки на ложь. - И Кацуки - тоже спал с парнями и ему нравилось, - добивает Тойя и следит за мыслительным процессом на слабо выразительном лице.       — Я понял, - шепчет Шото, отворачиваясь, и в дополнение кивает, будто пытаясь убедить себя.       — Поэтому выкинь из головы мусор, что тебе что-то нельзя. Нельзя, если Кацуки тебе откажет, тут согласен, базару нет. Но, как минимум, ты можешь попытаться что-то сделать, если сам будешь готов. Усек, шкет?       Шото смотрит в смешливые глаза, фыркает и кивает уже более осознанно.       — А готов ты будешь через год, минимум. Это ясно? - Даби принимает самый грозный вид и тычет пальцем с синим огоньком почти в нос, намеренно пугая, приближая огонь, что может ранить Шото, так близко.             //       — Золотой ребенок...- мечтательно вздыхает Даби, смотря на то, как Шото одновременно закидывает в бокалы лед и поджигает свечи. Не то чтобы Даби был против всей этой вакханалии, но кто знал, что день рождения Фуюми вызовет у всех такой ажиотаж.       — Захлопни варежку, - ворчит Бакуго куда-то в пустоту, расставляя на столе традиционные блюда, рецепты которых (он знает, он видел, сам помогал Бакуго стащить книгу и вычитать нужное) у Фуюми были отмечены как любимые.       — То, что ты симпатизируешь не тому брату - твоя проблема, - насмешливо фыркая, Даби вытягивается на диванчике перед праздничным столом и, закинув руки за голову, всем видом выражает значение фразы “мне абсолютно посрать на ваши метания вокруг”. Он показательно удобнее устраивает ноги на подлокотнике и наблюдает, как и без того напряженный, Бакуго пытается не смотреть в сторону кухни чаще чем положено в его присутствии.       — Я никому из вашей чокнутой семейки не симпатизирую.       Даби даже не пытается скрыть насмешливое выражение лица и лишь фыркает, вскидывая брови.       Конечно, Бакуго Кацуки - образец “не-симпатии” к их благочестивому семейству.       Поэтому дружит с Тойей Тодороки.       Находит цветы, которая любит Рей Тодороки для праздника.       Скорректировал для Нацуо Тодороки программу тренировок.       Потратил несколько часов - на приготовление, и неделю - на выяснение любимых блюд Фуюми Тодороки.       И пытается скрыть очевидную симпатию к Шото Тодороки.       К его чести, Старателя в этом семействе все едва выносят, так что он не засчитывается в шоу-программу.       Закончив и повернувшись обратно к кухне, Кацуки парой пальцев скидывает длинные ноги Даби за голые лодыжки на пол даже не напрягаясь.       — Только попробуй хавальник раззявить, засранец, - шипит и почти сбегает на кухню.       Даби булькает от смеха и расслабляется окончательно. Этот парень, будучи занозой в заднице, потрясающе вписывается в их сумасшедший семейный антураж.             //       Бакуго вытягивается на низеньком диванчике в гостиной и стонет. Наручи валяются рядом, почти пустые и бесполезные, после тяжелого боя, который закончился пару часов назад. Каждая мышца в теле вибрирует в попытке расслабиться, мозг перегружен, утопая в ощущениях. Кожа горит, глаза болят от дыма и жара. Кацуки прикрывает глаза, стараясь дышать ровнее и снизить нагрузку хотя бы за счет отсутствия света.       Дом Тодороки был совсем рядом и злой как тысяча чертей Даби шипел в коммуникатор, чтобы Бакуго присмотрел за младшеньким, во избежание нарушителей в доме. И пока человек-факел танцевал на костях на другом конце города, Кацуки был сторожевым псом семейства Тодороки.       Точнее старался им быть.       Сложно быть порядочным, когда тебя встречает твоя влажная мечта. Шото открывал ворота, натянув старые коротковатые треники, открывающие лодыжки и тонкую алкоголичку, едва ли скрывающую подтянутый торс. Безумно красивый и нервничающий. Бакуго пришлось потратить добрых пятнадцать минут, чтобы убедить его, что все и он в том числе в порядке, что все почти кончилось и переживать ему не о чем. Да, он может идти к себе и оставить Бакуго валяться в общей комнате.       Само осознание, что Шото неподалеку, рядом и в безопасности - Кацуки было плевать на все остальное.       За закрытыми глазами плавают мутные бензиновые пятна, туманя мозг. Бакуго медленно, но верно расслабляется, прокручивая в голове все произошедшее за несколько часов и понимая, что фактически опасности никакой нет, так что его присутствие в доме, пока Даби не вернется - номинальное.       Тихий шорох и легкие шаги не то чтобы были полной неожиданностью, но Бакуго предполагал, что Шото так и не решится выйти.       Да, он смотрел, да, его взгляды - нечто среднее между Сахарой и обжигающим льдом Антарктики, но… Бакуго знал о себе и своем характере достаточно. Как и то, что Шото младше, а так же… Вагон и маленькую тележку “нет”, “а что, если”, “да зачем ему это” Бакуго всегда возил с собой, напоминая, что партнер он для мальца неподходящий.       И это не говоря о том, что за любой шаг в сторону, Кацуки подвесят и предадут праведному синему братскому пламени.       — Тебе нужно остыть и перевязать раны, - голос у Шото тихий, приятный, а полотенце, в котором между собой бьется лед, малоприятное, но спустя пару секунд все, чего хочет Бакуго - стонать в голос от приятных ощущений.       Так вот зачем вышел.       Позаботиться.       Жар внутри все еще беснуется, потоотделение работает на максимум, но полотенце со льдом медленно, но верно помогает взять под контроль пожар и адреналиновую бомбу внутри. Бакуго дышит тяжело, выдохи и вздохи вязкие, тяжёлые, как патока. Он не открывает глаза, не хочет смотреть и думать не хочет, иногда слепота благодетель, особенно если речь о младшем брате твоего лучшего друга.       Шото же остается лишь мечтать о такой роскоши, потому что закрыть глаза сейчас - для него сродни преступлению.       Бакуго Кацуки - искусство в чистом виде. Неудержимый и яркий, жаркий и пышущий внутренней силой, весь он - для Шото красная тряпка, которую невозможно игнорировать. Особенно сейчас, когда лежит раскинув руки-ноги в стороны, взмокший, скинувший подранную майку, открывая вид на грудь и поджарое тело.       Бакуго и так был для Шото безумно, почти до дрожи красивым, но вот так - близко-близко, разморенный, с горячим телом в поту, лёгких ссадинах и дрожащими мышцами… Шото хотел бы не думать, не представлять других возможных причин, почему Бакуго мог бы выглядеть перед ним так. Но.       Шото никогда не понимал людей из видео, которые так стремились облизывать или кусать партнера.       До этого момента.       До момента, когда Бакуго, раскрепощенный, потрясающий, притягательный, лежал прямо рядом с ним, подставляясь под холодный компресс. На каждое прикосновение он слегка постанывал, сокращал мышцы и иногда шипел. Лед внутри уже давно начал подтаивать, и вода медленно но верно просачивалась сквозь полотенце, оказываясь на теле Бакуго, стекая и скапливаясь на впадинках рядом с выпуклой грудью, прессом и пупком.       Шото впервые понял. Это нестерпимое ощущение, когда рот внутри сковывает одним единственным желанием - прижаться и сделать это. Слизать капли. Прижаться губами, втянуть кожу. Куснуть ее, оставляя красные метки в дополнение к уже существующим ожогам и царапинам.       Шото выдыхает судорожно, случайно активируя причуду правой рукой, покрывая легким инеем полотенце и кожу Бакуго.       Он вскрикивает и вскидывается, открывает глаза, готовясь разнести все в пух и прах, но натыкается на красного, безумно смущенного и опешившего от самого себя Шото. Брать под контроль причуду в семье тодороки учат с пеленок. (Даби уникален)       Смягчается, откидываясь обратно, и хмыкает, закатывает глаза, пока Шото судорожно мяукает под нос:       — Сейчас-сейчас, я все исправлю, прости, пожалуйста…       Бакуго же хочется лишь смеяться в голос.       — Половинка, если так тебе будет удобнее “охлаждать” меня, - абсурднее предлог придумать сложно, но кто Бакуго такой, чтобы не использовать возможность, которая сидит совсем рядом и распускается маковым цветом смущения, - можешь использовать ладонь.       Предложение максимально прямое и прозрачное, как и возможность сбежать сию секунду.       Шото эту возможность не использует.       — Если Вам будет комфортно, Бакуго..? - взгляд из-под ресниц невинный на грани, Бакуго почти готов расплакаться от трогательности и ангельского выражения лица, проклиная себя за крамольные мысли.       — Абсолютно.       Припечатывает Кацуки последний гвоздь в крышку своего гроба, потому что ладонь Шото - идеальная.       Длинная, прохладная, нежно-аккуратная поначалу, но чем дальше, чем больше звуков ей удается высечь из Бакуго, тем более наглая и своевольная. Улыбка Кацуки представляет собой нечто среднее между абсолютным кайфом и болезненным “не смей отрывать руку”.       Вторая ладонь, более теплая, ложится на лоб, будто проверяя температуру, но большой палец невзначай проходится по бровям, разглаживая напряжение. Пара секунд и ладонь проходится уже по волосам, убирая торчащие из-под маски прядки назад.       — Пф, смелее, малыш, я не укушу, - хмыкает Бакуго, приоткрывая глаза, следя за голодным взглядом Шото, - по крайней мере сейчас.       Шото фыркает в ответ и подползает ближе, прижимаясь боком, закидывая одну ногу на чужое бедро слишком по-хозяйски, краснея от собственной наглости. Бакуго улыбается шире, мягче, и расставляет ноги, откидывает назад голову, открывая доступ к шее, показывая себя.       Шото почти дуреет от вседозволенности и доверия, которое ему преподносят на блюдечке. И не кто-то, а Бакуго. Бакуго Кацуки, который шипит-орет на всех и каждого, кто рискнет подойти к нему ближе, чем на метр, лежит рядом с ним, почти под ним и позволяет себя щупать-трогать-гладить.       Шото вздыхает почти судорожно, сходя с ума от вседозволенности.       — А я да, - шепчет он в чужую кожу, слизывая сладковатый пот с шеи и кусая упругую мышцу.             //       — Принцесса, надеюсь, ты не загоришься, - рвано дыша, Бакуго все еще пытается думать и не сделать все хуже, чем оно может быть.       Непонятно, в какой момент Шото полностью перебрался на колени к Бакуго, непонятно в какой момент начали сплетаться их языки, а губы оставлять крошечные ссадины, которые позже зацветут фиолетовым.       — Не могу.. обещать.. - Шото над ним жмется теснее, трется членом о пресс, сминая одежду сильнее, складками задевая синяки. Сдавливает в руках голову, шепчет-скулит почти в ухо. Бакуго бы с удовольствием дал все и сразу, все, чего мелкий еще не просит, но мечтает в своих влажных снах, но знает, что еще рано, что не может и что не дай бог Шото будет больно - его ждет личная кремационная.       — Тогда тебе самому придется поработать ручками, малыш, - гудит Бакуго куда-то в мокрый висок и убирает руки на спинку широкого дивана, крепко вцепляется, надеясь, что его выдержки будет достаточно, чтобы они не взлетели на воздух, - я тоже не могу ничего обещать.       И Шото задыхается, скулит в шею на одной ноте, вжимается сильнее, будто пытаясь вплавиться. Его тело и причуды сходят с ума, температурная перегрузка ему обеспечена. Но несмотря на это, он опускает руки ниже, сжимает крепкие плечи, съезжает по Бакуго и лезет целоваться, одновременно проскальзывая ладонями по ребрам, прессу и забираясь в трусы почти нагло, вырывая из чужой глотки одобрительный стон. Он улыбается, язва, и Бакуго, не сдержавшись, прикусывает губу, что так нагло дразнит его. Шото в ответ мягко пробегается по его члену, изучает, осматривает подушечками, неверяще, почти с благоговением. Бакуго не знал, что кто-то так может относиться к его телу, но Шото - может. Его ладони слегка отличаются по температуре и сейчас это ощущается гораздо сильнее. Кожа разгоряченная, чувствительная и ладони Шото творят невозможное. У Бакуго рвет крышу, тело как под тонной обезболивающих, легкое, летящее. Шото сильнее ездит задницей по коленям, скулит, выпрашивая, вымаливая, но Бакуго лишь ворчит:       — Сам, сам, давай сам, сними треники, давай, - Шото слушается неукоснительно, вскакивает и судорожно резко дергаясь, стягивает мешающую ткань, хватается за трусы, но его останавливают.       — Нет. Стой, иди сюда, - Бакуго едва дышит от скрутившего все внутренности желания-идеи. Он бы не простил себе, упусти он такую возможность. - Сюда, на меня, выше, да, принцесса, ближе, не укушу, давай.       И Шото дает. Красный как маков цвет, сливаясь по тону с половиной волос, вжимается пахом в лицо своей мокрой мечты, что растеклась под ним. Что прямо сейчас не стесняясь широким мазком лижет его горячий член сквозь ткань трусов. Первый, второй раз, Шото прикрывает рот, чтобы не дай бог не сорваться на крик и вжимается сильнее, заставляя взять в рот. Грязно, влажно, жарко. Дыхание Бакуго горячее огня на ладони, Шото готов выть, но все еще пытается удержаться. Пытается ровно до тех пор, пока Бакуго не начинает лицом тереться о его бедро, пытаясь зубами и носом стянуть белье вбок, чтобы…       Шото помогает одной рукой и ловит яркий, горящий, довольный, благодарный взгляд Бакуго. Бакуго, который, не отрывая взгляд, берет его член в рот.       Шото кричит.       И загорается.       Буквально мгновение, он тут же берет контроль обратно, вцепляясь в пушистые белые волосы на затылке, не давая отстраниться и сбежать. В груди рождается смесь звуков, которую он не в силах сдержать. Вокруг члена все вибрирует, Бакуго гудит довольным смехом.       Шото не может быть тихим.       Вой вперемешку со скулежом срывается изо рта, когда Бакуго, начинает баловаться, лижет член, едва цепляет зубами, намекая на укусы, заставляя Шото тонуть все глубже.       Будь его воля - они бы на этом не закончили, но Кацуки не менее упертый. Не позволяет отстраниться, снова цепляет взглядом, покорно позволяет держаться за волосы и направлять свою голову, позволяет делать то, что хочется. Шото едва успевает предупредить, что близко. Бакуго лишь сжимает губы сильнее, языком лаская кончик, выпрашивая.       Шото кусает свою ладонь, кончая, прижимает чужую голову к себе и спускает в рот, тут же теряя опору и сваливаясь вниз, на чужие колени.       Он вжимается в Бакуго, дышит потом и запахом карамели будто до этого голодал. Член обмяк, но стоит Кацуки чуть дернуться и Шото прошивает уже знакомой яркой волной, в этот раз слегка болезненной. Он смещается вбок и устраивается на широком плече, пытаясь прийти в себя. Невесомо гладит разгоряченную кожу, наслаждаясь тяжелым дыханием и постанываниями. Бакуго все еще не кончил, красный и взмокший он в абсолютном беспорядке, а его член торчит из рабочих брюк. С него едва не льется предэякулят, и у Шото темнеет перед глазами от одной лишь фантазии.       Что однажды, он сможет делать с этим членом абсолютно все. Однажды все это он сможет принять в себя, и Бакуго будет максимально близко, в нем. Глубоко, жарко и приятно-распирающе. Шото сможет принять его целиком и двигаться, до шлепков, выбивая из Бакуго звуки удовольствия. Или подставиться, выпятить зад, крепко вцепиться руками в простынь, стол или куда угодно и принимать глубокие жадные толчки, грязный шепот на ухо и укусы в загривок. Член болезненно дергается, снова наливаясь теплом. Шото пытается сглотнуть слюну, но она стекает с уголка губы и он наклоняется, открывая рот, позволяя ей стечь на горячий, дергающийся член.       — Могу я..? - Шото не уверен. От члена пахнет мускусом, вперемешку с карамелью запах выходит чуть странным, необычным, и Шото очень хочет попробовать на вкус, но не уверен, что у него хватит сил сделать так, чтобы Бакуго был в еще большем беспорядке, а не тратил силы на то, чтобы научить его.       — Используй руку и иди сюда, если не ссышь, пацан, - сыто ворчит Бакуго, тут же затыкаясь, стоит Шото жадно вцепиться в его губы.       Ладонь у Шото изящная и длинная, а при желании еще и меняет температуру, и Бакуго уплывает в небытие за считанные минуты, стоит приноровиться к темпу. Он кончает чуть ли не всем телом, на последних секундах подмахивая бедрами, толкаясь руке навстречу. Его бедра напряжены до предела, и Шото уверен, что это выглядит бесконечно красиво. Он бы хотел увидеть все это еще не раз. При свете, чтобы наслаждаться каждым изгибом. И как можно ближе, чтобы пробежаться пальцами и губами по напряженным жилам и оставить засосы на внутренней стороне бёдер, помечая всю эту красоту собой.       — Охренительно, - сипло выдыхает Бакуго и опадает, будто каждая мышца в теле расслабилась и откололась от другой.       Шото фыркает и ластится ближе, целует нос, брови и щеки, снова перекидывает колено через Бакуго и прижимается теснее.       — Еще? - лениво прикусив подставленную шею, Бакуго тут же ее целует.       — И да, - вдох, - и нет, - выдох.       Шото отстранился, заглядывая в глаза.       — Нихуя не понял, принцесса.       — Тебе нужно отдохнуть и обработать раны, - нежный поцелуй в губы, - и ты сказал, что не возьмешь меня сегодня…       Шото будто невзначай ведет плечом, делая вид, что этот факт его вообще не заботит.       — Малыш… - Бакуго почти шипит, взвешивая все за и против и пытаясь унять бешеное желание под кожей, - твой брат спалит меня в ту же секунду, как узнает. А он узнает, принцесса, - Бакуго возвращает ладони на законное место, стискивает в ладонях узкую талию Шото и ведет по пояснице ниже, устраивая руки на обеих половинках задницы, - невозможно будет не узнать, учитывая, что я буду твоим первым, - Бакуго прижимает теснее и нагло разводит половинки в стороны, раскрывая, до стыдливого стона в плечо, скулежа и дергающихся бедер в попытке найти, к чему прижаться.       — Ты так просишь, принцесса, это невыносимо, - Бакуго лижет ушко и обдает дыханием, вырывая еще одну порцию скулежа.       — Так возьми, - Шото хнычет, в голосе почти детская обида, но Бакуго непреклонен.       Он перебирает пальцами мягкие половинки и свободными пальцами давит на сжавшееся колечко ануса, давая иллюзию, что еще секунду и палец войдет глубже. Обводит мягко по кругу и ведет ниже, надавливая, слушая, как в плече тонут ругательства и стоны вперемешку со слюной и мольбами. На бедра Бакуго капает, ему даже не надо проверять, что у Шото снова встал и ему снова нужно кончить. Бакуго не жадный, он щедрый, и позволит взять от сегодняшнего дня все, что сможет дать.       Не церемонясь мнет задницу, легонько похлопывая, пальцами задевая промежность и вырывая из Шото вскрики на грани с болезненными.       — Сегодня ты кончишь только от моих рук и языка, принцесса. - Бакуго обещает, и сделает все, чтобы воплотить в жизнь незатейливый, но очень приятный для обоих план. - Ты должен только плакать и умолять, а чтобы был тише...       Кацуки ловко переворачивает их обоих и укладывает Шото головой вниз, поднимая наверх задницу, давая себе лучший обзор.       — Ты великолепен, половинка, - гудит Бакуго, склонившись над изогнутой линией позвонков и снова хлопает по заднице, почти легко, но ощутимо, со шлепком, чтобы перегрузка была не только от ощущений, но и от звука, от мыслей о том, что это Бакуго, и что Шото это ему позволяет.       Когда же Кацуки спускается ниже и лижет широким мазком от яиц до ануса, Шото плачет. Сам не замечает как, но стоны уже едва слышны, его дергает и мотает по дивану, абсолютный раздрай в голове и пожар внизу. Слезы он едва замечает, только по мокрому покрывалу, а то, что творится за его спиной - абсолютно за гранью. Он едва держится, понимая, что отпустить причуду сейчас будет верхом неадекватности, учитывая, что ладони Кацуки на нем, мнут его задницу, ласкают яйца и сжимают бедра.       Он держится в меняющемся темпе Кацуки несколько минут, прежде чем начинает умолять.       Не только голосом, но и всем телом. Сильнее, глубже, со всех сторон.       Пожалуйста.       Шото нужно все и сразу и кто Кацуки такой, чтобы оставить своего мальчика без награды.       Его ладонь уверенно ложится на член и пока вторая оттягивает половинку в сторону, кончик языка медленно-медленно, вкручиваясь, проникает внутрь Шото, заставляя того кричать.       Пара мгновений и его трясет в экстазе, пока Бакуго уверенными движениями продолжает ласкать его член, продляя удовольствие до первых болезненных спазмов.       Укладывая опустошенного Шото рядом с собой на узком диване, давая ему возможность передохнуть, Бакуго совершает ошибку, не замечая черную тень с синими всполохами на костюме.             //       — Тебе не жить, Взрывокиллер! - Рычит Даби, скалясь как сумасшедшая гиена, догоняя Кацуки в полете.       — Дерьмо, - выплевывает Кацуки, отбрасывая взрывом Даби назад, - Уймись, Штопанный!       Это мог бы быть обычный патруль после заварушки в городе, если бы из дома Тодороки Кацуки не выходил под ледяным взглядом и всполохами синего пламени.       Даби их видел.       Бакуго нервно цыкает и делает очередной рывок вперёд. Нужно оторваться от поехавшего брата-психа как можно быстрее. Чем дольше они будут находиться далеко друг от друга, тем быстрее Даби остынет. И как бы Бакуго не хотелось украсить страшную мордашку ещё парой шрамов, дома этого психа ждал Шото, и вот это уже проблема. Мелкий явно не будет в восторге, что его брата потрепал его… Его кто-то.       Бакуго рычит и замирает в полете, позволяя себе упасть ниже, чтобы приземлиться на широкую крышу, амортизируя при помощи взрыва.       Даби прилетает спустя несколько секунд, укрывая все пространство вокруг пламенем, из-за чего Бакуго приходится скакать по поверхности, избегая высоких волн. Серия мелких взрывов в лицо для отвлечения внимания, подсечка, на которую Даби не покупается, прекрасно зная привычки оппонента. В какой-то момент бой переходит в рукопашный, и оба прогероя похожи на клубок дерущихся котов, с криками “Я не обижал его!” и “Тебе не жить!”. И в момент, когда серия ударов и блоков набирает силу и искры начинают смешиваться с синим пламенем, героев разносит в стороны волной воздуха и припечатывает к крыше алыми кинжалами-перьями.       Ястреб приземляется почти кулем. День для всех был тяжелым, и сейчас, после того, как полиция забрала на себя заботы об устранении ущерба, всем можно расслабиться. Почти. Поначалу Ястребу стало интересно, куда так несутся два заклятых друга, ведь все закончилось несколько часов назад. А после стало понятно, что его не сопротивляющегося напарника нагло зажимают причудой. Гордость и осознание, что их драка только набирает обороты, подтолкнули Ястреба вмешаться.       Он усаживается на корточки на бетонный выступ и складывает крылья, доставая из кармана подаренный маленькой фанаткой сок. Очки подняты наверх и блестят в свете заходящего солнца, пока двое бедолаг пытаются избавиться от его перьев. Ястреб щурится и улыбается умилительно, наигранно с шумом цедя сок через трубочку.       — Соседи жалуются на шум и возню мартовских котов на крыше.       — Катись к черту! - слышится одновременно с обеих сторон, на что Ястреб лишь фыркает.       — Я пекусь о вашей зарплате больше вас, хотите лишиться премиальных за нарушение порядка?       — Плевать, я должен достать этого ублюдка! - рычит Даби, вырываясь, сжигая перья, но его тут же припечатывают обратно, добавляя острое перо перед лицом, для усиления эффекта.       — Ну-ну, не дуйся, - урчит Ястреб, по-птичьи склонив голову в бок, наблюдая за “добычей”, и не поворачивая головы мягко требует отчёт от напарника, - что не поделили, Динамит?       Бакуго только вздыхает тяжело, развалившись на крыше, прекрасно зная, что Ястреб не выпустит их обоих до тех пор, пока не будет доволен. Яркая птица была не только хорошим напарником, но и абсолютной занозой в заднице Бакуго. Такой же упертый, верткий, наглый как и он сам, но еще и сильный про-герой, с подготовкой комиссии и статусом, очарованием, которое пленяет всех вокруг - в один момент Бакуго пришлось запихнуть свою гордость и агрессию в самый дальний угол, чтобы дойти до уровня героя номер два, а после и превзойти его.       — Он хочет убить меня из-за своего братца, - выдыхает Бакуго, закатывая глаза, - считает, что я: “посрамил его честь и обязан заплатить кровью”,- цитирует Бакуго.       — Защищаешь Нацуо? - хмурится Ястреб, под дружный кашель обоих героев и резкое “да ну нахуй” и “нет, блять, Шото”.       Ястреб щурится ещё сильнее, за мгновение переводя острие пера от лица Даби к Динамиту и не сдерживая возмущенный клекот:       — Он же совсем ребенок, - замогильным голосом начинает Ястреб, переводя все свои перья с крыльев на Кацуки, буквально развешивая над его телом миллион алых кинжалов.       — Ты совсем ебанулся, крылатый!? - Бакуго начинает вырываться всерьёз, но часть перьев оплетает его руки, сжимая, давая понять, что при малейшем движении давление усилится и Бакуго потеряет конечности, - Ястреб, черт тебя дери!       — Перебор… Хотя мне нравится. - Хмурится Даби, наблюдая за тем, как перья фиксируют Кацуки. Он медленно поднимается, после того, как последние перья отпустили от кровли, перекочевав в большое пернатое облако над другом-предателем.       — Он ребёнок, ему сколько, лет тринадцать хоть есть? Бакуго, ты последние мозги растерял!? - повышает голос Ястреб, спрыгивая с импровизированного насеста с длинными алыми перьями в руках.       — Чего блять.       — Сколько?       Ястреб замирает, медленно переводя взгляд с Кацуки на Даби, и замечает его выражение лица. Даже забитое скобами, оно выражает максимальное непонимание. Непонимание, замешательство, осенение и яркую мстительно-язвительную ухмылку. Даби откидывает голову назад, смеясь. Опускается на корточки от смеха, вытирает глаза и продолжает смеяться, ничего не комментируя.       — Ему, блять, семнадцать, птичья твоя голова, - воет Кацуки, - ему восемнадцать стукнет, ты совсем поехал крышей, пока летал в облаках, придурок!?       Даби лишь смеется ещё сильнее.       — Но… Он же школьник..? - неуверенно пытается вспомнить и сопоставить факты Ястреб, выцепляя из памяти факты о семье Старателя и Даби.       — Выпускной в Юэй и он был не против! Яйцеголовый, выпусти меня!       Ястреб закатывает глаза, хмыкнув и алым вихрем распускает все перья, переводя их обратно в крылья. К этому моменту Даби уже не смеется, только с улыбкой наблюдает за движением перьев. Он ловит одно крошечное на лету, усмехаясь и переводит взгляд на смущенного Ястреба.       — Минус звездочка тебе, Птица, за хреновую подготовку, - криво улыбается Даби, пока Кацуки поднимается с крыши и рычит, что очередной костюм подран чёртовым животным. - Я думал, ты любопытнее.       — Любопытство сгубило кошку, - возвращаясь к своему обычному виду, нахально вскидывает брови Ястреб, - и отдай перо.       — Нет, - наигранно дуя губы, вредничает Даби, - это плата за твою не заинтересованность во мне.       — Прости?       — Прощаю, так и быть. И твоего говнюка-напарника тоже, но с условием, что больше он свои лапки к моему брату не тянет как минимум до его совершеннолетия.       — Так и быть!?       — Как минимум!?       Даби улыбается и наигранно нежно целует перо, любуясь им, и шепчет ему, крошечному алому в своих длинных обожженных пальцах:       — Спасибо, что защитил мою честь, малыш, но я бы и сам справился.       Ястреб вздрагивает от ощущений и теряет весь словарный запас, наблюдая как ночной кошмар и линчеватель улыбается, нагло флиртует с его пером (Прямо перед самим Ястребом!) и выглядит так, будто прогуливался по парку, а не охотился десять минут назад за одним из топовых про-героев. Даби стреляет глазами, чётко ловя замешательство на чужом лице и лениво улыбается, растягивая губы.       Позади Динамит ворчит что-то о наглых ублюдках, а Ястреб может лишь наблюдать за тем, как чёрная тень спрыгивает с крыши, игриво махая рукой напоследок.             //       Деревянная створка резко отъезжает и через секунду захлопывается обратно с оглушительным стуком.       Даби устало откидывается на подушку у стены, поднимая взгляд на вошедшего.       На входе в комнату краснеющий Шото держит в руках телефон экраном к Даби и выпаливает:       — Зачем ты гнался за ним!?       Несколько секунд Даби поддерживает игру в гляделки и закатывает глаза, забивая и утыкаясь обратно в книгу. То, что уже несколько страниц он читает не запоминая ни строчки… Сюжет здесь ему все равно не нравился.       — Я предупреждал о том, чтобы он не лез к тебе, сам виноват, - длинный выдох и Даби показательно медленно перелистывает страницу, намекая, что очень занят.       — Но..-       — “Но” - что, золотой ребёнок?       — Он ничего не сделал..       — Мм… знаешь ли, “ничего” понятие растяжимое, и я в этом “ничего” сильно сомневаюсь, глаза у меня в порядке, - Тойя лишь хмыкает и захлопывает книгу, сдаваясь.       — Он ничего не сделал, я сам попросил, - краснея, но все еще уверенно продолжает Шото, - и… ну.. В общем…       — Ни черта не понимаю, ребёнок, давай чётче.       — И приятно было только мне, - выпаливает Шото, тут же сжимаясь на пороге, закрывая лицо руками, - так что, пожалуйста… Он… Он ничего не сделал, не нужно его наказывать, только меня.       Заканчивает Шото уже увереннее, сжимая руки в кулаки и пристально смотря в глаза Тойе, намереваясь защищать того, кого выбрал.       Тойя лишь фыркает и подзывает к себе, хлопая по футону.       — Наказывать так наказывать, - смеётся Тойя, - глаза закрой.       Он примеряется ко лбу с половинчатой челкой и заряжает сильный щелбан, злобно хихикая, когда Шото хватается за лоб и начинает шипеть.       — Скажи спасибо, что тогда это был я, а не папаша, иначе статус “золотого ребенка” ушёл бы с концами из этой семейки. Почему в общей комнате, а не в прихожей, перед домом? Тебя настолько всему учить надо?       Шото дуется, потирая лоб и отводит взгляд, обдумывая.       — Я не думал об этом.       — Конечно ты не думал, - веселясь язвит Даби, - ты был занят куда более интересными вещами! И ладно папаша! Фуюми, Рэй? Хочешь разбираться с истерикой Нацуо?       Даби давит, напоминая о том, что Шото уже не ребёнок и потому любой выбор будет иметь последствия.       — Я понял тебя.       — Ты понял сейчас. А он должен был думать до того, как вы спустили штаны на моем любимом диване.       — Он у нас один..       — Потому и любимый!       Шото смеётся тихо, подползая ближе и устраивая голову на плече Тойи.       — Я не боюсь отца, - тихо начинает он, - и никогда не буду достаточно идеальным. Но… я не уверен, что… Кац.. Бакуго.. был рад тому, что произошло.       Шото перебирает в пальцах футболку, замолкая. Даби же выдыхает и треплет его по голове, подбадривая.       — А ты его спрашивал?       — Не смог.       — Номера нет?       — ...неловко.       — А лезть к нему в штаны было ловко?       — Тойя!       — Я застал вас мокрых и со спущенными штанами, это просто факты, ребёнок.       — Мне стало неловко после.       — Он что-то тебе сказал?       — Нет.       — Тогда спроси сам.       Шото поднимает голову и всматривается в чужие глаза, пытаясь понять, что на уме у Тойи.       — Ты же против нас.       — Когда я такое говорил?       — Только что? И.. Неделю назад? И..       — Я говорил и я против того, что Кацуки может принудить тебя к чему-то, к чему ты не готов, - отрезает Даби, - но я никогда не был против того, что вы общаетесь.       — Даже так? - Хмыкает Шото и кладёт голову обратно, прижимаясь ближе.       — О чем ты?       — Вы редко зовете друг друга по имени.       — Потому что “бесячий совратитель школьников” подходит ему больше.       — Тойя! //       — Познакомь меня со своим напарником.       — Ты ахуевшая паленая голова, нахуя мне это?       Кацуки, явно потрепанный, реагирует без обычного задора, больше устало и тяжело вздыхая. Работа героя не сахар, а уж быть Кацуки Бакуго с пунктиком на идеальность и заскоками о “я буду номером один” и подавно.       Если добавить к этому то, что уже почти месяц, как Тойя изводит его и Шото, дергая за ниточки и угрожая причудой, то становится кристально ясно, отчего обычные колючки Бакуго помялись и стали больше похожи на неуложенную шерсть.       — А взамен, я, ответственный и строгий старший брат оставлю своего маленького симпатичного братишку без присмотра на один вечер.       О том, что, как оказалось, не только девочки выбирают себе любовь “похожего на папу” он благочестиво промолчит, чтобы не сыпать соль на и без того серьёзную рану.       Которую он сам дергает при любой возможности.       Никто не говорил, что он хороший друг.       Хороший брат? В этом Тойя хотя бы заинтересован.       — Пять вечеров и ночей.       — Два вечера.       — Три вечера и три ночи, кусок ты торгашного дерьма.       — Ладненько. Так вот Хоукс.       Даби чинно складывает ладони домиком и опирается подбородком, выражая абсолютную заинтересованность. “Алокрылый ангел, сошедший с небес”, любимчик папаши и ручная птичка-убийца комиссии спасал его жизнь и побеждал в словесных перепалках целых четыре с половиной раза (ничью из тридцати двух раз он не учитывает) и не то чтобы Тойя был заинтересован, но Даби и его эго - были.       — Да это я и так понял, течешь при нем как девица, спасибо что не горишь, - фыркает Бакуго, пытаясь незаметно набить в телефоне заказ доставки на дом из шоколада, который любит один конкретный Тодороки и презервативов со смазкой, раз уж в прошлый раз он так проебался перед мелким.       — Уверен он бы оценил, загорись я под ним..       — Ну не перед моим же салатом, придурок! - рычит Бакуго, тыкая “оплатить” и одновременно кидает картонную коробочку от обеда точно в лицо Даби, но тот быстро успевает спалить ее до пепла.