Наше лето

Утренняя прохлада обволакивала лёгкие при каждом умиротворенном вдохе, а ненавязчивый запах еще не везде раскрывшихся полевых цветов только добавлял то самое чувство безмятежного спокойствия. Голые колени покрывала роса и кололи острые побеги травы, а иногда и покусывали протестующие за нарушение их территории муравьи, но Чану было всё равно. Пока он занимался тем, что согревает его сердце, и возможно скрасит утро его дорогого парня, а на лице тянется улыбка от сладкого предвкушения, никакие внешние небольшие проблемки значения не имели. Ловкими пальцами он срывал цветы, осторожно поддевая снизу под самым корнем. Голубые незабудки на высоком тонком стебельке, нежные васильки, ромашки с приторным запахом и маленькими лепесточками, которые так нравится отрывать с влюбленным и мечтательным взглядом, а так же ещё другие разные цветы и травы, названия которых Чан даже примерно не знает — каждый понравившийся ему цветочек попал к нему в букет. То тут, то там торчали стебли травы, и не все цветы сорваны одинаковой длины, но Чан все равно сиял ярче утреннего солнца, гордая улыбка расплылась по его веснусчатому лицу с пластырем на носу из-за неудачного падения с велосипеда накануне. Утренний туман всё ещё стелился низко по гравийной дороге, пока Чан с гордой улыбкой от уха до уха шёл через всю деревню мимо стареньких деревянных домиков с неизменными крашеными в тон ворот палисадниками с разнообразными цветами, но цветы, которые он нёс в руках, были в сто раз краше и ценнее, чем все эти пёстрые георгины, пионы, цинии или гигантские дельфиниумы. Во всяком случае, однажды Чан полез именно в такой палисадник в поисках красивых цветов для букета, но потом сверкая пятками убегал от злой собаки, охранявшей этот дом пока хозяева уехали куда-то с ночевой, так что Чан отказался от идеи романтической кражи цветов с соседских клумб, а выбрал еще более романтичные походы на дальний луг в шесть утра. Его руки грязные от земли и жёлто-оранжевой пыльцы цветов, смоченных утренней росой. Ноги в резиновых шлёпанцах, которые он взял у дедушки, потому что свои он порвал ещё неделю назад, тоже страдали от покрывающей их травы и дорожной пыли, да и волосы кудрявились от влажности воздуха, но на сердце лёгкость и приятное ощущение встречи с одним милым, на скромный взгляд Чана, парнем, с которым дружит он чуть ли не с пелёнок, однако начать пребывание в любящих отношениях им посчастливилось начать совсем недавно, всего месяц назад, или чуть больше — Чан время совсем перестал считать, как только солнце начало греть невообразимо сильно, а улыбка его парня стала ярче и не такой натянутой. Около одного дома на скамейке сидели бабушки, которые постоянно с утра пораньше выпускают пастись жёлтеньких маленьких гусят и утят. Они разговаривали о каких-то своих насущных проблемах и сплетнях, собранных со всей их небольшой деревни, время от времени забавно зазывая гусят и утят обратно, чтобы не убегали слишком далеко, подгоняя их прутиком. А потом они углядели гордо шагающего Чана с веником цветов в руках, мокрой от росы футболке и шортах. — Эй, Чан! Снова к Минхо подался? — с добрым смешком спросила одна из бабушек, и Чан остановился, махнув им букетом. — Ага! — Так он дрыхнет ещё, наверное! Всего же семь утра! — Так я его разбужу! Нечего спать до обеда! Бабушки по-доброму рассмеялись. — Ну жених, — почти одновременно сказали они, Чан усмехнулся и прошептал сам себе: «если бы». И продолжил идти своей дорогой по давно выученному адресу, к давно знакомому дому с качелей в нескольких шагах от калитки, деревянным забором, наполовину выкрашенным в бледно-лавандовый цвет, который уже несколько дней ждет, пока Минхо соизволит его докрасить. Собака за воротами начала лаять, только почуяв подошедшего парня, но Минхо спал так крепко, что реальнее будет разбудить медведя из спячки, чем его, особенно когда этот парниша, повадками напоминающий родственника семейства кошачьих, всю ночь накануне не спал из-за полного погружения в прогулку со своим обожаемым парнем. Чан на пробу постучал в ворота, но никто не ответил, потому что родители Минхо уехали на пару дней в город по рабочим делам, а Минхо, очевидно, крепко спал и в ус не дул, завернувшись в тонны одеял и подушек, да ещё и игрушками себя наверняка обложил. В основном Вздохнув, Чан переложил букет в другую руку, чтобы удобнее было, а затем зацепился рукой за край высокого штакетника забора и, оттолкнувшись ногой от перекладины, ловко перепрыгнул и опустился в нескошенный и мокрый от росы, пырей, который Минхо должен был скосить ещё вчера, но благополучно забил. Чан максимально осторожно прошел мимо недавно высаженных мамой Минхо лилий, обогнув их, и подошёл к окну. — Минхо! Хватит спать! — крикнул он, постучав несколько раз по стеклу, но ответа не последовало, только собака лаять начала громче и противнее. Но Чан никогда так просто не сдавался, особенно в отношении Минхо. Его-то он добивался целый год, начиная с ярких солнечных одуванчиков, из которых плёл красивые венки и периодически кидал их через ворота закрывшегося в доме Минхо, продолжил поддерживающими сообщениями в интернете, когда они были в разлуке по своим городам, а закончили они беготню друг от друга признаниями дрожащим голосом в ночной тишине, под звёздами, сжимая холодные руки и грея их в кармане большого худи Чана. Встряхнув головой, чтобы вырваться из объятий воспоминаний своих любовных похождений в сторону Минхо, о образе которого он воздыхал добрых три года после всей жизни крепкой дружбы, он постучал ещё раз, а потом увидел в окне растрёпанную каштановую макушку сонного парня, почёсывающего живот через пижамную футболку с крайне недовольным лицом. Но когда Минхо открыл окно, Чан заметил радостный блеск в его тёмных карих глазах, хотя сам Минхо старательно пытался скрыть положительные эмоции пот пеленой своего сонного состояния угрюмого и уставшего человека. — Ты время видел? — проворчал Минхо, опираясь сбитыми красными ссадинами после поездки с Чаном на велосипеде локтями на белый подоконник, едва не роняя почти цветущий кактус в глиняном горшочке. — Видел. На, — Чан протянул в открытое окно самостоятельно собранный букет свежих полевых цветов, пахнущих сладким нектаром, безмятежностью и свободой. Минхо сморщился, когда трава больно ткнула его в глаз, а пыльца с цветов прилипла к его лицу, но букет принял, осторожно прижимая его к груди, а уголки его губ сдерживались от улыбки невероятными усилиями, но Чан таки разглядел радость в нём и довольно ухмыльнулся. — Нравится? Минхо вздохнул, отворачиваясь и пряча лицо в летнем букете от своего парня. — Да, — признался он, на что Чан засиял еще ярче, ослепляя полусонного Минхо похлеще недавно взошедшего солнца, и тепло так стало, хотя туман еще стелился по траве и ласкал голые лодыжки. — Гулять идем? — А можно я ещё хотя бы часик посплю? — почти умолял наигранно хриплым голосом Минхо, Чан усмехнулся. А потом он, схватившись за подоконник и перекинув ноги через оконный проём, уселся прямо перед Минхо, выкинув мокрые тапки куда-то в траву палисадника. — Только если я с тобой.