Мы не знаем, чем это закончится

Вдох - выдох - сдох. И только так можно было подытожить последние 6 часов из жизни Микки Милковича. Он не помнил как приехал домой, не помнил как звонил Йену и, без объяснения причин и вообще каких-либо лишних слов, просил остаться на ночь у него, с ним. Сейчас он лежит в своей постели рядом с неимоверным парнем, его парнем, Йеном Галлагером. Но сам он не здесь. Его здесь нет. Он не хочет вообще где-либо быть. Знаете эти случайные флешбэки из прошлого, когда тело обжигает удушливая волна стыда, ты прикрываешь рот рукой и крепко жмуришь глаза, чтоб отогнать наваждение? Микки сейчас с головой тонет во флешбэках длинною в несколько лет и не может это остановить. Еще немного и он задохнется. Учащается дыхание, сердце стучится о грудную клетку, испарина покрывает лоб и Микки хочется содрать с себя кожу, чтоб стало немного прохладнее, чтоб спал этот сжигающий жар, чтоб поток воздуха из открытого окна охладил его тело. Белый лис. Он столько лет избегал воспоминаний о своем отце. Лис — эту погремуху отец схлопотал не просто так. «Лис» — складной нож. Батя хоть и начинал свою карьеру с торговли волынами, сам же предпочитал холод метала, и всегда имел при себе нож с белой рукоятью из рога лося. Он всегда таскал его с собой и не гнушался применить, если считал нужным... или если спьяну был настроен на веселье. Помнится, и Микки пару раз доставалось. Случайные царапины тут и там, когда он мелким мешался под ногами. Микки в детстве гордился этими шрамами, он хотел быть крутым как батя. Не отец, не нож, не шрамы сейчас занимали мысли Милковича-младшего. Рэнделл - Белый лис - детское порно. Как нащупать связь между звеньями? Батя был человеком пропащим, конченным, но всегда первым шел пиздить педофилов, если по району проходился слушок. А тут... Тут Микки вспомнил свое детство в доме на Земански и именно эти воспоминания заставляли его сейчас сгорать. Дети. В доме всегда водились дети. Батя говорил, что это их дальние родственники, которых нужно скрыть на время от опеки или кто-то из его кентов «присаживался» на пару-тройку лет и просил попридержать сопляков у себя. Мальчики и девочки. Подростки и совсем крохи. Блондины и брюнеты. Смелые и сломленные. Они пропадали так же внезапно, как и появлялись, и у Микки не возникало вопросов. Которые пришло время себе задать. Терри уже тогда снимал... это? Терри продавал этих детей? Педофилам? Ублюдок вроде имел границы морали, но хрустящие франклины смогли бы раздвинуть его рамки. Микки помнит как привязался к одному пацану. Тот был постарше, но до больного зашуганный. На ночь маленький Микки уводил его в свою спальню и разрешал спать на полу, потому что устал каждое утро просыпаться от его рыданий, доносившихся с дивана в гостиной. Пацан был белым, типа блондином, с вечно грязными волосами и таким же грязным лицом. Это ж не Колин? Брат по отцу, разные матери. Чумазый блондин, на пару лет старше. Микки силится вспомнить свое первое воспоминание о брате. Было ли оно раньше, чем детский вой с дивана в гостиной? Да? Нет? Ебать. Колин умер 11 лет назад. Его забили до смерти охранники в тюрьме, куда он угодил за мелкую кражу. Тогда-то Микки и завязал с криминалом, тогда-то и родилась идея создания «Милкович Секюрити». Не для защиты учреждения от побегов заключенных, а для защиты самих заключенных. За Колина. За брата. Со временем эта идея блекла, пока не стерлась вовсе. Теперь не он искал контракты, люди сами на него выходили. У него охрененная квартира, приличный штат в фирме, которая носит в названии его фамилию. У него ахуенно-горячий парень. Микки опускает взгляд и смотрит на Галлагера, который лежит на боку лицом к нему, подложив одну ладонь под щеку. Он спит с приоткрытым ртом, а губы сложены уточкой, от чего он шумно дышит. Рыжие волосы свалялись в беспорядок, а рукав футболки скатался в трубочку. Такой красивый. Микки, конечно, сексуально-активный член общества. Теперь. Когда он с Йеном. Но сейчас почему-то не испытывает к этому парню ничего, кроме обескураживающей нежности. Они не так давно вместе и у них все только-только начинается. Но Милкович почему-то уверен, что Йен будет ждать, если новый контракт «закроет» его на очередные восемь-десять месяцев. Йен, который сутки был на ногах в своем приюте для бездомных. Который до жути боялся подхватить вшей, но никто не мог оттащить его от ребенка, у которого он этих паразитов вычесывал, только бы девочку не обрили, только бы дали ей с матерью койку на ночь. Который посреди ночи встал с кровати, к херам руша свой режим сна, и проехал половину города, чтоб оказаться в квартире у Микки. Который не задал ни одного вопроса, а просто взял за руку и повел в кровать. В кровать не для того, чтоб втрахать в матрас и отшлепать по заднице, а для того, чтоб обвить руками онемевшее тело брюнета, поцеловать в висок и тут же захрапеть. А ведь Йен тоже вырос на Южной стороне. Микки уверен, что он был нелепым, но очаровательным малышом. Конопатым, может даже кудрявым. Микки силой воли улыбнулся картинке в своей голове, пока реальность не обрушилась на него в очередной раз холодом осознания. Йен - Южная сторона - Белый лис. Рыжие дети были редкостью. Эксклюзивом. Подкорку царапнуло вспоминание о недавнем разговоре о статусе их отношений — эксклюзивная пара. Была ли жизнь так благосклонна к рыжему мальчику с Норт-Уоллес, уберегла ли его от лап Терри? Или биполярка подчистила его память? Господи, нет, пожалуйста, Господи... Теперь, когда к Микки вернулись воспоминания о Белом лисе, и он ощутил свою косвенную, через одно(!) рукопожатие, связь с ним, он невольно прошептал в тишину комнаты послания из печений с предсказаниями. Берегите людей, после встречи с которыми, что-то светлое и радостное поселяется в вашей душе.      Будьте осторожны со своей второй половинкой, она находится в опасности!   Нет никаких доказательств вины Терри. Ублюдок мог просто перепродавать видео-файлы, дети в их доме могли быть просто детьми, а Колин мог просто скучать по своей маме. Но Микки должен знать, он должен точно знать. Тук-сука-тук. Тук-сука-тук. Ничего хорошего стук в дверь не мог принести, когда на дворе уже шел третий час ночи. Микки осторожно отполз на край кровати и поплелся к выходу. На пороге квартиры стоял взмыленный Карл в клетчатых боксерах и майке-алкоголичке, а ведь Микки его без галстука увидел-то впервые на семейном бранче Галлагеров-Милковичей. — Какого ху... — Микки, — прошептал сотрудник и кинулся с объятиями на своего босса. — Ты жив... — он пытался отдышаться. — Какого ху... — Пожары, Мик... Офис... дотла. Ваш дом... на Земански... Микки уже отпихнул пацана от себя и был готов бежать, когда тот остановил его взмахом руки, все еще делая глубокие вдохи, очевидно, он бежал по лестнице на его 27 этаж. — Мэнди... норм. У Липа... была. — Микки Милкович? Незнакомы голос из глубины коридора заставил Микки принять боевую стойку. — Я. — Вы арестованы за убийство Рэнделла Хоутона и покушение на убийство Терезы Хоутон. Вы имеете право хранить молчание... Это всё какая-то хуйня. Какая-то невообразимая, немыслимая хуйня. Сюр. — Мик, не говори ни слова, я поеду за вами в участок, — голос Карла тонул в белом шуме. Когда Милковича в наручниках подвели к патрульной машине, он не ожидал получить удар резиновой дубинкой по почкам. — Ну что, ублюдок, ваша с папашей фамилия всплыла в протоколе с детским порно и ты решил сжечь все мосты? Я знал, что все вы на юге мусор, но детское порно... — еще один удар по почкам. На 27-ом этаже высотки паникующий Карл влетел в спальню Милковича и включил свет. Его не удивило присутствие старшего брата в постели его босса, рыжий накрыл голову одеялом, пытаясь скрыться от яркого света ламп. — Вставай, Йен, Микки предъявили обвинение и забрали в участок, — Карл пытался отыскать в шкафу Милковича приличные штаны, не идти же ему в участок в боксерах и майке. Благо, они оба были невысокими, только задница у шефа была посочнее. — Разве это не часть вашей работы? — сонно бормотал Йен, все еще ловя за хвост упорхающий сон. Карл уже был в брюках и натягивал черную футболку, которая оказалась ему широка в плечах, но это данность, ничего другого и искать не стоит, тщетно. — Йен, это не по работе, его действительно арестовали. Убийство и попытка убийства. Можешь поехать со мной, но тебя к нему не пустят, — кричал Карл из коридора, пытаясь втиснуть свою лапищу в маленькие лакированные ботинки Микки. Сука, аж пальцы в кулачок. На ногах которые. Когда Карл разогнулся и попытался сделать шаг в этих детских башмачках, Йен уже стоял рядом. Сонный, лохматый, но настроенный решительно. — Я еду.

******

Два человека ворвались в полицейский участок практически под утро, когда дежурные готовились к сдаче своих смен и не были настроены задерживаться здесь ни на минуту, даже если чья-то жизнь сейчас была в опасности. Это были Галлагеры. Один разгневан, другой напуган. Где чей вайб — трудно сказать, но грозовые тучи смешивались над их головами, удушливо подавляя атмосферное давление во всем квартале. Йен не знал порядок их действий, поэтому услужливо пропустил вперед младшего брата, а по совместительству юриста «Милкович Секюрити». Тот направился прямиком к стойке регистрации. — Здравствуйте. Мня зовут Карл Фрэнсис Галлагер. Я хочу видеть своего клиента, которого доставили в ваш участок около 30 минут назад. — Имя клиента? — Михайло Александр Милкович, — ответил Карл и двинул Йена локтем под ребра, который, услышав полное имя Микки, довольно громко сказал «ахуе...». — Милкович? — переспросил сотрудник участка, до этого момента выглядящий так, будто он устал от этой смены, от этой службы и от этой жизни. Теперь же уголок его губы дернулся от призрения к произносимой им фамилии. — Ваше удостоверение личности, мистер Галлагер. И вот в этот момент Карл осознал, что он же подорвался с постели после сообщения о поджогах вот прям в чем был и сразу рванул к Микки домой, а привычки класть на ночь удостоверение в свои боксеры у него нет. — Простите, сэр, мы на минутку, — с этими словами он за локоть потащил Йена к лавке ожидания. — Слушай, я удостоверение дома оставил, придется смотаться. Ты со мной поедешь или здесь подождешь? — Я буду здесь, — сказал Йен, хотя казалось, что как раз здесь он не был, он взглядом сканировал каждый видимый угол участка. Будто Микки прятали где-то здесь, будто он мог в любой момент выскочить из дырки пончика, которые тоннами пожирали эти мерзкие блюстители закона. Когда Карл уехал, Йен сел на скамью и схватился за голову, опираясь локтями на колени. Он не знает где Микки и что с ним, он не знает чем ему, нет, им это все грозит. Он не знает какое сегодня число и какой день недели. Все, что он знает — он должен быть сейчас с Микки. Где бы это ни было: на Титанике, в его последние 7 минут над толщей океана, на концерте Джастина Бибера, которого он терпеть не может (потому что Тимберлейк наша икона, мать вашу). Он мог быть сейчас в эпицентре атомной бомбардировки Хиросимы и ничего не бояться, если бы Микки держал его за руку. Это я вам говорю на тот случай, если вы меня спросите, как в голове Йена родился этот дебильный план. И вот какой план: Галлагер выпрямляется на своей скамье, потом решительно встает и... залезает на нее ногами. — Господа, минуточку внимания, пожалуйста. Господа! — все присутствующие в участке повернули головы на странного рыжего парня. — Вот так, спасибо. Меня зовут Йен Клейтон Галлагер, бывший заключенный тюрьмы округа Кук, порядковый номер 186-13-54, и я хочу сказать, что ебал я в рот систему правосудия Соединенных Штатов Америки и в задницу ебал сотрудников этого конкретного участка. Спасибо за внимание! — он спустился со скамьи, но сесть не успел, его подхватили под руки стоящие до этого рядом офицеры и поволокли в глубь коридора. Вот это Карл ахуеет, когда вернется... Благодаря своему прошлому Йен знает, что обычно в участках как минимум две камеры предварительного заключения — для особо тяжких и для мелкого неопасного хулиганья. Он знал, что Микки будет в первой, а его, скорее всего, запрут во второй. Оставалось только надеяться, что стена между ними не будет кирпичной, а обычной решеткой — хотелось бы с Микки не только поговорить, а и увидеть, хотя и молчаливого присутствия за стеной Йену сейчас будет достаточно. Скорей бы, блядь, скорей бы. И, да, в камере с Йеном оказался какой-то наркоман и две проститутки в возрасте старше среднего, которые тут же положили глаз на рыженького паренька. — Извините, дамы, я очень сильно гей, — отшил он женщин, всматриваясь через прутья своей клетки во вторую такую же. На его голос повернулся заключенный, который до того сидел в дальнем углу соседней камеры. Он был там один. — Йен? — Микки! Когда они рванули друг к другу, казалось, что жар их притяжения может расплавить разделяющую их решетку. Но нет. Они протянули ладони между прутьями, пытаясь утолить тактильный голод, пытаясь быть ближе, пытаясь срастись. Галлагер уже было дернулся в поцелуй, но Микки его остановил. — Не здесь, Йен. И какого хуя ты здесь вообще делаешь? — Как какого? Я к тебе пришел. Где ты — там и я. — Ты больной ублюдок, — сказал Микки, но предательская улыбка осветила его лицо. — Ага, у меня даже справка есть, — ответил Йен и улыбнулся в ответ. — А теперь рассказывай. И Микки рассказал. Охрипшим шепотом, чтоб никто их не слышал. Но всё рассказал. Про Рэнделла, про его жену, про свое расследование. Рассказал про Колина и про то, как предал его память, ведясь на федеральные контракты. Про Терри и свои воспоминания о детях в доме на Земански. Даже на последнем лицо Йена не дрогнуло. Это же хороший знак, верно? Галлагер помолчал пару минут, а потом сказал твердо, — ты должен бежать, Мик. Это Терри тебя подставляет, ты нашел связь меду ним и тем... тем порно. Он тебя не отпустит. Да и на свободе легче будет доказать свою невиновность. — Я знаю, Йен, знаю, я просто не знаю что... как... — пытался говорить Микки, но его снова накрывала удушливая волна подступающей паники. — Успокойся, Мик, сбегать — это твоя работа, беги сразу как тебя отправят в тюрьму до вынесения приговора. Через Карла мы с тобой договоримся о месте встрече, нужно только знать в какую именно тюрьму тебя отправят. — Нахуя? Я не потащу тебя за собой. Я тебе клянусь, Йен, я никого не убивал, но... — Я не сомневался ни секунду в твоей невиновности, — шептал Галлагер, ощущая влагу под своим ладонями, которые еще держали лицо Микки. Он большими пальцами стер с него падающие из глаз слезинки. — Но если это когда-нибудь случится, я буду тем, кто придет со второй лопатой и поможет закопать тело. Ты и я, Микки, навсегда, тебе не отвертеться. — Ты реально больной, — сказал Микки, посмеиваясь сквозь слезы. — Слушай, прими уже этот факт, я могу дать тебе номер моего психотера... — Я люблю тебя, Йен. И я тебя не заслуживаю, — шептал Микки, когда его плечи начали предательски дрожать от накатившей тихой истерики. Его сейчас вряд ли вызовут на допрос, пока детектив не выпьет свой утренний кофе и не съест четыре пончика, пачкая свой дешманский пиджак сахарной пудрой. Йена, скорее всего, задержат на сутки. У них впереди еще пара часов вместе. А потом неизвестность.