ЧАЙ С МЕДОМ

Разговаривали на кухне, как наиболее удалённой от комнаты девочки. Сюэ Ян тайком от Даоджана прикрепил сигнальный и заглушающий талисманы, небезосновательно подозревая, что мелкая поганка захочет подслушать «взрослые разговоры». – Даоджан… – начал он и осёкся, увидев, как Сяо Синчэнь вынул из рукава его наручи и перчатку. – Чэнмэй! Я должен извиниться перед тобой за всё, о чём ты сейчас услышишь. Я только прошу выслушать меня и постараться понять. Сюэ Ян сглотнул ком, внезапно пережавший горло, мешая дышать. Сяо Синчэнь не обвиняет, а извиняется?! Перед ним, перед Сюэ Яном?! – Я знаю, кто ты. И всегда знал. С того момента, как перевязывал твои раны. Ты тоже знаешь меня давно. То, что ты потерял память, не умаляет моей вины в том, что я так долго молчал. Сюэ Ян в напряжении ждал, что скажет сейчас даоджан Сяо. Разум требовал призвать Цзянцзай, а сердце (или душа) – упасть к ногам Небожителя и признаться во всём самому. Его Даоджан не должен извиняться перед ничтожным босяком и пакостником! – Твоё имя – Сюэ Ян. Ты тёмный заклинатель ... На твоём счету уничтоженные кланы ... и монастырь Байсюэ. И ты… – голос Даоджана дрогнул, – ослепил моего друга и соратника. Я ... поймал тебя ... и доставил в Великий клан ... на суд. Даоджан говорил тихо, тщательно подбирая слова. Он сидел, опустив голову, его руки лежали на столе, и только подрагивающие пальцы выдавали волнение. Так! Падать к ногам откладывается… Но почему Синчэнь не вынул Шуанхуа? Так уверен в себе… или в Сюэ Яне? – И меня не приговорили к казни? – Сюэ Ян ещё разыгрывал карту потерявшего память. – Нет. – А я заслуживал? – Да. – Почему ты не убил меня сразу, как узнал? – Я не имел права убивать беззащитного человека. «Гуев моралист!» – Почему не убил потом, когда я очнулся и окреп? Сяо Синчэнь закрыл лицо ладонями, опираясь на стол локтями: – Потому, что уже не мог…и не хотел. И причина этому – второе, за что мне следует просить у тебя прощения. Твои раны были ужасны. Твоё ядро было полностью истощено… «Талисман перемещения выжал его досуха!» – Я вливал свою Ци, но этого было недостаточно. И я …я решился на … особую медитацию, объединив наши сети меридианов. «??!!» – Это позволило укрепить твоё ядро и очистить твою Ци. Но… – «Но»? – Это создало между нами особую связь. Сяо Синчэнь замолчал, по-прежнему не убирая рук от лица. Сюэ Ян почувствовал, как холодная чёрная бездна разверзлась под ногами. То, что он испытывал к Сяо Синчэню, весь душевный трепет и даже сны, полные обжигающей страсти – всё это из-за какой-то медитации?! Он ломал голову, не понимая, что с ним происходит, ища ответ на вопрос: с чего это он, босяк и пакостник, тёмный заклинатель, от взгляда которого склоняют головы все живые и неживые твари, вдруг стал домашним котёнком. Кровь ударила в голову, в груди поднималась удушливая чёрная волна. Он полюбил этого «святого небожителя», оказывается не по своей воле, а по прихоти того! Он мучился из-за порочных мыслей, а этот бл… даос, оказывается, всё знал! – Было весело? – ледяным тоном спросил Сюэ Ян, опираясь на стол руками и нависая над склонённым даоджаном. – Забавно было? Разогнал тоску? Голос Сюэ Яна срывался в шипение. – Это стало твоей местью? Так, чтобы количество зла в мире не увеличилось? Сяо Синчэнь склонялся всё ниже под тяжестью обвинительных слов и осознания их заслуженности. – Нет, Чэнмэй… – Моё имя – Сюэ Ян! – оборвал тот Синчэня. – И я никогда не терял память. Но почему-то забыл кто я! Но ты напомнил мне. Благочестивые и добродетельные моралисты никогда не позволяют забыть. Тон Сюэ Яна приобрёл ехидно-вкрадчивые нотки: – Я уничтожал целые кланы? Я отомстил клану Чан. Знаешь за что? Откуда тебе! Тебя же это никогда не интересовало! Вас, следующих Праведным путём, интересует только количество зла в мире. Скажи мне, даоджан Сяо … Ой, ты же мне своего имени не говорил, как это я так прокололся? ... Так скажи мне, Сяо Синчэнь, сколько зла принёс в мир Чан Цыань, когда раздавил колесом своей повозки руку уличному мальчишке? Сколько зла пришло в этот прекраснейший из миров, когда этот мальчишка выл, подыхая в вонючем углу какого-то сарая? На каких весах определить? А я могу точно сказать, что именно тогда вместо доброго мальчика А-Яна, мечтающего, чтобы кто-нибудь дарил ему конфеты, в мир пришло зло – Сюэ Ян! Когда я вырос и набрался сил, Чан Цыаня не было, но был его сын и его клан. Сюэ Ян зло рассмеялся: – Знаешь, я даже подумал – не перебрал ли я со своей местью. Ну, все эти твои разговоры о соразмерности зла и отмщения. Сюэ Ян обессилено упал на табурет напротив Сяо Синчэня, опираясь локтями на разделяющий их стол и запустив пальцы в растрепанные волосы. – Да ты хоть понимаешь, насколько у меня в голове всё перемешалось? Я уже считал себя обрезанным рукавом! Я в Весенний дом собрался идти проверять. А это – «особенная связь», оказывается! – Нет, Синчэнь, – в голосе Сюэ Яна послышалась горечь. – Это не ты наивный, а я. Я мучился, пытаясь понять, почему ты ко мне так относишься. Я не понимал себя, пугаясь возникших чувств. А всё очень просто – ты отравил меня своей Ци. Куда уж моим экспериментам с Тигриной печатью до твоих, с просветлённой духовной силой! – Я никогда… – сдавленно прошептал Сяо Синчэнь. – Нет, Даоджан, это я – «никогда». Я никогда не встречал кого-то, кто бы сделал для меня что-нибудь просто так, не требуя ничего в оплату. Ты был для меня первым. Я так думал. Но именно ты заломил самую высокую цену – мои сердце и душу. А знаешь, что самое смешное в этом? Я бы их тебе отдал. Сюэ Ян вынул из потайного кармана на груди нижнего халата что-то маленькое в яркой обёртке – конфету, ту самую, первую. Он её не съел, храня у сердца. Даже А-Цин тогда не показал! Остальные съедал, а эту не смог. Она для него стала символом веры в людей. Хотя бы в одного. Того, кому он, Сюэ Ян, не безразличен. Тогда он ещё не знал, насколько «небезразличен». Он положил конфету на стол и щелчком пальца отправил её в сторону Сяо Синчэня. Больше она ему не нужна! Сюэ Ян тяжело поднялся, с горькой тоской глядя на Даоджана. Он больше не мог говорить – слёзы душили его. Он протянул руку к своим вещам: – Надеюсь, я могу это забрать? Он смял талисманы, один из которых уже некоторое время горел красным. – А-Цин, свали от двери! Я давно знаю, что ты пытаешься подслушать. Это бесполезно. Для тебя здесь нет ничего интересного. Хотя ... можешь зайти. А-Цин тихо, шмыгая носом, зашла на кухню и замерла в дверях. – Слепышка, я ухожу. Навсегда. Заботься о Даоджане, – он положил кошель с монетами на стол. – Это тебе, на хозяйство. А-Цин зажала себе рот рукой, сдерживая рвущиеся наружу всхлипы, глядя на склонившегося над столом Даоджана полными слёз глазами. Сюэ Ян надел перчатку, медленно сжал – разжал пальцы: – Не забывай обо мне, даоджан! ************************************* От автора Выбор – забавная штука! При иных обстоятельствах, в других условиях – изменится ли что-нибудь в людях, останется ли неизменной их суть? Кто-то может выбрать Тёмный путь, похоронив свой светлый потенциал, но не утратив его. А иногда люди не могут сделать правильный выбор только потому, что время ещё не пришло. И не важно, как сильно хочется подтолкнуть их в правильном направлении, потому что они сами должны прийти к нему. Вопрос в том, смогут ли они хоть раз прислушаться к себе?