ЧАЙ С МЕДОМ

Мосян Тунсю «Магистр дьявольского культа» (Основатель тёмного пути) Неукротимый: Повелитель Чэньцин
Смешанная
Завершён
R
ЧАЙ С МЕДОМ
Анюля
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Как не старайся, как не убеждай себя, что прошлое осталось позади, «в другой жизни» – оно догонит тебя, ткнет носом в зловонную канаву и спросит с паскудной ухмылкой: «Ну что, узнаёшь? Я же предупреждал – не забывай обо мне, даоджан!» Сяо Синчэнь – не так уж наивен. Сюэ Ян – умеет держать себя в руках. А-Цин – добрая честная девочка. Почти. Сун Лань всё понял. Поэтому живой.
Примечания
Если вам показалось что-то до боли знакомым, не волнуйтесь – вам не показалось! Это Китай, достаточно Древний. Но как мигрант в России с пятнадцатилетним стажем.
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 5 Свет и Тьма

Двое сидели на полу, опираясь спинами на кушетку, вытянув ноги и бессильно уронив руки. – Син-Син, со мной было так же тяжело? – Твоё ядро и меридианы были уже хорошо сформированными. Но твоя Ци отравляла меня. Я не мог долго выдерживать. Поэтому приходилось после такой «парной» медитации восстанавливаться обычной, – Сяо Синчэнь даже нашёл силы весело фыркнуть. Сюэ Ян, не глядя, накрыл ладонью безжизненно лежащую кисть Сяо Синчэня и тихонько её сжал. В этом жесте были и благодарность, и восхищение, и извинения. – А полюбил ты меня с первого же раза? – А-Ян, парная медитация устанавливает духовную связь за счёт объединения Ци. И не с первого раза. И даже не у всех. Совершенствующиеся таким способом при возникновении духовного единения понимают напарника, как себя самого, их цели и пути становятся общими. Это – разум. А любовь – это чувство человеческое. Это – сердце. И в какой момент оно появляется и почему – тебе никто не объяснит. Вот как у нас с Цзычэнем… Сюэ Ян сжал зубы – упоминание о Сун Лане его всегда напрягало. – … духовная связь была. Мы были друзьями, соратниками. Хотели основать новый Орден, объединяющий людей стремлениями, а не кровным родством. А любви не было. – Но глаза ты ему отдал! – эта тема была неприятна для обоих, хотя и по разным причинам, но Сюэ Ян с каким-то болезненным упрямством поднимал её снова и снова. – А тебе я отдам жизнь, не задумываясь. Сюэ Ян взял слабую безвольную руку Синчэня, поднёс к своему лицу, коснулся губами раскрытой ладони и прижался к ней щекой: – Моя уже давно принадлежит тебе, Даоджан! *********************************** Следующие три дня Сяо Синчэнь проводил медитации с А-Цин. Её состояние уже не вызывало страха за её жизнь – дыхание было глубоким, ровным. Перевязывая раны девушки, Синчэнь отмечал медленное, но постоянное улучшение. – А-Чэнь, рана на боку почти полностью затянулась, на плече тоже, – Сюэ Ян, как всегда, был «глазами» даоджана – Воспаления здесь нет. Сдвинув полу рубахи Синчэня, в которую одели девушку в первый день, Сюэ Ян осторожно размотал повязку на ноге. Рана выглядела плохо – края были воспалёнными и, несмотря на талисманы их скрепляющие, расходились. – Я чувствую запах гноя, – Сяо Синчэнь почувствовал противно-сладкий запах, провёл пальцами вдоль раны, пытаясь её очистить с помощью Ци. – Да, вид отвратительный, – Сюэ Ян снимал талисманы, обтирал рану травяным отваром. – Края в некоторых местах почернели. В последние пару лет Сяо Синчэнь уделял много времени, совершенствуя свои лекарские навыки: общался с травниками в деревнях, хозяином аптекарской лавки в городе, Сюэ Ян читал ему книги по врачеванию, какие мог достать. Но всё-таки ему очень не хватало хорошего, опытного наставника. – А-Ян, то, что я сейчас скажу, тебе очень не понравится, – начал Синчэнь. Сюэ Ян внутренне напрягся. Опять даоджан хочет смиренно заявить, мол, ничего у них не выйдет. Ну уж нет! Это уже дело принципа. А-Цин будет жить. И будет заклинательницей. Или он – не Сюэ Ян! – А-Ян! Нужно срезать все чёрные участки. Это мёртвая ткань, она не даёт срастись краям раны и вызывает жар. – Даоджан! Ты в своём уме? Я не могу! – в голосе Сюэ Яна явно слышалась паника. – Не ты ли говорил, что МЫ должны сделать всё возможное? А это из нас двоих сможешь сделать только ты! Сюэ Ян смирился. – А-Чэнь, а у нас нет чего-нибудь покрепче? – жалобно спросил он. – Обработать нож? – Меня. Изнутри. Тёмный заклинатель, которого невозможно было напугать нашествием восставших мертвецов или стаей одержимых волков, внутренне содрогнулся от того, что ему предстоит сделать. Но Сяо Синчэнь, как всегда, прав. Если «МЫ должны», значит ему, Сюэ Яну, отступать некуда. Сюэ Ян дрожащими руками вынул из наручи острый нож и активировал огненный талисман. – А-Ян, – Сяо Синчэнь положил узкую прохладную ладонь на его пальцы, держащие нож. – Если будешь нерешителен, ты только навредишь А-Цин. Твоя рука должна быть тверда. Отсекай только мёртвую ткань. Если ты ошибёшься, если твоя рука дрогнет – ещё одно кровотечение она не переживёт. Сюэ Ян физически ощущал тяжесть груза ответственности, упавшего на его плечи. « Я – должен!» – говорил он сам себе. Он должен даоджану за его любовь и веру в него, босяка и пакостника. Он должен А-Цин за её поддержку и просто за то, что она была рядом с Синчэнем в тяжёлые времена, когда его, Сюэ Яна, не было. Он должен им обоим за ту жизнь, которая у него сейчас есть. Дрожи в руках больше не было. *********************************** – Без сознания мы не сможем напоить её отваром от жара, – сокрушённо вздохнул даоджан. – Но почему она не приходит в себя? Уже три дня прошло. Медитация явно помогает, но…– Сюэ Ян укрыл девушку одеялом и задержался ладонью на её бледной руке. – Ты в своё время две недели лежал. – У меня тогда голова была ушиблена, со мной всё понятно. А она почему? – Я не знаю, А-Ян. Но то, что рана загноилась – это плохо. Будем надеяться, что теперь она начнет заживать. *********************************** Состояние А-Цин улучшалось – раны заживали. Даже с ногой всё было хорошо. Края раны стянулись, покраснения не было. Жар давно спал. Но сознание так и не возвращалось. Прошло уже больше недели. Сяо Синчэнь всё чаще, задумавшись, замирал, держа руку А-Цин в своей, прислушиваясь, казалось, к собственным мыслям. Сюэ Ян старался не мешать Синчэню думать. Даоджан все ночи проводил у кушетки А-Цин, к которой Сюэ Ян уложил приснопамятный тюфяк. Уходя в их с даоджаном комнату и проводя ночи в холодной одинокой постели, он так же пытался понять, что идёт не так. У него была одна мысль, но озвучить её значило навлечь нешуточный гнев даоджана. Разговоры о Тёмном и Светлом путях – не самая хорошая тема в их семье, несмотря на то, что Синчэнь принял его, Сюэ Яна, таким, каков он был и даже признал, что во многом и Тёмный путь может служить на благо людям. В конце концов, и Светлый учит убивать. Но то, к каким выводам пришёл Сюэ Ян точно не вызовет у Сяо Синчэня одобрения. – А-Ян! – позвал его даоджан. – Мне надо кое-что тебе сказать. – Я долго думал, – начал он, – и понял, чего не хватает А-Цин. Изначально её способности были пробуждены тобой, вернее, твоей тёмной силой. Для заживления ран была необходима светлая энергия. А вот для пробуждения разума ей не хватает… Вернее, возможно не хватает твоей Тьмы. Твоё тело имеет сродство к тёмной энергии, твоя Ци с ней сроднилась, она особенная, поэтому ты такой сильный тёмный заклинатель. У меня такого сродства нет вообще. А ей возможно именно этого не хватает. Призвать тёмную иньскую силу самостоятельно она не может, да это было бы и очень опасно – она не умеет ею управлять. Тьма может просто поглотить неопытную девочку. А вот твоя Ци возможно окажется тем, что ей необходимо… Сюэ Ян облегчённо вздохнул и немало удивился – даоджан ли это? Не дух-ли – оборотень сейчас сидит напротив него и говорит такие, мягко сказать, странные для даоджана речи? На него это так не похоже! И это именно то, о чём думал сам Сюэ Ян в последние дни. Ну с ним то всё понятно – до чего ещё мог додуматься тёмный заклинатель! Но даоджан ... Это совсем не то, чему учит Светлый Путь Меча! – А-Чэнь! Я и сам уже начал так думать, но боялся тебе сказать – вдруг ты неправильно поймёшь. – И мы опять упираемся в прежнюю проблему. Только уже в отношении тебя и А-Цин. – Эта песня про «особую связь»? – Сюэ Ян даже развеселился. – Синчэнь, уж не ревность ли в тебе взыграла? Обещаю, если я вдруг начну испытывать к мелкой заразе «особые чувства», я сам приложусь головой о стену, чтобы мозги на место встали! Ты же сам говорил – не сразу и не у всех. Так вот я – как раз эти «не все»! Попробовать-то стоит. Вдруг получится… Только, А-Чэнь, я вряд ли смогу так контролировать поток Ци, я могу повредить её меридианы и ядро, – Сюэ Ян пытался сформулировать пока расплывчатую мысль, возникшую в его голове. – Если ты примешь её Ци, пропустишь через своё ядро, напитывая своей, и передашь мне, а я, не очищая, передам ей…. – даоджан рассуждал вслух, озвучивая мысли Сюэ Яна. – Так кто-нибудь когда-нибудь делал? Это вообще возможно? – Я об этом не знаю. Даже на горе Баошань о таком не говорили … ************************************* Связь меридианов Сюэ Яна и Синчэня установилась привычно быстро. Сюэ Ян почувствовал, как потянулась струйка незнакомой Ци в левую руку. Солнечная, с запахом луговых цветов и трав после дождя. Парные медитации с даоджаном не прошли даром – он привычно пропускал чужую пока Ци по своим меридианам в ядро, напитывая своей. Постепенно смешанная Ци объединила уже всех троих. Терпкая, пряная со сладким запахом луговых цветов и трав, она стала как настоявшийся травяной чай с мёдом. Дурманящий запах луговой медуницы и горечь полыни напомнили Сяо Синчэню давний сон, когда он шёл к месту, где небо сливается с землёй, зная, что где-то там его сердце и разум найдут то единственно верное и жизненно необходимое. Сейчас этот вкус и запах говорили ему о том же. Всё правильно, всё так и должно быть. ********************************** На следующий день к дому на телеге подъехал крестьянин из ближайшей деревни. – Господа заклинатели! Меня односельчане прислали к вам за помощью. В нашем озере завелись водные гули. В прошлом году в нём утонули два рыбака. Тел мы тогда не нашли, а с начала лета гули уже утащили под воду ребёнка и молодую девушку, что стирала бельё на мостках. Рядом были рыбаки на лодках, но они не успели ей помочь. Мы боимся подходить близко к воде. Вот, – крестьянин протянул узелок Сюэ Яну, – мы собрали немного денег и ещё, – он обернулся на повозку, стоящую у ворот, – овощи с наших огородов. Мы просим вас о помощи… Крестьянин склонился в глубоком поклоне. – А-Ян, мы должны помочь, – Сяо Синчэнь положил ладонь на локоть стоявшего рядом Сюэ Яна. – Должны, значит, поможем. Спорить с даоджаном было бесполезно. Сюэ Ян собрался быстро и ушёл с крестьянином ещё до полудня. Сяо Синчэнь остался один в гнетущей тишине похоронного дома. Он уже успел отвыкнуть от тишины одиночества – Сюэ Ян старался всегда быть рядом. На ночных охотах, походах в город, на рынок. В своей иронично-весёлой манере описывал всё, что видел – людей, дома, лес, речку, небо, солнце, звёзды. Не видя сам, Синчэнь мог представить окружающий его мир. Это превратилось за три года в особую игру, ритуал для них двоих. Сюэ Ян стал его глазами. Если Сюэ Яну приходилось отлучаться из дома одному, оставалась А-Цин. И тогда её несмолкаемый щебет заполнял дом. Эти двое насыщали жизнь слепого даоджана звуками и он никогда не чувствовал себя одиноким. И он был счастлив: самые близкие, родные люди были рядом, он был им нужен. Впервые за долгое время дом встретил его тишиной. Болезненно сжалось сердце, комок подступил к горлу. Бедная девочка! Услышит ли он когда ещё её звонкий смех, язвительные перебранки, которые они устраивали с Сюэ Яном, капризно-детский голосок, когда она просила рассказать ей сказку. Ей почти шестнадцать, её сверстницы уже всерьёз думают о замужестве, а ей всё сказки подавай. Не смотря на то, что жизнь поворачивалась к ней не самыми радужными сторонами и испытать ей пришлось за свою такую ещё короткую жизнь уже немало, она сумела сохранить в себе детскую непосредственность и любопытство. Как будто навёрстывая то, что ей недодала жизнь, она позволяла себе быть ребёнком как можно дольше. А Сяо Синчэнь, да и Сюэ Ян тоже, всячески этому потворствовали. Сяо Синчэнь не помнил своего детства, прошедшего на горе Баошань-саньжень в занятиях и медитациях. А Сюэ Ян предпочитал своё забыть. Вот и баловали её оба – Синчэнь открыто, а Сюэ Ян тайком, стесняясь своих добрых порывов и стараясь, чтобы его в этом не уличили, в первую очередь сама А-Цин. Сяо Синчэнь взял с полки в своей комнате шкатулку и вынул шпильку из белого нефрита с чёрными разводами. Или чёрная с белыми? Они вместе с Сюэ Яном заказывали её в ювелирной лавке в городе в прошлом году. А-Цин не помнила своего дня рождения, но сколько ей лет знала точно. Тогда они решили, что день её встречи с даоджаном можно считать днём рождения. И это был её пятнадцатый год. Родственниц у А-Цин не было и жена господина Ли согласилась провести обряд совершеннолетия Цзи ли. К этому дню и была приобретена эта шпилька. Но за несколько дней до уговоренного срока госпожа Ли скоропостижно умерла и обряд не был проведён. До сих пор. Вопрос этот больше не поднимался – А-Цин не торопилась становиться взрослой, и шпилька так и осталась лежать в шкатулке, дожидаясь своего часа. Сяо Синчэнь провёл пальцами по гладкой поверхности украшения, вздохнул и бережно уложил обратно на бархатную подложку шкатулки. Он улыбнулся, вспомнив, как они с Сюэ Яном выбирали взрослое имя для А-Цин. Сюэ Ян, конечно же, заявил, что был бы рад официально закрепить имя Сяогуй, но раз это невозможно, то ей больше всего подошло бы имя Ронгжу (воинственный бамбук), раз уж она сроднилась со своей бамбуковой палкой. Сяо Синчэнь посмеялся, как всегда, над шутками Сюэ Яна и, махнув рукой на его «помощь», принял решение сам – выбрал имя Юймин (яркий нефрит) и хотел дать свою фамилию. Сяо Юймин… Тогда и шпильку заказали нефритовую. Сяо Синчэнь подошёл к кушетке, к по-прежнему неподвижной девочке. А если их с Сюэ Яном попытка была безуспешной? Сяо Синчэнь отказывался верить в тщетность их усилий. Эта маленькая девочка дважды вытаскивала его, взрослого мужчину, из безнадёжного омута одиночества и осознания своей никчёмности, из оглушающего горя потери. Она внушала Сяо Синчэню уверенность в себе, надежду на будущее и просто желание и способность жить только одной безоговорочной верой в него. А ему только оставалось соответствовать и быть достойным. Даже Сюэ Ян вряд ли понимал, что творилось на душе Сяо Синчэня в эти тяжёлые дни, всю глубину его горя и душевной боли. Если эта девочка уйдёт к Жёлтому Источнику – огромная часть души самого Сяо Синчэня будет утрачена безвозвратно. Сяо Синчэнь сел на кушетку, взял на руки почти невесомое тельце, завёрнутое в одеяло, уложив головой на сгиб локтя, как это делают с маленькими детьми. Баюкая девочку, Синчэнь с удивлением заметил, что напевает какую-то мелодию. Она возникла сама собой из каких-то очень глубоких недр памяти. Может, его мама пела ему эту колыбельную? Слов он не помнил. Кажется, что-то про птичек и море. ************************************* А-Цин качалась на волнах. Что это? Река? Озеро? Моря она никогда не видела. А-Цин узнавала эту мелодию. Она даже вспомнила, о чём эта песня. Прекрасная Нюй-ва, дочь легендарного Янь-ди, хотела увидеть, где встаёт солнце, и поплыла на лодке к Восточному морю. Это было самое прекрасное, что девушка видела в жизни – поднимающееся над морем солнце! Но налетел шторм, маленькая лодка Нюй-ва перевернулась, и девушка утонула. После смерти она превратилась в птичку Цзинвэй. Однажды её увидел белый буревестник, влюбился и взял в жёны. Качаясь на убаюкивающих волнах, А-Цин слушала такую знакомую, но так давно позабытую мелодию. ********************************** Сяо Синчэнь напевал знакомый неизвестно откуда мотив песни, слов которой не знал. Вдруг он услышал тихий голосок, подпевающий ему. – А-Цин... – с замирающим сердцем позвал он.
Вперед