А ты пахнешь, как…

Нервно нарезая круги по комнате я думаю лишь о том, как мне хочется исчезнуть, провалиться сквозь пол до самого ядра земли, лишь бы больше не чувствовать боли. С раннего детства мне внушали, какой я должна стать: заплетать волосы в косички, носить юбки, не плакать и слишком много не мечтать, быть полезной, помогать по дому, соглашаться с мнением старших. Я не знала, что такое любовь. Мне было семь, когда среди ночи я проснулась от звука вдребезги разбившейся об стену хрустальной вазы. Родители снова ссорились. Всем нутром я ощущала, что серьезнее ссоры уже не будет. Так и получилось: отец ушел, громко хлопнув дверью, а мать на утро встретила меня с красным фингалом на щеке. «Заслужила» — сказала тогда она. Как можно заслужить такое отношение? И какую злость нужно хранить внутри, чтобы так просто ударить другого человека? Ударить близкого тебе человека? Мой совсем еще юный мозг не мог найти ответы на все эти вопросы и я просто заплакала, горькие слезы лились из глаз и я не смогла остановить их. Моя психика была и без того подорвана, но в то утро прозвучал финальный аккорд. Мать влепила мне пощечину и приказала заткнуться. «Не позорь меня, что подумают соседи?» Но разве слезы ребенка могут сравниться с разводом родителей? Почему она бьет меня? Почему все время злится? Хотела ли она вообще, чтобы я появлялась на свет? Последняя мысль не давала мне покоя. Я и по сей день задумываюсь над этим вопросом. Зачем я вообще живу эту жизнь? Неужели моя роль так важна? И воздастся ли мне за все эти детские страдания? Я начала курить в двенадцать и у меня успешно получалось скрывать это целых пять лет. Сама не понимаю, как это было возможно, ведь мать все время была, словно в бочке затычка, хранить от нее секреты было невозможно. Иначе, трехдневные пытки в виде голодовки, ремня и тотального игнора мне обеспечивались сразу. Но я смирилась и с этим. Однако, мои истерики иногда доходили до припадков, у меня был низкий гемоглобин, я часто теряла сознание. Было еще много различных факторов, побудивших мать записать меня к психотерапевту. Но даже тут не обошлось без ее вмешательства. Она подкупила этого алчного врача, а тот в свою очередь выписал мне витаминки под видом лечебных препаратов, вдобавок посоветовав наладить отношения с матерью и уважать ее мнение. Моему возмущению не было предела. Я ненавидела себя за внешность. Ненавидела за характер, ненавидела за постоянное отсутствие аппетита. Ненавидела за гнусавый голос и неправильный прикус. Ненавидела за все. Я находила утешение, выводя лезвием на своих запястьях кровавые тропинки. Я курила одну за одной до потери сознания. Курила до тех пор, пока не потеряла голос. Пока не превратилась в призрака, без зонта слоняющегося по улицам в сильный ливень. Я потеряла над собой контроль. — Чон Соён, ты куришь?! Голос матери доносится из гардероба. Кровь внутри застыла, я вжалась в диван, надеясь, что он проглотит меня внутрь и спрячет от окружающего мира. — Неблагодарная сука, только не говори, что ты сливаешь все карманные деньги на сигареты! Голос матери приближался, а я не могла пошевелиться. На носу выпускной, и если она подарит мне новый синяк на теле, будет неприятно. Очень неприятно. Она влетает в комнату, швыряя пачку сигарет мне в лицо. Больно. Я рвано сглатываю и прячу взгляд в полке с книгами. — Молчишь? Но тут ее гнев резко перестал пугать и я даже расслабила до посинения сжатые в тугой замок руки. — Проваливай из моего дома и больше не возвращайся. Она произнесла эту фразу настолько тихо и спокойно, что я не с первого раза вникла в смысл, продолжив тупить в пустоту. Она замахнулась, подперев мои пустые мысли к стенке, так, что у меня перехвалило дыхание. Увернувшись, я выбежала на улицу, в теплый летний вечер.