Полуденный зной

Следующие дни Рома был занят, и Антон с удивлением заметил, что чувствует облегчение. Даже радость. На какое-то время можно было забыть о том, как все стало сложно. Полистать ненавистное домашнее чтение, поиграть по сети, погулять. Пару раз они сходили с ребятами на пляж. Была и Натка. Она улыбалась Антону, невзначай касалась его плеч, рук. Брызгалась, кокетничала, просила его купить то колы, то чебуреков, то мороженого. Антон был не против угостить Натку, но ничего больше. Еще тогда, в гаражах, целуясь с подругой, Антон ничего не почувствовал. Может, Натка – не его человек, а может, дело в Антоне и его проблемах с братом. Нужно было разобраться в себе, и сделать это Антон мог только вне дома, потому что пока Рома, закрывшись в гостиной, работал, атмосфера ощутимо сгущалась. Мама подозрительно поглядывала на Антона, и он невольно задумывался, могла ли она догадываться? Ощутила ли она тогда, что в его комнате недавно занимались сексом или просто подумала, что Антон передернул? И то, и то было стыдно, но если с мыслью о том, что мама знает о сыне-дрочере, жить можно, то другого Антон не переживет. Принять верное решение было несложно. Пора заканчивать. Хватит. Поласкались, погладили друг друга, и будет. Правильно Рома говорил – такое бывает между друзьями. Подрочили друг другу, делов-то. Вот обманывать себя было сложнее. Покраснев, Антон мотнул головой. Дрочить, может, и нормальное дело у друзей, а вот то, что Рома сделал в последний раз – Антон вспыхнул – даже вспоминать об этом было невозможно. Жарко и очень-очень стыдно. Вернувшись после утреннего заплыва с друзьями, Антон кинул мокрые вещи в машинку и запустил стирку. Мамы дома не было, а дверь в гостиную была закрыта. Помявшись перед дверью, Антон все же решился постучать. – Заходи, Тох. Глубоко вдохнув, Антон открыл дверь и вошел в гостиную – брат сидел на собранном диване, а на его коленях стоял открытый ноутбук. – А мама где? Рома поднял взгляд, продолжая печатать вслепую. – Ее попросили подменить коллегу. Антон кивнул. – Иди поешь. Мама борщ сварила. Раздался звук входящего сообщения, и Рома вновь посмотрел на экран и часто запечатал. Антон же замялся, не зная, как поступить. Надо бы брата позвать, только не хотелось. Лучше бы остаться наедине с собой. Со своими мыслями. – А ты будешь? – к своему удивлению, спросил Антон. Рома покачал головой. – Мы уже с мамой поели. Обедай, Тох, у меня пока дела. Антон пожал плечами. Дела так дела. Даже лучше. Спокойнее. Кивнув брату, он плотно закрыл дверь и зашел на кухню. Достал из холодильника бежевую кастрюлю, на эмалированном боку которой были изображены бордовые пионы, и насыпал себе борща, старательно вылавливая поварешкой крупные кусочки мяса. Отрезал свежего хлеба, взял зеленого лука с солью. Вкуснотища! После обеда Антон с недовольством помыл не только свою тарелку, но еще и оставленную мамой и братом посуду. «Надо же, барин какой!» – злился он, пока закипал чайник. Но как бы парень не призывал злость, другие чувства брали верх. Антон думал о том, как хорошо было с братом. Как жаль, что нужно все закончить. Проскользнувшая мысль испугала Антона, и он спешно подумал, какое облегчение будет вернуться к их прежним отношениям. Просто быть братьями. Семьей. Вздохнув, Антон налил себе чая и пошел играть в КС. Игра не задалась. Ребят не было – у всех свои летние дела. Еще один тяжелый вздох, и Антон в который раз взялся за домашнее чтение. Чтобы хоть немного развеселиться, лег на спину, держа перед собой книгу на вытянутых руках. Скоро устали руки, а перевернутых листов было всего ничего. Вздохнув, Антон улегся на бок и, подложив руку под щеку, попробовал вчитаться. Слова начали расплываться, и Антон крепко зажмурился, чтобы вернуть фокус. Помогло едва ли. Строчки запрыгали; смысл постоянно ускользал. Решив дать отдых глазам, Антон снова закрыл их. Стало так сладко-сладко, что он не сдержал легкой улыбки. С наслаждением потерся щекой о свежую наволочку, вдохнул морской запах ополаскивателя и погрузился в сон. Улыбка играла на губах Антона, когда он медленно просыпался, все еще находясь на тонкой грани между сном и явью – словно на легких теплых волнах покачивался. Так приятно! Тепло окружало его со всех сторон, обволакивало, концентрировалось в груди, паху. Расцветало на шее, щекотно покалывало кожу головы. С улыбкой Антон открыл глаза, и реальность тут же накрыла его беспощадной лавиной. На комнату опустились влажные летние сумерки. Серые в полумраке занавески развевал теплый ветерок; на улице редко кричали вечерние птицы. Дурманяще-сладко пахло акацией и одеколоном брата. Антон все еще лежал на боку. Сзади же устроился Рома. Одну руку он запустил под резинку шорт Антона, на другой Антон лежал, пока брат покрывал его лицо и шею влажными поцелуями. От его тяжелого прерывистого дыхания щекотало в ухе. Стало страшно. Антон попытался отстраниться, но брат не пустил. – Проснулся, Тош? – жарко выдохнул он. – Рома, – несчастным голосом позвал Антон, кривясь словно от боли. – Что ты делаешь? – Просто глажу тебя, – ответил брат. – Тебе же приятно, а? Не было Антону приятно. Было жарко, липко и душно. В густом от влажности воздухе пахло сексом, и хотелось быстрее подняться, распахнуть окна, а самому скорее забежать под холодный отрезвляющий душ. – Давай сделаем и мне приятно, м? Брат пошевелился, отстраняясь от Антона, и когда парень хотел было подняться, руки Ромы легли на его бедра, чтобы стянуть шорты и белье. – Я не хочу, Рома! – с паникой выкрикнул Антон. – Ну-ну, – протянул брат, кидая одежду на пол, – тише, все хорошо. Он стянул с Антона футболку, и когда Антон посмотрел на него, сидящего на коленях на кровати, то с ужасом заметил, что брат тоже полностью обнажен. Его член, горячий и налитый кровью, на мгновение коснулся тела парня, обжигая, пока Рома укладывал Антона. – Тебе будет хорошо, мой маленький, – пообещал Рома. – Твой старший брат позаботится о тебе. «Старший брат…» Эти два слова резанули уши, прошлись словно раскаленная игла по оголенным нервам, и Антон вскинулся, призывая все силы, чтобы освободиться. Он с силой оттолкнул брата и, вырвавшись из его объятий, резко сел, чтобы подскочить и выбежать из комнаты. «А потом куда?» Матери нет дома. Он голый, без телефона, денег. Куда идти? К соседям? А как объяснить свой внешний вид? Свое состояние?! Неважно. Все потом. Вскочив на ноги, Антон часто задышал, готовясь бежать, сам не зная куда. Только вот ни коридора, ни соседей не вышло. Одним лишь рывком Рома заставил Антона упасть плашмя и тут же подмял под себя, накрывая своим твердым тяжелым телом. – Помогите! – закричал Антон и забился под братом. Тут же его сухие кривящиеся от страха губы накрыла влажная ладонь. Рома подался вперед, и внутри Антона все застыло от липкого ужаса. Расширившиеся в сумерках зрачки делали глаза Ромы угольно-черными. Блестящие и больные, это были глаза незнакомца, а не любимого брата, которым Антон гордился, на которого ровнялся. – Антон, – низко проговорил брат, и вибрация в его груди нервной волной прокатилась по мелко дрожащему телу парня. – Что за представление ты устраиваешь, а? Я тебя, что, насиловать собрался? «А что это тогда, если не насилие?!» – билось в голове Антона. Сердце стучало часто-часто, но не вздохнуть. Рука брата бескомпромиссно зажимала рот Антона, опасно подбиралась к носу – еще сантиметр, и Рома перекроет ему кислород. Антон сам не понял, когда все поменялось. Вместо тяжелой ладони горячие губы, и язык брата ворвался в рот, подчиняя своему желанию. Простонав в рот Ромы, Антон дернул головой, чтобы вырваться и сделать вдох, но Рома не пустил – ладонью накрыл щеку, удерживая. – Тихо, – вновь попросил он, отстраняясь. – Больно не будет. Одной рукой раздвинул ноги брата, устраиваясь между разведенными бедрами. – Не будет больно, – жаркий выдох, и член брата раскаленным прутом толкнулся, вскользь проходя по напряженно сжатому отверстию. Антона выгнуло так, словно начался приступ эпилепсии. Внезапно до него дошло – ему не спастись! Брат старше, сильнее – Антону просто не хватит сил скинуть его и выбраться. Не смог бы он и убежать. Лицо скривилось, как перед неминуемыми рыданиями, и Антон взмолился: – Ромочка, ну пожалуйста, не надо! Прошу, не надо, братик! Как только последнее слово слетело с сухих искусанных губ, Антон осознал свою ошибку. Глаза брата загорелись опасным огнем. Он резко и жарко выдохнул парню в лицо и толкнулся бедрами, проходясь каменным членом по паху Антона. Антон всегда боялся боли. От недавней царапины его так трясло, хоть брат всего лишь лечил его перекисью и йодом. Что же будет, когда Рома насильно толкнется, превозмогая сопротивление мышц? В том порно, которое случайно посмотрел Антон, было столько смазки, что все блестело, да и опыт у актеров был, а Антон… А Рома? Рома возьмет его насухую? Неужели он сделает это? Когда Антон смотрел ролик, он представлял себя на месте парня снизу. Думал, как бы это было. Стало бы хорошо? Смог бы он получить удовольствие? Фантазии были приятными, возбуждающими, реальность же оказалась страшной и полной боли. Их поцелуи и ласки с Наткой, всегда немного робкие, неумелые, были чем-то привычным – лежать же под мужчиной, хоть и под братом, было страшно. Внутри все горело от одного лишь желания спастись. «Бей или беги», только ни дать отпор, ни сбежать Антон не мог. Он чувствовал себя жертвой. Загнанным животным, которое скалится и щерится на хищника в тщетной попытке избежать неминуемого. Так страшно. Брат оперся на вытянутые руки, приподнимаясь, и тогда стало легче дышать. Вдох-вдох-выдох, вдох-вдох, а мозг судорожно ищет путь отступления. – Ну что ты, Тоша, – неожиданно мягко сказал Рома, заставляя брата посмотреть себе в глаза. – Я не причиню тебе боль. С этими словами он вытянулся слева от парня и перевернул того на бок, спиной к себе, заставляя принять прежнюю позу. Антона трясло. Напряжение в теле отзывалось болью в сведенных мышцах и дрожью в похолодевших кончиках пальцев. За спиной раздался щелчок, и Антон дернулся, когда его бедер коснулось что-то холодное. «Смазка», – в ужасе думал парень, не веря в реальность того, что сейчас произойдет. Рома изнасилует его. Самому стало противно и мерзко от того, что Антон позволил себе так подумать о брате. «Возьмет меня силой», – спешно исправился он, как будто это что-то меняло. Еще одна попытка, в которую Антон вложил всю надежду на спасение: – Ромочка, я боюсь, – взмолился Антон. – Не надо, пожалуйста, Рома. Мне больно и страшно, пожалуйста… Ответом ему стало обжигающее прикосновение к шее. Рука скользнула по влажной груди парня, притягивая того ближе, вжимая в твердое и такое же влажное тело брата. – Чего ты боишься, глупый? – со смешком спросил он, толкаясь между сведенных бедер Антона. – Мы просто поласкаемся. И брат начал двигаться. Если опустить взгляд, Антон мог видеть, как между его бедер то и дело появлялась крупная сочащаяся смазкой головка. Бордовая и налитая, словно сейчас взорвется спермой. И лучше бы так, лишь бы все прекратилось! Лишь бы не слышать тяжелого дыхания за спиной, этих низких пошлых стонов и мерзкого хлюпанья. Антон понял, что плачет, только когда из-за текущего соплями носа не смог сделать вдох. Брат кончил с оглушающим стоном. Его пальцы с такой силой вжались в измученное тело парня, что Антон был уверен – останутся синяки. Вслед за отвращением, его накрыл животный ужас: мама увидит и все поймет! Придется теперь достать спрятанные до осени футболки с длинным рукавом, а может, и джинсы достать. Антон был готов хоть в зимней куртке ходить, лишь бы мама не узнала. «Пожалуйста…» А брат тем временем откатился. Скоро его дыхание выровнялось, стало глубоким, спокойным. Он заснул, даже не прикоснувшись к Антону, и парень принял это как подарок небес. Он просто не выдержал бы терпеть, пока брат дрочит его вялый член, а в том, что он бы не кончил, Антон был уверен. Он пролежал на влажных простынях еще пару минут, боясь шелохнуться, чтобы не разбудить брата, и только удостоверившись, что тот крепко спит, выскользнул в ванную. От самого себя было противно, но затягивать Антон не стал, хоть и хотелось тереть кожу до красноты, чтобы заставить воспоминания о прикосновениях исчезнуть. После обжигающе горячего душа Антон, чтобы лишний раз не заходить в спальню, вытащил шорты и футболку из корзины для грязного белья и выбежал на улицу. Дорога до закрытого ларька с хлебом заняла десять минут. До супермаркета еще десять. Денег не было, поэтому и внутрь заходить нет смысла. Антон сделал один круг, обходя ярко освещенное здание. Еще минут восемь. Второй круг, третий. Вернулся домой, только когда измерил шагами весь район, с надеждой, что брат заснул. Надежде не было суждено сбыться – на кухне горел свет, и Антон хотел было прошмыгнуть в спальню, как открылась дверь и на пороге в полосе яркого желтого света показалась мама. – Ты почему дома? – вырвалось удивленное. Мама нахмурилась и щелкнула выключателем, и Антон поморщился от ослепляющей белой вспышки, невольно отступая на шаг. – Это ты где по ночам шатаешься?! – с недовольством спросила она, оглядывая сына. Взгляд ее остановился на шее Антона, и парню показалось, что у него замерло сердце. Словно в кошмаре, мама подошла ближе, не сводя с него напряженного взгляда. Хотелось прикрыться, и Антон вцепился в шорты, лишь бы только удержаться и не сдать себя с потрохами. Как выкрутиться? Что соврать? Комар? Ударился? А мама тем временем подошла ближе и коснулась его ворота. Антон зажмурился, готовясь к удару. – Опять шиворот-навыворот надел, – покачала головой мама. – Хочешь битым быть? А ну переоденься, мой руки и ужинать. С губ парня слетел вздох облегчения. Значит, брат не оставил следов на его теле. Мама не знает. И не узнает, если Антон постарается. Главное, не встречаться с Ромой. Сколько осталось тех каникул? Два месяца? Антон справится! Он с решительной готовностью зашел на кухню, где для него уже стояла тарелка с макаронами по-флотски. Антон поел, привычно помыл посуду, которую сгрудили в мойке, и пошел спать. Будущее казалось определенным.

***

Проснулся Антон посреди ночи от дикой боли в висках и затылке. В детстве у Антона была маленькая религиозная книжечка, которую раздавали то ли чьи-то свидетели, то ли шестидесятники, то ли еще какая-то секта, но что запомнилось Антону, так это красочные иллюстрации, которые сопровождали описания расплаты за смертные грехи. Перед глазами стояли кривящиеся от страданий грешники, которых бесы крутили над карающим огнем на вертеле, истязали огненными колесами, мучили на раскаленной сковородке. А у Антона так ныли колени, все тело страдало и болело, словно он уже попал в ад и жарился на сковородке за свои деяния. Как называется грех, когда человек близок со своим родным братом? Что это смертный грех, Антон не сомневался. Было так больно, так мучительно больно, что хотелось скорее принять лекарства, но таблетки были в гостиной, а там Рома, значит, ничего не выйдет. И Антон решил лежать дальше. Просто расслабиться, и тогда все пройдет. Ничего не прошло ни через пять минут, ни через десять, ни через полчаса. Антон стонал и катался по пропитанной потом постели, чуть ли не воя от боли. Раньше у него уже были такие ужасные головные боли, но со времени последнего приступа прошло уже больше года, и Антон думал, что все закончилось. Оказалось, нет. Сил терпеть больше не было, и Антон решил попить воды. Может, тогда станет хоть немного полегче. Электрический свет резанул по глазам, прошелся болезненной волной по телу, отдался пульсацией в висках. А вода из-под крана хоть и холодно скользнула по горлу, облегчения не принесла. Опустившись на табуретку, Антон сгорбился и, сжав виски, заплакал. Перед закрытыми глазами взрывались вспышки красного, словно парень мог видеть, как толчками течет его кровь. Мучительно. Изматывающе. Сквозь боль и пульсацию Антон услышал взволнованный голос: – Что случилось, Тох? Решительность вчерашнего дня испарилась, уступив место отчаянию. – Голова болит, – сквозь слезы проговорил Антон. – Раскалывается просто! Он поднял взгляд на Рому и добавил: – Так больно, – всхлип. – И колени ноют. Брат кивнул. – У меня тоже так было. Так болит, когда начинаешь быстро расти. Рома вытащил из хлебницы скибку «Южного» и протянул Антону. Тот с удивлением посмотрел на хлеб, потом на брата. – Что это? – Поешь, Тоша, а я принесу тебе обезболивающее. Оно рецептурное, поэтому на пустой желудок нельзя. Сглотнув, Антон покачал головой: – Не уверен, что смогу. Мне так… так больно. Горячая ладонь легла на макушку парня, пригладила взъерошенные волосы. – Постарайся, Тох. Нужно поесть. Пока Антон насильно запихивал в себя хлеб, Рома вернулся с лекарством. Выдавил на протянутую ладонь таблетку, налил воды в стакан. Время шло, а легче не становилось. – Не проходит, Рома! – со слезами в голосе воскликнул Антон, глянув на сидящего напротив брата. – Ноги ломит! На лице Ромы было написано сочувствие. Он поднялся и присел на корточки перед сгорбившимся страдающим братом. – Пройдет, Тош, – заверил он, положив горячие ладони на голую ногу Антона. Одна рука скользнула под колено, другой он начал осторожно массировать сустав. – Лекарства сильные, пройдет. Горячие ласковые прикосновения стирали боль, и скоро от той остался только горький привкус лекарств во рту, лишь тяжелое воспоминание. После обезболивающего клонило в сон, и Антон сам не заметил, как оказался на коленях брата. Тот обнимал его и поглаживал, утешая. – Ничего, Тош, – негромко на ухо. – Знаю, что больно, зато как вытянешься. Меня перерастешь. Прижимаясь к брату, Антон не верил в реальность того, что произошло вечером. Словно тогда он в кошмарном сне застрял, где злой двойник брата мучил Антона и получал удовольствие от его страданий. Сейчас же все было по-другому. По-семейному. По-правильному. Как же Антон мечтал, чтобы Рома остался таким. Поддерживающим. Заботливым. Снова стал его старшим братом. Антон устало прикрыл глаза.