Вечное бедствие

— Согласен, — кивает Вэй Усянь, тем самым вызывая ещё большее недовольство у мужчины. — Так мне вернут мой телефон? Полицейский вздыхает, зажимая переносицу пальцами правой руки. — Вэй Усянь, ты хоть осознаешь почему здесь? — всё также строго спрашивает мужчина. Вэй Ин делает задумчивое лицо на пару секунд, после чего даёт свой ответ: — А, это, конечно, помню, что кормил бездомных едой, так у нас теперь за благотворительность сажают за решетку? — на самом деле он, наверное, блефовал, прикидывался дурачком или просто хотел поиздеваться над мужчиной называйте это как хотите. — Вздор, — внезапно произнёс молчаливый парень, также грозно и властно, как в прошлый раз. Вэй Усянь фыркает на эту фразу, как бы не соглашаясь с ним, потому что по его мнению соглашаться было бы глупо, потому что, то был не вздор. — Дядя, — обращается к мужчине парень. — Так, какого его наказание? — Так он твой дядя? — почти одновременно с ним спрашивает Вэй Усянь. — Эй, какое ещё наказание?! Я же не сделал ничего плохого. — Господи, — полицейский вздыхает. — Просто дождёмся, когда его наконец заберут, с ним не возможно работать. Пусть просто выплатят штраф и забирают его. — Хорошо, — кивает парень. Вэй Ин снова остаётся один в изоляторе, ну с одной стороны он был рад, что отделался только штрафом, который выплатят за него опекуны, но с другой стороны — хотелось бы посмотреть, что за наказание ему бы придумали. Это ведь не те школьные дополнительные уроки, которые ему приходилось посещать. Это уже серьёзней, но почему-то казалось, что не настолько. Он точно знал, что в колонию его не отправят, потому что он ничего такого и не сделал. Может, они смягчились, потому что Вэй защитил от собаки? А потом сам орал, что его нужна помощь. Что это за защита такая? Если так подумать — эти люди были скучными и дотошно правильными, хотя чего он хотел от полицейских и отпрыска полицейского? Но как же коррупция, взяточничество и прочая подноготная? Что-то подсказывало, что здесь такого нет, а если и было, то как бы и не было — быстро пресекали. «В этом есть свои плюсы», — подумал Усянь, продолжая сидеть на койке. В его прибывании здесь точно плюсов не было, возможно, за исключением того, что он увидел красивых людей, хотя он и так каждый день видел красивых людей. И каждый из них считал себя особенным, но по сути — у некоторых снаружи позолота, а гниль внутри. Но этот племянник чувствовался особенным, и не потому что он запомнил его, как человека с сонный лицом, а потому что тот мало говорил. А кто мало говорит, того хочется разговорить больше, чтобы возможно, найти в этом человеке что-то интересное, а может и разочароваться. Но Вэй Усянь уже досрочно знал, что этот его не разочарует. Остаётся только узнать имя. За дверью слышится шум, Вэй Ин прислушивается: — Он здесь? — это был голос его дяди, ну который его, а не другой, что строгий. — Да, только теперь придётся пройти курс уколов от бешенства, — кажется, это был тот, который скептик. — Боюсь, что ему это не поможет, — он слышит язвительный голос парня. — Ай! Что такого? «Цзян Чэн», — на лице появляется забавная ухмылка. — Да, спасибо, я прочту ему пару нотаций, — и после этого двери открывают. Вэй Усянь изображает задумчивость, будто рассуждает над своим поведением. Он не обращает внимание чуть подольше, чтобы поверили, но знает — не поверят, потому что ну, это он — он такой: умеет прикидываться. Умеет изображать всякие эмоции, но лучше всего выходит со смехом, будто клоунская маска, наверное, так проще. Вэй Ин поворачивает голову в сторону пришедших и улыбается им, так будто ничего не случилось, как будто конец света не настал, хотя он и не настал. Потому что он до сих пор не понимает: что он такого сделал? Ну, накормил людей за чужой счёт — что такого? Разве нет того, кто так не делает? Если так подумать, то каждый ест за чужой счёт. Правда, у кого-то счёт идёт не на деньги, а на жизнь. — Дядя Цзян! — восклицает Вэй Ин. — Мы можем уйти отсюда и поскорее? — Эй, ты хоть представляешь, как мы переживали? — коротко подстриженный парень в фиолетовой толстовке хватает его за курку и трясёт, будто это поможет, будто тот сможет что-то сказать в своё оправдание, да такое, чтобы они поверили. Не то чтобы они не верили ему, или он был паталогическим лгуном — нет, просто оправдание порой звучали слишком абсурдно, что вызывали смех на лице слушателей, конечно, кроме мадам Юй, она обычно просто фыркала на него, будто ёж. Когда будто, чтобы она засмеялась — нужно приручить ежа, но ежей сложно приручить. А ещё она временами срывалась на крик в его сторону. Временами, то есть практически всегда. Кажется, она его ненавидела. Вэй Усяню так казалось поначалу, но потом он понял одну вещь: она просто хотела, чтобы он был серьёзней, чтобы перестал дурачиться и втягивать её родного, любимого, единственного сына в неприятности, но он всегда принимал наказание за Цзян Чэна. Она в какой-то степени ревновала. — Ты заставил сестру переживать. Стоило упомянуть «сестра», как он сразу приходил в себя, будто это было каким-то волшебным словом. — Да, точно, шицзе, она в порядке? — с беспокойством в голосе спрашивает он. — Конечно, а что с ней могло случиться, идиот? — Цзян Чэн ещё раз встряхивает его и отпускает, когда отец откашливается. Вэй Усянь улыбается, когда смотрит на лицо названного дяди, хотя по сути он не являлся ему родственником, никто из присутствующих не являлся ему родственником, также как и никто из тех, кто упоминался. Но как говорится: «Мать — не та кто вырастил, а та — кто воспитал», — или что-то в этом роде. — А-Ин, ты в порядке? Мне сказали, что тебя покусала собака, — Цзян Фэнмянь наконец подал голос, что звучал достаточно мягко, хотя это достаточно хорошо сочеталось с его внешностью, что практически не имела острых углов, а только плавные линии. — Да, об этом, — он выставляет раненую ногу вперёд, показывая несколько слоёв бинтов. — Я же не умру? — Обязательно, — язвит Цзян Чэн, за что получает в бок локтем. Фэнмянь только вздыхает и мотает головой, когда в очередной раз наблюдает, как эти двое язвят друг другу, как котята, что играются вместе, просто он надеется, что повзрослев, котята не будут драться за территорию. — Ладно, идёмте, уходим, — мужчина толкает дверь и выходит первым, а парни идут за ним, толкая друг друга в бока. — Да, перед уходом, попращаем с господином Ланем. Они кивают и идут дальше по длинному белому коридору. — Отделение психиатрической больницы? — внезапно спрашивает Вэй Ин, продолжая осматривать стены и минимальную обстановку. — Ты там ни разу не был. Вообще, тебе повезло, что старик Лань смягчился, — Цзян Чэн смотрит на казалось слегка изумленное выражение лица парня, будто тот ничего не понимает. — Ты знаешь, что это за место? — А? Мы разве не обсуждали это несколько раз? Когда ты решил, что будет отличной идеей засунуть в шкаф профессора дохлую крысу в банке с всякими химикатами, после чего крыло закрыли из-за тебя, — он даже закрыл лицо рукой, показывая своё недовольство ситуацией. — Припоминаю, зато теперь у нас нет одного предмета, и я создал оружие массового поражения. Но всё же, кто этот старик Лань? — Это я, — Вэй Усянь слышит голос полный строгости и непереносимости лично его на дух снова, будто теперь он будет преследовать его до конца жизни. К этому времени, трое подошли к выходу, где стоял господин Лань, и почему-то фамилия кажется смутно знакомой, с тем парнем в бело-голубом, Вэй Ин приветливо улыбается последнему и машет ему рукой. Но парень никак не реагирует на его жесты, продолжая стоять столбом, хотя столб было бы оскорбительно для кого-то вроде него, скорее уж, как нефритовая статуя. Не то чтобы Вэй Усянь не любил столбы, просто столб — слишком просто, тут нужно что-то более грандиозное, что-то вроде статуи. Нефритовые статуи обычно красивые, если скульптор был искусен — этот скульптор был искусен. Эти красивые чёрные волосы, что были красиво подстрижены, но не слишком коротко, потому что так казалось, терялось что-то в облике; бледная кожа, которая по идеи должна ассоциироваться с болезненностью, но здесь наоборот с чем-то величественным; красивые глаза, такого медового цвета, которые если приглядеться, то могли о многом рассказать, но в этот раз Вэй Усянь не приглядывался; черты лица, что ещё детские, но со временем станут другими, не кардинально конечно, но другими. — А-а-а, — протягивает парень. — Приятно познакомиться с Вами лично. — Конечно, — сдержанно отвечает мужчина, кидая на парня неодобрительные взгляды. — Не очень искренне получается, не находите? Я вот… — Заткнись, — просит Цзян Чэн, пихая его в бок, чтобы тот не сказал ничего лишнего. — Прошу прощения, — он кланяется мужчине и заставляет названного брата, который всё-таки не сопротивляется. Им не особо искренне кланяются в ответ, хотя возможно, парень делает это с большей искренностью, чем его дядя, или же просто потому что так надо, также как и Вэй Ину необходимо узнать его имя. — Так всё же, как тебя зовут? — он снова улыбается ему, но ответную эмоцию не получает. — Я Вэй Ин. — Лань… — и он замолкает на несколько секунд, будто вспоминает собственное имя. — Чжань. — Хм, — ухмыляется тот. — Я запомню, хоть у меня и плохая память, но твоё имя я запомню. Лань Чжань продолжает стоять на месте, и кажется, что двигаться во все не собирается, что если его схватить и унести, то и сопротивляться не будет совсем, но Вэй Ин рисковать не стал. Не сейчас, когда его выпустили из изолятора и этот мужчина смотрит на него, как будто он счёл его самым страшным преступником за все времена. — Что ж, господин Лань, — начинает Фэнмянь. — Прошу прощения, что доставили вам неприятности. Я оплатил штраф и забираю этого юношу под домашний арест. — Конечно, к тому же, это наша работа — пытаться исправить молодых людей, — он хочет добавить ещё что-то, вроде «но его не исправить даже могилой», но ничего из этого вслух не произносится. — Всего доброго, — мужчина вежливо кланяется и проводит взглядом компанию из трёх человек. — Лань Чжань, — зовёт Вэй Усянь. — Надеюсь, мы ещё увидимся! Лань Ванцзи просто смотрит на него, даже не моргает, дядя рядом вздыхает и произносит то, что наверное, не должен никто услышать, кроме рядом стоящего парня, но нарушитель, кажется, тоже расслышал: — Надеюсь, что ты не вспомнишь дорогу сюда.