de Melkweg is alleen voor ons | Млечный путь только для нас

                                                                  Еinde of nieuw begin?       Ночная Канада. Красивая жизнь. Лина чувствовала себя повзрослевшей на десять лет и тяжелой, будто на ней возят воду. Облака на небе создавали зрительную иллюзия — парейдолию, в смутных и воздушных облаках девушка словно видела различных диких зверей. В частности такое происходит при психозе на ранних стадиях его появление. Оно и понятно, девушка начинала сходить с ума, осознавая своё безвыходное положение. На бульваре было полно народу, выглядели все очень счастливыми. Лина боялась, что на нее обратят внимание, «вычислят», но этого не случилось. На набережной с тротуаров доносилась музыка, ритмичная, танцевальная, что подошло самой атмосфере. Она сунула руку в карман, не находя себе места. Безусловно, она была с компанией своих приятелей, но это не мешало ей прочувствовать весь спектр эмоций, в частности отвращения. Впервые за долгое время девушке не хотелось ни пить, ни веселиться, будто ей что-то мешало это сделать, даже казалось, что это ощущение невозможно преодолеть.        После рабочей смены Амели и Нико они согласились на культурную прогулку по Ванкуверу. Однако их путь привел к дому, где происходила приватная вечеринка. Конечно, никто не отказался от такого шанса провести этот вечер еще лучше, чем планировалось. Билл позвонил в дверь, раздался противный вопль птиц, оповещающий о новых гостях. Открыла незнакомая, с коротко стриженными рыжими волосами, девушка, достаточно молодая на вид — худенькая, с правильными чертами лица, пухлыми губами то ли от природы, то ли от страстных поцелуев. Её янтарные глаза устремились на нашу компанию с долей удивления и насмешки. Сложилось впечатление, что она интересант — её внешние данные складывали плохое первое впечатление, кажется, что она руководствуется только личными убеждениями и корыстью, но уподобляться стереотипам не является чем-то адекватным. Скорее это в очередной раз доказывает, что все люди встречают по одежке. Она посторонилась, приглашая их войти, они переступили порог, тут и появился Боян Цветичанин, более известного как солиста группы «Joker out». Он пел баритоном, на высоких нотах переходившим в фальцет. Был однажды на Евровидении, поэтому рок-группа стала популярнее, чем раньше.        — Амба, Сесиль, амба, — весело обронил он. — Они всегда наши желанные гости!        Девушка ехидно улыбнулась, смотря на то, как каждого из нашей компании тепло обнимает парень.        — Баста так баста, Боян, — пробубнила рыжеволосая. — Я единственного, кого я знаю, так это Лину. Люблю каждую твою песню.        Сесиль приобняла её за плечо, что вызвало неоднозначные эмоции от контакта, а это не похоже на девушку. Лина никогда не была приверженцем тех, кто не любил тактильности, наоборот, вопреки всему она однажды была готова обнять каждого человека на планете Земля, да и не только. Её характер основывался на внешней замкнутости, но в то же время и на обаятельной открытости к взаимодействию. И так было всегда, но это не означало, что так и будет. Она не хотела лишний раз обнажать клыки или ворчать от соприкосновений, все-таки нет желания портить настроение окружающих, но факт того, что оно есть — оставался. Лина в действительности начинала быть непохожей на саму себя, что никак не давило на особу. А ведь еще неделю назад, когда она встретила фаната, эмоции были отнюдь другими. Резкие изменения в поведении и в личности обуславливался ситуацией между близким для нее человек, абсолютно все напряжение скапливалось на этой болевой точке, а после информации о том, что Эмилия — бывшая Йоста, оставил на ней непоправимый ущерб, в особенности на психике. Нереально изложить, что чувствовала Лина за последние пару часов, потому что это опустошение. В голове уложилось все без особого труда, а на душе жужжали шмели, вонзая свои жала, парализовав тем самым эмоции девушки. На уме не было ничего, даже тьмы и чертей, которые вечно обитали у нее под коркой.        За сегодня она устала, но не жаловалась. Лина будто язык проглотила и в данные секунды переваривала, ничего не чувствуя внутри — никакого жжения, бурления или острых и болевых порогов. Она не желала в ту же минуту оказаться дома и зарыться в свою постель, ведь если не сможет заснуть и будет тревожить бессонница — выпьет хлорал, современный Морфей — C2HCl3O, запьет с помощью Н2О! Но это крайние случаи, если, например, в её голову снова примчит знакомая фигура, думаю, упоминать не стоит. Нет, лучше не пить снотворное, иначе может легко войти в привычку. Будет навеки торчать в крови из-за этого дурака! А хотя кто тут дурак на самом деле? Разве он? Гуманнее не поспать один день, ничего страшного не случиться. И пусть этот чертенок живет в её мыслях, пройдет время — надоест.        В течении еще получаса возбуждение её друзей только возрастало, чего не скажешь о девушке, которая тихо покоилась на диване среди пьяных и танцующих людей. По ушам била громкая музыка, а Лина её попросту не слышала. Все происходящее никак не влияло на даму, даже когда на её штаны пролили неизвестную жидкость. Это была словно итерация — повторение одного и того же раз за разом без остановки. Она не знала, сколько время и кто ей постоянно пишет на телефон, а люди отрывались по полной, но все казалось таким однотипным и не выдающимся. Возможно, это и есть то самое безумие, о котором так охотно говорит конспирология, или простая и понятная усталость от жизни?        Единственное, что отрезвляло её, так это неимоверная жара. Даже её муслиновая кофта не справлялась с такой температурой в помещении, телу было нечем дышать. Вот и появилось первое желание — лечь навзничь на этом дряхлом и влажном диване, чтобы ощутить хоть каплю облегчения. Может у нее появилась какая-то болезнь? Более вероятно, что хворь, но не обычная, а душевная. Этот недостаток стабильности моральном здоровье девушки присутствовал с раннего детства, но исчез с появлением Йоста. А теперь лично от Клейна она поймала дежавю за шкирку, полностью вспомнив какого это. Точнее, он лишь участник. Вернее сказать второстепенный герой, которого втянули в азартную игру, где либо даруется жизнь, либо вручается смерть. Русская рулетка, по которой нельзя определить, когда выстрелит шальная пуля, что станет последний в их спокойной жизни. Впрочем, она у них уже неспокойная как два дня. Это как ожидание перед выстрелом, такое интригующее и пугающее одновременно, ведь интересно, есть ли пуля в этом слоте или им крайне повезло. Как бывает в действительности, не бывает вечно везучих людей. Рано или поздно ружье будет использовано. Это закон жизни и он таков.        — Лина! — кричит ей из дальнего угла Боян, таща что-то стеклянное в руке. — Будешь сангрию?       — Чего? — она настолько растерялась от тона парня и неизвестного ей слова, что не нашла ничего, что ответить; лучше бы меня послали.       — Это красное испанское вино с добавлениями фруктов и немного крепкого алкоголя вдогонку, дурочка, — ответил он, спешно усаживаясь на диван рядом с ней. — На основе рома в моем случае. Будешь?        Недавно Лина была уверена, что не выпьет ни грамма за вечер, но как же она ошибалась. Оказывается ей нужно было только предложить, чтобы она согласилась прервать свое негласное обещание.       — Сангрию запрещала инквизиция еще в давних временах, — девушка окончательно отошла ото сна открытыми глазами, завязывая диалог с юношей.       — Да, — подтвердил собеседник, со звуком вытаскивая пробку с горла бутылки. — Кровь дьявола и все такое.       — Звучит заманчиво, — с саркастическим тоном говорит она, но принимает бокал с рук Цветичанина. — Мне не помешала бы сейчас сделка с сатаной.        Она выпила вино маленькими глотками, и Боян вновь наполнил её бокал. Он изумленно посмотрел на девушку, как будто её мысли никогда не шли такими извилистыми тропами       — Валяй, — выпалил без паузы парнишка, попивая вино вместе с дамой. — Что творится в твоей голове?       — Налей-ка мне еще, — промямлила она.        Он был рад исполнить её просьбу, снова наливая ей новую «порцию». Правда парень сразу заметил, что она специально сменила тему, а она лишь надеялась, что внезапная туча, повисшая над ними, развеется, но ничего не происходило. Ни он, ни она не предпринимали попыток разогнать её, вероятно, потому что оба точно не знали, что за ней кроется. До Бояна снизошло озарение, что лишало Лину права отпираться.       — Что ж, — она отпила еще немного напитка, почувствовав это — как её рот легко пощипывает жидкость, появилась обманчивая смелость. — Я предала одного человека ради папы и теперь жду, когда он об этом узнает.        — Ты изменила Йосту? — с серьезным выражением лица предположил он, это заставило Лину закатить глаза.       — Нет, но косвенно может быть.       — Ты изменила ему с отцом?!       — Боже! — не выдержала девушка и громко крикнула на него, озлобившись. — Перестань нести хуйню!       — Тогда скажи прямо, зачем сиськи мять?       — Это я слила альбом, — бегло прошептала ему на ухо, отворачивая взгляд.       — Что, прости?! Это ты... — Лина быстро-быстро закрыла его рот рукой, чтобы никто их не услышал. Уже итак некоторые люди в помещении оборачивались на их странноватый диалог.       — Тише будь, — девушка уже сто раз пожалела о том, что раскрыла ему такие откровенности. Однако дважды повторять не пришлось и на кивающей голове Бояна можно сделать вывод, что он ее прекрасно понял. — Успокойся.       Ее ждали тупиковые ветви и ложная надежда. Несколько мгновений они сидели и молча смотрели друг на друга. Потом обнялись. Он прижал меня к себе и все никак не мог отпустить. От него специфично пахло — влажной землей и табаком с ноткой цитруса. Она была в трудном положении. Не в отчаянном — в безнадежном. Кто знал, что это только начало хмурого воскресения?       — Но зачем? — с неподдельным непониманием спросил юноша, отпуская из своей цепкой хватки. — Разве тебе было выгодно?       — Это был ультиматум, — без эмоционально пояснила Лина, кладя свои руки на колени. — Чтобы увидеться с отцом.       — И что теперь? — не терпелось узнать парню подробности, но его поза оставалась спокойной и выдержанной, чтобы не привлекать лишних глаз.       — Я скоро полечу в Роттердам с ней       — И что у вас с Йостом?       — Он же еще не знает, а я не смогу долго скрывать правду, — буркнула она, потирая виски от появившейся усталости. — Как думаешь, он поймет?       — Клейн сам бы ради родителей многое сделал, — процедил Цветичанин, сложив руки в многострадальный замок.       — Это нельзя сравнивать, — перебила его девушка, нахмурив брови. — Сам понимаешь почему.       — Я веду это к тому, что, может быть, поймет, — пояснил он, положив свою руку ей на плечо в знак поддержки. — Но будет тяжело объяснить. Нужно было заранее предупреждать.       — Ничего не изменить, — возразила Лина.       — А ты кому слила информацию? — аккуратно поинтересовался он, не хотя спугнуть.       — Не поверишь, — Лина презрительно фыркнула. — Эмилие.       — Да ты издеваешься? — возмутился в шутку он, грозно улыбнувшись. — Ты в курсе, что она...       — Его бывшая? — опередила его она, щелкнув пальцами. — Нет, узнала сегодня днем от Нико и Амели.       Для полного счастья не хватало длительной паузы. Боян решил это исправить, полностью обрушив свое тело на спинку дивана, хлопая глазами, словно переваривал всю информацию, которой было слишком много. Лина была готова грызть свои ногти от волнения, потому что она доверилась. Ей нужен был этот разговор. Совет. Раньше, в году так двадцать втором, они с парнем враждовали из-за личных разногласий. Они возненавидели друг друга с первого взгляда. Если оба присутствовали на каком-то мероприятии — пиши пропало, нужно разделять их и запирать по разным комнатам, желательно угловых. Позже со временем парочка наладила связи, но не из вежливости или уважения, как делают многие из-за работы, а из искреннего желания. Они могут не видеться месяцами, а потом на совместном празднике излить всю свою душу. Но напоминаю, что им понадобилось много времени для такого результата.       — Твою мать, — наконец прервал тишину темноволосый, потирая свои серебряные перстни на пальцах. — Ситуация дерьмо, но нужно отталкиваться от нынешних реалий, а не фантазировать о том, что не исправить. — он неловко пожал плечами, таким образом придавая неуверенности своим высказываниям. Парень как будто собрался повернуться и выйти на крыльцо между двумя порталами, где кто-то курил, а кто-то болтал и разминал ноги. — Слышал Йост не выходит из своего номера в отеле, что лишь подкрепляет мою догадку. Ему тяжело, Лина.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Говно по трубам пойдет, так что готовься плыть против течения, — пошутил он, но в его тоне чувствовалась правдивая твердость.       — Что бы ты сделал, если бы твоя девушка так поступила? — на миг он замолк.       — У меня нет девушки, все просто, — перевел в фарс Боян, покачав головой.       — А если серьезно? — веско отреагировала собеседница на его шутку, которая должна была разбавить давящую атмосферу.       — Я бы так не поступил, особенно не жертвовал бы чем-то ради человека, которого сложно назвать отцом, — в грубой форме заверил он, вставая с дивана.       Боян протянул руку Лине, его взгляд переменился и стал более тёплым и понимающим.       — Пойдём, выйдем на крышу, — мягко предложил он, но с долей настойчивости.       Лина неуверенно взяла его руку, и они вышли из комнаты. Они поднимались по шаткой лестнице, которая казалась бесконечной, её ступени тихо скрипели под их ногами. Люди не замечали их присутствия, продолжая наслаждаться и громко разговаривать. Наконец, они оказались на крыше. Ночной майский Ванкувер раскинулся перед ними во всей своей красе.       Луна висела высоко в небе. Бледный свет грустно просачивался сквозь голые стволы деревьев. Они оба создавали мутуализм, симбиоз друг с другом. Молчали, но это не заставляло их нервничать или думать как заговорить и о чем. Обсессия, которая беспокоила её, потихоньку уходила, не оставляя ничего за собой. Звёзды мерцали, словно маленькие огоньки, такие далекие, но опасные при конце своих бесконечных дней.       — Как здесь красиво, — прошептала Лина, зачарованно глядя на луну.       Боян кивнул, его взгляд был направлен в даль.       — Да, иногда нужно вырваться из суеты и просто посмотреть на звёзды, — поддержал её позицию, вдыхая побольше свежего воздуха в легкие.       Они сидели рядом, наслаждаясь моментом тишины и красоты. Затем Боян заговорил, пытаясь не сбить всю атмосферу ночи.       — Лина, я понимаю, что ты предала Йоста ради своего папаши. Это было тяжёлое решение, и я понимаю, почему ты это сделала. Но что теперь? Что ты чувствуешь?       Лина вздохнула, её глаза блестели от подступающих слёз, которых невозможно сдержать. Настроение приобретала оттенки угрюмости и тоски, легкая дисфория накрыла её душу в свой омут.       — Я... я знала, что так всё обернётся, знала на что иду, — с усилием продолжала она. — Мой отец в беде, и это был единственный способ ему помочь и увидеться спустя семнадцать лет. Но теперь я понимаю, что сделала, — пробормотала Лина, было слышно, как она корит саму себя, хоть и пытается оправдаться. — Я разрушила доверие, и не знаю, как это исправить. Боян молчал некоторое время, обдумывая её слова.       — Он важен для тебя? Что ты к нему чувствуешь?       — Да, Йост важен для меня. Я не знаю, что это — любовь или просто глубокая привязанность, но я не могу отрицать, что он занимает особое место в моём сердце.       Боян кивнул, его лицо было серьёзным, на шее выскочил один неспокойный нерв, выдавая его внутреннее напряжение.       — Твои чувства к нему — это то, что должно быть важнее всего. Да, ты предала его доверие, но если ваши отношения действительно крепки, они выдержат это испытание. Надо надеяться и верить, что всё можно исправить.       Лина отвернулась, глядя на мерцающие огни города. Она понимала, что слова Бояна верны, но правда мозолила глаза.       — Ты прав, — наконец сказала она. — Я могу только надеяться. Надеяться и работать над тем, чтобы восстановить доверие.       — Это верный путь, Лина. Но мне ещё интересно: почему он так важен для тебя?       Лина задумалась, её взгляд был направлен на луну.       — Йост... Он всегда был рядом, всегда поддерживал меня. Когда я с ним, то я свечусь от счастья, — воодушевленно и с трепетом шептала Лина. — Я этого ранее не ценила. Он светлый и добрый, даже когда ему самому тяжело. Его забота и внимание... Я не могу описать, насколько это важно для меня. Он как свет в моей темноте.       — Тогда тебе нужно бороться за эти отношения. Если он действительно так важен, то стоит попробовать всё исправить. Пусть это будет сложно, но истинные чувства всегда стоят борьбы.       — Спасибо, Боян. Ты прав. Я не могу просто так всё оставить. Я постараюсь всё исправить.                                                                         ***       Лина вернулась в отель уже ночью. Мерцающие искры холла отражались в ее глазах, смешиваясь с легким туманом выпитого алкоголя. Она была немного пьяна, но не настолько, чтобы потерять контроль. Внутри нее царило опустошение, словно кто-то вынул из нее душу и оставил лишь пустую оболочку. Шумный вечер с друзьями и пара бокалов вина не смогли заглушить того отчаяния, что гнездилось в ее сердце.       Она медленно прошла по коридору, шаги эхом отдавались от стен, как будто она была единственным живым существом в этом отеле.       Ей казалось, что весь мир замер в ожидании чего-то страшного, но она уже устала бояться. Эти дни были невыносимо длинными и наполненными навязчивыми, мрачными мыслями. С каждым днем ее моральное состояние ухудшалось, словно черная туча затягивала ее сознание, не оставляя места свету.       Она открыла дверь своего номера и вошла внутрь, захлопнув ее за собой. Комната встретила ее холодным безразличием. Лина бросила сумку на кресло и, покачиваясь, подошла к окну. Городские огни мерцали внизу, словно звезды, упавшие на землю. Она смотрела на них, но не видела ничего удивительного. После вечеринки, когда она осталась в полном одиночестве, все выглядело серо и блекло без товарищей, которые хоть как-то, но спасали ее от тревожных мыслей. Ее глаза были пусты, как и душа. Никаких домыслов, никаких чувств – только усталость, пронизывающая до костей. Лина прошла к кровати и села на край, медленно снимая туфли. На пятках появились раны, сильно натерла обувь ее ступни. Ноги гудели от усталости, но это была мелочь по сравнению с тяжестью, которая давила на ее сердце. Она закрыла глаза, надеясь, что темнота принесет хотя бы минуту покоя, но в голове возникли образы прошедших дней – моменты, которые она пыталась забыть всеми способами.       Слезы, которых было слишком много уже несколько дней, медленно покатились по ее щекам. Она чувствовала, как они оставляют горячие следы на коже, смешиваясь с горечью и бессилием. Лина провела рукой по лицу, стирая их, но они продолжали течь, словно поток, который невозможно остановить. Ручей, который искал море, чтобы в него впасть.       Она легла на кровать, свернувшись калачиком, и уткнулась лицом в подушку. Тело ее дрожало от рыданий, которые она пыталась сдержать на людях. Весь макияж оставался на простыне, тушь не выдержала такого потока воды. Весь этот мир казался ей слишком тяжелым и несправедливым. Она устала бороться с собой, со своими чувствами, с тем, что ей приходилось переживать каждый день.              Лина вздрогнула от неожиданного стука в дверь. С неохотой, сомнением и тревогой в душе, она медленно подошла к двери и открыла её. На пороге стоял Йост — пьяный, с растрёпанными светлыми волосами, измождённым лицом и огромными тёмными мешками под глазами. Голубые, полупьяные зеницы смотрели на Лину с болезненной пустотой, словно в них потух весь свет. Он даже не пытался улыбнуться. Йост обычно изображает хорошее состояние и игривое настроение. Казалось, он ощущал то же, что и она в последние дни — невыносимое, всепоглощающее опустошение.       Девушка невольно вспомнила момент, когда застала его в своём новом логове после Евровидения: тогда его самочувствие было точно таким же увядающим. От него исходил запах мяты, свежей зубной пасты и лёгкий, невзрачный аромат грушевого кальвадоса. Она впустила его без вопросов, чувствуя, что слова сейчас крайне бесполезны. Они молчали, а тишина становилась вполне гнетущей. Йост тяжело опустился на её одинокую кровать и уставился в стену, словно ожидая чего-то, что сама Лина не могла понять. Но ей действительно нечего было сказать, в отличие от него. Его большой палец правой руки нервно тёр указательный, выдавая глубокие раздумья. Он явно выжидал подходящего момента, чтобы заговорить. Клейн выглядел так, будто не спал целые сутки, но веки его оставались тревожно открытыми.       — Йост, — наконец, нарушила тишину Лина, её голос прозвучал вязко, как сухое вино. — Что случилось?       — Ничего, — пробормотал парень, склонив голову. — Просто плохо.       Лина обеспокоено подошла к нему, чувствуя, как её сердце сжимается от тревоги. Ей хотелось соединиться с ним воедино, успеть инкорпорировать до большого взрыва.       — Что-то болит? — взмолилась она.       — Да, но это неважно, — его голос прозвучал неубедительно, словно он сам не верил в сказанное.       — Почему не выходил из номера? — аккуратно задала вопрос девушка, словно исследует неизведанную почву.       — Было грустно, — признался он, его речь становилась робкой. — Я пытался разобраться в некоторых вещах. А ты что делала все эти дни?       — Почти то же самое, что и ты, — негромко сказала она.       Он криво усмехнулся, но улыбка не тронула его глаз.       — Правда? — насмешливо спросил светловолосый.       — Да, Йост, что с тобой? — он молчал ужасно долго, словно боролся с самим собой.       — Что-то хочешь рассказать? — пророкотал парень, изменяясь в лице. Клейн терял терпение и самообладание.       — А что должна? — Лина присела к нему на корточки, её глаза искали ответы в его небесных очах.       Йост устало поднял уголки своих губ, но в его голубых рубинах отображалось что-то мучительное.       — Больно, —пожаловался Клейн, облизывая свои треснутые губы от иссушение.       — Что у тебя болит? У тебя хандра? — ахнула она, пребывая в смятении от его слов.       — Смотря что ты имеешь в виду, Лина, — горько подметил парень, не поднимая головы.       — Перестань, просто скажи, где болит, — не унималась девушка, обеспокоено рассматривая его тело вдоль и поперек.       — Неважно, — отмахнулся он. — Физическая боль есть, но она второстепенна.       — Тогда что происходит? — скомандовала Лина, стараясь не выходить из себя. — Хотя бы покажи, где беспокоит.       — Тут, — Он медленно поднёс руку к груди, его пальцы нервно стучали по рёбрам. Там билось его сердце. — У меня болит сердце.       — Тебе вызвать врача? — все еще не понимала Лина.       — Нет, такое не лечится, — произнёс он с горечью. — Меня ранили в сердце не на прямую.       — Хватит говорить загадками, Йост, — потребовала девушка, поджав недовольно свои алые губы.       — Действительно, — согласился он, его голос звучал пусто. — Лучше скажи ты — послышалась угроза.       — О чём ты? — с трудом сохраняя спокойствие, спросила она.       — Ты прекрасно знаешь о чём. — он стал говорить громче обычного. — Почему ты это сделала?       — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — Лина встала на ноги и попятилась назад, чувствуя, как её сердце бьётся не в ритм.       Парень нервно рассмеялся, в его смехе слышалась мерзкая безотрадность.       — Я знаю всё, Лина. Знаю, что это ты слила мой альбом, — гневно процедил Клейн, пожимая плечами.       Лина виновато пошатнулась. Йост улыбнулся, но в его улыбке не было радости, только гадкая горечь.       — Мне очень жаль. — она начала извиняться, словно стараясь искупить страшный грех словами. — Я не хотела, чтобы твой альбом слили.       — Самое забавное, — горестно усмехнулся он, — что ты продолжаешь отгораживаться, словно не виновата. Никто, кроме тебя, не имел доступа к файлам с новыми песнями. Даже мой продюсер. Поэтому я сразу понял, что это ты.       — Я понимаю, что тебе был важен этот альбом... — озабоченно нахмурилась она.       — Мне всё равно на альбом, — прошипел Клейн.       Она подняла бровь, немного успокоившись, уж было сказала, что рада, что он её понимает, но Йост прервал её мысли.       — Дело не в альбоме, а в тебе — произнёс он.       — Блядь, — выругалась девушка, чувствуя обиду и на себя, и на парня. — Послушай..       — Послушай лучше меня, — Йост вцепился пальцами в свои волосы, его голос был полон отчаяния. — Я выбрал тебя. Не другую девушку, а тебя. Ты держала меня на расстоянии вытянутой руки годами. Теперь предала, слив информацию в сеть. Мне плевать на песни, хоть и, честно сказать, обидно до глубины души, но куда страшнее, что я тебе доверял.       — Йост, ты всё не так понял... — начала Лина, но он не слушал.       — Сколько стоят мои песни? — спокойно спросил он, а затем истерично выкрикнул: — Сколько стою я? Сколько стоят наши взаимоотношения?       Он вскочил на ноги, яростно выражая свои чувства:       — Я положил всего себя пластом ради тебя, а ты прошлась по мне, издеваясь, блядь, используя. Ты хочешь, чтобы я выслушал тебя, но я не буду слушать, потому что всё уже понятно, Лина.       — Йост, пожалуйста, выслушай меня... — Лина продолжала говорить, но его крик прервал её.       — Я любил тебя, Лина, а ты игралась все эти годы, чтобы продать нашу дружбу, да, сука, любовь. Никакое обстоятельство не оправдает тебя.       Он кипел от ярости, его лицо было перекошено от гнева и старадний. Он метался по комнате, размахивая руками, он срывался на истошный крик.       — Почему, Лина? Почему ты предала меня? — он напряжён до предела. — Почему ты никогда меня не любила? Почему ты вонзила нож прямо в моё сердце? Почему я влюбился в такую дрянь, как ты? Ответь.       Лина стояла перед ним, её лицо было белым как мел. Каждое его слово, как кинжал, пронзало её душу. Она пыталась удержать слёзы, но они уже начинали течь по её щекам.       — Клейн, я... — попыталась она сказать что-то, но он снова и снова не давал ей возможности.       — Ты всегда верила каждому встречному, но не мне! Говоришь, что на душе любому!— кричал он, его тембр был хриплым от эмоций. — Почему ты вообще появилась в моей жизни?       Лина видела, как Йост отвернулся, его плечи сотрясались от подавленных рыданий. Он выглядел так, будто весь мир обрушился на него, и это зрелище разрывало её сердце. Её собственная истерика стала громче, её тело покачивалось от всхлипов. В её голове эхом отдавались его слова, каждое из которых причиняло ей невыносимую боль, но заслуженную.       — Ты разрушила всё, Лина! Всё, что у нас было! Как ты могла?              Лина попыталась подойти к нему, её руки дрожали. Она была полностью сломлена, её собственные слёзы стекали по лицу.       — Йост, пожалуйста, послушай меня... — её тон становился мольбой, словно последним желанием перед смертью. — Я не хотела этого... Я никогда не хотела причинить тебе боль...       Но он оттолкнул её с такой силой, что она едва не упала.       — Не смей произносить моё имя! — презрения. Ненависть, отторжение исходило из его уст. Он смотрел на Лину, как на чужого человека. Зрачки сузились, когда он плевался ядом. — Навсегда забудь, как меня зовут!       Лина закрыла рот рукой, не в силах что-то сказать или изменить. Она видела, как мокрые дорожки бегут по его щекам, как его губы дрожат от тряски нервов.       — Уйди из моей жизни, Лина, — убедительно, уверенно и четко говорит он. — Просто уйди и никогда не возвращайся.       Он ушел, захлопнув дверь. Лине кажется, что её жизнь закончилась на этом моменте, и падает на холодный пол, как брошенный балласт.                                                                   Конец или новое начало?