de Melkweg is alleen voor ons | Млечный путь только для нас

                  "Als je het gebroken glas van een kopje niet kunt lijmen, kun je het omsmelten en iets nieuws, nog mooiers creëren".       Разумеется, другой раз так и не наступил. Это был конец. Телевизионные интервью, газетные статьи и рецензии с её участием постепенно угасли. Лина проснулась в шестом часу утра, томимая жаждой. В чужом доме она всегда ощущала себя, как душа, заточённая в неподходящее тело. Это незнакомое, преследующее её своим навязчивым ощущением чувство она не решалась назвать, дать ему прекрасное и торжественное имя — грусть. Всепоглощающее, эгоистическое чувство внушало ей стыд, тогда как грусть всегда казалась ей достойной уважения.        Раньше Лина никогда не испытывала её — знала скуку, досаду, реже раскаяние. А теперь что-то раздражающее и мягкое, как шёлк, окутывало её и отгораживало от других. Первые дни были ослепительны. Разомлевшие от жары, они часами лежали на пляже, их тела покрывались золотистым загаром. В деревушке Роттердама летом отдыхать было идеально, и Лина даже успокоилась, но не привыкла. Они с Эмилией могли часами купаться в море, загорать на суше. Вязкое чувство постепенно отступало, будто его никогда и не было.       После ссоры с Йостом на следующий день Лина собрала чемодан, взяв все свои вещи без остатка. В ту роковую ночь она впала в затяжную истерику, и единственным выходом из неё было какое-то утешение или радикальные перемены, проще говоря, любые действия, чтобы отвлечься. Когда она вспоминает это, смотря на закат в селе, её охватывает нервная дрожь и она морщится. Ведь закат, как её нынешние волосы, был такого же фиолетово-розового цвета. В своём плачевном состоянии она взяла первую попавшуюся краску, которую ей дал Билл для забавы, но это стало для неё спасением. Она не знала, какой цвет получится, и когда смыла и высушила волосы, увидела результат. Ей даже понравилось, ведь это было лучше, чем бездумно стричь густые локоны. Теперь это ассоциировалось с закатом её прошлой жизни, а может, с рассветом новой? Кто знает.       Лина поднялась с узкой кровати и подошла к простой раковине у двери. Она выпила несколько стаканов воды и вернулась в кровать. В распахнутом окне виднелся кусочек моря. Только что выглянувшее солнце блестело в играющих волнах. Вглядевшись, можно было различить несколько грязноватых грузовых судов, которые, казалось, плавали до изнеможения. День обещал быть жарким. Окрестные дома всё ещё спали — если что и слышалось, то только редкий стук железнодорожных рельсов да едва различимая мелодия джаза из другого балкона квартиры.       Девушка, не одеваясь, привалилась к спинке кровати, закурила и посмотрела на лежащую рядом девушку. Всё её тело было освещено солнцем, проникавшим в комнату из южного окна. Сбросив с себя лёгкое одеяло, девушка сладко спала. Дыхание время от времени становилось глубоким, и правильной формы грудь вздымалась и опадала. Яркий загар начинал понемногу сходить, и отчётливые следы от купальника причудливо белели, напоминая распадающуюся плоть.       Она докурила и минут десять пыталась вспомнить, как её зовут. Безуспешно. Она чувствовала себя большой чёрной птицей, летящей над джунглями и направляющейся к западу. На её крыльях налипли чёрные сгустки крови из глубокой раны. Западный склон неба затягивали зловещие чёрные облака. Поблизости чувствовался запах мелкого дождя. Снов она давно не видела. Потребовалось время, чтобы понять: это был сон. Вскочив с кровати и смыв под душем противный пот, Лина позавтракала тостами и яблочным соком. От табака и пива в горле першило, как будто туда напихали старой ваты. Покидав посуду в мойку, она извлекла из гардероба лёгкий коричневато-зелёный костюм, идеально отглаженную рубашку и чёрный галстук, отнесла всё это в гостиную и уселась там перед кондиционером.       На шестой день Лина познакомилась с Нонной. Тогда утро началось мучительно — предшествующий вечер был отмечен чрезмерным количеством вина и её любимой водки. Лина проснулась, лёжа поперёк кровати, в темноте, с неприятным привкусом во рту и в отвратительной испарине. В щели ставен пробивался солнечный луч, освещая вихрь пылинок. Лина не хотела ни вставать, ни оставаться в постели. Её мысли блуждали, представляя, что почувствуют отец и ее друзья. Она старалась думать о них, чтобы заставить себя встать, но тщетно. Наконец, она преодолела себя и, понурая и несчастная, ступила на прохладные плиты пола.       Зеркало явило ей унылое отражение. Лина внимательно вглядывалась в своё опухшее лицо с расширенными зрачками и искривлёнными губами. Она чувствовала себя вновь чужой в собственном теле, испытывая презрение к себе за этот распад. День ото дня она худела, на пляже только спала, а за столом хранила напряжённое молчание, которое стало тяготить окружающих. И вот в её жизни появилась Нона.       Нонна, с чёрными волосами в стрижке каре, с передними белыми прядями, была подругой Эмилии с детства. Она помогла освободить из тюрьмы не только её отца, но и его сокамерников. Нонна имела нос кнопкой, о котором мечтают девушки с низкой самооценкой, тонкие губы бантиком и пышные брови. У неё не было ни пирсинга, ни татуировок — она была чиста телом, но не перед собой. Лина и Нонна сразу нашли общий язык, ведь их судьбы оказались похожи. Правда, родители Нонны были живы и являлись криминальными авторитетами, с японскими корнями и связями с якудзой. Нонна сама замарала руки, убив своего насильника. Лина не считала это неправильным, скорее опасным и достойным внимания.       При всей своей грозности, Нонна была уверенной в себе девушкой без пробоин в самооценке. Храбрая, смелая, напористая, она заряжала окружающих энергией. С её появлением раны Лины начали заживать быстрее, и она давала надежду на новую жизнь, на возрождение старого с её отцом. Лето перестало быть унылым из-за мрачного мая, превратившись во что-то прекрасное и весёлое. Но Лина по-прежнему много пила с их компанией.       Её окружение влияло на неё больше, чем что-либо иное. Она становилась счастливее с каждым днём, чувствуя, что рядом отец и его приятели, которые не давали скучать. Кожа Лины перестала быть бледной от вечных недосыпов и недостатка витаминов, приобретая здоровый оттенок. Под глазами исчезли мешки, и она спала, как младенец, чувствуя себя в полной безопасности. Её отражение в зеркале больше не внушало ужаса, теперь она видела красивую девушку с красивой жизнью.       Спустя две недели Лина перестала следить за социальными сетями Йоста. Его концерт в мае прошёл отлично без неё, он публиковал смешные истории и видео, словно между ними ничего не произошло. Лина же не могла выкладывать ничего из-за необходимости скрывать своё местоположение из-за отца. Они жили тайком в деревушке на окраине Нидерландов. Забыть его было сложно, казалось невозможным. Она понимала, что поступила ужасно, но не хотела тратить силы на попытки доказать обратное. Йост казался счастливым без неё, и Лина не хотела вмешиваться и рисковать всё испортить.       Со старыми друзьями из их круга общения Лина перестала общаться в тот же день. Она скрытно ушла из отеля, уехав на такси в аэропорт вместе с Эмилией. Ей звонили и писали, пока она не сломала телефон и сим-карту, чтобы их не нашли. Она знала, что Клейн тоже отправлял без пауз сообщения, но специально не читала, чтобы не сделать себе больнее. Лина приняла решение и не могла отступить. Йост тоже негласно сделал свой выбор, и теперь она исполняла его желание — забыть его имя раз и навсегда.       У отца Лины появилась и новая любовь. Оказалось, что он уже полгода жил в этом селе и завел роман с женщиной по имени Ада, обладательницей кудрявых коричневых волос и пышных форм. Она была всегда ярко накрашена и одевалось вполне открыто, но душой она очень мила, что и было для нее важнее всего. Отец страдал от этой любви настолько, насколько это было возможно в его положении, что было не так уж сильно, так как он был без ума от своей женщины, гордости и наслаждения, ради которых он и жил.       Однажды, когда девушка дремала на пляже, отец сел рядом с ней и начал смотреть на нее. Почувствовав его взгляд, Лина хотела было предложить ему искупаться с наигранной веселостью, но он положил руку ей на голову и заговорил жалобным тоном:       — Ада, посмотри, наконец-то пришла в жизнь моя дочурка.       Подошла Ада, одетая в красивый черный купальник на завязках, и весело сказала:       — Конечно, я же ей приношу свою выпечку. От нее невозможно отказаться, только вот грустные у нее глаза остались. Почему не занимаешься йогой по воскресеньям?       Лина обернулась и посмотрела на них, удивляясь, откуда Ада знает, что она не занимается йогой. Читает мысли? Бред, но это правдивое предположение напугало ее.       — Видимо, до сих пор кружит по комнате и витает в облаках, — предположил Альберт, приобняв свою "невесту".       — Я вовсе не кружу по комнате, — возразила Лина.       — Может, ты скучаешь по этому мальчугану? — спросил отец.       — Нет! — яро ответила Лина, но вполне неискренне.       Она снова легла на живот, прижалась щекой к теплому песку, вздохнула и задрожала. Спокойная рука Ады легла ей на затылок, успокаивая ее.       — Не усложняй себе жизнь, милая, — ласково посоветовала Ада. — Ты была такой довольной и оживленной, а теперь стала нагружать себя глупыми мыслями и хандрить. Это тебе не идет.       Лина послушалась совета Ады и через неделю стала более живой. Она была по-настоящему доброй женщиной, и девушка была безумно счастлива за отца. Но Лина не могла понять, живет ли она сейчас нормальной, полноценной жизнью или раньше было лучше. Важнее быть под софитами или в спокойной тени? Вот ведь живешь, стараешься, а потом, после стольких лет жизни, выясняется, что вовсе не так и важно, хорошо ты себя вела или плохо. Девочки из прошлого Лины, которые прошли огонь, воду и медные трубы, отнюдь не закончили свои дни на задворках общества, и никто их не презирал, как она предполагала. Они повыходили замуж — удачно или не слишком — как и все остальные, не хуже и не лучше. А значит, её старания остаться чистенькой, страх, что до тебя дотронутся, страх, что из-за одного твоего неосторожного жеста какой-нибудь мальчик посчитает тебя доступной — все это было напрасной тратой сил и нервов!       Своими тревогами Лина делилась, безусловно, с Нонной, которая, кстати, была старше её всего на два года, но имела более богатый опыт. Подруга могла как осудить, так и поддержать, и Лине нравилось ее критическое мышление. В один вечер в конце июня они сидели на балконе местного кафе, смотря на волны, этакие "барашки".       Нонна закурила "Кэмел" и улыбнулась:       — Дорогуша, — позвала ее игриво, крутя сигарету в руках. — Ну нет ни у кого руководства как прожить жизнь правильно. У каждого оно индивидуально, у кого-то его вовсе нет.       — Но как тогда понять, что хорошо, а что плохо? — пыталась выяснить Лина, захлебывая свои страсти слабоалкогольным напитком. — Может в прошлом все было куда надежнее? Деньги, друзья, какая-никакая, но любовь!       — Любовь? — Нонна усмехнулась, опираясь на перила. — Ты "это" называешь любовью?        Лина коротко промолчала, а её собеседница еще больше рассмеялась от ее стыдливой реакции.       — Задам-ка пару вопросов, — поставила в известность девушка, не спросив разрешения у подруги. Как и всегда, это в ее манере. — Сейчас у тебя есть друзья?       — Да       — Деньги?        — Более чем, — закивала Лина.       — Секс? — колко подступилась к этой теме подруга, потушив сигарету.        — Приветствуется, — без стыда отрезала девушка, на миг вспоминая вчерашнюю бурную ночь с Итаном "без обязательств". То ли это было из честного желания, то ли из побуждений заткнуть дыру в сердце. Она так и не нашла ответа, да и не старалась его рыскать.       — Тогда почему ты травишь себя этими вопросами? — подвела к истине она, наблюдая за смуглым лицом девушки.        — Без понятия, — холодно отозвалась она, пожав плечами       — Неправильно, — подметила Нонна, шире улыбаясь. — Это из-за человека, который тебя не захотел услышать. Так теперь не слушай его голос, который у тебя до сих пор играет в головушке.       Лина едва помнила черты лица Итана. В её воспоминаниях осталось только его безупречное телосложение и чисто выбритое лицо. Ему была знакома боль невзаимной любви, унижения и оскорбления. Секс, к которому они прибегали, был для обоих лишь способом избежать одиночества. Лина не была мстительницей и тем более женщиной лёгкого поведения. Она начала новую жизнь и теперь действовала по собственному усмотрению. Она решительно пыталась избавиться от симпатии и чувств к Йосту, но после той незабываемой ночи всё только усугубилось.       В своих мыслях она представляла, как Клейн обхватывает её шею и рисует губами влажные дорожки на коже. Она думала, что это он прикасается к её груди, но по прикосновениям чувствовала, что это не его руки. Обмануть себя было невозможно, потому что никто не мог заменить Йоста. Ты либо полностью отвязываешься, либо пытаешься связать то, что уже давно гниёт под землёй. Однако Лина осталась верна себе. Итан и Лина не стремились строить отношения, они хотели исцелиться, но получили лишь горячий секс, оставивший после себя лишь нейтральные ощущения.       Наступил июль. Она вновь вспомнила их расставание, промелькнувшее перед её мысленным взором, как сцена из мелодрамы. А ведь это случилось в понедельник, дождливой майской ночью.       Лина усердно готовила яичницу с соусом "табаско", пытаясь отвлечься от воспоминаний. Она вспоминала, как весело им было вместе. Как они идеально совпадали. В её голове возник образ двух сцепленных деталей от конструктора "Лего". Забавно, но каждый раз, вспоминая тот день, она чувствовала запах подгорелой яичницы и "табаско", будто кто-то в отеле её жарил и забыл. Если бы она знала, что её разбитая любовь будет пахнуть так, она бы попросила соседей напечь блинчиков.       Помнит она, как в последний раз посмотрела в глаза Йосту. Его небесные глаза были печальны и растерянны, но в то же время гневны и разочарованы. Казалось, если она бросится ему на шею сейчас, он, осознав свою вину, обнимет её и останется, либо снова пошлёт её и попросит забыть его имя. Но она говорила себе четкое "нет" в голове. Ничего уже не исправить. Не стоит рисков и тратить нервы.       Однако мысли Лины через секунду уже занимал не Йост, а сад Эмилии, который та показала ей прошлым днём. Нонна водила их туда с Адой и Альбертом: волшебный мир гортензий, роз и георгинов, лимонное песочное печенье на террасе Эмилии.       Она жила с ней в одной комнате, и её не смущало скромное съёмное жилище, куда её приютили. Они, бывало, спали на одной кровати, помогая друг другу уснуть после кошмаров или после просмотра очередного фильма ужасов.       В реальности Эмилия показалась Лине лучше, чем первое ложное впечатление. Она поверила ей, сначала думая, что ошибалась, но у неё не оставалось выбора, кроме как узнать правду самой. Девушка не солгала ни на грамм, устроив и себе, и ей новую, прекрасную жизнь. Они подружились, и новоиспечённая подруга быстро стала частью её семьи. Как странно, правда?       Лина не могла долго оставаться в неведении относительно целей Эмилии. Конечно, она ещё в машине поняла, что её новая знакомая — надёжный человек, но мысль о том, почему она решила отомстить Йосту, не отпускала её целый божий месяц. Было ли это местью или просто развлечением? Что скрывалось за этой тайной?        Сначала они наладили контакт, узнавая друг друга ближе, но Лина оставалась настороженной. Однако, поняв, что продолжение этого навредит им обеим, она решила пойти на мировую. И не разочаровалась. Эмилия оказалась чёрной луной — Лилитом: на первый взгляд она казалась светлой луной, отражающей солнечный свет, но во всяком случае имела свою теневую, даже "демоническую" сторону. От неё исходил запах восточных пряностей и лимонных тарталеток, которые она любила есть по утрам с имбирным чаем. Она перекрасила волосы в более натуральный русый цвет, а её зелёные глаза, подобные двум изумрудам, всегда оставались скрытыми пеленой загадочности, словно она подавляла эмоции своим стервозным характером. Однако с Линой она вела себя иначе, нежели с остальными ихними общими друзьями. Её нарощенные ресницы, которые выглядели естественно, лишь дополняли образ типичной сучки из Беверли-Хиллз.       Ночной Роттердам. Лина вышла на террасу с чашкой кофе, чтобы дольше не спать, ведь ей хотелось ещё поработать за ноутбуком. Эмилия сидела за столиком рядом с растениями, наслаждаясь видом, но выглядела уныло. Лина провела с ней ещё пару минут, оглушённая и удивлённая. Она привыкла говорить о любви легко, без обиняков, с неведением, свойственным её возрасту; теперь же казалось, что никогда больше она не сможет говорить о ней так грубо и небрежно, видя, как Эмилия расстроенно смотрит в телефон.        Девушка взяла со стола сигарету и чиркнула спичкой о коробок. Спичка погасла. Она зажгла вторую, осторожно, так как ветра не было — дрожала только её рука. Спичка погасла едва она поднесла её к сигарете. Лина сердито хмыкнула и взяла третью. Эта спичка вдруг стала для неё вопросом жизни и смерти. Эмилия, наконец, подняла на неё тяжёлый взгляд, явно раздражённая её неловкостью.       — Иди сюда, — позвала она. — У меня есть зажигалка.       В небе ярко светил месяц. Она оглянулась назад, на полосу пляжа. Резкий порыв ветра заставил её вздрогнуть, словно холодной водой окатили лицо. Эмилия помогла ей зажечь сигарету, красную "Мальборо". Лина по ошибке взяла другую пачку, а заметила это только теперь. Вдохнув дым, она вспомнила о Йосте, который курил эти сигареты с понедельника по воскресенье включительно.       — Он такие курил, — прошептала Эмилия, словно достав мысль Лины из глубин её сознания.        Лина подняла брови, не понимая, откуда та это знает. Эмилия выругалась себе под нос.       — Блядь, мне всё равно пришлось бы рассказать, — пробормотала она, потирая веки. — Рано или поздно.       Лина без лишних слов присела на соседний стул, который шатался из-за поломанной ножки, но это было пустяком по сравнению с переживаниями подруги. На Эмилии была легкая футболка, едва защищавшая её от холодного ветра ночного Роттердама. Лина достала из корзины плед и накинула его на хрупкие плечи Эмилии. Хоть и был июль, ночные холода никто не отменял.       — Спасибо, — рассеянно поблагодарила Эмилия. — На меня тут нахлынули воспоминания, как видишь.       — Это связано с Йостом? — предположила Лина, покуривая сигарету.       — А ты быстро схватываешь, — похвалила её подруга, доставая с пола бутылку вина и разливая его в свой бокал. — Да, и теперь ты поймёшь, почему оказалась здесь.       Запах масла и вина — восхитительная и аппетитная смесь ароматов — согревал Лину, как первый глоток вина, хотя пила его не она.       — Поведай, — нетерпеливо попросила Лина, сжимая фильтр сигареты.       — Я была в отношениях с Йостом, — наконец выдохнула Эмилия, словно освобождаясь от тяжёлого груза. Лина округлила глаза, устремив взгляд на неё. Эмилия криво улыбнулась, пытаясь успокоить подругу. — Это было давненько, с две тысячи девятнадцатого года, — добавила она, попивая крупными глотками недорогое красное полусладкое вино. — Встречались мы два года, а знакомы были с семнадцатого года.       Лина промолчала, язык не слушался её, да и сказать ей пока было нечего.       — Не подумай, это было до вашего знакомства, — поспешила договорить Эмилия, с тревогой глядя на Лину. — Мы уже тогда пару месяцев не были парой.       — Ахуеть, — это всё, что смогла выдавить из себя Лина. Она не ожидала такого поворота событий. — Почему расстались?       Сон как рукой сняло. Лина отпила кофе, затем ещё раз, почти допив его от нервозности. Недоваренные частицы кофе вызвали желание откашляться, но она проглотила их, чтобы не нарушать тишину. Судьба любит являться в самом недостойном или заурядном обличье. Как же мир тесен.       — Ну, — протянула Эмилия, подбирая слова. — Он мне изменял.       — Что? — резко выкрикнула Лина, находясь в шоке и ярости.       — Не переживай, — начала снова утешать её Эмилия, беря Лину за руку. — Это было только в его молодости. Тогда он часто пропадал из дому, видимо, не нагулялся вдоволь, — она закатила глаза, потирая ладонь Лины. — Его главной ошибкой было заводить отношения в том периоде.       — И сколько это продолжалось? — тихо спросила Лина, смущённая таким откровенным вопросом.       — Год, — холодно ответила Эмилия, качая бокал из стороны в сторону. — Я терпела его выходки, гуляния и измены, вечные ссоры и недопонимания примерно год.       — Почему?       — Потому что любила, — призналась Эмилия, прикрывая лицо рукой. — Думала, что это пройдёт, но... — она смахнула слезинку. — Ничего не поменялось. Я искала хоть какие-то плюсы в своём положении, например, деньги, но это не утешало.       — Вот он мудак, — сделала вывод Лина, прикусив до крови нижнюю губу.       — Нет, — резко встала на его защиту Эмилия. — Когда в его жизни появилась ты, он перестал попадать в скандалы и не был больше замечен в интрижках. Он изменился до неузнаваемости, Лин. — она посмотрела на Лину с нежностью. — Ты его поменяла.       — Не думаю, что это так.       — А я знаю, что это именно так, — упрямо сказала Эмилия, шмыгнув носом от холода. — Ведь за все три года он достиг безупречной репутации, по крайней мере, в этом плане. Мне кажется, что он полюбил именно тебя... по-настоящему.       — Если ты так хорошо о нём отзываешься, то почему решила так поступить? — спросила Лина, теряя нить повествования.       — Видишь ли... — Эмилия облизнула губы, боясь признаться. — Из-за этих отношений у меня появились проблемы с сердечно-сосудистой системой, — начала объяснять она, закидывая ноги и поджимая их к груди. — Нужны были деньги на лечение, а я не могу рассказать об этом родственникам, они будут переживать и сводить концы с концами.       — Почему не попросила напрямую?       — Гордость не позволила, — смутно заявила Эмилия, прикусывая с внутренней стороны щеку.       Холодный ветер пронзал их насквозь, но он не мог сравниться с тем ледяным отчаянием, которое Лина увидела в глазах подруги. Трепетным движением Лина обняла Эмилию, прижимая её к себе. Подруга сначала напряглась, словно боялась разрушиться от прикосновения, но затем её плечи расслабились, и она заплакала, уткнувшись лицом в плечо девушки.       Слёзы текли по лицу Эмилии, оставляя мокрые следы на её футболке, но та не шевельнулась, позволяя подруге выплеснуть всю боль, что накопилась в её душе. В этот момент Лина ощутила нечто большее, чем просто дружбу; это было родственное тепло, чувство, что они стали как сёстры. Лина, поглаживая её волосы, молча передавала всю свою поддержку и заботу.       Вокруг них царила тишина, прерываемая лишь тихим шелестом листвы и далёкими звуками моря. Месяц ярко светил над головой, словно оберегая их. Лина чувствовала, как их общее горе объединяет их ещё сильнее. Это был момент, когда все слова были лишними, когда главное передавалось через прикосновения и сердечное тепло.       Эмилия плакала долго, её слёзы были полны печали, которую она копила, похоже, годами, а может и намного больше, но в объятиях Лины она наконец позволила себе быть слабой и настоящей. Она знала, что для Эмилии это было значимо — раскрыться, довериться. И она была готова быть тем плечом, на которое можно опереться в трудный момент.       Она была признательна Эмилии за всё, что та сделала, даже если её методы казались странными. Именно благодаря Эмилии её отец был спасён, и Лина знала, что будет рядом с подругой до конца.       Если нельзя склеить разбитое стекло чашки, то его можно переплавить и создать что-то новое, ещё более прекрасное.       — Эмилия...       — Да?       — Я всегда буду рядом.                                                                                                                         July 2