За тобой

— Мадам?.. Обеспокоенный голос Арлет — словно протянутая утопающему соломинка. Лу стала очень рассеянной, часто «выпадает» из реальности. — Да. Да, я смогу в пятницу, — остаётся надеяться, что вопрос был задан именно о предстоящей премьере мюзикла. — Не переживай. Я всё-таки в ответе за тех, кого приручила. Уже все, от мамы до прислуги заметили — с ней творится что-то не то. На публике Лу неизменно собрана, учтива, — не в пример себе десятилетней давности, — улыбчива и полностью вовлечена в происходящее, даже если оно ей нахрен на надо. А вот дома... Дома зависает перед зеркалом во время разговора, как кобра перед заклинателем змей. Но дело не в отражении. Лу по-прежнему свежа и, если честно, нравится себе гораздо больше в неполные тридцать три. Её считают одной из самых привлекательных женщин Нью-Пари, если верить интернету. Смысл в этом «титуле» теперь? — Да-а, — тянет девушка, переминаясь с ноги на ногу. — Спасибо вам ещё раз за то, что поборолись за нас. Доштормовые пьесы ставить и так непросто, а если религии древних в них фигурируют, то проблем не оберёшься. Лу наконец переключает внимание на девушку, отгоняя ставшие верными спутниками навязчивые мысли. Всё равно сейчас юный режиссёр отправится восвояси, и вновь можно будет себя накручивать до бесконечности, копаться в воспоминаниях, анализировать сказанное годы назад и на прошлой неделе. — Разве моё слово было решающим? — Но, если бы не вы, месье Приор не узнал о нашей проблеме! — Арлет не унимается. — А как вы их всех заткнули! Вашу речь про искусство на цитаты разобрали. Говорить о том, что в её наезде на директора Молодежного Театра не было ничего принципиально нового и достойного запоминания, мадам Мартен уже просто лень. Всё равно мадемуазель не переспоришь. Она знает Лу ещё с того времени, когда та носила фамилию Рид, и относится к ней чуть ли не с благоговением. Наверное, мать Арлет в ярости. Или, может быть, как Энн в своё время, считает, что дочке улыбнулась фортуна. Сама жена второго человека в государстве, — фактически, первого, — опекает, подарки на день рождения шлёт. На самом деле, Лу многим оказывает помощь, не только детям. Имея ресурс, странно было бы не использовать его. Одно дело — фонды, интернаты, дома престарелых. Другое — когда ты лично с кем-то общаешься, взаимодействуешь. Теплее на душе. — Э-эм... Ладно. Комитет переср... переволновался напрасно, — Лу смахивает со лба светлую прядь. — В мюзикле этого... как его... Как его там? — Эндрю Ллойда Уэббера, — подсказывает Арлет. — Ну да, — мадам Мартен вздыхает. Она правда старается держать что-то в голове, кроме личных переживаний, но всё тщетно. — Нет там, короче, ничего опасного. История, часть культуры. И песни... настолько могу судить, проникновенные. Солист у вас талантище. Кажется, гостья сейчас лопнет от гордости за удачно проведенный кастинг. — Жаль, Иво не сможет прийти... — Лу думала, что хоть так сможет с ним куда-то выбраться. — С чего он решил, что в пятницу лучше не стоит? — Мадам, это не важно!.. То есть... мы признательны месье Приору, но вы!.. Арлет принялась убеждать, что одной Лу хватит сполна, ведь столько времени и сил она отдаёт их организации. В отличие от членов Совета, девушка говорила искренне. Пришлось поверить. Давным-давно, когда она, мелкая и синеволосая, в интернате на скучном творческом вечере Киплинга читала, ей ничего не было нужно, кроме друзей и их поддержки. Йонас и Тома скинулись, подарили гладиолусы. Прежде, чем мысль о Томе не зацепилась за другую и не потащила за собой калейдоскоп менее приятных воспоминаний, распахнулась входная дверь. От неожиданности Арлет охнула. Чтобы затем смущённо покраснеть. — Добрый день, месье Приор! Лу с огромным усилием подавила желание закатить глаза. Мелочь, лезешь-то куда? Вот помогай им, отдавай все силы на эти проекты, будь вечно на телефоне, находи общий язык со всякими тварями, чтоб деткам хорошо было. А они твоему мужу... Эх. — Иво, да что такое?! — вслед за Приором порог дома переступает главный дознаватель. — Ты умнейший человек из всех, а несёшь сейчас... здравствуйте, Лу. Несёшь... прости, но это даже не фигура речи!.. Лу на автомате кивает, ошарашенная. Марк хватает Иво за предплечье, заставляя развернуться. — Ересь, — шипит Жонсьер, втягивая воздух носом. — От кого не ожидал, так это от тебя. Нифига себе понесло — услышав о предательстве Летиции, он был менее эмоционален. — Ты не дурак, — наконец Иво прерывает молчание. Лу вглядывается в его строгие черты, пытается найти причину, по которой глаза горят азартом и не посмотрели на неё только что. — Нас взращивали на одной почве. Если ты сейчас готов пойти за мной и не будешь затыкать уши, через час поймёшь, что я прав. Внезапно Приор переводит взгляд на Лу, с неё на Арлет. Хмурит брови. — Дорогая. Лу приосанивается. — Да-да? — Пожалуйста, сделай так, чтобы никого здесь не было, кроме охраны. Как можно скорее. Приказным тоном — прозвучало как почти забытое «посвящённая Рид». Чтобы не испытывать судьбу, Лу выпихивает подопечную на свежий воздух, внутреннее торжествуя, ведь на лице Иво не промелькнуло узнавания — девчуля зря старалась. Не ревновать мужа, учитывая тенденции последних месяцев пяти, — сверхзадача. Сразу же после прощания с Арлет, мадам Мартен награждает горничных тремя выходными подряд, при условии, что свалят «счас же, ну, быстрее давайте». Охране Приор доверяет всецело, а вот дамочки нос суют вечно, куда не следует. Это Лу готова подтвердить, поскольку уже через минут десять ей становится едва ли не тошно от тишины гостиной. Раздражает и тиканье часов, и треск ненастоящего камина, и недостаток информации. Она принимается ходить по комнатам на первом этаже, невольно сравнивает их с блоком в Термитнике, где спала на поддонах. С тех пор мало что изменилось в самой Лу, хотя жилищные условия теперь и тогда — небо и земля. Свои радовались её успеху, первое время. Если для представителей высших эшелонов власти и чистых она до сих пор — непонятно как и зачем оказавшаяся рядом пролетарская шутка юмора, то для простых людей всё сложнее. Любят и презирают в равной степени. Многим сложно поверить, что вся эта социальная деятельность — не для галочки. Пару раз доводилось читать о себе нелестное в СМИ. Там прошлись и по подшефным учреждениям, и по браку с Приором. Не нравится всё: то Лу слишком часто в телевизоре мелькает, то деревенщина, то в отсутствии потомства усмотрели недобрый знак. Последнее — вообще издевательство. Как будто не десять лет назад ещё все эти люди не могли поверить, что псионики не бесплодны. Требуют чего-то, ты только глянь! Даже мама не требует, а им так надо своё особо ценное выразить. Лу шатается по комнатам на первом этаже, протирает рукавом рубашки все фотографии в рамках, потому что трогать их никому не разрешает. Пылью покрывается целая микрогалерея — на снимках она и с мужем, и с мамой, и с интернатовскими ребятами. С Кеем и Дани. С Тиной и близнецами кадр огонь, но пирокинетик на нём выглядит единственным адекватным человеком — ни за что бы не поверила Лу, если бы ей раньше сказали, мол, Тина будет отучать своих детей ругаться, а научишь их этому ты, мадам Мартен. Что ж, как есть. Взгляд Лу останавливается на рисунке Эдмана, подарке на годовщину. Мать и отец юного художника счастливы жить в комфорте и спокойствии вместе с сыном: при каждом удобном случае едва не поклоны бьют. Тина и Люк однажды с ними столкнулись и долго не могли оправиться от увиденного. Этот дом — не то, чтобы проходной двор. Пройти через столько «слоёв» охраны ещё надо суметь. Но и на семейное гнёздышко в классическом понимании не тянет — большую часть времени Мартены проводят вне его стен из-за занятости. Приняв на себя роль «неофициальной» первой леди, Лу быстро поняла, что от интриг и политики устала — это удел гениев или конченных мразей. Иво относится к первой категории, а сама она... С одной стороны, ей комфортнее с простыми людьми. С другой — всё чаще вспоминается само собой, как норовило выпрыгнуть из груди сердце и подрагивали руки, когда они провернули то, о чём лишь грезили остальные. Порой Лу кажется, что она зависима от адреналина. Езды на байке и участия мотогонках ей мало. Можно хоть каждый день с парашютом прыгать, с учёными податься за Периметр в экспедицию. Но нет. Она забивает расписание встречами с теми, кому нужна помощь, финансирование или ходатайство. Тренируется до седьмого пота. Старается по максимуму загружать голову, чтобы не думать. А потом думает всё равно. В особенности ночами — всё равно не отвлекает никто. — Дизайнер из меня — как из говна пуля. Убрать, что ли, это мещанство доштормовое? — пальцы сжимают рамку до скрипа. — Тебе оно осточертело, да? Розовые сопли... Может, и я осточертела. И наступило то самое «когда». Когда всё закончится в делах, страсть постепенно пройдёт. Иво на фотографии ещё без проседи в волосах, но с улыбкой, от которой на щеках ямочки. Давно она не видела его улыбающимся, давно не говорила с ним по душам. Даже для себя обычного слишком напряжённый, замкнутый. По лицу видно, что размышляет о чём-то важном, без перерыва. И молчит, как всегда, молчит. — Ты меня достал, — заключает она, как будто изображение слышит её лучше, чем реальный Иво Мартен. — Что-то происходит с тобой, а ты опять не делишься. Я буквально разговариваю сама с собой по твоей милости, чё. Интересно, свихнулась или нет? Вероятно, да — раз уже искала причину охлаждения Иво к ней в другой женщине, другой семье. Откуда тогда у него татуировка, да ещё и такая простенькая... словно ребёнок «эскиз» рисовал — одной линией. Рыбка, под рёбрами. — Да нет, какой ребёнок... Зачем же... Зачем тогда носит подаренное ею кольцо? И весь... напряг полгода от силы длится. А если та женщина поставила условие? Фотография выскальзывает из рук, падает на пол с характерным звоном. Трещина на стекле проходит через смеющееся лицо Лу Рид. Той, которая задала бы все вопросы прямо. Той, которая ещё вызывала любопытство. Заставляла нарушать правила, выводила на эмоции. — У тебя Жонсьер больше эмоций вызывает, чем я. Всё, нахрен. Никакого вам часа. Взбегая по лестнице на второй этаж, Лу в красках представляет, как телекинезом вышибет дверь. Разлетятся по комнате бумажки, Марк выругается от неожиданности, а Иво включит какой-нибудь ещё режим, кроме «всё в порядке, ангел мой». Потому что нихрена не в порядке. Когда до кабинета оставалось несколько метров и Лу практически успела задействовать вектор, до её ушей донеслось нечто странное. — Это уже не корректировка догматики, а полное упразднение!.. — Марк, очевидно, спохватился и заговорил тише. — Всё рассыплется. Лу затормозила в последний момент. Что?.. Корректировка. Она уже слышала подобное, и в прошлый раз всё обернулось открытием правды о псиониках и разоблачением лжи Викария. Тогда Марк против ничего не имел. По спине холодный пот ни с того, ни с сего. Жонсьер замолчал. Услышал шаги? Крэп, не совсем вовремя. Сейчас любая зацепка в радость. Как и много лет назад, в голове завертелись шестерёнки. Кажется, кровь потекла по венам быстрее. Лу, прижимаясь к двери, напрягает слух. — Зачем, Иво? Думаешь, ты умнее Первого Викария? Сейчас у нас есть стабильность, цель. Нет религиозных войн, — Марк делает паузу. — Мы должны избежать ошибок прошлого. И всё получится, если ты сейчас не начнёшь играть в Константина Великого. Такого персонажа Лу не помнит. Да и пофиг. Не она в семинарии училась. Как там... Промывают мозги, да? — Первый Викарий не был первым, кто решил оставить общее, и выбросить частное, — Мартен прочищает горло. Долго говорил, получается, до этого. С эмоциями. — Все... наши постулаты существовали до Обретения. Сравни то, что знаешь, с изысканиями теософов. Не вынуждай меня повторяться. — Так, может, они были правы, — зло выплёвывает Марк. — Что мешает и дальше игнорировать этих... тайных... Или... ты тоже... Лу жалеет, что её способности не включают в себя функцию повышения громкости. — Но ради чего!? Ты не напереворачивался? Лу надеется, что нервный смешок её не выдал. В чём сомневаться не приходится, существует нечто тайное. Орден. Братство. Ну, в любом случае связанное с духовной сферой. Мартен... Влез туда. Но в чём конкретно проблема? Это тайное — противоречит постулатам Церкви Единства? Церковники ничем не отличаются членов Совета — и те, и другие пекутся о выживании человечества, о том, чтобы наука приносила лишь пользу, а люди размножались и не совершали уголовно наказуемых деяний. В общем-то, если сравнить содержание проповедей с речами политиков, отличий вряд ли наберётся достаточно, чтобы эти две структуры не посчитать копиями друг друга. Ритуалы как минимум полностью идентичны. Родился кто-то — его внесли в базу, благословили на добродетельную жизнь. Женился — зарегистрировали брак и провели венчание, суть которого в повторении клятв с упоминанием Единого и опять же благословением. Умер — отправили под землю. Душа, если она существует, отправляется в Исток Единого, в котором растворяется без остатка. Бог — Единый дух, отраженный в природе и всех культах древности. Он всё создал, природу в том числе. Природа гармонична, жизнь человека также должна быть гармонична и созидательна, кончина неизбежна, но о ней не следует рассуждать и думать о том, что ждёт после смерти — так легко впасть в ересь. О видах ересей в интернате не упоминали, да и слишком пофиг всем было, чтобы кто-то до священника докапывался. Да и, честно говоря, Лу была из тех, кому жизнь, даже скоротечная, слишком мила, чтобы зацикливаться на вопросах её завершения. Если в конце — пустота, то из всего надо выжать максимум. — Марк. Иво зовёт друга по имени. Больше ничего не произносит. — Нет, — звучит не очень-то уверенно. — Я не предам... И ты, Страж Веры, не должен был. — Мы отобрали веру у людей. Не мы, конечно. Те, за кем мы следуем. Отобрали и запретили искать истину. Мы не охраняем веру, мы держим её взаперти. Так было с псиониками. Мы не верили в человека, мы по-настоящему не верим в Бога. — Зря в инквизиторы подался. Тебе место на другой стороне. — На костре? Лу отчётливо представляет, как Иво улыбается. С вызовом, одними губами. Улыбка не трогает в такие моменты его глаз. — Я, как и всегда, просто хочу свободы, — смягчившись, продолжает Приор. — Те люди, о ком я упомянул... Пару-тройку из них ты знаешь лично. Они сохранили обряды и таинства. Такое карается смертью, но, возможно, у них будет вечность, в отличие от... Лу становится не по себе. Если десять лет назад открытие и перевернуло её представление о многом, то план дальнейших действий был хотя бы ясен. А здесь вообще непонятно... Вечность. Иво никогда не будет говорить с такой уверенностью о том, в чём не убедился. Он каждый приговор выносит только после тщательного изучения дела. Вечность — не научный аспект, изучению вряд ли поддаётся. Оттуда никто не возвращался как бы. — Вечность! — Марк тяжело вздыхает. — Какая вечность? Если мы... ты бросишь вызов Церкви, то миру, который мы только начинаем возвращать, придёт конец. — Старый мир погубил материализм, а не свобода вероисповедания. — Да пошёл ты. Чудом Лу успевает отскочить в сторону. Дверью её с ног не сбило, но вот равновесие удержать не получилось. — Рид, вы целы? Аж позабыл, что давным-давно мадам Мартен. — Нормально вроде, — она не принимает протянутую руку. И правда нормально, в какой-то мере. Мозг пытается переварить информацию, дособирать пазл, мысли скачут, переплетаются, и в этом хаосе самое лучшее — осознание того, что опасения насчёт второй семьи у Иво не оправдались. Он просто решил бросить вызов системе снова, да ещё так, что в случае неудачи им точно гореть. Это ж пустяк. — Что за шум? — Иво возникает рядом с ними, приседает, чтобы оказаться на одном уровне с Лу, смотрит на Жонсьера испепеляющим взглядом. — Марк, с ума сошёл калечить мою жену? — Ой, кто бы говорил. Лу прекрасно понимает, к несчастью, о чём речь. Как и Джейн, она сама нарвалась. — Ты депремирован. — Полагаю, я обречён. — Значит, ты со мной? Дознаватель уходит, не удостоив начальника ответом. Лу хочется надеяться, что связь между ними крепче, чем сейчас кажется. Она ринется за любимым человеком куда угодно, как и полагается воину, заслонит собой, но ему пригодится и плечо друга. Иво задумал что-то слишком грандиозное и абсолютно ненаучное. Позже они с мужем занимаются тем, что прикладывают лёд к её ушибленному локтю. Так радовалась, что не почувствовала боли. — Много услышала? — Не волнуйся, понимаю я в ваших штучках примерно нихрена. Иво вскидывает бровь. Мол, кого ты дуришь. — Хочешь знать моё мнение насчёт... идеи о свободе? — почему-то страшно повторять именно те слова, которые произносил он. — Мы разные и поэтому сильные. Единство — тоже круто, но нельзя же всем в головы залезть и вынудить не верить в то, во что они верят. Или, если не верят, заставить верить. Свобода должна быть для всех. Ты понял, короче. Я не слишком верующая. Мне не принципиально, чему следовать. Но я последую за тобой. Слова, сказанные малышкой Арлет в прошлом, пришлись кстати. Понимая, что спросить про пятницу и мюзикл — отличный способ перевести тему, Лу не успевает издать и звука. Её сгребают в объятия. Возможно, задушат. — Слушай, месье Приор, тебя в Едином вроде всё устраивало, — она чуточку отстраняется, чтобы удобнее было говорить, но практически безуспешно. Мартен в неё вцепился. — С чего оно началось? — Помнишь тот день, — волосы Иво щекочут ей нос. — Когда я делал тебе предложение? Точнее, утро того дня. Как можно забыть такой се... такое утро. По большей части, однако, вспоминается феерическое «отступление». — Тогда мне снова подумалось, что ты похожа на ангела, и я вспомнил, что читал о них и где. Лу тоже читала, для общего развития. И помнит, где. Крэп, не просто в очередной раз влипла в историю, а вошла, с риском остаться навечно.