Ведьмачьи сказки

— Если бы я тогда не подоспел вовремя… — Лютик выдерживает долгую театральную паузу: такую, чтобы его слушатели успели сами додумать трагические последствия. Сам он полагает, что за годы практики успел эту паузу отточить до совершенства, но с точки зрения Геральта — все еще затягивает секунды на полторы. Геральт ему об этом уже говорил. И не раз. — Что было дальше, мастер Лютик? — первой не выдерживает дочка местного барона. — Дух ведь не убил мастера ведьмака? — Нет, — торжественно произносит Лютик и смотрит на Геральта, вполне живого, что бесспорно доказывает: Лютик прекрасно справился с ситуацией. — К счастью, слуги почившей графини уже передали мне ее фамильное ожерелье. — Надо было отдать духу проклятую штуку, чтобы катился к черту, — бормочет один из слушателей Лютика. Пожилой вельможа с юга, судя по говору. Раздаются одобрительные шепотки. Геральт переступает с ноги на ногу. Так скоро не будет никакой надобности в ведьмаках, если просвещенные барды и дальше будут доносить до всех правильные способы борьбы с чертовщиной. В форме театрализованного представления, как сказал бы Лютик. Так легче воспринимать. К сожалению, в Каэр Морхене никогда не рассматривался такой способ подачи информации. — А мне жаль бедную графиню, — произносит баронова дочка, и несколько присутствующих дам согласно кивают. — Когда я подоспел на пригорок, — шепчет Лютик, вновь захватывая всеобщее внимание, — ночь уже вступила в свои права. Геральт тяжело вздыхает. Ни один здравомыслящий ведьмак не пошел бы ночью к полуночнице. С другой стороны, ничего удивительного, что по версии Лютика, для Геральта события развивались крайне скверно. — Была такая темнота, вы знаете… — Лютик на мгновение прерывается и по очереди обводит взглядом дюжину своих слушателей, стараясь каждому заглянуть в глаза. — Плотная, густая, когда все вокруг вдруг замолкает, затихает, прячется. Очень-очень тихая темнота, какой никогда не бывает в лесу. Его голос слегка дрожит, как будто от страха. В Оксенфурте учат так делать, Лютик сам рассказывал. Вспоминаешь что-то по-настоящему страшное — и вперед. — И вот посреди этой молчаливой темноты прямо в воздухе начали проступать ее черты. В дальнем конце зала музыканты затягивают что-то очень скорбное и заунывное. Геральт готов спорить на что угодно, что Лютик с ними договорился. Сколь бы сильной ни была его ненависть к любого рода официальным приемам, Лютик определенно делал все более сносным. В разы. — Платье — прозрачный черный саван. — Лютик вздымает руки перед своими благодарными слушателями. — Браслеты — что твои кандалы, лицо — жуткая маска. Геральт тихо хмыкает, на мгновение представляя, что было бы, если б ведьмаки так о заказах отчитывались. С кандалами, саванами и прочими подробностями. — На мгновение стало невыносимо тоскливо, и я понял, что полуденница смотрит прямо на меня. Но тут что-то мелькнуло в траве! — Темп его рассказа меняется, становясь более стремительным. — Серебряный меч Геральта! Взгляды всех присутствующих обращаются к Геральту, и он кивает, изо всех сил стараясь сохранить нейтральное выражение лица. — Так все и было. Мечи ведьмаков светятся даже в непроглядной темноте, на то они и мечи ведьмаков. И не так уж важно, что полуночница стала полуденницей к середине рассказа. — Я успел подскочить к нему, схватить… выпад! — Лютик изображает, как пронзает мечом кого-то невидимого, его слушатели тут же делают шаг назад. — Я знал, что на кону наши жизни. Я ведь не только исполнитель, — он склоняет голову в сторону своей аудитории, — но еще и благодарный слушатель. Геральт прочищает горло. Проклятое вяленое мясо явно переперчили. — Слова заклинания сами сорвались с языка, ведь я не раз слышал, как их произносил Геральт. Медлить было нельзя, еще немного — и полуночница бы призвала духов со всей округи. — И что же случилось, когда вы произнесли заклинание? — Она исчезла, — тихо отвечает Лютик. — Вместе с фамильным ожерельем. И лишь спустя несколько мгновений я услышал, как вдалеке заухала сова, и понял, что лес наконец вновь наполняется звуками. Музыканты доигрывают последнюю ноту своей тягучей мелодии. — Как же вам повезло, что мастер Лютик оказался поблизости, — доверительным шепотом сообщает Геральту баронова дочка, и тот в ответ согласно кивает. Таков уговор. — Мне с Лютиком вообще очень повезло. *** — Я же тебе говорил! — восклицает Лютик некоторое время спустя, когда они выходят из зала. Проветрить голову Геральту хочется с первой секунды, как он вообще зашел. — Все купились. Конечно, если бы не твое содействие, убедить их было бы, пожалуй, более нетривиальной задачкой. — Никогда не делай так больше. — Не буду, — произносит Лютик очень торжественно. Как будто театрализованное представление так и не закончилось. — Но было же весело? — Было, — согласно кивает Геральт. — Почему тогда не пишешь баллады про себя? Ты многое видел собственными глазами, так что сам понимаешь… немного правды здесь, щепотка вымысла там. Если долго общаться с Лютиком, начинаешь разговаривать как Лютик. И от этой заразы нет никакого лекарства. И, наверное, можно было бы его и не подначивать, но очень хочется. — Баллады про себя? — Да. Знаешь, чтобы до конца быть главным героем собственной жизни. Не то чтобы сам Геральт видел что-то плохое в том, чтобы им не быть. Лютик смотрит на него пару мгновений, а затем смеется — совершенно искренне — и машет рукой в воздухе, как будто разгоняет шлейф фарса, увязавшегося за ними еще в зале. Как бы сказал сам Лютик. — Геральт, — произносит он и качает головой, а затем продолжает для большего эффекта: — Геральт, Геральт… — Тебе просто нравится это повторять? — Пожалуй. Ты же и сам это прекрасно знаешь. Ну вот скажи, насколько эгоцентричным ты меня считаешь? Это был риторический вопрос, не надо отвечать, я уже вижу, как ты прикидываешь. — А что такого? — Геральт пожимает плечами. Подначивать Лютика — его выбор нынешним вечером. — Был бы бардом мечей или чем-то в этом роде. Который сам творит историю и сам же ее записывает. Лютик качает головой. Пару мгновений смотрит куда-то на раскинувшуюся по пригорку деревню, а потом на Геральта. — Я уже выбрал себе главного героя, ты же знаешь. Геральт знает. И он против, но все дело в том, что он уже согласился. Приходится Лютика обнять, потому что ночь выдается удивительно холодная. А под утро выступит роса, можно совсем закоченеть. — Знаю, — произносит он очень тихо, но Лютик все равно умудряется услышать. — Я знаю.