Legilimens

У меня осталось полтора года, потом будет поздно. Впервые увидев в Кино свое лицо, я жутко перепугался. После чего взялся за Кино всерьез. Я спал урывками, четырежды за ночь погружаясь в видения. Как только проходила чертова слабость, я доставал осколок зеркала и тыкал им себе в руку. Хорошо, что никто не догадался в это время посмотреть мои руки на предмет порезов. Я прятался укромном месте по дороге из школы. Я пытался пару раз влезть в Кино на перемене, но кончилось все снова побоями от банды Большого Дэ. В школе нельзя вырубаться ни на секунду, вокруг враги. Но хоть Полкинсу в этот раз от меня в нос прилетело. Я методично просеивал жизнь Тома-Гадины, очерчивая доступную мне историю и выискивая ключевые переломные моменты. Ведь он здорово похож на меня. С ним тоже то и дело происходили странности, только в отличии от меня – он умел этими странностями сознательно управлять. У него были ядовитые зубы, которых у меня нет. Он реально похож на гадюку – хладнокровный, скользкий и умеющий пребольно укусить. Не хочу быть таким, но любое животное, загнанное в угол, кусается, чтобы дороже продать свою жизнь. А меня парни в угол загоняют каждую неделю. И взрослые тоже пинают походя… лениво так. Чем чаще я смотрел Кино, тем глубже и качественной я его воспринимал. Вначале было только яркое но не очень четкое изображение и наиболее сильные фразы, потом изображение стало четким а голос полным, потом подключились запахи и тактильные ощущения… как будто жил еще одну жизнь. Простейший из “фокусов” Тома - передвижение небольших предметов - у меня получился быстро. Более сложные вещи… умения причинять боль, умения насылать неприятности - мне как-то противно было пытаться делать гадости, даже на вечно вредном Большом Дэ. И как-то интуитивно я чувствовал, что без яркого и искреннего желания сделать гадость - у меня не получится. А желания всерьез сделать гадость - не было. Но с предметами было даже весело. Оказывается, если чуть чуть дернуть носок ботинка Денниса вниз на бегу – он катится кубарем, будто споткнулся. Только на бегу у меня пока сконцентрироваться для этого не выходит. Но вот когда Деннис бежит не за мной, а я стою в сторонке и внимательно за ним смотрю – очень даже получается. Но как-то это… подленько. Не хочу. Отвлекся, извините. У меня осталось полтора года, потом за мной придут из этой их волшебной школы (придут? Придут же? Придут же, да? Или лучше, чтобы не пришли?...). Потому что школа там еще похуже приюта. Страшней. В нашей школе все примерно одного… как это правильно назвать… социального слоя. Да, в нашем классе могут учиться вместе сын полисмена и сын цветочницы. И, конечно, сыну цветочницы будет нелегко. Но у нас в школе нет настоящих аристократов, нет отвязной безнаказанности. Тут даже сын полисмена должен оглядываться на общество. Тут. Но не там. Это я понял, только увидев эту их “школу колдунов”. Гадюшник. Мне будет нужно там как-то выживать. А “странности”, то и дело спасающие меня от банды Большого Дэ, там будут в распоряжении у всех. И странности меня не спасут. Черт, как же просто все было раньше. Еще раз за разом и раз за разом пересмотрев Кино, я выделил главное. Для большей части их колдовства нужна палка. У меня палки пока нет, дадут мне ее непосредственно перед школой. И еще Том почему-то своей палкой на каникулах не пользовался, запретили. Если запрет действует и сейчас, то пользоваться палкой учиться придется уже в школе. Потому и тратить время и учиться с ней работать сейчас бессмысленно. Палка не нужна для некоторых фокусов, которые удалось освоить без палки. Какие фокусы кому доступны, неясно. Но мой особый фокус очевиден – это мое Кино. Не сразу мне удалось понять, что взрослые в той школе называют Кино - Легилименцией. Да, то самое слово “лглмнс”. И что она, легилименция, под запретом. Но аристократы ей вовсю пользуются. И Тома-Гадину обучал втихаря легилименции один из учителей. Делаем заметку, десять раз посмотреть эти серии, запомнить все. Но Кино - это не совсем Легилименция. Легилименцию прикладывают с палкой и на другого человека, а мое Кино - это без палки, зато с кровью и на себя. Да, и любое колдовство, в котором используется кровь, тоже под запретом. И запрет настолько жесткий, что Тома этому не учили. По крайней мере в сериях, которые я пока посмотрел. В поздние серии лезть опасаюсь, просто перестаю понимать, о чем рассказывают учителя. Надо учить теорию и по порядку. Но легилименцию на Малькольме я все равно попробовал. Плохо, с трудом, но работает. Только кровь нужна. И желание очень сильное. И без привычки ничего бы не получилось, но привычка-то у меня уже есть, настропалился я с зеркалом Кино смотреть. И не Кино от Малькольма получается, а так, мутные образы. Где он нож спрятал, я теперь знаю. Ладно, отложим. Что еще я могу без волшебной палки? Могу ли что-то? А вот могу. Оказывается, есть такая штука - Зелья. Выглядит как бред - сорви одуванчик в полночь, добавь три меры разрыв-травы, ботву мандрагоры и два трындеслизня, смешай, свари - и оп! Зелье против клопов, побрызгай участок, два года клопов не будет. Бред, бред, бред собачий! И 3/4 ингридиентов такие, что я про них никогда и не слышал. Когда осторожно спросил про мандрагору тетю Марту, библиотекаршу нашу школьную - она только посмеялась по-доброму. Сказки, говорит. Не бывает. И Кино не бывает, ага-ага, верю. Но развивать эту тему не стал и вот почему. Еще когда про Легилименцию смотрел серии, понял, что отлегилиментить и меня могут. И все мои тайны узнают. И это… ну, плохо это кончится. Надо как-то скрывать, да? И конечно, есть умение, как мысли свои скрывать. Называется Ок-клю-мен-ци-я. Выговорил, ха. Учитель ему учит, лично. Но качественно скрывать тяжело, а хороший легилимент все равно откроет. Будем честными, если я, легилимент неопытный и неумелый, Кино смотрю, то что же мастера могут? Послушаем-ка внимательно, что учитель Тома говорил. Легилименция показывает, что человек видит. Слышит, обоняет, ощущает. Но она не может показать, что человек думал когда-то, до тех пор, пока не получит базовое ключ-слово внутреннего монолога. Поэтому все размышления свои я под кодовое слово укрываю и никогда его вслух не произношу. Мемуарии, да. Хи-хи. Потом еще кодовых слов придумаем. Однако вслух спрашивать с пристрастием и подробно про корень мандрагоры я у тети Марты не буду, извините. Во избежание проблем. Зелье сварить было бы интересно. Подсыпать, что ли, травок тете Петунье в чай? Надо обдумать идею. И просмотреть все серии про зельеварение надо не по разу. Когда смотришь глазами Тома и ощущаешь, как в котле зелье меняется… не на вкус, конечно, и не на запах, и не на цвет, а как-то внутри меняется, характером своим… это завораживает. Да, и ощущения от работы с палкой посмотреть надо. Потому что…боюсь, очень боюсь, что Кино прекратит работать. Тогда я останусь с тем, что успел выучить. А успел я мало. Прибьют. Книги я и в школе почитаю, а ощущения взять будет неоткуда. Тому было брать неоткуда, он искал их, ощущения, наощупь. А я просто вижу в его памяти, как это чувствуется, к чему надо тянуться. Только бы Кино не кончилось.

***

И однажды Кино кончилось. Даже хуже, чем кончилось. Теперь Кино стало смотреть меня. Это случилось… подождите, вспомню… месяца за три до моего одиннадцатилетия. Когда первый раз Кино посмотрело на меня в ответ, я, кажется, обоссался. Ладно, не в школе дело было. Страшно было, жуть. Я даже поначалу осколок зеркала подальше спрятал и смотреть Кино перестал. Только это не помогло. Периодически на меня глядело НЕЧТО и выворачивало меня наизнанку. Сначала оно просто Глядело. Так странно, сидишь, как в жмурках, только ты с открытыми глазами, а перед тобой рукой машут – и ты должен делать вид, что глаза твои закрыты. И ты никого не видишь. Ну не видишь, в упор. Потом Оно интересовалось, что я делал последние часы. И в голове чужая мысль возникает – “а что я делал последние часы-то?...” и тут надо послушно вспоминать. Но вот что именно вспоминать - тут есть некоторый выбор. Так учитель Тома рассказывал. Можно вспомнить что-нибудь скучное, и оно уйдет. На школу, на предметы. Больше всего Взгляду не нравился дядя Вернон. Взгляд сразу презрительно скривляло и он уходил. Меня спасало только одно. Этому самому НЕЧТУ я был неинтересен. Почему-то. Вот совершенно. Оно на меня смотрело будто машинально, выворачивало, как я носок выворачиваю перед тем как одеть, да и уходило по своим делам. По-моему, оно болело. Сопротивляться я даже не пытался. Поборись-ка с трактором! В теории-то я знаю как, учитель Тома-Гадины рассказывал подробно. Но силы явно неравны. Однако, поняв, что теперь от смотрения-или-несмотрения мной Кино выворачиваемость меня больше не зависит, я вернулся к просмотрам. Попытка просмотра Кино днем вызвала недоуменный Взгляд в ответ. Я сделал вид, будто не при чем совершенно. Хожу у зеркала, пыль вытираю. Я тогда уже научился “лглмнс” настолько неразборчиво под нос бурчать и крови так мало на зеркало мазать, что по внешним признакам сеанса Кино было не узнать. Ну, я так надеялся. И проканало. Потом только, когда Взгляд ушел, меня минут десять трясло. Но - жив остался. Я быстро выяснил, что смотреть Кино теперь можно ранним-ранним утром. И больше с временем не экспериментировал. И смотреть приходилось крайне аккуратно, будто одним глазком. И не перематывать, а то сразу Взгляд начинает просыпаться, а тогда сразу отключаться и бежать из зала “я не при делах”. Скрывать мне, кроме Кино, было нечего. А Кино, я был уверен, не засечь. С каждым днем отводить Взгляд становился все тяжелее и тяжелее. НЕЧТО выздоравливало. Приходилось соответствовать. Куда деваться. Это были очень, очень тяжелые тренировки. А потом пришло мое одиннадцатилетие и эти дурацкие письма.