убей бога

у подворотен мягкие углы на сбитые коленки. воют под ухом сирены и видит он катится бтр за солнцем горизонт. и мир горит, горит, горит и души плачут в нём. потому что он сын господен и видит глазами сквозь кожу разрывающими, как ад смеётся. и тот, кто годы сквозь умиравши, цепляется пальцами с ногтями в мясо ободранными в кирпич тогда был светом; сейчас розочкой побуревшей по лику господнему на горле отсчитывает морзе. нео улыбается и зубы его красные светлее неба кровяного. плачут киты, слёз их валуны недра разрывают вулканами; плачет камчатка, разливается полноводней енисея волнами круче белых глотает города. а нео смотрит как человек с обожжёным парижем лицом ему скалится; улыбка звенит алмазом о алмаз. падают звёзды, его дети кричат и молят, молят, молят пороги обив министерств. и горит россия по венам сгнившим пышет. цветёт и пахнет где-то крест святой. грешники языков лишились, и святых среди людей нашлось ни одного. святой отец, я согрешил, нео шею его ладонями обхватывает, ко лбу своему прижимает его. о, отец его всевышний, как он согрешил нео глотает последний его издох. у подворотен мягкие углы, и теперь это могила святая. огонь жрёт кирпичные стены, а побелка снегом крошащаяся его свет. нео ворошит его прошлое в горячих ещё кишках, по пути где-то нимб вновь обретая. и глаза звёзд выколотых рвутся сквозь кожу. о, отец так любит его, о, отец так любит детей своих, о, нет счастлив не был неся персты их в землю гуще задыхаясь. о, святой отец, он так согрешил, о, святой отец, он полюбил не того, о, святой отец, он так опорочил отца. бьют часы на старой башне, провожая день вчерашний, и звонят, звонят, звонят серафимы колесо времени откатывая вспять.