Начнём с поцелуя

      Давным-давно, когда Сугуру думал, что не способен на глубокую привязанность в принципе, он просто-напросто не знал о существовании в этом мире такого несносного феномена, как Годжо Сатору. Вокруг были люди, были маги. Хорошие и не очень, просто совершенно обычные. Они мелькали фоном, кто-то подбирался чуть ближе, но вымывался из памяти почти сразу, как исчезал из поля зрения.       И в это размеренное озеро жизни с разбега влетел Годжо Сатору, бесцеремонно расплескав зеркальную тихую гладь, подняв волны и миллион брызг. Больше озеро спокойным не было уже никогда.       Первым впечатлением Сугуру было недоумение. В принципе, оно сопровождало его на протяжение всего времени, что они с Сатору проводили вместе. Ну не может же маг быть… таким? Слишком сильный, слишком самоуверенный, слишком высокий, слишком… Всего в нём было «слишком», без исключений. Он входил в комнату – и заполнял собой всё пространство, беззастенчиво привлекая внимание и жадно в нём купаясь. Громкий, острый на язык, абсолютно лишённый стыда и хоть малейшего чувства такта. Сугуру даже не особо удивился, когда не только в аудитории, но и в его комнате в общежитии, в его телефоне и даже его ноутбуке стало очень, очень много Годжо Сатору.       На рингтоне стояла невероятная, сладко-попсовая песня какой-то популярной девичьей группы. Одной из тех, где участницы в розовых миниюбках и с бантиками в волосах трогательными голосами поют о том, как влюбились в тебя и как по тебе скучают. Услышав впервые этот кошмар из динамика собственного смартфона, Сугуру потерял дар речи, а потом, в приступе ярости, гонялся за задыхающимся от смеха Годжо по всей территории храма, мечтая разбить свой смартфон о его пустую голову.       На ноутбуке в какой-то момент оказалась мешанина из ситкомов разной степени паршивости, хрен пойми как установленных программ и обрывков текстовых файлов, где Годжо записывал пришедшие ему в голову гениальные мысли, волнующие его вопросы и планы на жизнь. Именно на ноутбуке Сугуру, и никак иначе.       И конечно же, будто само собой разумеющееся, в комнате Гето оказалось немало вещей, к которым хозяин этой комнаты не имел никакого отношения: чайная чашка с сакурой, неизменные две-три пачки печенья, подушка в виде длинного котика и, в качестве последней капли, набор масок для лица.       – Сатору, – пряча раздражение за идеально ровным тоном, произнёс Гето, – напомни мне, пожалуйста, чья это комната.       – Наша, – не вынимая изо рта розовый леденец, ответил Годжо, продолжая стучать по клавиатуре ноутбука.       Ноутбука Сугуру.       – Послушай, я…       – Вау, смотри!       Подхватив ноутбук, Сатору упал на кровать, начисто проигнорировав тот факт, что, вообще-то, на кровати уже лежал Гето. И она была отнюдь не двуспальной.       – На следующей неделе открытие кондитерской Садахару Аоки! – в глазах Годжо пляшут солнечные искры. – Важнейшее событие в новейшей истории Японии!       Сатору произносит это с такой уверенностью, что Сугуру на мгновение даже становится стыдно, что он понятия не имеет, о ком идёт речь.       – Ты это серьёзно? – Годжо смотрит на него так, будто Сугуру только что признался, что он – президент США. А потом, придвинувшись ближе, хотя ближе, казалось, уже некуда, выдыхает:       – Ты просто обязан пойти со мной!       Голубые глаза лучатся восторгом, трепещут белые стрелочки ресниц, язык гоняет во рту истекающий сладким клубничным вкусом леденец, тщательно обсасывая: туда-сюда, туда-сюда. И Сугуру вдруг не чувствует в себе никакого протеста. Даже то, что Сатору практически сидит у него на коленях, одной рукой удерживая ноутбук, а второй продолжая что-то там печатать, раздражения не вызывает. Он пойдёт в эту чёртову кондитерскую, хотя сладкое не особо любит. И будет ковырять там зелено-желтый десерт, который Сатору для него выберет. Что там было вкусного, так это, пожалуй, чай. А из интересного был Годжо. Без умолку болтающий Годжо, уплетающий уже третий эклер.       Сугуру всё ещё не понимает, как докатился до такого, но, определенно, у этого мага есть помимо силы, дарованной происхождением, другая, совсем не очевидная. Сила наполнять собой, своим существованием, вырабатывая зависимость. Потому что иначе Гето никак не может объяснить то, что в какой-то момент собственная комната без Сатору начинает ощущаться пустой. И даже набор масок для лица, захвативший полку у зеркала, кажется чем-то привычным и обыденным. В какой-то момент границы личного пространства Сугуру оказываются разломаны напрочь и беспрецедентно расширены для одного-единственного мага. Но даже это, оказывается, ещё не предел, если речь идёт о том, чья сила – Безграничность.       – Я хочу попробовать заняться сексом.       Голос звонкий, громкий, уверенный. Только вот на покрасневшем лице уверенности ни на грош. Что там Курой говорила про миссионерскую школу? Это там так эту девчонку воспитали?       – Аманай, – мягко растягивая каждую гласную, выдыхает Сатору, – ты, кажется, не совсем…       – Ещё немного – и я стану Тэнгеном! – горячо возражает Рико. – Это честь, и я всю жизнь готовилась к этому моменту, но… – твёрдый голос сбивается, на миг, становится чуть тише. – Я просто хочу знать, каково это. У меня никогда ничего подобного не было.       – А Сосуд разве не должен быть, ну… девственницей?       Сугуру не верит, что сказал это вслух. Он вообще не верит, что всё происходящее ему не снится. Он ловит насмешливый взгляд Сатору и проклинает себя последними словами. Дурацкая ситуация, совершенно абсурдная в своей нелепости.       – Ну, вообще-то, девственность Сосуда не имеет значения, – у Сатору улыбка от уха до уха. – Но, Аманай, твоя просьба, мягко говоря, выходит за рамки наших обязанностей. Не думаю, что когда нас попросили исполнять все твои капризы, имелось в виду именно это.       – Но я хочу! – пылко возражает девушка. – Если я не сделаю этого сейчас, то никогда уже не смогу. И я… мне кажется, я буду очень жалеть.       «Не будешь, – думает Сугуру. – Тебя просто не станет. Ничего твоего не останется, и вся ты будешь Тэнген. Его воспоминания, его ощущения. Уж знаниями о сексе он как-нибудь с тобой наверняка поделится».       – И где ты только понабралась таких идей! – весело вздыхает Сатору, на миг прикрывая глаза рукой. – Хотя, пожалуй, если бы мне предстояло то, что предстоит тебе, я бы, наверное, подумал о чём-то подобном.       Он замолчал, продолжая улыбаться, но Гето чувствовал, как растёт внутри что-то, что пока что он не мог распознать. Предчувствие? Интуиция? Страх? Не может же быть, что Годжо и правда…       – Ну, хорошо, допустим, – глядя прямо в глаза Аманай, легкомысленно произнёс он, будто речь шла о самых обычных вещах. – И с кем из нас ты бы хотела это сделать?       В глазах девушки – неописуемое выражение, в них предвкушение мешается на равных со стыдом, желанием и страхом. Она стискивает руками края юбки, белеют костяшки на тонких пальцах, дрожат колени. Мгновения борьбы с собственными сомнениями и принципами. Но все они – прочь. Она не совсем маг, но она из их мира. А в их мире все немного двинутые.       – С обоими.       Смех Сатору доносится будто из-под толщи воды. В ушах Гето шумит кровь, мысли отказываются течь хоть немного связно. Сумбур, растерянность, возмущение. Да как она смеет?! И неужели они…       – Сугуру, – еле слышно зовёт его Годжо, в глазах которого пляшут шальные искры, – разве красиво будет отказать девушке в подобной просьбе?       Это сон. Это точно сон, без вариантов. Не может он с Сатору в номере отеля на Окинаве всерьёз обсуждать, не трахнуть ли им вдвоём какую-то девчонку. Да, она сама настаивает. Да, что-то там было про исполнение капризов. Но сама ситуация, все обстоятельства! Нет – единственно правильный ответ.       – И с чего мы начнём? – Сугуру едва узнаёт собственный голос.       Сатору снова смеётся, стреляет в него шальным взглядом и Гето, кажется, понимает, почему вдруг согласился. Не потому, что эта девчонка. А потому, что Годжо.       – Ну, думаю, начать стоит с поцелуя, – легко подытоживает Сатору и, усмехнувшись, склоняется прямо к Рико.       «Нет!» – беспомощно кричит часть сознания Сугуру.       Но он лишь смотрит. Смотрит, как Годжо придвигается ближе. Как в небесно-голубых глазах пляшут звёзды. Как прикрывают их белые пушистые ресницы, а губы тянутся вперёд, чтобы коснуться других – розовых, мягких, податливых.       Внутри – буря. Ураган, вырывающий к чёрту всё, с корнями. Годжо целует какую-то девчонку. Прямо у него на глазах, не скрываясь и даже словно… позируя?       Зная его характер, Сугуру бы не удивился, если тот намеренно собирался устроить шоу. Он из всей жизни своей шоу делал, так почему бы не сделать и из секса?       – Не присоединишься? – голос Сатору чуть севший, с лёгкой хрипотцой.       Он манит, обещает большее. Девчонке, не Сугуру. Но Гето, тем ни менее, попадается в сеть.       Он сцеловывает с губ Аманай вкус Сатору. Жадно, торопливо, жёстко. Зарывается пальцами в длинные чёрные волосы и едва успевает подавить чёртов разочарованный стон – не то.       Мысль оглушает на миг, но времени думать ему не дают. Сатору тянет его, отрывает от губ девчонки и припадает к ним сам, на этот раз намного смелее и жарче.       Руки бессовестно шарятся под юбкой, задирают плиссированный подол, тянутся к молнии.       – Сугуру… – раздается новый призывный выдох, и крышу сносит уже окончательно.       Они раздевают девчонку в четыре руки. Путаясь, сталкиваясь пальцами, запястьями, ладонями. Сугуру хочет схватить застёжку лифчика, а хватает руку Годжо. И тот пьяно, до дрожи сладко смеётся в ответ. Прочь рубашку, прочь футболку – кожа Сатору молочно-белая, совсем как у девушки, как у лежащей перед ними на кровати Аманай. Она вся – мягкая, округлая в правильных местах, смущенная. Сатору же состоит из сплетения крепких мышц и острых углов, он разгорячен и в глазах азарт. Их пальцы скользят по нежной тонкой коже, и ответ – тихий стон и мурашки. Рука Сатору на аккуратной небольшой груди, и Гето кладёт свою поверх, не отдавая себе отчёт, почему именно так, если груди, вообще-то, две.       Губами по тонкой шее, по трогательно-острым тонким ключицам, прямо к торчащим розовым бутонам сосков. Годжо припадает к одному, а Гето, следом, ко второму. Их дыхание смешивается в одно, тела сплетаются в первобытном танце.       – Стойте!       Аманай вскрикивает жалобно, умоляюще, выгибается на белоснежных простынях, мечется и тихо скулит, закрывая от стыда лицо руками. Она вся – комок напряжения, совсем далёкого от возбуждения. И Сатору моментально отстраняется, считывая её настроение.       – Нам не обязательно доходить до конца, – шепчет он мягким голосом, будто утешая. – Есть и другие способы удовлетворить женщину.       Он – прямо над девчонкой, меж её широко раскинутых ног. Его взгляд полностью расходится со словами – безумный, алчный, пожирающий без остатка. Он подносит к лицу руку, растопыривает указательный и средний пальцы и пошло, развратно проходится по ним языком, смотря Аманай прямо в глаза, не отрываясь. Не озвучивая, но откровенно показывая, что именно собирается с ней сделать.       Девушка внимательно, пристально наблюдает. Своими огромными синими глазами всё ещё слегка недоверчиво, но уже немного пьяно. Что поделаешь, если на словах она куда смелее, чем на деле! Но её никто не собирается принуждать, упрекать, унижать, брать силой. Никто не будет смеяться, если она сейчас отступит. И это понимание добавляет ей смелости. Позволяет перевести дух и осмыслить всё ещё раз.       Секунды текут, кажутся бесконечными. В тишине слишком громким слышится даже дыхание – сбивчивое, тяжёлое. И похоже, что вот так всё и закончится. Они оденутся, разойдутся, а потом будут неловко подшучивать друг над другом и этим небольшим экспериментом. Но от тихого утешающего шёпота Сатору, под его мягкими, ласковыми прикосновениями Аманай, наконец расслабляется. Гаснет огонёк тревоги в её глазах, мягче становится линия плотно сжатых губ. Она шумно выдыхает, прикрывает глаза. Она опускается на кровать, отпускает себя. Льнёт к неторопливо ласкающим её рукам, чуть краснеет. А потом, выдохнув, покорно подставляется.       Внутри Гето – пожар, сжигает до тла, до самого основания. Он не хочет, чтобы Сатору вылизывал эту девчонку. Не хочет видеть лицо Годжо между её ног. А вот Рико, кажется, очень хочет – с её губ срывается хриплый стон, а в глазах раскрывается бездна.       – Уступи мне, – голос Гето чужой, непослушный.       Немного потряхивает, но это, он надеется, не заметно.       – А ты умеешь? – Сатору откровенно смеётся.       Его пальцы ловко, сноровисто ныряют туда, где вот-вот должен будет оказаться язык Сугуру, и Аманай выгибает дугой в немом крике наслаждения.       – Мне больше интересно, откуда всё это умеешь ты, – ворчит Гето, понимая, что девушка только что фантастически быстро кончила. И тут же застывает, запоздало осознав невысказанный подтекст своих слов.       Это что вообще сейчас было? Откуда эта бредовая реплика? Она же звучит так, словно…       – Тебя научить? – широко улыбается Годжо. И, коротко куснув сосок Аманай, продолжает: – Нас же двое. Значит, будет вежливо, если девушка кончит как минимум дважды.       Сугуру этого не позволит. Он не хочет, чтобы Сатору учил его вылизывать Аманай. Это уже слишком, даже для этого беспредела. И, словно прочитав его мысли, Годжо, фыркнув, решает всё сделать сам.       Склонившись, он что-то тихо шепчет девушке на ухо, и та дрожит, сжимая руками его плечи. Поцелуй, долгий и влажный, и вот уже Рико беспокойно ёрзает бёдрами, пытается прижаться ближе. Плавным, но стремительным движением Сатору опускается вниз, дёргает девчонку на себя, сгибает в коленях её ноги и всё-таки делает то, чего Сугуру так не хотел.       Немного мутит. Это странное, неправильное чувство поднимается из глубины и ломает, безжалостно бьёт. Это ведь должно быть, чёрт возьми, приятно! Это порнуха в реальной жизни, нормальные парни на такое дрочат! А не сидят на кровати, застыв, будто оледенев, пока прямо перед ними ласкают красивую, в общем-то, девушку, которая сладко стонет и шепчет сбивчиво, уплывая из реальности, какую-то ванильную чушь.       – Будешь? – тихо спрашивает Годжо.       Как будто речь о том, чтобы пополам поделить эклер в его любимой кондитерской.       – Вот здесь, – длинный палец беззастенчиво скользит по влажной нежной коже, указывая путь. – Сначала отсюда, потом выше, вот так, – жаркий шёпот на ухо. – Нежно…       Мозг уже почти не соображает, а тело словно движется само. Сугуру опускается ниже, ложится на простыни и притягивает Аманай к себе за мягкие округлые бёдра. Как зачарованный, он повторяет показанный Годжо узор языком, снова и снова. Он не ожидает, что реакция будет такой, что девушку так подкинет, что сорвётся с её губ такой несдержанный хриплый стон.       – Тише, – смеётся Сатору, и, склонившись ниже, аккуратно пристраивает свою голову Рико на бедро, мягко удерживает девушку на месте.       Его лицо всего в нескольких сантиметрах от лица Сугуру. В глазах – пламя. Он наблюдает, поедает жадно взглядом, почти не моргая. И в этом взгляде такой восторг, что можно с ума сойти. Никогда ещё Сатору на него так не смотрел. И никогда Гето не думал, что будет жаждать именно такого взгляда.       – Я хочу… по-настоящему, – тихо шепчет Аманай, едва придя в себя после уже второго по счёту оргазма. И, сглотнув, сбивчиво добавляет: – Не языком.       Вновь тихо смеётся Сатору, но Гето почему-то не до смеха. Понятно, что к этому шло, но он как-то не готов. Он не готов к тому, что Годжо прямо перед ним будет овладевать чьим-то телом. Это уже слишком, попросту за гранью.       – Кого ты хочешь первым? – ненавязчиво играясь с возбуждённо торчащими бусинами сосков, спрашивает Сатору.       Вопрос бьёт поддых, хотя ответ, конечно, известен заранее.       – Мой первый поцелуй… получили вы, – краснея по самые корни волос, выдыхает Рико. – Потому первым я хочу… – голову в сторону, – вас.       Гето встречается взглядом с её глазами цвета моря. В них – искренность и тихая мольба. Но это же неправильно! Первым должен быть Сатору, это несомненно. Это же, чёрт возьми, Годжо Сатору, за которым девушки таскаются толпами. Который, конечно, несмотря на возраст, уже всё может и всё умеет. Сколько их он уже перетрахал? Пару десятков? Пару сотен? Гето искренне не удивился бы любому из этих вариантов. И вместо этого Аманай хочет его? Его? Который едва-едва возбуждён? Это какое-то извращённое чувство справедливости или что?       – Я не…       Гето замолкает, встречая взгляд искристо-голубых глаз. Что-то в них просто заставляет его замолчать, проглотить все слова. Он тянется вперёд, туда, где Сатору, и сам не замечает, как вновь оказывается меж разведенных ног Рико, только на этот раз вовсе не для того, чтобы ей отлизать.       Собственный член к происходящему относительно безучастен. Затвердел лишь слегка, чуть приподнялся. И, кажется, это сейчас его предел, потому что Сугуру не понимает, как вообще в этой ситуации может возбудиться достаточно, чтобы дать Аманай то, чего она хочет.       – Сугуру…       Шёпот Сатору бьёт по струнам нервов, заставляет их дрожать и резонировать. Тихо, сбивчиво на ухо, касаясь губами кожи. Его руки на плечах, на широкой груди, на крепких линиях пресса и ниже, ниже…       Касания пальцев пробивают током, дрожью по всему телу, отчаянным вскриком. Сугуру жмурится до алых кругов перед глазами, давится всхлипом и жалко, покорно, стыдно подаётся назад, ближе, туда, где к нему, кожа к коже, прижимается Сатору.       Так не должно быть. Это ещё хуже, чем с Аманай, потому что Аманай хотя бы девушка, а Годжо…       – Сугуру…       Губы на шее, настойчивые и влажные, горячие, обжигающие. Гето трясет, когда они подбираются всё ближе и ближе к его, и из груди вырывается рык. Он хочет, чёрт возьми. Хочет прямо сейчас, чтобы Сатору…       – Покажите мне, – приподнимаясь на локтях, просит Рико. – Я хочу увидеть вас.       Уточнять не нужно. Сугуру въезжает, конечно, с опозданием, но зато Годжо схватывает на лету. Он смеётся, и этот смех разбивается прямо о лицо Гето. А в следующую секунду происходит то, о чём невозможно было даже помыслить.       Сатору Годжо, кажется, действительно хорош во всём, за что берётся. Его язык скользит во рту так, что можно свихнуться. И именно это, похоже, и происходит с Сугуру, когда он, застонав, жадно целует в ответ, толкаясь навстречу, выгибаясь и прижимаясь ближе. Он цепляется за плечи Сатору, перехватывает его руки, навязывая свой темп, свой ритм, свои правила. С ним намного понятнее, намного проще, чем с Аманай – эту мысль Гето предпочитает не додумывать. Он вновь и вновь кусает губы напротив, рычит, требует ещё и ещё, и не верит, что эту жажду получится утолить.       – У тебя встал, – тихо смеётся Годжо ему в губы.       И Сугуру на миг останавливается, пытается осмыслить, но… к черту. Это всё сейчас неважно.       Он валит Сатору на кровать. Наваливается сверху и кусает, лижет, ласкает жадно, торопливо, неистово. Как прорывает плотину, затапливая всё вокруг, так прорвало сейчас Сугуру. Всё, что копилось, что держалось внутри из последних сил. Давно ли? Он не знал.       – Иди сюда, – вывернувшись из его объятий, Годжо притянул к себе Аманай.       Вспышку ярости внутри Сугуру пришлось безжалостно задавить. На языке остался горький привкус, в груди полыхнуло сожаление. Зачем им сейчас эта девушка? Они и без неё бы прекрасно…       «О чём я думаю?!» – мысль сковала тело липким, леденящим ужасом. Он же не мог только что подумать, что всё это – не ради Аманай? Что в этом номере, в этой постели он хотел бы оказаться без неё? Потому что без неё – это ведь только с Сатору, а если без девушки, только вдвоём, то они же…       – Попробуй, – ласково прошептал Годжо и мягко толкнул Рико к нему, напоследок огладив рукой по изгибу талии.       Сугуру гнал от себя мысли о том, что ему хотелось бы попробовать на самом деле. Это всё ерунда, просто влияние момента, глупое возбуждение. Вот есть он, есть красивая, послушная его желаниями, податливая и жадная до ласки девушка. Боже, да она даже девственница! Это ли не предел мечтаний? И даже если он не видит в этом смысла, если не знает, зачем это нужно лично ему, то можно же просто сконцентрироваться на Годжо. Вот он-то точно понимает, что к чему! У него стоит с самого начала: крепкий, мощный, каменно-твёрдый. Аккуратный ствол, крупная головка, а на ней прозрачная, готовая сорваться вниз, роса-капелька смазки.       Сугуру, застонав, до крови прокусил губу – Сатору ласкал себя. Усевшись напротив на колени, широко разведя ноги и наблюдая за ними не скрываясь, жадно и беззастенчиво, он медленно, неторопливо скользил рукой по своему члену. Вверх и вниз, оглаживая, оттягивая, замирая на миг, с наслаждением шипя и вновь возвращаясь к медленным, небрежным движениям. Словно был один – так можно было бы сказать. Если бы не та поза, в которой Сатору это делал. Если бы не его взгляды, движения тела и рук. Он красовался, демонстрировал себя с лучших сторон. И от этого кругом шла голова.       Сугуру, дрожа всем телом, понял, чего от него хотят – шоу. Чёртов Годжо Сатору, его чёртова любовь ко всему, что ярко и напоказ.       Гето прижал Аманай спиной к себе, приподнял, широко разведя её ноги. Поза далеко не самая удобная, да ещё и требующая немалой силы. Но у него, спасибо изнуряющим тренировкам, таковой было с излишком. Сугуру смотрел лишь в глаза Годжо, а тот прожигал взглядом его в ответ. Легко, словно куклу, он поднял хрупкую Аманай повыше, пристроился поудобнее, задержал дыхание.       «Смотри, – говорил взгляд Сугуру. – Смотри и не смей отводить взгляд».       Медленно, невыносимо медленно и аккуратно он начал опускать Рико на себя, входя мелкими, осторожными толчками. Годжо, застонав, сжал свой член и призывно выгнулся.       В голубых глазах – шторм в двенадцать баллов. На губах безумная улыбка, из груди раскаты голодного рычания. Сатору рванулся вперёд, выпил крик девушки одним глотком, а потом, прижавшись, разделил его с Сугуру, требовательно толкнувшись языком ему в рот. Они втроём вновь сплелись в танце:       Задыхающаяся, тихо постанывающая Аманай       Медленно, размеренно трахающий её Сугуру       Пьяный, окончательно потерявший контроль над собой Сатору       – Дай мне её, – не своим голосом потребовал он.       И это – как заклинание, как проклятое слово, задача которого пригвоздить противника без шансов.       Сугуру повиновался беспрекословно. Снял девушку со своего члена, прижал к Годжо, ощутив всё его тело на миг, а потом со смесью страной горечи и не менее странного шального возбуждения смотрел, как тот уже совсем не так сдержанно, едва себя контролируя, начинает подкидывать её бедра вверх.       Сугуру скользил руками по его спине. Вплетал пальцы в волосы и жадно целовал. У них была эстафета – от Годжо к Аманай, от Аманай к Сугуру и обратно. Языки, губы, укусы – всё одно на троих и не понять, где чьё. Кто сейчас в Рико? На чьём члене она стонет, шипя от боли, но вскоре вскрикивая от сладкого наслаждения? С одного члена на другой, снова и снова, без остановки. Она кричала, раскрасневшись, и, чтобы не сильно тревожить остальных постояльцев, рот ей пришлось зажимать руками: сначала рука Сугуру, а поверх уже Годжо. Жаркой волной, трепетной дрожью, плавящим жаром возбуждения Рико накрыло, тряхнуло, утащило в водоворот. Снова и снова, в четыре руки подхватив под бёдра, её поднимали и опускали, а ей оставалось лишь жадно хватать воздух и царапаться, оставляя длинные следы ногтей на плечах.       – Сугуру…       Ещё один поцелуй. Переплетая пальцы, глаза в глаза. Гето понимал, что сейчас произойдет. Он хотел видеть, не мог позволить себе упустить ни секунды. Как закатятся на миг голубые глаза, как дернется прошитое сладкой судорогой тело. Как сорвётся с губ хриплый стон, от которого внутри всё вверх дном.       «Да! – мысленно возликовал Сугуру. – Да-да-да!»       И сорвался следом, на тысячу сладких мгновений теряя себя и не желая анализировать причины. Это всё будет потом. Может быть. А главное – это сейчас. Одна постель, густой запах секса. Они с Сатору.       – Ты в порядке?       Пальцы Годжо нежно гладили взмокшее тело, перепачканное кровью и спермой. Отмотав назад, Сугуру смог вспомнить, что кончили они в неё друг за другом, не сговариваясь. Сначала Сатору, толкнувшись до предела и излившись внутрь, и тут же, зарычав, сам Сугуру, практически вырвав потерявшую связь с реальностью после очередного оргазма Аманай у того из рук.       Ни одной цензурной мысли по этому поводу у него не было.       – По-моему, четыре, – задумчиво произнес Сатору, и, встретив недоуменный взгляд Гето, он пояснил: – Кончила. Вроде, четыре раза.       Аманай, оказывается, ещё не растеряла способность смущаться. И это после всего, что с ней только что произошло!       – Ну, как? – максимально ровным тоном спросил Гето, натягивая одну из дежурных лисьих улыбочек. – Удовлетворила любопытство?       Растрёпанные чёрные волосы закрывали глаза так, что взгляда девушки было не видно. Но она, подвинувшись, ткнулась лицом в колени Сугуру, трогательно, словно маленький щенок, и тихо, срывающимся голосом вместо ответа сказала:       – Спасибо вам. Я… буду помнить об этом. Правда-правда. Всегда.       «Не будешь» – не сказал Сугуру, встречая предостерегающий взгляд Годжо. И грудь словно стиснуло стальным обручем: неужели вот это всё действительно станет одним из последних воспоминаний Рико? А потом всё закончится, и дальше будет лишь пустота и вечность.       Сугуру смотрел на её хрупкие плечи, на тонкую фигуру, а потом вдруг встретил и бездонный взгляд синих глаз. В которых что угодно, но не сожаление. В которых жажды жизни так много, что захватывает дух.       Наваждение спадало. Рассеивался постепенно дурман возбуждения и вместо него приходило осознание того, что именно они втроём сделали. Очень некстати вспомнилось заодно, что, вообще-то, за большую его часть развратных мыслей на этой постели отвечала не чистая невинная девушка, а наглый и самоуверенный Годжо Сатору.       «Твою мать…» – запоздало среагировал мозг Сугуру, представив последствия.       Судя по лукавому взгляду Годжо, тот прекрасно понимал, о чем его друг думает.       – В душ мы тоже втроём пойдём? – вздохнув, поинтересовался Сугуру, вставая.       – Вдвоём, – как ни в чём ни бывало ответил Сатору, глядя прямо ему в глаза.       Сердце пропустило удар, а воздуха резко стало не хватать. Он вдруг очень ярко, явно это представил – их с Сатору в душе, только вдвоём. И картина, которую больше ничто не могло оправдать, всадила последний гвоздь в гроб сомнений.       Теперь всё кончено. Больше уже невозможно отводить глаза от очевидного.       А очевидное предельно просто: Этой ночью он хотел Годжо Сатору.       Хотел целовать, хотел бесконечно слушать его глухие стоны. И кто его знает, что ещё хотел сделать.       Истина, шокирующая и, казалось бы, неприемлемая, медленно расправляла крылья у него в груди, опасно грозясь вырваться на свободу. И Сугуру никогда не был трусом. Он бы сказал, смелости бы хватило. Сказал бы любому, кроме своего лучшего друга. Потому что его лучший друг – Годжо Сатору. Самый оторванный, безбашенный, непредсказуемым и эгоистичный маг из всех, кого Сугуру знал. И прежде, чем высказывать ему такую истину, хотелось бы понять, хотя бы примерно, чего ожидать в ответ.       – Вдвоём? – натягивая безразличное выражение на лицо, переспрашивает Сугуру.       – Вдвоём, – просто подтверждает Годжо, и, поднявшись следом, добавляет: – Пойдём вдвоём, а нашу Принцессу понесем на руках. Ей не помешает хороший отдых.       Провожая взглядом эту удаляющуюся парочку, Сугуру с тупой болью в сердце понимает, что, видимо, именно это ответ и есть.