Чувствительность феньков

— Я опять нахожу тебя здесь, пушистик. Банникс мягко спрыгнула на одну из крыш ночного Парижа. Ей доставляло удовольствие приходить сюда после очередного бесконечно долгого кроличьего дня. Прогуливаться по улицам этого года, когда ещё никто ничего не рушит. Когда нет ночных патрулей, когда все её знакомые ещё не из страны вечной борьбой, и просто живут. Сэнс сидела на крыше спиной к пришедшей, свесив ноги с края крыши. Её фенячьи уши слегка дёрнулись от оклика, и немного развернулись в сторону кролика. Как и в прошлые ночи, сама Сэнс была совершенно отрешённая от мира. Она просто смотрела на ночной город, и возможно, думала о чём-то своём. Раз за разом видя эту картину, Банникс поражалась тому, насколько эмоционально пустое выражение лица у знакомой по ночам. Казалось, сама жизнь в такие моменты не присутствует, и перед взглядом лишь восковая кукла. — Конечно, — безэмоционально отозвалась Сэнс, игнорируя ту часть общения, где люди приветствуют друг друга. Она не понимала необходимости в чём-то подобном, ведь можно просто говорить о том, что интересует, либо молчать. К чему вообще эти маленькие социально принятые кусочки диалога? Банникс села рядом, также свесив гудящие ноги. Ей очень хотелось обнять старую знакомую, но в этой временной точке они едва знакомы. И крольчиха знает, что подруга совершенно нетактильна. Ещё одна черта её расстройства, очень яркие ощущения от любых соприкосновений с её телом. Насколько Банникс знает, у фенёчки постоянные пролемы из-за этого в повседневной жизни. Но как же хочется просто уткнуться носом в это воплощение спокойствия, кто бы знал. Каждая ночь, что Банникс приходит к Сэнс, проходит в постоянных взглядах украдкой на густой мех. Даже у крольчихи порой бывает нехватка тактильного человеческого контакта. Прикусив губу, Банникс попыталась диалогом хоть сколько-нибудь отвлечь себя от голода. В конце концов, было неправильно думать о чём-то таком про пятнадцатилетнего подростка. Хорошо, что подобные мысли никогда не всплывут наружу. — Ты ведь опять будешь спать днём. Как же ты тогда будешь ходить в колледж? Сэнс с размаху упала на спину, раскинув руки в стороны. Её песочные волосы разметались по черепице, собирая мелкий сор и пыль в себя, но сейчас девушка даже не задумывалась о чём-то подобном. Повернув голову, Сэнс посмотрела на Банникс. Тупая боль от удара головой о черепицу быстро затерялась где-то в глубине сознания. Запястьями, оголёнными в трансформации, девушка чувствовала прохладу крыши, а спиной каждую неровность. Но сейчас всё это не ощущалось давящим и тяжёлым, как это бывает днём. Казалось, будто сам мир стал не таким тяжёлым. Каждое существующее, будь то живое или неживое. Сэнс смотрела на знакомую. Видела, как по её лицу пробегают отголоски эмоций, настолько мимолётных, что только опытные художники наверное, могут такое запечатлеть. Сэнс задумалась о том, как много всего происходит за день с человеком. — Тебя когда-нибудь рисовали? Спросила Сэнс, сильно зависнув в своих мыслях. — Что? Вопрос поставил Банникс в тупик. Сложно было понять со стороны, о чём думает Сэнс, а потому нередко её фразы звучали совершенно вырванными из контекста. Пока крольчиха думала, что ответить, Сэнс равнодушно сказала, переведя взгляд на покрытое звёздами ночное небо Парижа: — Тревога. Слёзы. Истерика. Усталость. Растерянность. Смятение. Я могу назвать множество слов, описывающих меня. Ощутив, как действуют силы квами, я впервые в полной мере поняла, насколько отличается моя жизнь от остальных. Мне пришло в голову, что было бы интересно посмотреть, как кто-то нарисует меня. Ведь насколько я знаю, художники стараются на картинах передать ещё и эмоции. Хотелось бы посмотреть на то, как выгляжу в чужих глазах, когда меня что-то тревожит. И сравнить это с тем, как изобразят кого-то из моих знакомых. — И ты чувствуешь всё это каждый день? Я имею в виду, все эти тяжёлые чувства, они же жутко изматывают! — негромко воскликнула Банникс. Ей не удавалось представить, каково это. Когда такой эмоциональный вал был частью каждого дня. — Большую часть времени. И когда трансформация закончится, я точно буду так себя чувствовать. Снова плакать, снова тревожиться, снова мучаться от всего что только ощущаю. Тебе правда необходимо мешать мне каждую ночь? Я ведь просто хочу жить также, как и все. Банникс не нашла, что ответить. Её обезоружило, что в глазах подруги появление крольчихи выглядело так. Стараясь справиться с обидой, Банникс молча устроилась рядом с Сэнс. Ей всё ещё очень не хватало объятий, но теперь крольчиха переживала, не слишком ли много её стало в жизни Сэнс? Насколько вообще было уместно вот так приходить? Сэнс не просила об этом. Банникс поняла, что просто из раза в раз навязывала свою компанию, не спрашивая заинтересованности знакомой. Хотелось схватиться за голову и выцарапать оттуда все те идеи, что так она только заботится о новенькой. Что получение талисмана для самой Банникс было как снег на голову. Что хотелось уберечь подругу от одиночества, которое так мучало саму Банникс. В груди отвратительно ныло. Банникс была подавлена и разочарована собой и тем, как опростоволосилась с ответственностью за подругу. Она чувствовала, как мерзкие и тягучие щупальца тоски ворочались в груди, ежесекундно напоминая, что своими поступками Банникс только разрушила хрупкое доверие между девушками. Некоторое время девушки лежали молча. Сэнс наслаждалась мягким и уютным шелестом одежды от лёгкого ночного ветра. Она с удовольствием дышала полной грудью, наслаждаясь тем, насколько сейчас проще. Даже дышать. — Я не прихожу тебе мешать, пушистик. Я прихожу составить компанию. — негромко ответила Банникс, пытаясь оправдаться перед девушкой. — Но каждый раз всё приходит к моей детрансформации! — спокойно возразила Сэнс, припоминая как поначалу Банникс вынуждала использовать свои силы на ней. — Это не то чтобы главное, за чем я прихожу... Ну и ты ведь сама рассказывала, как важно для тебя вернуться в колледж. — И я себе не противоречу. Колледж начнётся только через несколько месяцев. Сейчас самое время насладиться новыми возможностями. Так я хотя бы капельку поживу так, как ты живёшь ежедневно. — А почему ты думаешь, что я живу сильно легче, чем ты? — Банникс лукаво посмотрела на подругу, стараясь скрыть под напускной игривостью всё то, что сейчас её мучает. — Ты ведь совсем обо мне ничего не знаешь. — Я... Об этом я не думала, — призналась Сэнс. — Прости... Ночной воздух приятно растекался по телу, даря мгновения расслабления голове. Почти не ездили машины, почти не горел свет. По улицам не суетились люди. Тихо. Оставшееся время разговор не клеился. Поэтому девушки просто лежали на одной из крыш Парижа, и наблюдали за социальной тишиной. Каждая думала о своём. Едва слышно дул ветерок. Хотелось как можно сильнее насытиться этим спокойствием перед очередным днём. Очередным утром, в полусне нащупав браслет на руке, Тия коснулась сенсора, отключающего будильник. Ещё одна привычная мелочь — мягко вибрирующий спортивный браслет вместо будильника со звуком. От обычных будильников пришлось очень быстро отказаться. Девушка от них просыпается в панике и с ужасной болью в ушах. И потом приходится очень долго успокаиваться. Устало положив ладони на лицо, Тия несколько минут лежала в своей кровати, настраиваясь на очередной день. Каждое утро на протяжении многих лет девушка просыпается, и сразу начинает бороться с отчаянием. Отчаянием от того, что снова много часов придётся жить в среде оглушающих звуков, непонятных и нелогичных людей, сложных социальных ситуаций. С кровати Тия поднималась очень медленно. Между крохотными движениями проходило минут по пять. Ежесекундные уговоры самой себя выдержать этот день. Порой это так сводило Тию с ума, что она несколько дней просто не вставала с кровати совершенно. Она устала уговаривать себя терпеть. Тия поняла, что стоит у зеркала. От этого волна облегчения прокатилась по её телу. И в то же время разочарование, будто вязкий ил, норовило утянуть обратно. Сегодня ещё один день, когда Тия сможет выйти из комнаты. Она старалась убедить себя в этом, ведь она уже у зеркала. Она справилась с этим, и это было тяжело. Само земное притяжение было мучительно мощным, неумолимо пригибая к полу. Пока приводила себя в порядок после сна, мыслями Тия вернулась в последнюю ночь. "Я не прихожу тебе мешать, пушистик. Я прихожу составить компанию." Неожиданно, что Банникс такое сказала. Тия знала, что сон по ночам важен, и знала, что все постоянно следят за её сном. Бурное воображение рисовало картины, как кто-то поймёт чем она теперь занимается по ночам, как её начнут отговаривать, ограничивать. Но Банникс приходила... просто так? Тия не могла понять, зачем новая знакомая так делает. Кто угодно другой отговаривал бы, подстраивал бы ситуации детрансформации. "Ну, возможно кроме Луки." — пронеслась мысль в голове Тии. Рука зависла над расчёсываемыми волосами. Спустя миг на телефон Луки пришло сообщение. "Ты ощущаешься так же, как самое безлюдное время ночи." Лука сидел в этот момент на своей кровати и подбирал новое звучание электрогитары. Задумчиво перебирая струны одной рукой, Куффен взял телефон. На пару секунд струны затихли, но только для того, чтобы через мгновение через них полилась наконец-то найденная мелодия. Спокойная и плавная, музыка пыталась воплотить то ускользающее чувство ночной тишины. Когда не слышно почти ничего, но при этом есть необъяснимое присутствие рядом. Когда весь мир замирает, чтобы передохнуть, и чувствуется единение в этой погоне за секундами восстановления. Лука был и рад и недоволен, когда пальцы спокойно легли поверх струн. Прекрасная мелодия, сказали бы многие. Но Лука ощущал, что она несовершенна. Что это лишь приблизительно похоже на ночь. И это было новой идеей для парня, оформить, воплотить ночную тишину на своей гитаре. Взяв в руки телефон, Лука отправил сообщение подруге. — "Привет, Тия. Эти слова помогли мне найти новое звучание, спасибо. Однако, что ты имеешь в виду?" — "Это время наиболее спокойное и умиротворённое. В последнее время я почти каждый день... Наверное, сказать «не сплю и засиживаюсь до поздней ночи» будет наиболее правильно. Сейчас я поняла, что из всех кого я знаю, ты также наиболее спокойный. Вот." Тия занервничала, когда Лука прочёл сообщение, и не ответил. Она пыталась отвлечься, продолжая расчёсывать волосы, но разум неотвратимо пытался продумать. Представить, понять, почему возникла эта заминка. "Это было грубо? Я его задела? Где, в чём неточность?" - терзали мысли разум девушки. "Чтобы говорить такое, нужно быть ближе друг к другу, чем мы с ним? Для такого нужно быть в отношениях? Или я просто ему не настолько нравлюсь, чтобы принимать от меня комплименты? Был ли это комплимент? Он сейчас напишет, что это было черезчур для него, и заблокирует меня. Или уже заблокировал, решив даже не говорить ничего." Тия чувствовала, что дышать с каждой новой мыслью становится всё труднее. Пошатываясь, она очень медленно и аккуратно присела на пол, а потом и вовсе легла, свернувшись комочком. Перед глазами всё плыло, и Тия не понимала, сколько уже так лежит. Она сжала голову руками, желая лишь чтобы всё это закончилось. В голове раз за разом прокручивались сценарии, где Лука тем или иным образом разрывает контакт. Говорит, что дружба с Тией с самого начала была ошибкой, или экспериментом. Или и вовсе Лука на самом деле каждый раз смеялся с друзьями над каждым поступком Тии... Постепенно эмоциональный океан успокаивался. Выплывая из первого за день приступа, Тия заметила что Эбби обнимает её за шею, а Фибби беспокойно носится по комнате туда-сюда, суматошно оглядываясь. — Фибби, — с трудом вспомнив, каким образом напрягается рот и горло, позвала Тия. Вышло так тихо, что вряд ли кто-то кроме квами, мог бы такое услышать. Всполошившаяся фенёчка уже через миг была рядом, оглядывая хозяйку. — Мне стало легче. Пожалуйста, не мельтеши перед моими глазами, мне тяжело от этого. Видя, как квами поникла, Тия бессильно прокляла себя в мыслях. Пытаясь найти компромис, который не будет так сильно ограничивать фенёчку, девушка продолжила: — То есть я имею в виду, ты... Могла бы делать это где-то, куда я не смотрю? Пожалуйста? Я понимаю, что это твой характер, и ценю то, что ты, эм... Ищешь способ мне помочь? Фибби кивнула, робко обхватив одну лапку другой. Её взгляд был направлен куда-то в сторону.. — Мне правда очень помогает то, что вы теперь со мной. Пожалуйста, давай найдём способ жить вместе? Фибби облегчённо кивнула, после чего тоже ринулась обниматься, очень быстро возвращаясь к своему обычному поведению. Она также не оставила без обнимашек и Эбби, на что та лишь меланхолично висела в воздухе, не реагируя. Радуясь тому, что смогла выровнять ситуацию с квами, Тия вспомнила про Луку, и схватила телефон. Там призывно висело уведомление из мессенджера. — "Я бы хотел когда-то вместе посмотреть на звёзды. Не подумал бы, что для кого-то буду ощущаться так, как для тебя." Сердце Тии пропустило удар, когда она прочла сообщение. Глаза беспорядочно бегали по комнате, и совершенно не было понятно, как на такое сообщение отвечать. Очень хотелось ответить "да", но почему-то Тия медлила. Буквы путались и прыгали перед глазами, а пальцы враз стали невероятно громоздкими и неповоротливыми. Пока Тия пыталась успокоиться, новая мысль пронзила голову. Тия ведь трансформируется ночью, чтобы выдохнуть от мучающих дневных ощущений. А мастер Фу говорил, что никому нельзя рассказывать о квами. Тия разрывалась между желанием позвать Луку с собой в ближайшую ночь, и страхом всё этим испортить. Пытаясь придумать какой-нибудь капюшон или шапку, чтобы скрыть свои меняющиеся уши, Тия не могла успокоиться от страха, что мастер Фу отберёт у неё талисман. Как он будет разочарованно смотреть на неё, а после захлопнет перед ней дверь в свой салон, сказав напоследок что не желает больше её видеть. — "Нет, прости." Сердце Тии разрывалось, пока она отправляла сообщение. Сначала сама позвала Луку с собой, рассказала как прекрасна ночь, а потом отказалась от его компании. Тия не понимала, как объяснить ситуацию другу, и могла лишь бессильно смотреть на своё же сообщение. Лука прочитал сообщение, и снова ничего не писал. И это наверняка значит, что Лука не хочет с ней общаться. Тия знала, что однажды такой момент настанет. Никто не мог выносить её вечно, ведь Тия и сама бы хотела от себя сбежать. Тия почувствовала, как по щекам побежали две дорожки слёз. Она прикрыла глаза и позволила телефону выскользнуть из ослабевших пальцев. У неё не было сил справиться с ещё одной волной боли, и Тия просто лежала, бессильно плача. Она хотела бы закрыться от этих ощущений, сжаться, свернуться в клубок. Почувствовать себя в безопасности, закрыв голову руками, но у неё не получалось. Не было сил пошевелить даже одним мускулом. Ей было нужно сжать свою голову, сжать так сильно, чтобы она начала болеть от этого. Настолько сжать, насколько руки вообще способны. Но проходили минута за минутой, и Тия всё также лежала. Захлёстываемая собственными чувствами и болью, Тия хотела чтобы всё это прекратилось, какой угодно ценой. Чувствуя себя абсолютно разбитой и подавленной, Тия беззвучно прошептала, едва разомкнув пересохшие губы и чувствуя, как слова раздирают её горло: — Эбби, располагайся. *** Жизнь Габриэля Агреста уже давно была наполнена только болью. А всё что раньше приносило удовольствие, сейчас лишь глухо падало в бездонную дыру в глубине сердца. Любимая когда-то работа который год приносила лишь раздражение. Подчинённые своими ошибками и нерасторопностью доводили мужчину до белого каления, а на собственного сына Агрест не мог даже смотреть. Не только внешностью, но и манерами, и своей плавностью движений, Адриан с каждым годом всё больше напоминал свою мать. И Габриэль просто не мог. Он не хотел быть в глазах сына слабым, не способным ни на что человеком. Он хотел, чтобы Адриану было на кого равняться, и делал всё для этого. В очередной день сидя в своём кабинете, Габриэль смотрел в планшет и отстранённо вертел макет своей последней работы. Голова была полна воспоминаний о иной работе. О тех днях, когда Эмили сидела рядом, и они обменивались своими идеями, придумывая самые новаторские решения моды. Отчаяние скрутило внутренности Габриэля, в очередной раз мешая дышать. Чувствуя, что больше не может тут находиться, он отшвырнул от себя планшет, и резко встал, опираясь руками на стол. Уже через секунду белая дверь в кабинет приоткрылась, и в комнату заглянула Натали. Давняя подруга Эмили, и прекрасная секретарша, она оставалась последним островком прошлой жизни для Агреста. — Месье, у вас через полтора часа назначено с мэром. Мне отменить? Её голос, её поза — всё выражало спокойствие и уверенность. Габриэль знал, что в её глазах уже давно был просто начальником. И он не хотел показывать, что нуждается в ней, в её присутствии в своей жизни. Он был уверен, что она разочаруется, если увидит его слабость. Поэтому Габриэль выпрямился, стараясь отрешиться от собственных чувств, и сказал: — Нет Натали, не нужно. Я просто хочу сменить обстановку. Желая поскорее сменить тему, Габриэль спросил первое, что пришло в голову: — Как там Адриан? — Он просил передать, что хочет пойти в колледж. На лице Натали не было никаких изменений, и внутренне Габриэль порадовался тому, что смог и в этот раз справиться с собой. — Колледж, да? Хмм. Агрест задумался. Идея подростковой одежды уже давно вертелась в голове, и рекламная кампания прямо в стенах колледжа? Что ж, звучит весьма смело. Так остальные дети смогут лучше примерить на свою жизнь эту одежду. — Да месье. Он хочет учиться там по обычной программе. Габриэль замер. Перед глазами с удвоенной силой мелькали картины прошлого, где Эмили прикована к кровати. Чувствуя, как горло сжимается спазмом, Габриэль резко ответил: — Об этом не может быть и речи! Мой сын — не обычный человек, и всё что ему необходимо, я обеспечу ему здесь. В ярости, Габриэль вылетел из своего кабинета в сторону лифта. В эту часть дома имел доступ только он. Лифт в верхнюю комнату, с прекрасным круглым витражом во всю стену, сквозь который открывался прекрасный вид на Париж. В комнате, тем не менее, Габриэль никогда не оставался один. Тут обитал Нууру, волшебное существо, напоминающее каррикатуру на мотылька. Однажды Агрест заполучил прекрасную брошку, а когда надел её, из неё вылетел квами, обитавший внутри брошки как джинн в лампе. Когда Нууру рассказал происхождение всех талисманов, и упомянул про особую силу того, кто одновременно владеет двумя главными талисманами, Габриэль почувствовал, как бы ему хотелось обладать такой властью. Это вернуло бы ему любимую. Но никто не знал, где другие талисманы. Нууру рассказал, что всё что он помнит, это тёмное пространство, где лежал талисман когда-то. Габриэль, ворвавшийся сегодня в комнату, чуть было не запнулся на ровном месте, когда внезапно почувствовал что-то. Интуиция буквально закричала о том, что в городе появился мощный талисман. И Габриэль возликовал, ведь подобные ощущения могли быть только от одного из главных талисманов! А раз так, то теперь у него есть шанс стать ближе к возвращению Эмили. — Нууру, ты чувствуешь это? Я обязан заполучить талисманы божьей коровки и чёрного кота. Мне нужна их сила! И в городе появился кто-то из них! Нууру, полюбивший смотреть на город, повернулся к своему хранителю. Конечно же Нууру почувствовал, как кто-то трансформировался неподалёку. Но вместе с этим что-то не давало мотыльку быть уверенным в том, что в городе кто-то из этих двоих. Обычно их появление всегда более.. эпатажное, и всегда зовущее к себе. Тогда как сейчас всё ощущалось настолько незаметным, будто бы собственные чувства подводят квами. Нууру не мог представить, чтобы Плагг или Тикки попали бы к кому-то столь скрытному. — Но хозяин, как вы планируете найти другого хранителя талисмана? Нууру боялся, что история повторится. Он слабо знал своего текущего хранителя, потому что Габриэль хоть и появлялся в комнате регулярно, совсем не был заинтересован в диалоге. — Малыш Нууру, я же нашёл тебя и твой талисман. И как ты сам мне рассказывал, брошь мотылька наделяет способностью раздавать суперсилы и делать людей преданными сторонниками. Габриэль широко улыбнулся от собственного озарения. — Ты рассказывал мне, что все хранители талисманов отличались в истории тем, что геройствовали и что-то защищали. Так что если появится кто-то, сеящий хаос и раздор в городе, то хранитель не станет сидеть в стороне! — Но хозяин, талисманы ни в коем случае не должны использоваться во зло! — обеспокоенно.сказал Нууру, чувствуя как внутренности предательски сжались. Он отчаянно старался верить, что в этот раз попал не в плохие руки. — Мне нужны эти талисманы! И твой талисман полностью в моей власти, я — твой хозяин, ты должен мне подчиняться! — гневно выкрикнул Габриэль. Нууру ощутил, что мир трескается перед глазами. Всё снова будет так, его хранитель снова будет творить плохие дела. А квами не может ослушаться своего хранителя. — Да, повелитель... — тихо сказал Нууру, послушно влетая в свою брошку после команды хранителя: — Нууру, расправь тёмные крылья!