Бесконечная сказка

В полутьме не было видно лица, но перед Вдовой точно стоял не сосед. Незнакомец, весь в крови, с тяжёлым дыханием, заглядывал к ней в дом, будто выискивал чьё-то лицо. Вдова смотрела на него так, словно и сама пыталась найти в нём другого человека. — Кто такой? — спросила она и ружьё подняла, показывая, что готова выстрелить. — Я ищу кое-кого, — отозвался Князь. — У тебя, случаем, Принцесса не укрывается? — А ты один из тех, кто за ней охотится? — Да нет же, я помочь хочу! Принцесса по голосу Князя узнала сразу, но вышла только после того, как Вдова пообещала выстрелить в него, если он сделает хоть один шаг в направлении порога. — Погоди. Князь замер, услышав голос Принцессы и сощурился, вглядываясь в темноту дома. Снова завыли волки или бродяжные псы. Они были так рядом, что, казалось, если Князь обернётся, они его схватят и утащат в лес. — Он один из тех двоих? — спросила Вдова. Принцесса положила руку ей на плечо и что-то прошептала в ответ. — Ты уверена? В ответ снова шёпот. Спустя минуту, Князя впустили в дом на диалог, но ружьё, на всякий случай, Вдова никуда не убрала. Время было такое — небезопасное, неспокойное. Да и человек был весь в крови и без ран, а значит, кровь была и не его вовсе. — Что произошло? — спросила Принцесса. Если честно, она чувствовала немного своей вины за то, что огрела его камнем по голове. Он, вроде как, хотел изначально ей помочь. — И где второй? — Мы временно в ссоре, — пожал плечами Князь. Он совсем и забыл, как выглядит со стороны. Он стоял сейчас на месте и наконец-то начал ощущать металлический запах крови. — Я спешил сюда, чтобы предупредить, что Горшок всё равно собирается отдать тебя Королю. И надо бы что-то придумать, прежде чем, ну… он тебя отыщет. Раздался гром, как стук в дверь. А после раздался и сам стук, как тот же гром. Явления и звуки стали едины, и Вдова с Принцессой переглянулись. — Вы кого-то ждёте ещё? — спросил Князь. За дверью завыли, и послышались ещё удары. Вдова успела только снять дверь с щеколды, как в дом бесцеремонно ввалилась куча грязи с очертанием человека. — Горшок? — удивился Князь. — Князь?! — А ты чего весь в грязи? — Ты чего весь в крови? Они пялились друг на друга, и Горшок по этой причине Принцессу заметил не сразу. А потом, завидев её, широко улыбнулся. Вот это находка! Искал одну, а нашёл двоих! Вернее, троих людей, которые непонятно каким образом были в одном месте. Вой гончих послышался за дверью снова. — Они за тобой? — Вдова нахмурилась. — Ага. До самого дома гнали меня. Не найдётся, чем их накормить? — Тобой и накормим, — Вдова поправила ружьё. Князь на всякий случай выступил вперёд, прикрывая его собой. Времена шли — ничего не менялось. — Характерная, — усмехнулся Горшок за его спиной. — Только вот меня они вряд ли жрать станут. От меня ещё могильной землёй несёт. А от Князя несло кровью мертвечины. — Они буду теперь там ждать, пока кто-то из нас выйдет? — Принцесса выглядела обеспокоенной. Вдова вздохнула: всех гончих ей было не перестрелять. Человеческий глаз и не видел их толком. Нужно было при полной луне очень внимательно смотреть, чтобы заметить очертания. Стало тихо. На какие-то минуты весь мир притих, затаился, как вышедший на охоту зверь. — Слышите? — Горшок пригнулся. Говорил он шёпотом. — Шаги. Все, затаив дыхание, стали слушать. Где-то под окном кто-то привычно прошагал вперёд. До самой двери. Стук в дверь дал понимание, что это живой человек. — Эй, красавицы, открывайте. Иначе я сам выломаю вам дверь! Голос был тяжёлым, пьяным и не предвещающим ничего хорошего. Вдова приложила палец к губам, чтобы все молчали. Собаки завыли под окнами. Сотни лап побежали на голос незваного гостя. Мужик ещё раз постучал. Стук этот был последним в его жизни. Без крика, лишь с хрустом ломающихся костей, что-то невидимое и опасное потащило мужчину от дома. Вдова немного приоткрыла дверь, чтобы убедиться, что на пороге нет соседа, лишь размытые следы его крови, которые к утру полностью смоет дождь. — Кто это был? — Горшок растерянно посмотрел из щели на тёмную улицу. Из-за бушующего пульса он ещё не успел почувствовать свою вину. — Сосед, — спокойно проговорила Вдова. — Ужаснейший человек, — поморщила Принцесса. Князь решил промолчать, избегая предвзятой оценки и человека, и событий. Горшок же пожал плечами. До него ещё не успел дойти ужас произошедшего. Зато Вдова с облегчением убрала ружьё. — Думала, что это я его пристрелю, рада, что это сделали за меня. И спокойно она прошла вглубь дома. Словно адские гончие — её старые приятели, и подкармливать их людьми практика пусть и нечастая, но периодичная. Раз в несколько десятков лет можно зло укротить ещё большим злом, и забыть об этом, как о страшном сне. Горшок с Князем пошли следом за Вдовой. Было видно, кто главный в доме и у кого из рук теперь придётся вырывать Принцессу с корнем. По сути, ей и защита теперь была не нужна. Князь неловко опустился за стол. Горшок опустился рядом. Его не смущало ни грязное лицо, ни грязные руки. — Ты из могилы восстал? — попытался пошутить Князь. — Ага, типа того. А ты что? Из кого-то вылез? Князь усмехнулся. — Это даже звучит отвратительно. — И выглядит точно так. — Как ты вышел на Принцессу? — шёпотом поинтересовался Князь. — Дал себя живьём закопать. А ты? — Гадалка за услугу карту нарисовала. Они посмотрели друг другу в глаза. Одинаково читался вопрос: «а что, так было можно?» — Мы вам не мешаем? — Вдова скрестила руки на груди. Женщиной она была строгой. После смерти мужа приходилось защищать себя от всего, и от некоторых мужчин — в частности. Она не пристрелила гостей только из-за того, что проблема с соседом решилась сама собой. — Да нет, — Горшок улыбнулся. — Ты нам лучше Принцессу отдай, и мы пойдём, откуда пришли. — Вам? — с сомнением переспросила Вдова, и глянула на Князя. — Нам, — уверенно согласился Горшок и тоже посмотрел на Князя. Тот со вздохом покачал головой. — Ясно. Ты не одумался, значит? — Мы не можем её вернуть, — ответил Князь. — Нельзя этого делать, понимаешь? — А как нам предлагаешь жить? Помимо того, что у нас в карманах пусто, мы ещё не можем вернуться обратно, потому что нас казнят. — А зачем нам возвращаться обратно? — Князь пожал плечами. — А если натолкнёмся на королевских солдат? — Да придумаем что-нибудь, как и всегда! Горшок стиснул челюсти от злости. Стерпел, но ничего не ответил. Глянул сначала на Принцессу, потом на Вдову. Против троих ему не пойти, потому что оружие явно у противоположной стороны, а у него только две руки и одна голова. Не стоило и надеяться, что Князь с ним будет заодно. Хотя встреча вышла теплой. Горшок даже обрадовался, завидев друга. Не иначе, как просто помутнение. — Тут найдётся, где помыться? — перевёл тему Горшок. — Одна ванна. Воды на двоих не хватит, так что разделите пополам. Горшок просипел «чего, блин», а Князь снова посмотрел на свою одежду и руки. Эта кровь уже так крепко к нему присохла, что он даже к запаху стал лоялен. Не ощущал. Лишь те, кто рядом с ним стояли, чуть морщились. Спорить хотелось долго и до хрипа, но Вдова ясно дала понять, что на ночь не оставит у себя тех, от кого несёт за версту разными оттенками смерти. — Если что-то не нравится, то можете спать на улице. Глядишь, гончие вернутся и помогут ещё раз. Как захотелось спорить — так и расхотелось. Горшок поднялся и стал помогать греть воду у огромной печи. Пару вёдер кипятка, в два раза больше вёдер холодной воды. И вот старенькая металлическая ванна была заполнена чуть больше, чем наполовину. Вдова, как под запись, выдала им один брусок мыла и два полотенца. Даже рубашки чистые отыскала и штаны. — Откуда у тебя такие вещи? — спросил Горшок. — А ты думаешь, меня просто так нарекли Вдовой? И вопросы сами собой отпали. Принцессу под замок отправили ко сну. Почему под замок? Потому что Вдове так было спокойнее. Ночью никто не утащит. А утром уже снова встанет вопрос, как им действовать дальше. Понимала она, что недостаточно будет молодых людей под угрозы выставить за дверь. Они же вернутся, как лисы возвращаются за курами — поздно ночью, втайне, слопают и костей не оставят. — После себя воду вычерпаете сами. — Да ясное дело, — заверил Князь. И как только они с Горшком остались наедине, повисла почти гробовая тишина. Только дыхание было слышно и шуршание одежды, падающей на пол. Они остановились возле ванны и вздохнули тяжело. — Ну и кто первый? — поинтересовался Князь. — А кто грязнее? — спросил Горшок в ответ. Они оглядели друг друга, но чисто по грудь. После всего, что было, опускать глаза ниже казалось очень неправильным. Раньше не было такого стеснения. — Давай, что ли, оба? — предложил Горшок. Это был редкий случай, когда он первым предлагал хороший компромисс. Вода оказалась тёплой. Очень приятной. Князь вытянул ноги так, чтобы не задевать Горшка, и тот поступил также. Но, по правде говоря, ноги задевали бёдра. И вообще чужое тело в таком тесном пространстве ещё как ощущалось. Но проще было сделать вид, что это не так и им вообще удобно. Князь умылся. Кровь с его лица стекла в воду, окрашивая её в совсем уж розоватый оттенок. Горшок умылся тоже. Рядом с ним вода посерела. Они наблюдали, как медленно смешиваются эти цвета. — У тебя здесь ещё осталось, — Горшок ткнул себе пальцем в щёку. Князь потёр на указанное место. — Да, блин, с другой стороны, ё-моё! Он плеснул в него воду, и Князь дёрнулся, с ворчанием оттирая другую щеку. — Не плескайся. А то ещё пол заставят мыть. — Да. Хозяйка дома тут… строгая, — Горшок усмехнулся. — Глава дома. — А с ней и Принцесса… Кажется, она в неё клешнями вцепилась. — Помогает тем, кто попросит, — предположил Князь. Как можно мягче возвращая тему их спора в открытое обсуждение. — Что ты думаешь делать? — Не знаю, — Горшок открыто расслабился, руки он устроил на бортиках ванны. — А ты думаешь над тем, как мне помешать? Так вот, блин, я сам ещё не понимаю, чему ты будешь пытаться мешать. План только в том, чтобы завтра снова поговорить с дамами. — Есть вероятность, что ничего не изменится. — Знаю, — спокойно согласился Горшок. — Но отталкиваться от этого буду уже завтра, а пока просто расслаблюсь. Ты сам-то что думаешь делать? Князь вздохнул. — Если честно, то я считал, что Принцесса тут одна, в опасности и нуждается в помощи, но, кажется, я ошибся. Так что мне, видимо, просто придётся путешествовать дальше одному. Буду сочинять песни, может, некоторые удастся продать. — И это, по-твоему, жизнь? — А разве нет? Горшок снова пожал плечами. — Я всегда хотел просто путешествовать, и чтобы рядом со мной был, — Князь осёкся. Сказать «друг» у него не поворачивался язык. Сказать «любимый» тем более. Любой ярлык привязан был бы к одному конкретному лицу, и в этот раз Князь решил не юлить и ответить честно. — Ну, был ты. — Ты чё такое говоришь? — Горшок нервно рассмеялся. — То и говорю. Мы с тобой всегда были рядом. Мы с тобой даже до этого места проделали путь вместе. И это для меня важно. Я просто не хочу, чтобы всё это строилось на чьём-то несчастье. — А, может, Принцесса и не будет несчастна? — за последнюю тростинку взялся Горшок. Хотя и сам понимал, как глупо и наивно это звучит. — Ты сам-то в это веришь? — Князь недовольно отвёл взгляд. Так сидеть можно было ещё долго. Это всё равно повторялось по кругу, потому что никто из них не готов был принять чужую позицию, а свою объяснить хотелось настолько, чтобы её взяли хотя бы во внимание. Князь зачерпнул в руку тёплую воду и плеснул себе на шею. Так он стал смывать кровь. — Я не знаю, во что верю. У нас была конкретная цель. У нас были конкретные планы. А теперь ты переобулся, и я ничего не понимаю. Ни какие цели должны быть дальше, ни какие планы есть у нас или у меня, потому что, кажется, думать теперь стоит только за себя. Князь ничего не ответил. Он намылил свои руки и принялся намывать тело. Вода разбавилась ещё мыльными белыми оттенками. Горшок смотрел на него, ждал, но не выдержал и взорвался громким: — Да чё ты, блять, молчишь? Князь посмотрел на него. — А что я должен сказать? — Да хоть что-нибудь! — Ну, значит, говорю, — Князь наклонился вперёд. — Нельзя думать только о себе. Горшок закатил глаза. Просто вода не отмывала от него грязь. — Возьми мыло, — сказал Князь. Горшок взял влажными руками брусок, и он выскользнул в первые три секунды на пол. Горшок вслух выругался и спиной стукнулся о металлический бортик ванны. — К чёрту, блин. Князь вздохнул. Горшок всегда заводился очень быстро, но и также быстро остывал, возвращаясь к смеху и детской беззаботности, в которой ему очень уж нравилось жить. Может, поэтому он не любил изменения — слишком уж долго перестраивался. — Давай помогу, — Князь перекинулся через борт ванной, добрался до мыла и снова протянул Горшку. Тот покачал головой. Князь со вздохом намылил свои ладони и жестом подозвал к себе. — Без мыла так и останешься в грязи. И на улице спать будешь. — Не такие уж и плохие перспективы, — усмехнулся он. — Не ёрничай. Горшок подобрался ближе, подгибая ноги в коленях. Князь устроил мыльные ладони у него на плечах и массирующими действиями стал опускаться на руки. Дошёл до ладоней и пальцев. Горшок старался на него не смотреть, но выходило плохо. Когда так близко, не получается не сталкиваться взглядами. — А если придумать альтернативу? Ну, знаешь, где и Принцесса спасена, и мы получим награду? — Каким образом? — Ну, не знаю, — Горшок покачал головой. Он голову запрокинул, чтобы открыть шею для мыльных рук. — Или подставную принцессу им отправить, какого-нибудь перевёртыша, а потом с ним поделить награду, как он сбежит. Или, знаешь, отдать её и в эту же ночь выкрасть обратно. Ну или какие ещё есть идеи? — Пока что никаких, — отозвался Князь. — Но эти мысли мне нравятся чуть больше. — Слышал, что некоторые ведьмы могут тоже менять облик. Можно их попросить. — Если тебе так хочется, — Князь намылил всё: от груди до шеи, и замер, потому что остальное тело было под водой, и потому что Горшок смотрел на него испытывающе. С надеждой. — А тебе? В таком случае ты пойдёшь со мной? — В таком случае — пойду, — уступил Князь. И руки его обхватили чужое лицо. Горшок всё равно смотрел наверх. На него. — Но ты должен понимать, что я иду на добровольных началах. И все, кто могут пойти с нами в теории, тоже должны идти добровольно. — Да ясное дело, — просиял Горшок. Как же просто у него всё решалось. Князь поражался. Он мог вытрепать всю душу, а потом прийти с гениальной мыслью, которая эту душу могла заштопать, но не вернуть в исходное состояние. Князь погладил его щеки большими пальцами, заодно смывая грязь. — Дальше сам, — сказал он. Горшок кивнул, но отстраниться не дал. Он притянул ближе, заставляя шатко и мыльно хвататься за ванну, чтобы удержать равновесие. А сам руку запустил в волосы Князя, крепко схватил и коснулся губ. Подождал, вызовет ли это сопротивление и, не получив ничего, языком раздвинул губы. Целовал на удивление нежно. Князь даже про дыхание забыл, не выхватывая крохи ртом или носом. Он ждал, что этот момент прекратится быстро, спонтанно, как и начался. Но Горшок не торопился его отпускать. Целовал, целовал, целовал. Пробуя что-то совершенно новое на вкус. Только основа была всё той же — забота, преданность, готовность идти до конца. — Я ведь ещё когда в лесу тебя поцеловал ради проверки, — шёпотом поделился Горшок. — То понял сразу. — Что ты понял? — Что ничего не изменилось. Князь всё ещё не понимал. Горшок со вздохом принялся объяснять. — Ну я ж то человеком был, то псом, то снова человеком. Я думал, что тяга, что то, что, между нами, блин, происходило, часть вот этого колдовства. Или проклятия. А когда человеком тебя поцеловал, то ощутил, что изменений нет. Тяга-то осталась. Понимаешь? — Немного. — Да я тебя, что полупсом этим, что человеком целовать одинаково хочу. Нет разницы, которая, как мне казалась, должна была бы всё прояснить. Князь чувствовал, что сердце бьётся где-то в горле, а не в груди. Горшок был своим откровением смущён. — А я же песню написал, — выдал Князь. Казалось бы, что не вовремя. Несвоевременно. Но связь была. — Выходит, что неправдивую. Горшок усмехнулся. — Про собаку и человека, — добавил Князь. — Спой, — попросил Горшок. Князь покачал головой. Дыхание сейчас у него было не то, чтобы петь. Да и ночь на дворе не особо располагала. Он стал руками зачерпывать воду, смывая пену с чужого тела. И вместе с этим тихо заговорил: «Ведьма вскоре найдёт, и вернёт тебя мне — Человеком живым и простым. Я пойму, что и дружбы мне хватит вполне. Оставайся уж в чувствах скупым. И в сердцах я не стану желать тебе зла, И не стану завидовать тем, Кто влюблён и сожжен этим чувством дотла, Пока я неизменно ни с чем. И за музу твою я готов идти в бой, И готов подпевать для души. Просто помни о том, что я буду с тобой, Куда бы ты не спешил». Горшок слушал и не перебивал. Его руки неуверенно скользили по телу Князя в ответ. Вскоре вода в ванне окрасилась в такие цвета, что даже одежду выстирать не получилось бы при любом желании. Они вылезли молча, хотя темы, которые нужно было разобрать, висели в воздухе незримым, но очень тяжёлым грузом. И вместе с тем, Князь ощущал лёгкость. Потому что Горшок был готов обсуждать их путь, а не решать всё в одного. В четыре руки и два ведра они вычерпали воду, налили в ванную немного холодной и чистой, и забросили туда свои вещи. Один стирал, другой выжимал и развешивал на спинки стульев. — Когда мы вообще последний раз подобным промышляли? — усмехнулся Горшок. — Когда твой отец увидел, что мы грязью друг в друга кидаемся. Горшок рассмеялся. — Всегда жили в грязи, и за неё же влетало. Что за жизнь? Вода из ванны была вычерпана на улицу. Траву знатно затопило чуть поодаль крыльца. — Идём спать? — предложил Горшок. Постелено всё равно было в одной спальне, но предложено любезно два одеяла. Горшок эту любезность расстелил под ними, чтобы было мягче, а вторую натянул на себя. Князь устроился рядом. Это не было ни разу чем-то новым. Но сейчас чувствовалось другим. Напрямую Горшок никаких своих чувств, кроме тяги, не выразил, однако было же в этом что-то нечистое. То есть, хотелось думать, что что-то светлое есть. — Ты в своей песне, как настоящий бард, всё перевернул и оболгал. — И в чём же я соврал? — Почти во всём, — Горшок приподнял руку с одеялом, будто бы предлагая Князю лечь прямо в объятия. И пока тот пытался распознать этот жест правильно, Горшок его поторопил. — Ты долго будешь пялиться? Просто ложись и всё. Князь и лёг. И действительно под руку, которой Горшок его обхватил поперёк. — Всё у тебя легко-то, Горш. — А чё выдумывать-то? Когда всё, как на ладони, — Горшок дёрнул плечом. — Не хочу этих сложностей. Сложности будут, хотел ответить Князь, но Горшок снова потянулся за поцелуем, и все слова утонули в сплетении языков и рук. И тяжести тела сверху — это Горшок налегал, как в последний раз. — Ты чего удумал? — Князь отстранил его от себя. — Ничего. — Твоё ничего приводит нас в очень странное положение. Горшок глянул вниз. Одна его нога упиралась Князю между ног, рука удерживала вес подле головы. Он буквально не давал Князю выбраться из-под него своим положением. И, на его взгляд, Князь ведь и не хотел выбираться. Иначе бы своей ногой не прижимался к его бедру. Всё же зря они натянули эту чужую и чистую одежду на себя. — Если ты хочешь, то я лягу на другую часть кровати. — Я не знаю, — Князь сглотнул. — Мне нравится, что происходит. Но мне не нравится, что утром ты будешь совсем иначе смотреть. Что снова будешь спорить насчёт Принцессы. Ты ведь не отступишь от своего, да? Горшок шумно выдохнул. Он хотел слезть с Князя, но тот руками цепко схватился за бока. — Отвечай, — настоял Князь. — Говорю же, блин, что мы можем рассмотреть другие варианты. Я не против устроить подставу. Мне ещё раз это повторить? Совсем в покое я не оставлю это всё. Это вопрос не только награды, но и безопасности. — Мы можем решить это без Принцессы, если она будет не согласна помочь. — Если мы решим это без Принцессы, то и ладно, пусть делает чё захочет. Но если не выйдет, я вернусь за ней. И скорее пулю от хозяйки этого дома получу, чем буду казнён Королём. Князь помедлил с ответом, он всё ещё удерживал Горшка рядом. Вцепился так, что хрен отдерёшь. Горшок поморщился — неприятно было от цепких пальцев. Слишком неприятно. И даже когда Князь сменил хватку на нежные поглаживания, всё ещё чувствовалось, что ему не уйти. — Утром с этим разберёмся, но действовать будем сообща, — Князь ладонями поднялся к рёбрам. Горшок думал с него сползти, но взгляд глаза в глаза намекал, что можно не торопиться. Если бы Князь не хотел такого обмена теплом, он бы скинул его на пол, дрался бы до последнего, но отстоял себя. — Я кое-что сделаю, ладно? — Горшок как можно мягче просунул руку Князю под поясницу. — Если бы я был против, я бы тебе сказал. Горшок ухмыльнулся. — Я знаю. Но ты любишь мне уступать. — Не во всём. — Во многом. — Но не во всём, — повторил Князь, но больше для себя, доказывая, что он мог бы проживать другую жизнь. Просто стоило не знакомиться в лесу с ребёнком, палкой бьющим кусты. Не стоило с ним драться, не стоило друг друга защищать. Есть мнение, что всё предопределено. Но Князь думает, что для этого слишком много происходит глупости. Если бы кто-то писал их историю, он бы постарался сильнее, добавил бы краски поярче, конфликты поглужбе. Это было бы что-то менее человеческое. — Скажешь, если будет больно? — Горшок рукой забрался под легкие штаны на Князе. Накрыл его губы своими, прикрыл глаза и стал на ощупь разминать ягодицы. И как бы он приказал ему в таком состоянии говорить? Да никак. У Князя и мысли все пропали мигом из головы. Осталось только тепло и тяжесть. Он даже руками водил по телу бездумно. Касался так, чтобы смять все вещи. Чтобы Горшок психанул и стянул их с себя самостоятельно. Примерно так и получилось спустя минуту-другую. Поцелуи сделали очень красными губы. А Горшок, пытаясь отдышаться, одной рукой стянул рубаху и откинул им в ноги. С Князя он снял точно такую же, но и штаны с него приспустил первым. Рука, что разминала задницу, порой гладила между ног очень уверенно. Горшок перекатывал в ладони его яйца, ребром ладони проводил между ягодиц. Сплёвывал вниз и повторял эти движения снова. У Князя член налился кровью первее. Горшок поцелуями от груди стал спускаться к животу: это было слишком ново, чтобы легко взять на всю длину в рот, и он чисто на энтузиазме стал обсасывать головку. Князь всё равно приглушённо постанывал, и это давало веру в то, что всё по-настоящему хорошо. В случае чего — Князь бы зашипел. Пяткой бы дал ему по носу. Но вместо этого он раздвигал колени и позволял себе отсасывать. А чуть влажноватыми пальцами позволял разрабатывать вход. — А где же просьбы расслабиться? — усмехнулся Князь. Дышал он тяжело. — Зачем? — спросил Горшок, выпустив член. — Ты и так хорошо принимаешь. Видишь? Князь не видел, но чувствовал, как два пальца проникли глубже. И сильнее, чем следует, потому что в эту же секунду он зашипел и сжался, и Горшок виновато поцеловал его в бедро. Но не остановился. Пальцы продолжили толкаться внутрь, а яйца поджиматься от каждого толчка. Действия у Горшка были слишком торопливые. За ним будто бы всё ещё гнались собаки. Он не делал больно, но не давал Князю перевести дыхание. Почувствовать ту нежность, которая, вроде как, между ними должна была быть. Не хватало поцелуев. Не хватало поглаживаний. Горшок если и целовал, то его живот и бёдра. Если и облизывал, то только член. Князю оставалось только представлять, каким бы стал сейчас поцелуй на вкус. — Я, блин, не могу уже, — Горшок прижался лбом к животу. Пальцы выскользнули из горячего тела, и Князь тут же напрягся, хотя, наверное, должно было быть наоборот. — Что не можешь? — забеспокоился Князь. — Не могу. Тебя хочу, — прозвучало слишком жалобно. И слишком… слишком, чтобы Князь ответил хоть что-то. Он потянул Горшка наверх, к себе, и сам его поцеловал. Когда Горшок отстранился, он просипел «стало ещё хуже». И бёдрами вжался в него так плотно, что можно было ощутить и влажную ткань в районе паха и крепко стоящий член. Князь повторил про себя, что это уже между ними происходило и без спроса нырнул ладонью за пояс штанов. Пара движений рукой — и Горшок застонал в голос. Пришлось накрыть его рот своим, чтобы приглушить эту звуки. Они целовались. Горшок гладил ягодицы, а Князь надрачивал член. И на этом можно было бы прекратить, но Горшок протестующе замычал и отстранился скорее, убирая руки Князя от себя. — Нет, нет, так не пойдёт. Разденься полностью. Князь послушно начал стягивать штаны. Горшок последовал за ним же, и вместо того, чтобы улечься сверху, он лёг сбоку. — Повернись ко мне спиной, — попросил тихо. Князь помедлил. Он шумно сглотнул и недоверчиво покосился в полумраке комнаты на него. — Горш, слушай… — Боишься? — Нет. То есть, блять, немного. — Доверься мне просто, ладно? — Горшок погладил Князя по плечу. Смотрел внимательно, как тот переворачивался и пододвигался ближе, чтобы лечь плотно, почувствовать тепло и, блять, возбуждение. — Я не буду пока, ну, ничего… И обещание выполнил. Его рука вернулась Князю между ног. Пальцы скользнули между ягодиц, надавили на вход и заскользили по промежности дальше. Рука уверенно обхватила член. Князю пришлось приподнять ногу, чтобы Горшку было удобнее. Стоны пришлось глушить в подушке. Князь прикусил её край. — Хорошо, так намного приятнее, да? Где больше нравится? — Горшок улыбался. По голосу было слышно, как он улыбался. Он прокручивал запястье, когда плотно обхватывал пальцами основание, потом скользил по яйцам, раздвигал этой же рукой, перепачканной слюной и смазкой, задницу, и толкался внутрь. Туговато, но терпимо. Князь не зажимался, насаживаясь раз за разом самостоятельно, и, видимо, понимая, что власть в его руках сейчас есть. Это только кажется, что она не абсолютная, и что Горшок — неуправляемый. Ещё как управляемый. И ещё как его волнует Князь — Задержаться в этом месте? — Горшок активнее задвигал пальцами внутри. Он нащупывал уплотнение, давил на него, проминал стенки, выскальзывал до последней фаланги, и снова погружался внутрь. Он сводил самого себя с ума. — Или мне лучше сделать тебе приятно спереди? — Горшок продолжал задавать вопросы, на которые и не ожидал получить никакого ответа. Просто ему нравилось, что это перебивало стоны и что Князь весь мурашками покрывался от его шёпота на ухо. — Нет, нет, задержись, — Князь схватился за его руку, когда пальцы стали выскальзывать наружу, и Горшок, повинуясь, до упора погрузил их внутрь. Поцеловал дрожащего Князя в плечо и подумал о том, что может его довести вот так. Если Князь побоится вдруг зайти дальше. Хотя стоило бы подумать и о практической стороне вопроса. Когда у них ещё будет шанс наслаждаться друг другом после ванны, на чистой простыни, на мягкой кровати. Тут два одеяла и две подушки! Никакого колючего сена. Никакого открытого неба. Промозглого ветра. Тишина, благодать и они. — Хочешь, я сделаю тебе одновременно хорошо и спереди, и сзади? Князь не был идиотом даже близко, и понимал, к чему Горшок клонит. Это вообще было ясно с самого начала. Ещё как только тот поцеловал его в постели. — Если я скажу «хватит»… — Я остановлюсь, — продолжил за Князя Горшок. И это был весь разговор, значащий «да, пожалуйста, продолжай». Горшок потер пальцами свою головку, размазал с неё смазку, сплюнул себе ещё в руку, и только потом крупную головку прижал к пульсирующему анусу, и мягко, но настойчиво, стал толкаться внутрь. Всё ещё туговато, но не так, чтобы сделать больно. Князь даже не зашипел, только рот раскрыл в беззвучном стоне, и Горшок не удержался, и накрыл его своими губами. Целовал глубоко, просто потому что язык будто бы сам проталкивался едва ли не до горла. Князь в ответ лизался. И подумать только — он сам обхватил свою ногу под коленом и приподнял так, чтобы Горшок смог толкаться глубже. Может, он ожидал, что его члену тут же будет уделено много внимания, но Горшок не спешил. Его руки сорвались в изучение тела — он гладил бока, бёдра, тщательно разминал ягодицы, разводил их в стороны, возвращался выше по спине, соскальзывал на грудь. Сминал её грубовато, между пальцев ощущая отвердевшие соски. — Приятно? Не хочешь остановиться? — Горшок спрашивал прямо в губы. Будто бы немного насмехаясь. Он любовался собой — этого было не отнять. Но больше наслаждался мыслью, что Князь его простил и совсем, видимо, не злился, раз ему одного взгляда у порога хватило, чтобы обрадоваться. Да Горшок ведь и сам обрадовался. Очень искренне. За такие резкие чувства нужно было себя хорошенько ударить — чтоб неповадно было. Но на деле вышло даже лучше. Всего-то и было нужно, что побыть наедине в месте, откуда не выбраться. И нет, не в гробу — просто в тесной ванне, смывая грязь и кровь. Черное и красное. Почти как мысли. — Посмотрим, как ты запоёшь, когда я тебя… Князю договорить не дал поцелуй. Горшок толкнулся языком ему между губ и сильнее поддал бёдрами, чтобы слишком уж его друг не расслаблялся. Стон из-за поцелуя всё равно звучал так, что никто бы в огромном доме его не услышал. И Горшок это движение повторил, ощущая, как Князь впивается пальцами ему в бедро до боли. Возбуждение не давало замедлить темп — Горшок продолжал до шлепка входить внутрь. И целовать Князя так, словно в этом и был смысл его новой жизни, где они помирились и, вроде как, расходиться не собирались. Горшок входил глубоко и часто, с усилием достаточным, чтобы перед глазами возникали искры, но при этом не возникало мыслей о том, что такой темп может навредить. Сделать больно. Возыметь хоть какие-то последствия. И в этот момент Горшок решил, что хорошей идеей будет выполнить обещание. Он обнял Князя поперёк живота, погладил пальцами дразняще вокруг пупка, и обхватил член. Обхватил крепко, как обычно обхватывал свой, чтобы быстренько подрочить и отправиться дальше в путь. Князь вернулся к подушке, впиваясь в неё зубами. А Горшок начал целовать шею, вымеряя такой ритм, чтобы не приходилось разрываться, не зная, поддавать навстречу члену или руке. Он хотел, чтобы Князь поймал его ритм. Чтобы сам насаживался правильно. Чтобы они пришли, наконец, к одному. — Я по тебе скучал, — Князь зашептал первый. За откровение Горшок наградил его укусом-стоном в загривок. И в него же после ответил «и я, правда». И Князь ему верил. Потому что и не было причин не верить. И как бы они не сдерживались, ближе к финалу выходило совсем паршиво глушить стоны стиснутыми зубами. Низ живота сводило почти до боли. И Горшку пришлось ускориться сильнее, что рукой, что членом раскрывая привыкшее к проникновению нутро. О себе он даже не думал. Всё, что было необходимо, Князь уже сделал своей задницей, сжимая в себе, пульсируя и согревая. Яйца почти взрывались от желания спустить сперму внутрь. Горшок весь напрягся, шумно задышал, раздувая ноздри, и в последний момент вышел, спуская обильно сперму на поясницу, и додрачивая Князю только резкими движениями кулака. Он в его руках весь в один миг напрягся, а спустя пару секунд резко расслабился. Рука осталась влажной. А Горшок остался максимально довольным. Они были квиты. — Нужно будет ещё раз стирать вещи, — усмехнулся Горшок. Спать он больше не хотел. Совершенно. Да и увидев раскрасневшееся лицо Князя, его дрожащее тело и сперму, он решил, что, несмотря на отсутствие просьб прекратить, вышло как-то слишком резко. Быстро. Недостаточно. Напрашивался ещё один заход: абсолютно медленный, нежный, жаркий, лицом к лицу. Чтобы и поговорить было можно. И поцеловаться. И решить, кто же пойдёт за водой. Всё равно стирка неизбежна. Как и неизбежен тот факт, что утром дом будет наполовину пуст.