Бесконечная сказка

В тот момент все гнали от себя плохие мысли. Они находились во дворце, среди дорогих вещей, среди редких цветов, под эгидой королевской охраны, и они все были охвачены страхом, потому что часть людей была мертва, а другая часть озиралась, не желая стать ещё одной жертвой страдающей души. Водяной не был человеком. Его тело расплывалось, когда он садился. Его лицо напоминало всем жабьи очертания — выкаченные глаза, широкий разрез губ и квакающий голос, к которому прислушиваться никто так и не захотел. Но люди приходили всё равно. Просили помощи. И он не отказывал, потому что была у него особенность — это его борода. Пиявки на ней извивались, так и грозясь в кого-нибудь впиться. Лесничий знал Водяного слишком давно. Из года в год они выпивали вместе. Лесничий не вглядывался в чужое лицо, но слушал истории, рассказанные из прошлой жизни. До того, как Водяной стал для всех живых изгоем. До того, как эльфы обозлились на него. Достаточно всего этого человека, чтобы настроить целую толпу против урода. Против того, чей лик не вызывает восхищения. Водяной замер, смотря на тело друга. Целительница упала к нему, кровавой рукой ведя по лицу и пытаясь понять, есть ли признаки жизни. Их, конечно же, не было. В быту так головы сворачивали разве что домашней птице. По ним слёзы не лили, а вкусно трапезничали. Над Лесничим без слёз плакали две души, а съела его лишь смелость. — Стража, схватить их, — снова подал голос Король. — Не сметь, — возразила Принцесса. Стража замерла. Часть прислушалась к Королю, а часть — так и осталась стоять в растерянности и крови. — Меня плохо слышно? — повысил голос Король. Оставшиеся зашевелились. Неуверенно они стали подходить к Водяному. Тот больше не хватал никого, и дал свои руки заломить за спину. Безголовый шёл по головам, отбрасывая их в сторону. Он подошёл к страже, когда Водяного уже схватили. Руки сами ощупали чужое тело. Безголового попытались оттолкнуть, но он был массивным, тяжёлым, и только толпа могла бы его прижать. А несколько людей по одиночке, пусть даже и облачённые в металл, были бессильны. Безголовый оттолкнул каждого. Его руки нашарили Водяного. Тот мог бы начать сопротивляться, когда его голову обхватили и стали тянуть. Всё то, что он делал с другими, — начали делать с ним. Целительница была слишком занята Лесничим, она читала какое-то заклинание, свою кровь размазывая по его губам. Жидкость затекала ему в рот. И она продолжала шептать на своём ведьмовском языке. Горшок с криком «эй», бросился к Водяному. — Безголовый, блять, это не твоя голова, — он попытался оттащить друга от Водяного, но Водяной, вместо сопротивления, как по какой-то нелепой шутке за голову стал тянуть Горшка. Безголовый бы остановился, но чем сильнее он тянул, тем слабее становилась чужая хватка. Князь побежал к ним, оттаскивая Горшка. Они едва не упали. Но когда выпрямились, с удивлением обнаружили, что тело Водяного растеклось чем-то мутным по полу. Одна лишь голова осталась в руках Безголового. Тот примерил эту голову на себя. Это было странно. Не так странно, когда, напившись, просыпаешься непонятно где. А так странно, когда привычная картина становится другой. Можно из года в год всматриваться в одни детали, а потом картину меняют. Перевешивают. Обычно Безголовый примерял чужое и отбрасывал прочь. И так было раз за разом. Но сейчас Горшок и Князь наблюдали за тем, как пиявки от бороды отцепляются и впиваются в шею Безголового. Как они соединяют два тела в одно. Безголовый замахал руками, пытаясь голову отцепить, но пиявки блекли, становились похожи на рубцы на коже, и лицо Водяного посерело, а потом заполнилось свежим человеческим румянцем. Вытянулся нос, изменились глаза и губы. Лицо стало приближено к человеческому. Тело остановилось. Тело осмотрелось. Голова повернула влево. Вправо. Она надёжно была скреплена с подвижной шеей. Только рубцы остались, как напоминание, что это пришито случайностью. Просто стечением обстоятельств, грубыми стежками магии, которая ещё оставалась в чужой бороде. — Это что вообще? — не понял Князь. — А как же Голова? — Горшок невольно дотронулся до своей шеи. — Наверное, он жив. Просто теперь остался без… тела? Горшок надеялся, что Князь прав. У них в ногах было столько странной херни, что наступать на неё не хотелось. А вот Водяной, если его ещё можно было так назвать, или это был их Безголовый друг, который нашёл чужое, непонятно, так вот, именно он с хлюпаньем обернулся, почувствовав, что Целительница протянула к нему руку, готовая напасть. Вторая рука, оставшаяся без безымянного пальца, покоилась на груди Лесничего. Тот задышал, раскрыл глаза и… да, взгляд у него был, почти как у ошарашенного Горшка, когда тот обнаружил себя наполовину псом. Но у Лесничего не было ушей, хвоста. У него просто была жизнь. — Что происходит? — спросил Лесничий. — Как ты жив? — спросил Водяной. Лесничий коснулся своей шеи. Это же сделал и Водяной. Целительница опустила руку, поняв, что угрозы от этого нового тела не будет. Она, в этой странной субстанции из крови и того, чем раньше был наполнен Водяной, отыскала два кольца и сжала их в руке. — Что ж, как-то быстро я снова овдовела. — Я больше жив, чем мёртв, — поделился Водяной. — И я тоже, — зачем-то поделился Лесничий. Он медленно поднялся, и взглянул на друга всерьёз. Его было не узнать — ни голос, ни внешность ему не принадлежали. Сохранился, по всей видимости, только разум. — Прости, — сказал Водяной. Ошибки лишали злобы и ненависти. Внутри был полнейший штиль. — Я не злюсь. Кажется, я больше не чувствую ничего, — Лесничий потрогал своё тело, а потом усмехнулся. — Чтобы избавиться от боли, нужно всего лишь умереть. Кто же знал. Нужно умереть, чтобы избавиться от боли. Эти слова прозвучали как никогда верно. Король похлопал в ладоши от этого трогательного представления. Он бы порадовался больше, если бы среди оживших были его подчинённые, а не те, кому лучше было бы и оставаться в царстве мёртвых. — Теперь их схватят или как? — спросил громко Король. Князь схватил Горшка за плечо, чтобы прикрыть его, ведь тот был без оружия. Охрана не успела сделать и шагу, как Принцесса направила свой меч на Короля. — Ты больше здесь не главный. От твоих приказов только смерть, — сквозь зубы процедила она. — Ты не можешь здесь указывать! — Король повернулся к выжившим. — Чего стоим? Приказ был отдан. Стража зашевелилась. Как бы люди не хотели остановиться, но приказ был приказ, и ослушаться его они не смели. С одной стороны, они окружили Водяного, Целительницу и Лесничего. С другой — Князя и Горшка. Принцесса покрепче схватилась за меч, чтобы отбиться от тех, кто посмеет подойти к ней. Но подошёл только Король. Он положил руку сочувственно ей на плечо, как проигравшей стороне, и сказал: — Даже немного жаль, что ты ни дня не пробыла в браке. Это бы тебя немного приструнило. Но я горд, что ты осталась собой. В этом что-то есть. Принцесса смотрела не на него, а за его спину. Человек в мантии отмер. Забытый всеми элемент декора. Тень от цветов. Он стянул капюшон и из-под своей мантии вытащил ружьё. Это был не он, а она. Вдова, которая ждала идеального момента. Принцесса не верила своим глазам, потому что Вдова за пять шагов подобралась к ним и дуло ружья упёрлось Королю между лопаток. — Отдай приказ их отпустить, — сказала Вдова. — Мне ничего не стоит выстрелить. Так что не советую меня злить. Король поднял руку и жестом приказал страже отступить. — И что дальше? Живой теперь тебе не выбраться. Никому из вас, — Король стоял на своём. — Ну почему же? — Вдова улыбнулась. Даже по голосу читалась эта улыбка. — Ты сейчас отдашь все полномочия своей дочери. Она у тебя ведь теперь пристроена, верно? И все богатства погибшего супруга — они ей принадлежат. Принцесса отбросила меч и побежала к стойке священника, чтобы надеть на свой палец кольцо. Второе кольцо она просто спрятала в полах своего свадебного платья. — Вот так вершится история, — усмехнулся Горшок. — А я чуть со сцены её не прогнал, вот дурак. Вдова держала палец на крючке. Со стороны было видно, что выстрелить в Короля она готова. — У вас, высочество, два выбора: отдать всё мирно и иметь возможность состариться. Умереть, и тогда Принцесса, как единственная наследница, всё равно станет Королевой. Король нахмурился. Он смотрел в уверенные глаза дочери. — Моя хватка, — с гордостью сказал он. — Сомневаюсь, — ответила за спиной Вдова. Король её слова слушать не стал, однако корону со своей головы снял и передал в руки Принцессы. С этого момента, с этого предложения, она стала Королевой, потому что сменила свою фату на что-то стоящее. — Не великовата? — со смешком спросил Король. — В самый раз, — ответила она и кивнула Вдове, которая приложила одним ударом Короля по затылку и тот упал навзничь к их ногам. Стража поклонилась новой Королеве, прежде чем исполнить её первый приказ: — Схватите его и бросьте в тюрьму, на столько лет, сколько здесь трупов. Оживших — считать за два года. Настало время перемен — говорил каждый звук. Вторым приказом было — убрать в зале все тела и кровь. И эти цветы, собранные специально для свадьбы. Горшок усмехнулся, потянув Князя за рукав, чтобы тот к нему наклонился. — Я кое-что понял, — просиял он. — Что ты понял, гений? — Помнишь, когда мы были на тихих болотах, нам ведьмы кое-что сказали? Князь напряг всю свою память, чтобы вспомнить дословно: — Счастье ближе, чем кажется. Иди за другом. С ним ты найдёшь гораздо больше, чем можешь сейчас желать. — Чего? — не понял Горшок. — Они реально это говорили? Князь кивнул. Но вопрос у него всё ещё остался: — Если ты не об этом, то о чём именно? — Ну, выходит, что ведьмы были бесполезны и мы всё сделали без них. Или то, что они изначально указали нам верный путь, отправив за цветами. Принцессу-то мы нашли. Более того, нашли на том самом Кладбище. Князь усмехнулся. Действительно. — Знаешь, а ведь и я думаю так же, — поделился он. — Когда они мне сказали, что я найду больше, чем желаю, я подумал о том, что мы, видимо, найдём какую-нибудь Королеву. Выходит, Королеву мы и нашли. Горшок рассмеялся. — Ну и как после такого не верить в колдовство? — Не знаю, — Князь пожал плечами. — Забавно ещё то, что мы, вроде как, пришли на свадьбу, а оказалось, что на коронацию. — Да, — Горшок прислонился спиной к стене. — Забавно всё получилось. И стоило ему только подумать о том, что это конец, как в зал забрела Слава. Она, в отличие от оставшихся, была без крови на одежде. — Прошу прощения, — сказала она. За ней зашло несколько ночных эльфов. — Откуда они все берутся, как мухи, блин, — прошипел Горшок. Он хотел уже помыться и просто завалиться спать. В какой-нибудь свободной спальне. Но все эти люди сменялись, как времена года. Как время суток. Уходила ночь, приходил день. Уходили люди, приходили черти. Эльфы поклонились Королеве. — Вопрос с Целительницей ещё не решён, — сказала Слава. Эльфы это подтвердили. Королева не повела бровью и не приказала никого схватить, однако Водяной и Лесничий выступили чуть вперёд, готовые отбиваться. — Я займусь этим вопросом. Запрета на колдовство больше не будет. — Она может быть ещё опасна, — сказала Слава. — Не может, — отозвалась Целительница. — Во мне больше нет магии. Всё, что было, я отдала, чтобы спасти одного человека. Она показала на свою руку. Она лишилась пальца. Она лишилась части себя, но не выглядела печальной. Может быть, немного уставшей. Слава нахмурилась. Князь вспомнил разговор в темнице, и выступил вперёд. — Я думаю, — сказал он, — нужно высказаться эльфам. О том, что делали они. — А что мы делали? — недоумённо прозвучал вопрос. В один голос. Хором. — А то, что сначала превратили жизнь Водяного в ад. Помогали Целительнице, пока было выгодно. А потом, стоило ей защитить Водяного, попытались от неё избавиться чужими руками. А именно, руками Славы. И теперь пришли что-то ещё требовать? — Это было наше дело, личное, — сказал один из эльфов. — Личное или нет, — Целительница обошла Водяного и Лесничего, чтобы остановиться напротив эльфов и дочери кузнеца. — Но нет больше Водяного. Наша вражда не имеет никакого смысла. Я заплатила за свою прошлую жизнь. В новой жизни у меня ничего из прошлого. И колдовства тоже нет. — Это слишком просто, — нахмурилась Слава. Обиды в ней было больше сейчас, чем здравого смысла. Королева сказала «хватит». — Я не стану никого из вас наказывать по одиночке. Либо все вместе сгниёте в темнице, либо простите друг друга и разойдётесь. Никто не хотел в тюрьму. Никто не хотел лишаться того, что имел сейчас. Целительница гордо развернулась. Прежде, чем уйти прочь, она одно кольцо отдала Горшку, а второе оставила себе на память. — Это цена за тот путь, что мы прошли вместе. Горшок убрал кольцо в карман, но чем поблагодарить в ответ не знал. Он просто пожал её здоровую руку и пожелал удачи. Может, она условно и потеряла мужа, но явно приобрела вдвое больше. На последней фразе Горшок усмехнулся. Трое ушли, шлёпая по крови и тому, что осталось от прошлого Водяного. А новый — в облике человека, похожего на их друга, — шёл рядом с ними. Он и был тем третьим или вторым. Там уж чёрт разберёшь. Слава вздохнула. Она ушла следом, а за ней ушли и эльфы. В коридоре отголосками стали слышны их предложения о сотрудничестве. Но Слава отказалась. Поставила на этом точку. Не было никакого резона стрелять, а потом лечить чужие раны. Радовало, что она была другой. Князь с Горшком тоже собрались уходить. Всё равно зал пустовал. Только несколько слуг с вёдрами стали очищать пол и стены. — Погодите, — позвала Королева. Она достала из складок платья кольцо, подошла к Князю и отдала ему. Перед ним она стояла больше, как Принцесса, нежели чем Королева. — А это благодарность вам от меня за тот путь, что мы проделали вместе. Князь улыбнулся. — Не стоило. — Тебя, вообще-то, я спас, — напомнил важно Горшок. — Может, поблагодаришь лучше горячей ванной и вещами чистыми? Королева закатила глаза. Она одну служанку приставила к ним в помощь и сказала выделить одну спальню. — Только на сутки, а то привыкните к хорошей жизни. Горшок усмехнулся: «да упаси нас ведьмы от такого». Встретившись взглядом со Вдовой, он подмигнул ей, и она кивнула в ответ. Хорошо, что не злилась на то, что в мантии её никто не узнал. Никак мантия была волшебной! Но этого уже ни он, никто другой никогда не узнает. * Горячая вода была похожа на крепкие, почти удушающие объятия. Это хоть как-то объясняло, почему лицо у Князя так раскраснелось. Они решили просто: не будут никого гонять и примут, как и всегда, одну ванну на двоих. Не по очереди, а одновременно. Снова пришлось умещаться так, чтобы не мешать друг другу. Нечасто, но порой в горле у Князя образовывался комок — он не мог из-за этого говорить, даже дышать спокойно не мог. И стоило бы, конечно, обратиться с этим к Целительнице, но она, скорее всего, сказала бы ему с насмешкой: это совесть твоя там застряла. Почти как у Лесничего, но того излечила смерть, а вот Князь пока умирать был не готов. Даже ради бессмертия не готов. — Что мы будем делать дальше? — спросил Князь. Это далось ему очень тяжело. Особенно слово «мы». Для героев у них на двоих был слишком большой страх всё разрушить. Всё то мирное, что было между ними сейчас. Горшок облизнул губы. Это лёгкое движение вызвало у Князя чувство лёгкой тоски. Вроде бы, и решено всё между ними, а вот ни с того ни с сего сделать желаемое нельзя. То есть, может быть, и можно, но Князь не проверял, и сейчас не решался. Нужно было сначала поговорить. — А что мы будем делать? — переспросил Горшок. Его безмятежность немного действовала на нервы. Князь вздохнул. — Я вот и поэтому спрашиваю. Ты, вроде, как и хотел, стал менестрелем. — Мы стали, — исправил Горшок, — а ты, как и хотел, спас Принцессу. — Мы спасли, — заметил Князь. И Горшок улыбнулся. Он даже глаза открыл, чтобы взглянуть на друга. — Так в чём, блин, вопрос? У нас, вроде, обычно не было никаких планов. — Может, ты чего-то хочешь? — осторожно начал Князь. Он прощупывал эту рыхлую почву. Под ней вообще могло ничего не оказаться. Его могло в этот разговор засосать с головой. Он снова ощущал ком в горле. — Что-то для себя представляешь? — Бессмертия хочу, — пожал плечами Горшок. Князь напрягся, а тот продолжил: — настоящего, понимаешь? — И что для этого нужно? — А ты что, не знаешь? — Горшок резко выпрямился. Горячая вода брызнула на пол. А он, игнорируя это, упёр взгляд только в Князя. — Нужно больше песен, понимаешь, да? Хороших. Чтобы о путешествии этом рассказать. Чтобы про всё это! И ещё кого-то спасти нужно. Одной Принцессы мало. Даже если она теперь Королева, ё-моё. Нужно ещё во что-нибудь вляпаться! И про Водяного не забыть. И про эльфов этих. И вообще хорошо было бы русалку встретить и от неё узнать правду. То есть, не праву-правду, а правду, которая лично у неё осталась от прошлого. Потом бы узнать, а какой финал у троицы, что теперь совсем очеловечилась. И ещё… и ещё! Горшок говорил, говорил, а Князь его то слушал, то задумывался о своём. В конце концов Горшку пришлось щёлками пальцами у его лица. — Ты меня вообще слушаешь? — Да слушаю я, — вздохнул Князь. — И когда, на твой взгляд, ты будешь готов к бессмертию? Горшок рассмеялся. — Чё? Ты чё, Княже? К этому нужно стремиться, а не готовиться. Я ж не собираюсь помирать. Ни сейчас, ни в ближайшее время. Я вообще не планирую смерть приближать. Я собираюсь пожить ещё. Но пожить так, чтобы, когда наступит там… не знаю… старость, блин, или ещё чё-то, ну… чтобы к этому времени все про нас знали. Чтобы песни наши наизусть звучали! Так что планы у нас примерно такие… чтобы мы путешествовали… как ты и хотел… и дальше музыку писали… ну, это уже я хочу. Чтобы без скуки. Князь хмыкнул. С Горшком вообще не приходилось никогда скучать. Он это знал на собственной шкуре; и плеснул в Горшка воду, чтобы тот не смотрел на него так испытывающе и с таким блеском в глазах. — Эй, — Горшок вслепую плеснул воду в ответ. Князь прикрыл ладонями лицо, смеясь. Мало он понимал, что значило бессмертие для Горшка, но точно теперь знал, что ложиться в могилу, как есть сейчас, он не собирается. И от этого становилось спокойнее. — Мы сегодня как короли спать будем, а? — Горшок вылез из ванны первым, пока Князь умывал лицо. По телу его стекала вода прямо на пол. Лужи были большие, но он знал, что сегодня может позволить себе подобное — за них двоих всё уберут к утру. — Как менестрели, при дворе же, — Князь довольно улыбнулся. Приятно было выбраться из горячей воды, вытереться по-человечески и лечь на чистую и в кои-то веке мягкую кровать. — Фу, Горшок. Ты не вытерся! Из-за тебя постель вся мокрая теперь. Горшок беззаботно развалился больше, чем на половину кровати. Это делал он намеренно — было видно по самодовольной роже. Князь лениво пытался его отпихнуть, чтобы он лежал только на своей стороне, но быстро сдался. В конце концов Горшок почти перебрался на чужую сторону кровати. Он мог бы завалиться на Князя сверху (чтобы ещё больше побесить), но угомонился, просто просунув свою руку ему под голову. Почти объятия. Среди людей и среди нечисти существовали полностью идентичные жесты. Даже псом Горшок понимал, что такое обнять, что такое поцелуй и что такое ласка. — Ты всё, что ты хотел у меня спросить, спросил? — Горшок уставился в потолок. На нём не было звёзд. Ни единого напоминания о чистом небе. — Ну, про планы. — Это было основное, — Князь погладил его по руке. Когда они оба не дурачились, они могли быть до тошнотворного милыми. Хорошо, что здесь их никто не видел. — Мы же всё прояснили, да? Ну, про нас? — Ну, вроде? — Князь от руки перешёл к поглаживанию плеча, ради этого он повернулся на бок. Вскоре его рука сместилась на голову и пальцы начали перебирать мокрые пряди волос. Горшок поморщился. — Ну вот пиздишь же. Мы же ничего не обсудили. — А что тут обсуждать? — Князь немного потянул его за волосы, чтобы Горшок повернулся и взглянул в глаза. Чтобы говорил с ним честно и лицом к лицу. — Я почти всегда спасаю твою задницу. Ты без меня не протянешь и недели. Я тебе нужен. Горшок рассмеялся. — Ты чё, как павлин, хвост распушил? — Правду говорю, раз ты не можешь. Хотя, — Князь сжал волосы сильнее, и Горшок поморщился от боли, но дёргаться не стал, лишь придвинулся плотнее. Глаза загорелись азартом. Князь прекрасно видел, как Горшок изменился в лице. — С чего это ты не можешь? Можешь же. Давай. Говори мне о том, что чувствуешь. — Я чувствую, что ты мне сейчас скальп снимешь. — Я не только его с тебя сниму, если ты продолжишь ходить вокруг да около. Горшок бы мог возмутиться, потому что не он один ходил вокруг да около. Сам Князь был не лучше. Пришлось тихо зашипеть, пока хватка не ослабла, а после приоткрыть губы, утягивая Князя в поцелуй. Одна кровать, отсутствие одежды — какой ещё мог быть итог? Для Горшка всё казалось очевидным: сначала очевидным полное отсутствие чувств, потом очевидным полное их присутствие. Горшка переполняло. А Князь ведь не зря считал его немного «тугим» — размышлял тот о вечном, а перед носом мог не заметить… да что угодно мог не заметить. Даже опасность размером с бурого медведя. Но сейчас он всё видел. — Снимать больше нечего, — шепнул Горшок прямо в рот Князя, а затем вновь заполнил его своим языком, чтобы не получить никакого ответа. Не было настроения попусту болтать. Чего там Князь пытался добиться? Признаний? Один раз Горшок уже ему сказал, второй раз — немного слишком. Не время после эмоциональных потрясений болтать о чувствах. Даже оценка будущего — и та может быть неверной. Одна деталь точно ясна: нужно больше новых приключений, чтобы черпать вдохновение для творчества. А пойдут ли они на север или на юг, разницы никакой. Горшок попытался перебраться на Князя, чтобы прижать его к мягкой перине, но тот упёрся руками ему в грудь и грубовато от себя оттолкнул. — Нет, — возмутился Князь. — Не будет по-твоему. И пока Горшок растерянно пытался сообразить, что к чему, Князь уложил его на лопатки, а сам навис сверху. — В этот раз всё будет не так. — Ты чё задумал? — Горшок пока улыбался, но нервные нотки прослеживались уже. Князя позабавило его волнение. — Я задумал получить от тебя несколько вещей, которые давно, в общем-то, заслужил. Князь поднялся. Среди склянок, что им оставили для мытья, он отыскал масло. Горшок сел на кровати, подложив под спину подушки. Он не думал сбегать, но наблюдал за Князем, как хищник. Хотел напасть, только вот… жертва его была совсем не настроена подыгрывать. Горшок похабно ухмыльнулся. — Ты меня решил взять? Сам? — Какой ты наблюдательный, — не без сарказма заметил Князь. — Ещё выводы? — Ты хочешь размазывать тут сопливую драму с признаниями всякими и, вон, этим всем, — Горшок кивнул на масло. Князь открыл склянку зубами и вылил себе немного на пальцы. — Так? Князь только угукнул в ответ. Каким бы тоном Горшок это всё не говорил, обманываться было нельзя. Иначе своего можно было вообще не получить. А Князь привык так или иначе желаемого добиваться. Они даже песню про пиво сыграли, хотя Горшок долго морщился, смеялся над ним. А теперь сам любил эту песню! Князь чистой рукой развёл его колени и сам устроился между. — Ты только не растягивай всё до зимы, а то я тут усну, — Горшок выдавал своё волнение только насмешками, но у Князя давно была толстая кожа к его болтовне. Он кивнул, пробормотав, что растягивать будет не до зимы, а до пальцев. Штук трёх — минимум. Горшок сглотнул и одну ногу подогнул в колене, якобы помогая, но только для вида. Стоило Князю скользкими пальцами дотронуться до разгорячённой кожи бедра, как Горшок заговорил снова. — А у нас, выходит, теперь есть парные кольца? — он пытался себя отвлечь от касаний, на что Князь кивнул и ответил, что это третий пункт в его плане. А какие первые два, хотел спросить Горшок, но Князь потянулся к нему за коротким поцелуем. Он раз за разом накрывал его губы, облизывал их, отстранялся и снова прихватывал. Ему нужно было смотреть вниз, чтобы контролировать реакции Горшка, поэтому он не позволял себе надолго сплетаться языками. Его пальцы оставляли блестящие маслянистые дорожки на внутренней стороне бедра. Князь от самого колена до паха гладил Горшка. Старался, старался, пока тот не стал тяжелее дышать. Это было непросто. В основном для того, кто любил храбриться и всегда напоминать о своём я. Горшок спросил, долго ли Князь собирается возиться, а тот лишь глянул на пах и покачал головой. Пока Горшок не был возбуждён, он собирался возиться у него между ног хоть до утра. Пришлось следить за дыханием, чтобы для начала подавить лёгкую панику. Потом Горшок заставил себя расслабиться, думать о поглаживаниях, которые точно должны были быть приятными. Только потом он стал лучше их ощущать. Кровь внутри будто бы закипела, и Горшка обдало таким жаром, что даже попытки глотнуть воздуха через рот не охладили пыл. Князь пошёл дальше. Его рука легко заскользила по лобку. Он чуть надавил, прежде чем обхватить полувставший член пальцами, помогая Горшку окончательно себя отпустить и не думать о том, что происходящее ново. Новое — не равно опасное. Горшок надеялся, что ему не понравится. Буквально всё. Начиная от поцелуев, которые были бы ужасными и бесчувственными, заканчивая руками на заднице. Но всё было с точностью наоборот. Князь не спешил, и его неторопливые поцелуи (каждый из них), немного сводили с ума. Горшок отвечал, потому что не мог просто лежать и наслаждаться и потому что чужой язык так и хотелось втянуть в свой рот и оставить там на подольше. Мысль о том, что с девушками из корчмы Князь так не нежничал, одновременно отзывалась протестом (чего, блин, с ним-то так себя вести?) и теплом (но благодарить за это Горшок не собирался, ещё чего). Князь гладил его задницу одной рукой, пока маслянистые пальцы другой руки нежно надрачивали его член. Выступившую смазку он размазывал по всему стволу и каждый раз улыбался так, что его даже хотелось ударить. — Чего довольный такой? — Горшок обхватил руками лицо Князя, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Потому что на рожу твою вымученную смотрю. Как ты бесишься, потому что тебе нравится подо мной. — Мы ещё не начали даже, — запротестовал Горшок. Он возмущался, но лицо Князя гладил пальцами осторожно. С нежностью, которую мог испытывать только к одному человеку, потому что на других бы не хватило этого чувства. — А мне и не важно. Мне всё нравится. Даже просто вот так лежать, — Князь дёрнул уголком губ. Его взгляд говорил куда больше, Горшок это видел. Но слова тоже просились наружу. Князь сделал над собой неимоверное усилие, чтобы произнести очень тихо и хрипло: — главное, что с тобой. — А мы не просто лежим, хотя это и близко к тому, ты ж вон как медлишь, — усмехнулся Горшок, за что получил слабый укус: Князь прихватил зубами его подбородок и отпустил. — Ладно, ладно, я понял, блин. Но говорил же, что сопли размазывать будешь. — У меня ужасный вкус. Я люблю полнейшего идиота. Возмутиться Горшку никто не дал. Князь потянул его за бедра вниз, за ним потянулись и подушки. Прекратилась ласка, зато Горшок получил свой желанный долгий поцелуй. Такой долгий и влажный, что после него все губы заблестели от слюны. И если бы он продолжался бы ещё, заблестел бы и подбородок. Дыхание стало ещё более рваным. Князь осмелел в действиях, и повторно вылил себе на пальцы масло. Горшок мутно смотрел вперёд, и, к своей чести, не издал болезненного стона, когда пальцы стали проникать в него. Он только вздрогнул всем телом и зажмурился. Князь губами прижался к открытой шее. Горшок прошипел тихо: «чё ты нежничаешь», но Князь не стал его слушать и продолжил осторожно разминать узкий проход. Он поглаживал снаружи, раскрывал и толкался вглубь, пока жжение не сменил жар, в котором ощущалось что-то такое приятное, что ни с чем нельзя было сравнить. Хотя вытерпеть грубость Горшок бы смог, не обязательно было устраивать целое представление. Он хотел об этом сказать, но передумал: другому не докажешь, пока сам в это не поверишь. Влажные пряди волос неприятно прилипали к лицу. Горшок зачесал их назад, открывая покрасневшие скулы. Князь не удержался и оставил несколько влажных поцелуев на линии челюсти. Было бы гораздо проще, снова подумал Горшок, если бы Князь не особо тормозил. Но тот старался, не думая, что нежность к себе вытерпеть Горшку сложнее, чем боль. Удар под дых не был даже близко столь удушающим, как пальцы, что массировал его изнутри. Рука Князя скользила в одном слаженном ритме, и его пальцы с десяток раз попали в самую цель, заставив Горшка со стоном плотно зажмуриться и развести ноги. Это другое дело. Стыдно, конечно, — лицо ещё сильнее залилось краской, — но приятно, поэтому стало поебать, как он выглядел со стороны. — Вот так гораздо лучше, — удовлетворённо прошептал Князь. Он наблюдал за тем, как Горшок совсем сползает с подушек, как начинает подмахивать в такт его руке. Пришлось снова сжать крепко волосы. Горшок тут же отозвался, приоткрыв рот и трезво заглянув в глаза напротив. Князь губами прижался к его скуле. В неё же он и заговорил: — Раз ты сам про кольца упомянул. Чтобы их не потерять… это же наши трофеи, да? Надо бы их на пальцах носить… Хорошо? Князь резво работал рукой. Хорошо было именно там — снизу. Горшок открыл рот, который Князь заполнил своим языком. Когда он отстранился, тот уже не сдерживал свои стоны. Будто бы красовался, показывал неожиданную откровенность, но Князь быстро смекнул, что Горшок просто не ожидал таких ощущений от пальцев внутри. И это был идеальный повод, чтобы им полюбоваться. Даже не хотелось останавливаться. Но Горшок всё чаще вздрагивал, когда в него проникали поочерёдно то три пальца, то два, но так глубоко, что вместе с этим поджимались ноги. — Хорошо, очень хорошо, — зашептал в ответ Горшок. И был ли это ответ на вопрос про кольца, был ли это ответ про ощущения… не особо важно. Князь вытащил пальцы и снова потянул за волосы. Только этот жест приводил Горшка в чувство. — Любишь меня? — спросил Князь прямо. Горшок закивал. Только сейчас стало заметно, что глаза у него слезились. — Люблю, Княже. Говорил же уже. Для Горшка это было так просто. Сказать один раз и посчитать, что этого достаточно. Наговорить потом ещё кучу всего и забыть. Его слова были такие большие и такие весомые, но как же легко он ими разбрасывался. Но сейчас Князь лишь кивнул, довольный собой. Он подложил одну подушку Горшку под поясницу, а сам почти лёг на него сверху. — Ты много чего говорил, — заметил Князь. Горшок облизал губы, явно для того, чтобы ответить. Но подумал ещё и промолчал, что для него было совсем нетипично. — Что-то не так? — заволновался Князь. — Да не, — Горшок сглотнул. — Просто я тут подумал. Слишком много всего произошло. Кажется, что нереально это всё. Даже то, что сейчас. Понимаешь, да? Князь погладил его по щеке. — Всё очень даже реально, ты в этом сам убедишься. Казалось, что это будет обещанием к чему-то хорошему. Тёплому. Приятному. Доброму. Но к реальности вернуло болезненное натяжение. Горшок дёрнулся под Князем, вцепился в его плечи и зашипел. Князь держал его за бедро, направляя свой член внутрь. Горшок так даже на пальцы не реагировал. А тут. Конечно, не удивительно, но Князь не отступил. Он тихо попросил Горшка не зажиматься, а тот в своей манере сказал вставлять, как есть. — Ну уж нет, — Князь протолкнул внутрь только головку и замер, чтобы Горшок ослабил хватку. Когда это произошло, он толкнулся дальше, входя наполовину. К сожалению, глаза у Горшка были плотно зажмурены, поэтому Князь не видел, стало ли там больше влаги. Хотелось, чтобы её не было вообще. Он нежно погладил его напряжённые ноги. И сам поразился, откуда у него столько сил и выдержки; железное самообладание, благодаря которому он замирал на время, а потом медленно толкался внутрь и снова замирал. Время текло так медленно и прошла, как минимум вечность, прежде чем он заполнил Горшка целиком. Перед глазами поплыло всё, что только могло. Комната стала меньше, а они в ней — намного, намного больше. Князь шумно втянул воздух через рот и медленно двинулся обратно, удерживая пальцы на бёдрах, чтобы Горшок не делал резких движений сам в попытке доказать, что с ним вообще нежничать не надо. Князь пытался сохранить хоть толику разумности в этом желании, которое бурлило внутри, почти всё затмевая перед собой. Ощущения были на грани болезненных даже для него. Горячее тело сжимало его член со всех сторон так туго, что хотелось рычать. Князь почувствовал, как Горшок опустил свою ладонь ему на бедро и подтолкнул вперёд, призывая двигаться. Хоть медленно. Хоть как-то. Князь мотнул головой вместо ответа и накрыл руку Горшка своей, сжимая. Он прикрыл глаза, давая привыкнуть к такому положению и себе, и партнёру. Когда Горшок сжал его бедро в следующий раз, Князь отмер. Он открыл глаза, встретился с ним взглядом и кивнул. Думал сказать ему пару ласковых, но заметил не отчаянную просьбу к чему-то сомнительному, а просто просьбу дать ему что-то ещё, поэтому промолчал и осторожно задвигался внутри. В целом, никакие слова не понадобились, чтобы друг друга понять. Двух взглядов хватило, чтобы расставить по своим местам приоритеты, чувства и желания. Не разрывая зрительного контакта, Князь продолжил покачивать бёдрами, входя без резкости, но и без остановки. Он с интересом наблюдал, как расширяются чужие зрачки от проникновений, и рискнул войти резче, навалившись сверху. Горшок хрипло застонал, но никакого протеста не выразил. И Князь подумал: это тот самый момент. Он немного ускорился. И чем дальше заходил, тем больше наслаждения отпечатывалось на чужом лице. Болезненность ушла, но осталось ощущение возбуждения и очень необходимой для двоих близости. Князь рукой, что ещё блестела от масла, обхватил чужой член. Он ускорял темп в своих толчках и в этих рваных движениях запястьем. Горшок под ним расплылся. Ещё недавно он усмехался, подгонял, просил всё делать быстро, вопреки тому, к чему было готово его тело и он сам, а по итогу Князь будто бы и в этом его спас, поступив разумно. Нежно. С любовью, которую принять непросто, даже если нагло её выпрашиваешь. Стоны у Горшка звучали хрипло, но до ужаса приятно для слуха. Князь целовал его губы, целовал его шею. И никак не мог остановиться. Он выражал свою любовь через действия, и когда тело под ним задрожало и стало пульсировать внутри, Князь задвигался сильнее, доводя Горшка до пика. Кончал тот не менее красиво, заливая свой живот. Князь прижал к нему ладонь, ощущая собственные движения под тонкой кожей. Ему хватило нескольких резких толчков, чтобы самому излиться. Сверху он навалился на не до конца пришедшего в себя Горшка. Тот чисто на рефлексах обхватил Князя двумя руками. — Блять, снова мыться, — вымученно простонал Князь. Горшок издал в ответ смешок, и они, пролежав с минуту, оба провалились в сон. * Тишину нарушал только щебет птиц. Их не было видно на деревьях, но было слышно по всей округе. Солнце палило нещадно, что в какой-то момент Горшку показалось, что это не птицы поют, а он сам шкварчит — просто солнце его таким образом поджаривает до румяной корочки. Он приложил согнутые лодочкой пальцы к переносице, чтобы осмотреться. Князь шёл впереди, и от него ярче всего было видно золотой блик. Это, конечно, не та красная нить, по которой Горшок как-то выискивал его, но тоже неплохо. От чужого обручального кольца сияние шло ого-го какое. Не спрячешься и не заблудишься. Горшок ускорил шаг, чтобы догнать Князя. — Ну и зачем мы вообще тут ходим? — Напомню, что это ты пнул Голову, — отозвался Князь. — Нужно найти его и убедиться, что с ним всё в порядке. Что он хотя бы жив — прозвучало меж строк. Горшок вздохнул, но пошёл дальше. Голову они искали по чаще вот уже третий день. В путь от королевского замка они отправили после обеда, прихватив с собой немного еды про запас. Королева сказала, что в замке им всегда будут рады, но тише добавила, что казнит их, если они в какой-то песне хоть раз упомянут, что она ночевала на кладбище в грязи. Верные менестрели поняли её сразу. Пообещали, что никаких песен не будет, и, в общем-то, на этой ноте разошлись. Никто про кольца ничего им не сказал. Время шло. Вечерело нынче совсем рано. И Горшок уже смирился с перспективой ночи в глубоком лесу, как услышал знакомый смех. Князь услышал его тоже, и они оба побежали в сторону звука. Голова их друга, перепачканная в грязи, смеялась с зайца, который обнюхивал его с явным намерением отведать голову на вкус. Но эти длинные заячьи усы так сильно щекотали кожу, что невозможно было испугаться. — А ну фу, — прикрикнул Горшок, и заяц, навострив уши, рванул прочь. — О, это же два героя, — рассмеялась Голова. — О вас даже местные жуки шепчутся. Какими судьбами? — Так мы это, тебя искали, — Князь наклонился и Голову с земли поднял. — О, простите, что заставил волноваться. Я, кажется, проебал своё тело. Больше не могу парить над землёй. Но это не беда. Могу, зато, кататься. А ну поставь меня, я покажу. Князь растерянно глянул на Горшка, но просьбу друга выполнил, и поставил Голову на пожухлую траву. Тот присвистнул и сделал пару кругов вокруг них. Как детский мяч. — Ну как вам? — Очень талантливо, — натянуто улыбнулся Горшок. — Так ты без тела жить можешь? — Так, голова это самое важное. Хотя ты каким-то образом умудряешься жить без головы, для меня это до сих пор загадка, — Голова рассмеялась, а Горшок вспомнил детально, по какой причине в прошлый раз голову эту пнул и почему, блин, ни о чём не жалел. — А вы что, успели уже и свадьбу сыграть? — Голова посмотрела сначала на руку Князя, потом на руку Горшка. — И кто из вас невеста? А кто жених? Князь вздохнул и глянул на Горшка. — А знаешь, — задумчиво проговорил Князь, — я ведь для чего его искал? Чтобы вызов тебе, Горш, бросить, что могу запнуть его в раза три дальше, чем ты. Горшок усмехнулся. Голова запротестовала. «Эй, я же пошутил». Но Князь уже подхватил Голову на руки и, как мяч, бросил её вглубь леса. — Встретимся в новых приключениях, — прокричал Горшок размытому пятну во след. Князь вгляделся вдаль. — Слушай, — сказал он, — а я ведь и правда его дальше тебя кинул. Горшок цокнул, широко улыбнулся. — Ну раз ты такой умелый, то ты и ищешь сегодня для нас ужин. Князь не успел возмутиться, как Горшок пошёл вперёд, сам не зная куда. Приключения обычно находились сами. У Горшка к этому был талант. Уж Князь об этом знал как никто другой. Он посмотрел на весело шагающего Горшка, и, улыбнувшись, последовал за ним. Как и всегда. Конец.