Cigarettes after Maison

С той ночи Элай целую неделю страдал от бессонницы. Кошмарные мысли, словно назойливые насекомые, копошились в его пропитанной алкоголем голове, разъедая ее до дыр. Будь то очередной заказ от женщины в строгом костюме или вечно отлынивающий от работы Паркер - все это в миг потеряло всякий смысл, когда в его жизни появился Мейсон Роуланд. Тот самый сосед, в ублюдской бежевой майке. Они делили вечера у Роуланда, тонули в безумном сексе, сжигали рассветы в сигаретном дыму. Под утро, Элай принимал душ и уходил на работу, оставляя на щеке Мейсона мимолетный поцелуй, пока тот безмятежно засыпал под свежий выпуск новостей. Кем же они были друг для друга? Случайными партнерами по сексу или парой зависимых педиков? Впрочем, это не имело значения. Однажды, во время обеденного перерыва, Тернер вышел покурить и, Хэй, увидев его через окно, присоединился, беспризорно выпрашивая огонек. Они безмолвно курили, стоя под протяженной вывеской «Фортуны», пока Паркер не решил нарушить тишину. — Даже знать не хочу, что пробудило в тебе эту дурацкую привычку. Элай лишь одобрительно кивнул и, потушив окурок о тротуар, с осторожностью спросил: — У тебя когда-нибудь было такое чувство, будто внутри тебя что-то сжимается... замирает? Паркер задумчиво пожал плечами. Этот парнишка всегда оставался для Элая одной сплошной загадкой. Рыжий худощавый ирландец, к тому же, заядлый курильщик. Неплохой товарищ, но скверный работник. С ним можно было поговорить о чем угодно, зная, что он выслушает, приободрит и обязательно похлопает по плечу. Но ответа на свой вопрос Элай так и не получил. Казалось, из всех людей, что когда-либо встречались у Хэя на пути, были лишь старые друзья из приюта да Элай Тернер, этот угрюмый затворник. Все те дни, что Элай провел с Мейсоном, он практически не думал о Марлен. Его голова была занята совершенно другим. Зачем он полез с этими дурацкими вопросами? Почему они продолжают трахаться как ни в чем не бывало? И, наконец, почему этот ублюдок никак не выходит у него из головы? Даже сейчас. Слишком много вопросов. Все, чего жаждал Элай - раз и навсегда понять: не был ли Мейсон очередным злодеем в его жизни. Родители… да, они купали его в любви, вернее, в ее суррогате - в деньгах. Они обеспечивали его всем, что только можно было купить, оставаясь при этом лишь безликим кошельком, полным хрустящих купюр. Они были напрочь лишены какого-либо интереса о том, что творилось в его жизни. С кем он дружит, кого любит, чем живет, что ест, как спит. Марлен была единственной, кто видел в нем человека, кто ценил его хрупкое, уязвимое "я" и была готова отдать все, лишь бы ее любимый был в порядке. И та ушла. Его жизнь перевернулась с ног на голову. Он сменил работу, круг общения сузился до одного рыжего болвана из кофейни и какого-то придурка, которого он беззаботно трахал ночи напролет. Что, черт возьми, вообще происходит? С этими мыслями Элай возвращался домой, уже заранее осведомленный, что будет происходить в ближайшие несколько часов. Или нет? Элай нерешительно постучал в дверь. Впрочем, чего теперь стесняться? После всего, что происходит, он мог бы уже сделать дубликат ключей или вовсе переехать. Дверь отворилась не сразу. Из-за нее доносилась забористая ругань и невнятное бормотание. Сердце на мгновение сжалось, заставляя Элая пожалеть о своем визите, но когда на пороге появился Мейсон, к горлу подступила жгучая тошнота. Лицо Роуланда превратилось в кровавое месиво, алые ручейки безжалостно стекали по лицу, обрываясь у подбородка. Мейсон, потупившись, тихо закашлялся: — Тебе лучше уйти. Тошнота отступила, сменившись ледяной яростью. Он оттолкнул Мейсона и ворвался в квартиру. Или в то, что от нее осталось. Шкаф, где Мейсон хранил свою одежду, был опрокинут, стрелки швейцарских часов потеряли свой счет, а осколки любимых Мейсоном глиняных горшков усыпали пол влажной кашицей земли. На кресле отражались следы багровых пятен, а на крышке рабочего ноутбука красовались глубокие от порезов царапины. Ужас сковал Тернера, оглушая поток тревожных мыслей, накопившихся за последнюю неделю. Мейсон, на удивление, был абсолютно спокоен. Он неслышно подошел к Элаю со спины, словно предвкушая поток неминуемых вопросов. — Я хочу услышать правду, Мейсон, какой бы горькой она сейчас ни была. Обогнув брюнета, Роуланд встал напротив и, заглянув Элаю в глаза, в которых, как и в собственных, плескалось неописуемое отчаяние, он судорожно вздохнул. — Я врал тебе с самого первого дня нашего знакомства, Тернер. Никакой я не дизайнер, а обычный барыга. И мать у меня не умерла, а содержится на попечительстве у государства в доме для престарелых в Сан-Франциско. Отца своего, я вообще не знаю и не знал никогда. А татуировка… символ группировки, в которой я когда-то состоял вместе со своим "приятелем". Погром, очевидно, устроил не я, — он нервно усмехнулся, — а местный наркоша, который торчит мне двадцать пять кусков, но почему-то все еще надеется получить халявную дозу мета. И, кажется, он сломал мне нос, так что, наши сегодняшние посиделки отменяются и я еду в травмпункт. Ничего здесь не трогай, я приеду и сам все уберу. И вообще, шел бы ты лучше домой. Сейчас не самое подходящее время. С того дня, пути Элая и Мейсона окончательно разошлись. Бессонница, и без того частая гостья, теперь терзала Тернера с утроенной силой, а аппетит и вовсе пропал. Изможденный голодом, он пару раз терял сознание прямо на работе, роняя поднос с заказом очередной надменной дамы в строгом костюме. Паркер, как и прежде, беспардонно сбегал на перекур в разгар рабочего дня, а Элай… пил. Пил в одиночестве, возможно, даже больше, чем раньше. Мейсон, как и ожидалось, оказался всего лишь очередным злодеем в длинной череде его личных неудач. Элай в который раз давал себе клятву держаться подальше от людей, хранить верность отшельничеству, но каждый раз спотыкался и падал. Кажется, в этот раз падение оказалось особенно болезненным. Элай так и не смог до конца понять, что же между ними было. Но как бы то ни было, им было хорошо вместе. Порой ему казалось, что Марлен и вовсе никогда не существовало. Он перестал думать о ней, винить себя, гадать, что могло бы быть, останься она в живых. Сыграли бы они свадьбу? Завели детей? Взлетела бы его карьера до небес, и он купался бы в деньгах? Все это - несбыточные мечты, особенно, в случае Элая Тернера. Он сидел в ванной, в той самой, где впервые увидел Мейсона в этой ублюдской бежевой майке. Затушив окурок в переполненной пепельнице, Тернер медленно погрузился в воду. Жизнь пронеслась перед глазами, как слайды старой фотопленки: первый день рождения, первый поцелуй, первый рабочий день и сегодняшний, возможно, последний день. Но внезапный, настойчивый стук в дверь безжалостно оборвал череду ускользающих воспоминаний. Вынырнув из воды, он наспех закутался в махровое полотенце и, шатаясь, поплелся к двери. Отперев замок, он замер на пороге. – Я войду?