Дым и дождь.

Мирон. Я не хотел идти. После пары — вообще не хотел ничего. Но если я не побегу — взорвусь. От учёбы, от этой злости, от взглядов, от себя самого. У меня новая, так скажем, команда. Я могу бегать один, но если министерство спорта решит сделать эстафету на соревнования, то мне нужно будет иметь хорошие отношения с товарищами — чтобы в случае чего могли помочь или что-то подсказать. Хотя я хорошо всё знал, но иногда путался. Выйдя с последней пары, я заметил, как на улице темнело. Воздух был холодным, люди шли с работы с недовольными лицами — всё как обычно. А ещё блогеры со своими танцульками. Но я не удивлён — в Питере было так же, практически. Я хотел лечь, но ноги сами несли к стадиону. Он был старый, местами облупленный, но в нём было что-то настоящее. Не фасад. Зайдя на стадион, я сразу увидел зал борцов. Там были ещё каратисты. Идя вперёд, я прошёл мимо зала, где проходили мои занятия. Как я заметил — между борцами и нашим залом было лишь прозрачное стекло. Я пошёл дальше, чуть поздоровался с тренером. Его звали Даниил Сергеевич — хороший мужик. Я вроде как слышал, он бронзовый призёр, хорошо тренирует, а самое главное — даёт реально годные советы. Я уже третью тренировку с ним занимаюсь. Познакомился с малой частью команды — хорошие ребята. Я прошёл в раздевалку и поздоровался с пацанами. Я с ними не особо общался, просто поддерживал хорошие отношения. С разговора понял — добрая половина уехала на соревнования, а некоторые остались. Не всем выпал шанс, но по их реакциям — они не расстроились. Я переоделся и вышел из раздевалки. Разминка. Короткий разогрев. Потом — круг за кругом. Слышу, как тренер говорит: быстрее, машет руками и держит секундомер. Всё как обычно. И тут краем глаза увидел знакомую фигуру. Массивный. В спортивке. Чёрная футболка прилипла к спине. Сильные плечи. Волосы немного растрёпаны. Чернов. Он был внизу, в том зале, где борцы делают свою адскую разминку. Через стекло было видно, как он наваливается на манекен — как будто рвёт его на части. Я чуть сбился с ритма. Потом услышал, как тренер крикнул: — Тенешев! Ты чё там темп сбавил? Давай набирай! Не расслабляемся! Через двадцать минут тренер дал нам отдых. Я пошёл на скамейку, отдышаться. Вытер шею. Взял воду. Смотрю — он выходит из зала. В спортивной куртке, без капюшона. Мокрые волосы. Идёт ко мне. Весь в чёрном, как бандит. Хреново выглядит. Конечно. Как иначе. Он подошёл медленно. А может, просто не спешил. Или его отпиздили — вот и идёт так. — Бегаешь? — спросил он, как будто не видит очевидного. Я посмотрел на него. — Нет, — выдохнул я. — Не видишь? На коне скачу. Он хмыкнул. Усталый голос, но без издёвки: — А я смотрю, ты так и не научился разговаривать. — Ты такой догадливый, — я смотрел на него и не понимал, чё он опять доёбывается. Он выдержал паузу, потом спокойно, но с напряжением в голосе: — Мирон, я ведь нормально с тобой разговариваю, а ты провоцируешь. Не делай так — никто не станет это терпеть. — Но ты ведь терпишь. А мог уже пиздануть. — По тебе видно: ты продолжишь дальше пиздеть, даже если ударить. А знаешь, когда-нибудь моё терпение лопнет — и я пиздану тебя. Я промолчал. Хотел уйти. Но не смог. Смотрел на него. На руки. На шею. На мышцы. На напряжение в челюсти. И я реально не понимал. Я просто смотрел на него, а он смотрел так, будто хотел всю мою душу прочесть. Или уже прочёл. — Мм. В этом ты догадался. А теперь — сори, у меня ещё 15 минут до окончания тренировки, проведу с пользой. Данил посмотрел на меня, будто реально хотел ударить. Но я не смотрел дальше. Я просто отвернулся и пошёл дальше. Продолжив бегать, я заметил, как его взгляд ещё был на мне. И в какой-то момент — он отвернулся и пошёл со своей большой сумкой. Будто труп туда положил. Закончив бегать, я понял, что тренер уже ушёл. И благополучно — вся команда. Тренер знал, что я иногда остаюсь подольше, и ничего не говорил. Пройдя в раздевалку, я зашёл в душ. В раздевалке — всё по классике. Одевая кофту, в голову прошлась мысль: а почему Данил подошёл ко мне, хотя мог просто проигнорировать? Походу, у него фетиш на скандалы — вот и доебался. Выкинув эти мысли, я закинул рюкзак и пошёл к выходу. Вдыхая свежий воздух, я пошёл в сторону пешеходного перехода. Как вдруг — с угла вышел Данил. С сигаретой в зубах. Напугал меня — блядь, да я тут чуть коньки не откинул из-за него, пидр ебучий. — Ты чё, еблан? Людей так пугать! Не опомнился, как услышал смех Данила — пронзающий, громкий. Он подавился воздухом, начал кашлять и смеяться. Я просто смотрел и был в ахуе от ситуации. — Бля, видел бы ты своё лицо — вот угарное было. — Иди нахуй. И вообще, чё тут делаешь? Я думал, ты съебался. — Хотел. Но ключи забыл у себя в раздевалке. А чего ты не дома? Тренировка минут 30 назад закончилась. — А тебе не всё ли равно? Я вообще устал. Я домой, а ты — за своими ключами. И на этом всё. — Я хотел с тобой поговорить, а ты, как всегда — как злая туча. — Не сравнивай меня с тучей. Меня бесило то, что я стою на холоде и общаюсь с ним. Я уже мог дойти до дома, отдохнуть, принять душ и всё. — Какие мы нежные. Тю-тю-тю… Я ничего не ответил. Я просто обошёл его и пошёл дальше. Я не видел смысла разговаривать с ним. Сейчас я хотел только чая и ванну. Возможно, поступил не очень. Но он мне никто. Поэтому мне плевать — красиво я поступил или нет. Я шагал домой. А завтра — опять учёба. Данил. Я ненавидел сентябрь. Мокрый, холодный, вечно серый. Сначала думал, что это из-за погоды. Потом понял — из-за людей. Все лезут. Преподы, одногруппники, какие-то ноу-неймы, которые считают, что мы “должны подружиться”. А я никому ничего не должен. Нет, блять, реально — пишут в инсту типа «давай дружить», а я, блять, не хочу. Если я не хочу — меня тогда уже никто не заставит. Даже мой отец. Он сейчас улетел в командировку, поэтому от него ни слуху ни духу. Я уже привык к этому. Особенно в свои двадцать лет — мне нормально. Созваниваемся редко. Когда он в Москве — я приезжаю к нему, или он ко мне. По-разному. Зачастую я к нему. После пар я вспомнил, что у меня сегодня тренировка. Я обожал тренировки и ходил, несмотря на усталость или боль. Ведь борьба — единственное, где я ещё чувствую себя живым. Помню, как отец в десять лет впервые отдал меня на борьбу. Я тогда не любил ходить. А потом, когда начал получать призовые места, крышу мне снесло настолько, что я загорелся этим делом. Так и получил КМС. И вот уже десять лет занимаюсь. А любовь к этому спорту всё не проходит. Хотя у меня есть вредная привычка — курить. Но она никак не мешает этому. Приехав на стадион, где проходила тренировка, я зашёл, быстро переоделся и пошёл внутрь — там всё как обычно. Разминка. Манекен. Тренер орёт как всегда: «Быстрее», «ниже», «не жалеем себя». Да не жалею я себя. Я просто не понимаю одну проблему — вроде работаю всем телом как обычно, но понял: проблема в другом. Глаза режет. Не от света, а от кого-то. Поворачиваю голову — в соседнем зале бегает он. Тенешев. Мирон, мать его. В майке, с этим вечно злым лицом, будто жизнь ему что-то должна. Нет, я не понимаю, как можно всегда ходить с недовольным лицом? Смотрю на него сквозь стекло. Он сбивается с ритма. Видел, как его тренер наорал. Ха. Слабый. Я продолжаю, но внутренне уже не там. Всё внимание — на него. Не потому что нравится. Потому что бесит. Хули он с недовольным лицом? И чё он тут вообще делает? Ну логично — тренируется, как все. А вот чё именно тут? Москва большая — нельзя было в другом месте? После тренировки вышел, скинул куртку, волосы липнут к шее. Смотрю — он отдыхает на скамейке. Один. Конечно. Кто ж с ним будет? Наверное, ни с кем с команды не общается. С таким лицом вряд ли кто захочет подружиться. Я подошёл. Медленно. Не потому что “в образе”, а потому что просто не спешил. Мне нечего было делать, и он был рядом. А мне нужно было выбросить злость. Вот и выбрал его. Не знаю, какую именно злость — но мне было необходимо. — Бегаешь? — спокойно. Без эмоций. Он отвечает с издёвкой. Типа «не видишь, на коне скачу». Мда. Клоун. — А я смотрю, ты так и не научился разговаривать, — хмыкнул. Без злобы, но чётко. И началось. Он, как всегда, с ехидцей. Но я не тот, кто терпит долго. Он знал это. А может и нет. Я смотрел на него — прямо. Без прикрас. Внутри нарастало. — Мирон, я ведь нормально с тобой разговариваю, а ты провоцируешь. Не делай так — никто не станет это терпеть. — Но ты ведь терпишь. А мог уже пиздануть. — По тебе видно: ты продолжишь дальше пиздеть, даже если ударить. А знаешь, когда-нибудь моё терпение лопнет — и я пиздану тебя. Он молчал. Не от страха. От злости. Я видел, как у него дёрнулся висок. И видел, как он смотрит — не просто на меня, а вгрызается глазами, будто хочет докопаться до сути. Но он ничего не сказал. И ушёл. Как обычно. Я заметил: он любит просто тупо уходить, оставлять в неведении. Я остался на месте. Потом тоже ушёл. Сумка в руке, в голове шум — будто что-то сломалось. Не понимал, что именно, но чувствовал. Через полчаса — уже купив попить и заводя машину — вспомнил, что оставил ключи в раздевалке. Минут десять искал в бардачке — вдруг не забыл. Потом всё же оказалось — забыл. Сигарета в зубах. Захожу за угол. И тут он. Мирон. Опять. Почти в меня врезался. Испугался, аж матом выдал: — Ты чё, еблан? Людей так пугать нельзя. Я заржал. Громко. По-настоящему. Даже захрипел — воздуха не хватало. — Бля, видел бы ты своё лицо — угар полный. Он снова огрызнулся, но уже сдувшись. Разговор был рваный, но почему-то… цеплял. Я заметил — всё же иногда он мог нормально разговаривать, без огрызаний. Но кто знает его? Если смотреть так — он, возможно, достаточно интересный. Я не понимал, почему хочу с ним поговорить. Он бесячий. Но, блять, мне интересно. И при этом — кого-то подзаебать. Я хотел сказать что-то ещё. Просто — поговорить. А он — опять как туча. Чёрная. Холодная. Упрямая. По угару хотел предложить подвести его. Но ушёл. Молча. А я остался на месте с этим мерзким чувством внутри — будто он опять всё забрал, даже не взяв. Нет, блять, я пытаюсь с ним нормально разговаривать, а он будто сам нарывается. Пиздец. Но бесить его — прикольно. Я думал: может, его инсту найти и там доебаться. Хуй знает. Но у меня ещё завтра встреча с отцовскими коллегами — что-то им сказать нужно. А я, как примерный наследник отцовской фирмы, должен встать на его место, пока его нет. Забрав ключи из раздевалки и попрощавшись с охранником — он, кстати, уже шесть лет тут работает, до сих пор вспоминает, как я прибегал к нему втихаря и просил воды, потому что тренер не разрешал пить (у нас, вроде, тогда весогонка была) — сел в машину. Начал выезжать и кататься по ночному городу. Люблю так кататься. Сразу вспоминается, как отец подарил мне эту малышку, а я поехал кататься ночью, захватив с собой Антона — тот ещё тусовщик. Но дружим с детства, многое пережили. Выросли разными — я это принимаю, нормально. Сразу вспоминается, как Антоха начал петь песни Инстасамки — я тогда пиздец угарал и одновременно было чуть стыдно. Он тогда бухой был. Я его привёз домой — он уснул в ванной. А на утро мы оба получали от моего отца. Думая обо всём этом, я параллельно искал инсту Мирона, но никак не находил. Блокнул, что ли, меня? Или я уже от усталости в буквы не попадаю. Забив на это, подумал — попрошу у него. Хотя понимаю, что он даст отказ. Или будет сверлить взглядом. А, возможно, по приколу — буду искать. Сейчас я уже поднимался к себе в квартиру. Разувшись, я не переоделся — просто лёг в этой одежде спать. Сил не осталось. Но я поставил будильник на 7:00 — чуть опоздаю, ничего не случится. И я провалился в сон. Во сне мне снился Мирон. Он сидел на переднем сиденье и высовывал голову через окно. И улыбался широкой улыбкой. А я вёл машину и наблюдал за ним — как его зелёные глаза становятся всё ярче и ярче.