В Лабиринте Разума

Уже за полночь Алекс уехал домой. И я легла спать. Но, только как я отключилась, случилось что-то ужасное. Всё началось с едва уловимого скрипа. Будто сама ночь, затаившись, тянула за дверную ручку. Я проснулась, сердце взбунтовалось, вырываясь из груди, а каждый удар отдавался глухой болью в висках. В темноте стены будто придвинулись вплотную, воздух стал липким, а тени застыли. И тут удар. Глухой, резкий, ломящий тишину пополам. Один раз. Второй. Третий. Каждый удар будто рвал меня изнутри. Стук гремел по квартире, сотрясая всё вокруг, и я уже не слышала ничего, кроме этого звука и собственного лихорадочного дыхания. Я попыталась вскочить с кровати, но одеяло сковало меня, не давая даже шевельнуться. Я барахталась, но движения были жалкими, бессмысленными. Дверь прогнулась, раздался оглушительный треск и в проёме возникла чёрная фигура. Не человек, а сама тьма, плотная, живая, опасная. Я открыла рот, чтобы закричать, но голос предал меня. Я хотела побежать, но не могла даже пошевелиться. Что-то чудовищно тяжёлое, ледяное и беспощадное с сокрушительной силой обрушилось на мою голову. Боль вспыхнула ослепительным пожаром, разрывая сознание. Казалось, череп раскололся пополам, а тысячи раскалённых игл впились мне в мозг. Мир рванулся в стороны, растворяясь в густой, разъедающей тьме. Всё вокруг исчезло, провалилось в бездонную, вязкую черноту, где не было ни звука, ни света, ни надежды. Я рухнула на пол, и удар — глухой, тупой, окончательный отозвался в теле волной боли, прежде чем всё поглотила ледяная пустота. Я снова погружалась в этот холодный чёрный омут, где не осталось ничего человеческого. Ни страха, ни боли, ни воспоминаний, ни будущего. Только бесконечная, удушающая тьма, из которой не существует выхода. Сознание вернулось рывком. Я попыталась вдохнуть. Воздух был спертым, пахнул пылью и сыростью. Глаза медленно привыкали к мраку, но всё, что я видела — это облупленные стены, голый бетон и тусклый свет, сочащийся из-под двери. Руки были связаны за спиной, запястья онемели, а плечи ломило от неудобной позы. Я попробовала пошевелиться, но верёвки впивались в кожу, и это только усилило панику. Неужели опять? Сердце в панике сжалось, в голове вспыхнули обрывки мучительных воспоминаний о подвале. Я почувствовала, как дыхание стало прерывистым, а в груди разлился холод. Страх с новой силой сковал мысли и тело, и я невольно вжалась в себя, ожидая, что вот-вот произойдёт что-то ужасное. Всё вокруг будто потускнело и замерло. Я чувствовала, как губы пересохли, горло саднило, а во рту стоял привкус металлической тревоги. Кажется, даже собственное тело стало чужим… хрупким, уязвимым, наполненным только страхом и напряжением. Но в этой мучительной тишине вдруг промелькнула мысль. «Если я чувствую, значит я жива» — напомнила себе, цепляясь за эти слова, словно за единственную ниточку, способную вытащить меня из этой темноты. Я пыталась вспомнить, что произошло, но в голове стоял гул. Страх захлёстывал с новой силой. Мне казалось, что я в каком-то заброшенном подвале, где всё пропитано холодом и отчаянием. Каждый шорох, каждый звук за стеной заставлял вздрагивать. Я была совершенно одна — беспомощная, застывшая в тени неизвестности, и меня охватил настоящий, животный ужас. Я не знала, сколько прошло времени. Казалось, вечность растворилась в боли и тумане. Голова раскалывалась, мысли разбегались. Я не могла пошевелиться — то ли слабость, то ли страх сковывали тело. Внезапно в голове что-то дрогнуло. Будто кто-то осторожно потревожил поверхность мутной воды. Сначала лёгкое эхо, полузабытый звук. А потом отчётливо, почти физически. — Кэти… Голос был знакомым, до боли родным, но в первый миг я не могла вспомнить, кому он принадлежит. Он снова позвал меня, мягко, но настойчиво, пробираясь сквозь боль и отчаяние. — Кэти… Я задохнулась, от неожиданности открыла глаза шире и попыталась оглядеться по сторонам. Пусто. Никого. Только я, верёвки и тяжёлая темнота. Я сжала губы, чтобы не заплакать, но вдруг поняла — это Алекс. Это его голос, и он звучит не снаружи, а где-то глубоко внутри меня, прямо в голове. — Алекс… — прошептала я пересохшими губами, голос едва вырвался наружу. — Кэти, не бойся… — его голос был тихим, почти шелестящим, но в нём слышалась сила — Я не рядом. Я в твоей голове, Кэти… «В моей голове?» — мысль вспыхнула, и я вздрогнула, попытавшись отгородиться от страха. — Да — ответил голос, будто слышал мои мысли — Я знаю, что случилось, Кэти. Я уже иду… Я чувствовала, как остатки сознания ускользают, боль в висках нарастает, а разум путается в беспорядочных обрывках воспоминаний. Всё вокруг плыло, становилось зыбким и ненастоящим, но голос Алекса крепко держал меня на поверхности, не давая окончательно утонуть. «Спасёшь?..» — мысленно спросила я, с трудом цепляясь за его присутствие. — «Я ничего не понимаю… Голова болит… Я не могу сосредоточиться…» —Кэти, милая… — и в его голосе зазвучала тревога, нежность, обещание — Просто знай, что я уже иду. Я рядом. Держись. Я не дам тебе исчезнуть… Голос затих, оставив после себя странное тепло и слабую надежду, которая ещё не умерла — несмотря на всё, что со мной сделали, несмотря на тьму, которая пыталась меня поглотить. Как ни парадоксально, но раньше я мечтала только об одном — вспомнить всё, что со мной случилось. Я хваталась за любые обрывки памяти, цеплялась за призрачные намёки на прошлое, надеялась собрать себя по кусочкам. Но теперь, когда воспоминания вернулись, мне хотелось только одного — забыть. Вычеркнуть это из сознания, выжечь из памяти. Но, как бы я ни старалась, прошлое снова и снова врывалось в мои мысли, не давая покоя. Я уже была в подобной ситуации. Тогда меня похитил Алекс. Тогда я тоже дрожала от страха, не знала, что будет дальше, и тоже была совершенно беспомощна. Но сейчас всё было иначе. Алекс был не здесь. Он был в моей голове, его голос звучал где-то внутри, обещал спасти меня, вытащить из этого кошмара. Я хотела верить ему. Я цеплялась за каждое слово, за каждую интонацию, как за спасательный круг. Но где-то глубоко внутри, в самом чёрном уголке души, сидел маленький червь сомнения. Он грыз меня изнутри, шептал, что всё это может быть ложью. Я пыталась подавить эти мысли, но они становились всё назойливее. Вокруг стояла гнетущая тишина. Она была такой густой и вязкой, что казалась почти ощутимой. Ни шагов за дверью, ни голосов, ни шороха — ничего. Лишь собственное прерывистое дыхание и стук сердца, отдающийся в ушах. Эта тишина давила на меня с такой силой, что в какой-то момент показалась страшнее самой боли, страшнее страха. Я бы предпочла услышать чей-то крик, угрозу, даже собственную смерть — только бы не эту безмолвную пустоту, в которой начинало казаться, что я просто перестала существовать. Я не знала, сколько прошло времени. Минуты тянулись, как вечность. Я лежала, связанная и беспомощная, и только воспоминания, чередующиеся с тревожными сомнениями, не давали мне окончательно сойти с ума.