Дуб, терновник и белладонна

Виктория прошла мимо и не оглянулась. Узенький коридор был завален барахлом хозяев и прошлых жильцов. Прелый воздух стоял комом в горле. Краны капали, в стенах шуршало, из окон дуло, а кухонная плитка пожелтела в каплях жира.  Виктория скинула с плеч лямки розового рюкзака и принялась переодеваться. Ей хотелось побыстрее спрятать чистенькую, выглаженную форму в шкаф, пока она также не провоняла бедностью.  -Эй, я с кем разговариваю, - донеслось из-за спины, - а ну, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, - она ввалилась следом в их единственную комнату и обвинительно ткнула в дочь отросшим ногтем с трещиной поперёк, - Ты что себе позволяешь? Совсем страх потеряла? - Виктория показательно закатила глаза, распуская косы. Раньше мама, перебрав с вином, докапывалась до отца, но с тех пор как он ушел, во всех бедах вдруг стала виновата двенадцатилетняя девочка. Иоланте было все равно, за дело орать или просто так. Наверное, просто нравилось разыгрывать собственную непогрешимость, карту жертвенной девы, страдалицы во имя всеобщего блага. Хотя на самом деле, если кто и страдал, то всем вокруг нее, - вся в отца! Бесстыжая! Неблагодарная! —Не смей о нем так говорит, - не выдержала Виктория, отбрасывая в сторону массажку, - Если бы не он, ты бы нашу семью еще раньше развалила! Он все твои выходки, истерики терпел, но даже его ты умудрилась довести! Ненавижу тебя! -Что? - лицо Иоланты вытянулось от удивления, - терпел? Ой, ну, какой же страдалец, - ядовито выплюнула, разводя руками, - Да этот кобель ни одной юбки не пропускал. Терпел? Как же… Да он своих секретуток видел чаще, чем тебя. Шлялся везде и пихал свой стручок во все дыры у всех на глазах. И только ты велась на его россказни про работу и командировки.  -Лжешь, - замотала головой Виктория. Мать вечно находила поводы обвинить мужа в неверности, холодности и безразличии. А в поиске доказательств ей успешно помогали подружки и пара бокалов мартини. Вот только папа никогда ничего плохого не делал, ни одного дурного слова не сказал. Всегда был добр, вежлив, учтив. Все делал для семьи, а когда приходил домой, получал только упреки и подозрения. Не удивительно, что он не хотел возвращаться домой. Жизнь с Иолантой была сущим кошмаром для всех, от них даже домработницы сбега́ли раз в полгода.  -Да, конечно, папочка же у нас идеальный, совершенный, безупречный. А мама плохая! Ты всегда его больше любила. Вот только это я, а не он, занималась твоим воспитанием. Я, а не он, водила тебя по кружкам, на конкурсы, договаривалась о призовых местах и готовила тебя к выступлениям. Это я, а не он, сидела с тобой и строила твою жизнь, позабыв о себе! - да как же…помогала она. Все, что делала Иоланта, она делала для себя и для имиджа. Виктория для нее была как красивая кукла или дорогая собачка, чтобы похвастаться перед такими же пустоголовыми подружками, у которых из достижений шпагат и писклявый голос, - И что получила в ответ? Презрение. Пренебрежение и ненависть. После всего того, что… -Не худший расклад, - пресекла ее игры девочка, - потому что я получила мать-алкоголичку! - выученное спокойствие дало трещину, и накопившиеся обиды вывались под давлением несправедливых обвинений, - Говоришь, всем пожертвовала ради меня! О, я дорого за это заплатила, - живот скрутило от одних только воспоминаний о жестких диетах, а ребра заныли, как будто их снова стянул жесткий корсет,- И папа тоже! Если бы не ты, все было бы иначе. Если бы не ты, он бы не ушел! -Ах вот как? То есть это я во всем виновата? -Да!  -Раз так, почему он не забрал тебя с собой? - Виктория застыла, беспомощно открыв рот, - Почему скинул на меня, на мать-алкоголичку, и исчез? - продолжала бить Иоланта по больному, наслаждаясь горечью, проступавшей на лице Виктории.  -Это все ты, - покачала головой, в упертой решимости, -  это ты его заставила. Запрещаешь ему со мной общаться, чтобы отомстить, что он тебя бросил! - Да, конечно, - ухмыльнулась Иоланта и пошла в коридор, - держи карман шире. Так ты ему и нужна. Ага, как же, - посмеивалась на ходу она.  -Он заберет меня, - тихо, но уверенно процедила Вики, - и мы будем счастливы без тебя.  -Милая, - остановилась она и повернулась к дочери, смерив ее пустым, безразличным взглядом, - если бы он хотел, если бы ты была ему хоть — сколечко нужна, он бы давно забрал тебя. Как золотое колье, как обручальное кольцо его бабки-стервы или серьги с изумрудами. Да он даже картины отобрал…Но знаешь, о ком он ни разу не заговорил во время дележки, - Иоланта подошла к Виктории и нагнулась к ней, упираясь ладонями в покрасневшие коленки, - о тебе. Ни разу. Его не интересовало, ни где ты, ни как ты, ни что с тобой будет.  -Ненавижу тебя, - сжимая ладошки в кулачки, прошептала Виктория, не замечая, что глаза заполняются водой.  -Я как-нибудь это переживу, - Иоланте было плевать. Плевать на Викторию. Собственная дочь из престижного трофея стала ненужным довеском, обузой. Ни капли гордости, тревоги, любви. Она смотрела на дочь, но будто не замечала…совсем как одноклассники, что еще с год назад пытались добиться ее расположения, а теперь обходили стороной как прокаженную. Словно это ее вина, будто она сделала что-то не так. И это было несправедливо. Жестоко. Нечестно.  Вики не выдержала и кинулась с криками на мать. Она била ее по плечам, груди, не метясь. Не думала о победе или поражение. Просто колотила, что есть мочи. Внутри что-то сломалось.  Иоланта, спохватившись скрутила ее. Виктория ерзала и вертелась, продолжая визжать.  -Угомонись! - в попытке перекричать дочь, она сжала хрупкие, детские запястья, выворачивая руки до хруста.  -Ненавижу! - не успокаивалась Виктория. Боль в теле была привычна и не могла потушить то что разъедало ее изнутри.  -Да чтоб тебя…-взрыкнула Иоланта, отбрасывая дочь от себя. Вики покачнулась и упала на расправленную кровать. В нос ударил запах сырости и грязных носков.  -Ненавижу! -Я тебя тоже, - не выдержала она, - но в отличие от твоего отца, я тебя не бросила! -Он заберет меня! -Да прекрати ты! «Он заберет меня», «Он любит меня»…Повзрослей уже. Как только его секретутка родит ему долгожданного сыночка, он и как звать тебя забудет.  Наступила звенящая тишина.   -Что? - переспросила Виктория хрипло, подползая к краю кровати.  -А ты как думала? Правда поверила, будто он не приходит, потому что слишком занят? Потому что не знает, где ты? Все он знает, ему просто все равно. У него новая семья. Новая, молоденькая жена. И новый ребенок, наследник.  -Ты врешь, - нет, папа не такой. Он бы так с ней не поступил.  Иоланта промолчала, с шумом выдыхая, а затем вышла в коридор. Вики продолжала сидеть, оцепенело, разве что слегка сжалась, когда мама вернулась и бросила ей в руки газету.  -Не веришь? Сама посмотри.  Виктория бросила опасливый взгляд на первую полосу. Сердце, до того колотившееся как бешеное, с громким «бум» ударилось о ребра и…перестало биться. Нет, не разбилось и не рассыпалось, просто заклинило. Будто моторчик, к чьему тарахтению она привыкла за долгие годы, остановился с гулким скрипом шестеренок.  На фотографии был папа, счастливый, радостный. Она пыталась вспомнить, когда в последний раз видела его таким. Не получалось. Рядом стояла девушка, юная блондинка с заметно выступающим животиком.  Жених в черном костюме. Невеста в белом платье. Все как у всех. А ниже статья. Они отпраздновали пышную свадьбу, на которую пригласили всех родственников и друзей. Все, кроме нее.   -Видишь, - раздалось безжалостно-сухое сверху, - я же говорила. Ты ему больше не нужна.  Виктория подняла на нее заплаканные глаза. И посмотрела с отчаянной надеждой, просьбой и мольбой. Ей нужна была мама, та кто обнимет и успокоит, будет рядом, пока осыпаются пеплом останки ее привычного мира. Этот взгляд был так обезоруживающе бессилен и несчастен, что Иоланта смутилась. -Советую запомнить на будущее, - тихо произнесла она, глядя куда-то вбок, - если не хочешь всю жизнь провести в слезах и закончить как я. Никогда. Не доверяй. Мужчине.  Больше она ничего не сказала. Не похлопала по плечу. Не обняла. И пальцем не прикоснулась. Просто развернулась и ушла в ванну. Следующие несколько дней не общались. Повода не было.  Иоланту сложно назвать хорошей матерью. Но Виктория усвоила ее уроки.