Цветок для наёмницы ✨

Внутри юрты царил покой. Прохлада степи, уставшей от дневного зноя, нашла здесь приют, сгущаясь в полумраке войлочного жилища. Воздух был плотным, пропитанным ароматами сушеного творога, горьковатым духом чабреца и знакомым, успокаивающим теплом овечьей шерсти. Двенадцатилетняя Айя, обессиленная долгим перегоном, прижалась к своей семнадцатилетней сестре Милане. Их лагерь, раскинувшийся на бескрайнем просторе, утопал в золотых и багровых лучах заката, а скот, измученный дорогой, отдыхал в загоне. Милана обнимала сестру одной рукой, а другой уверенно и ловко разбирала прядь ее густых, иссиня-черных волос, заплетая тугую косу. Их кожа, обласканная солнцем до оттенка лесного ореха, хранила тепло минувшего дня. В длинные волосы обеих были вплетены яркие бусины и ленты, тускло мерцавшие в свете, что падал сквозь дымовое отверстие в крыше. Яркие платья — алое у Айи и васильковое у Миланы — выделяли их двумя красочными пятнами в полумраке жилища. Их мать сейчас была где-то с другими у костров, оставив дочерей в юрте. — А расскажешь про духов? — попросила Айя, устраивая голову на плече сестры. Ей хотелось задержать это мгновение абсолютного покоя и защищенности. Милана улыбнулась. Ее обычно озорные глаза потеплели и смягчились. Никто в их племени не умел рассказывать истории так, как она. Ее голос понизился, обретя глубину и таинственность, он стал шепотом самого ветра, что ласкал войлочные стены их дома. — Конечно, маленькая. Слушай. Давным-давно, когда мир был юн, Великое Небо, даровало степи своих детей, духов-хранителей. Мы зовем их Хозяевами Пути. Они незримы, но их присутствие ощущается во всем. В каждой травинке, в каждом камне нашей земли живет их сила. Айя прикрыла глаза, полностью растворяясь в мелодии сестринского голоса. — Они — душа степи, — продолжала Милана, и слова ее полились плавно, убаюкивающе. — Есть Дух Травы, чье дыхание — это шелест ковыля. Он указывает нашим стадам, где искать самую сочную пажить. Есть Дух Ветра, стремительный и неукротимый. Он летит впереди караванов, разведывая путь и отгоняя пыльные бури. А по ночам к нашему костру приходит Дух Очага. Он танцует в языках пламени, оберегая сон и принося добрые сновидения. Есть духи предков, они — темноволосые, загорелые, вечные странники. Ты видела их танец? Они мчатся на конях по облакам, а ветер, что касается твоего лица, — это их дыхание. — Они нам помогают? — прошептала Айя на грани сна. — Всегда! — Голос Миланы вновь обрел свою звонкую силу. — Разве не видела ты, как в засушливый день вдруг набегает туча и поит наш скот? Это они. Разве не случалось, что заблудившаяся овца сама находила дорогу домой? Это их забота. Мы, кочевницы, не одиноки в этой бескрайней земле. Духи — наши проводники и защитники. Их сила — в единстве, их мудрость — в вечном движении. Они дарят нам стойкость для долгих переходов и радость для коротких привалов. Мы — их дети, они — наша вечная семья. Милана закончила рассказ. Завязав на кончике косы алую ленту, она озорно щелкнула ею по носу сестры. Ее лицо озарилось безудержной веселостью. — Вот тебе и духи! — воскликнула она и впилась пальцами в чувствительный бок Айи. Юрта взорвалась счастливым смехом. Айя, хохоча до слез, пыталась вырваться, отбивалась, и они покатились по мягким кошмам — две беззаботные девочки, празднующие каждое мгновение своей свободной жизни. — Хранители говорят, что ты боишься щекотки! — кричала Милана, не давая сестре передышки. — Я сейчас всех духов выгоню! — сквозь смех выкрикнула Айя, пытаясь укусить сестру за руку. Их звонкий смех был таким же естественным для этой степи, как крики орла или ржание коня. Он переплетался с тихим шепотом вечернего ветра за войлочными стенами, с потрескиванием догорающего костра. В этот миг для них существовал только их маленький мир, наполненный теплом и счастьем. И вдруг этот мир треснул. Смех оборвался, рассеченный чужими, пронзительными звуками. Сперва Айя не поняла. Вечерами у костров часто пели. Но это были не песни. Это были крики. Сердце сделало тяжелый, тревожный удар. Крики нарастали, сливаясь в жуткий хор, и в них не было ничего, кроме всепоглощающего ужаса и отчаяния. Сестры замерли, вцепившись друг в друга. Лицо Миланы мгновенно стало взрослым и жестким. Она сорвалась с места и рванула к выходу. Айя последовала за ней, ощущая, как ледяной холод страха сковывает ее изнутри. Картина, что предстала их взору, была порождением самого страшного кошмара. Их мирный лагерь пылал. Золото заката было повержено багровым заревом пожара. Отблески огня метались на шкурах лошадей, на которых восседали всадницы в черных, поглощающих свет одеждах. Их нельзя было спутать ни с кем. Женщины-воительницы Западного Королевства. На их плечах и доспехах Айя с ужасом разглядела вышитые знаки — рыжих лисиц. Кочевницы в панике метались, пытаясь спасти детей и стариков, но черные тени на конях настигали их, нанося удары длинными прямыми мечами. Женщины бежали к юртам в поисках укрытия, но воительницы подлетали к жилищам и швыряли внутрь горящие факелы. Гул огня, треск пожираемого войлока, душераздирающие крики и плач — все звуки, все запахи сплелись в единую какофонию огненного ада. Мимо Айи, спотыкаясь, пробежали две девушки. Их молодые лица были искажены гримасой чистого, первобытного страха. В следующее мгновение мимо пронеслась всадница. Меч прочертил в воздухе безжалостную дугу — и первая девушка рухнула на землю. Еще один взмах — и вторая упала рядом, не издав ни звука. Айя застыла. По ее лицу текли горячие слезы, но она их не замечала. — Что происходит! — Выкрикнула Айя. Где мама! — Мама! Мама! — Это резня! — воскликнула Милана. Ее голос стал хриплым и чужим. Она резко схватила сестру. — Бежим! Надо спрятаться! — Где Мама! — Закричала Айя — Я не знаю Айя, бежим! Она потянула Айю за руку. Они побежали, пригибаясь, огибая пылающие юрты и темные, неподвижные тела на земле. Воздух был пропитан запахом гари и крови. Но тень настигла их. Айя услышала за спиной нарастающий топот копыт и обернулась. Прямо на них неслась одна из всадниц, ее лицо было каменным и безжалостным. — Нет! — крикнула Милана. Это был не крик страха. Это был крик абсолютной решимости. Она толкнула сестру в сторону, принимая удар на себя. Меч взметнулся, на миг поймав отблеск пламени, и обрушился. Айя видела, как в широко распахнутых, полных изумления глазах сестры на мгновение отразился этот огонь. И все. Милана осела на вытоптанную траву. — МИЛАНА! — вопль вырвался из ее горла, разрывая связки дикой болью. Весь мир сузился до тела сестры, лежащего на земле. Но мира больше не было. Всадница развернула коня и теперь мчалась на нее. Девочка попятилась, споткнулась и упала. Над ней взметнулось копыто вздыбленного коня, а затем — силуэт с мечом, окончательно заслонивший кровавое небо. Айя почувствовала сокрушительный удар в спину, жгучую, разрывающую всю ее маленькую вселенную боль. Мир взорвался калейдоскопом багровых и черных пятен и рухнул в бездну, унося с собой крики, огонь, тепло юрты и светлый образ любимой сестры. И наступила тишина. Холодная, густая и беспросветная, как сама смерть.