Полина

Ранее… Гертруда Кляйн уже давным-давно наблюдала за весьма успешными попытками своей невестки самостоятельно изучить немецкий язык.  Пожилая фрау всеми фибрами своей Души действительно желала помочь русской Орловой в освоении языка, только вот совсем не имела понятия о том, как же это сделать. Наконец, у матери Ганса в голове созрел весьма и весьма логичный и удачный план действий…  Серьёзно переговорив по этому поводу со своим мужем — Джозефом Кляйном, пожилая немка окончательно согласовала с ним свою успешную стратегию дальнейших действий. Однажды, аккурат в процессе завтрака, второго декабря 1942-ого года, Гертруда Кляйн, всё-таки, осмелилась начать разговор с собственной невесткой: — Polina… Сама Орлова же, слегка вздрогнув, повернула голову на свою свекровь и уставилась на ту совершенно ничего не понимающими и даже чуть-чуть испуганными глазами.  Такой реакции Полины сейчас существовало вполне логичное объяснение: свекровь крайне редким образом заговаривала непосредственно с ней, если не сказать, никогда.  В разум беременной блондинки тотчас же закрались беспокойные мысли и принялись атаковывать несчастную девушку, словно целый рой назойливых диких пчёл. А вдруг, она в чём-то на данный момент серьёзно провинилась перед почтенной семьёй Кляйнов?..  Вдруг прямо сейчас, сама Гертруда прямо и открыто заявит про то, что они с отцом Ганса выселяют её, Полину, из их огромнейшего богатого поместья?..  А вдруг, её и вправду сейчас просто-напросто возьмут, да и выставят за дверь, а то и того хуже — вернут обратно в Советский Союз, в голод, холод, под мины и обстрелы?.. Теперь-то? Беременную двойней?..  Полина совершила глубокий вдох и сызнова, с неимоверным испугом, однако теперь — весьма требовательно взглянула на свою немецкую родственницу.  «Будь, что будет. Всё равно, от Судьбы не убежишь», — с горечью подумала девушка, но вслух произнесла следующее:  — Я слушаю Вас, уважаемая Фрау… — Polina… — с нажимом повторила мать Ганса. — Мы тут с Джозефом посовещались и единогласно решили… У Орловой моментально всё оборвалось внутри…  Ну, уж если её выселяют из дома Кляйнов и возвращают на непосредственную Родину, беременную, в самый Эпицентр жесточайшей Войны, то такова её, Полины, нелёгкая доля… — Мы с Джозефом долго советовались по поводу тебя и всей этой ситуации… Однако, пришли, всё-таки, к однозначному решению, — между тем, невозмутимо и твёрдо продолжала Гертруда Кляйн. — Мы наняли для тебя наставника, преподавателя, если угодно, по немецкому языку. Мы действительно с мужем на сто процентов убеждены, что именно таким образом, а не любым другим, процесс освоения тобою нашего языка пойдёт гораздо-гораздо быстрее и будет в разы эффективнее.  Видишь ли, только грамотный и высококвалифицированный преподаватель в состоянии организовать тебе очень много устной практики, он также сможет отслеживать и всецело контролировать твои успехи, я имею ввиду, твой прогресс; ну и, разумеется, сможет придумать ещё уйму увлекательных вещей, касаемо вашего обучения.  И, да, Polina… Мы бы с Джозефом совсем… вот вообще бы ни на толику не хотели, чтобы наши внуки впоследствии общались между собой и с тобой на русском языке.  Да, скажу прямо, честно и откровенно: мы категорически против этого. И я, и Джозеф. Наши внуки, то бишь, ваши с Гансом дети, обязаны общаться с кем бы то ни было исключительно на немецком языке.  Да, это одно из наших непоколебимых условий тебе, которое мы не просто просим… мы требуем соблюсти.  Но. Если же ты с ним категорически не согласна, мы с мужем предлагаем тебе альтернативный вариант развития событий: ты вынашиваешь детей, рожаешь их здесь, в Берлине, затем… ты разводишься с нашим сыном и возвращаешься к себе на Родину, то есть, в Советский Союз. Разумеется, совсем без своих детей: они останутся здесь, в Германии, навсегда, на всю жизнь и будут расти исключительно в нашей, немецкой среде. Но конкретно в этом случае… Они совсем  лишаться права знать, кто на самом деле является их настоящей матерью и, уж поверь мне — никогда действительно об этом не узнают… Уж я-то лично сделаю для этого абсолютно всё.  Я сочиню очень правдоподобную легенду о том, что мать моих внуков — чистокровная немка, однако она скончалась в процессе самих родов.  Будь уверена, уверена на все двести процентов, в этом случае — ты никогда больше не увидишь своих детей. Никогда и ни за что в этой жизни… А что же касается Ганса… Мой сын вернётся к Эммочке, забудет про тебя напрочь, и всё у них будет хорошо!.. А может, ты… А может, ты и вовсе беременна не от нашего сына, а?.. Может, ты просто-напросто оклеветала его, преследуя какие-то свои корыстные цели?… Губы Полины задрожали, а красивые глаза моментально увлажнились: из правого глаза на стол упала солёная слезинка… Русская девушка повторно сглотнула обильную слюну, которая прямо сейчас мешала ей говорить:  — Зачем же Вы так, Фрау Кляйн?.. — спросила Полина, из последних сил, едва сдерживая горькие слёзы, подступающие сейчас к горлу, которые могли хлынуть бесконечным и абсолютно неконтролируемым потоком в любую секунду.  Однако сейчас мать Ганса сохраняла поистине гробовое молчание. Женщина пепелила свою русскую невестку крайне ледяным, очень чужим и отстранённым взглядом, словно между ними и в помине не было никакой эмоциональной близости, словно не ей, Гертруде, Полина Орлова изливала все свои страхи и опасения по поводу Ганса… Гертруда Кляйн, однако, почему-то, слегка потупилась, поймав до безумия укоризненный и гневный взгляд своего супруга.  — Гм… Согласна. Получилось слегка… неприветливо, что ли. Нужно мне было чуть-чуть изменить тон подачи и саму формулировку нашего условия, это верно… Однако основную мысль, суть самой формулировки, ты, надеюсь, уж очень крайне на это надеюсь, уловила, Polina. Ещё раз повторяю: я не желаю слышать в своём доме, в его стенах и под его крышей, русскую речь. То есть, совсем. Ни слова.  Даже тот преподаватель, которого мы тебе наняли, будет объяснять тебе учебный материал исключительно на немецком языке.  На первых порах — упрощёнными формулировками, затем, когда ты окончательно освоишься с нашим языком — он перейдёт к весьма обычным формулировкам, привычным для нас, немцев.  И, да. Твой наставник — коренной немец, уроженец Берлина и по-русски, соответственно, он не знает ни слова.  Решай, Polina, что тебе дороже: твоя русская речь или же — дети и полноценная возможность сохранить брак с нашим с Джозефом сыном… — Не думаю, что Ганс разведётся со мной непосредственно по Вашей на то указке, — вдруг смело съязвила русская блондинка, заставив Гертруду Кляйн в прямом смысле опешить.  Однако, несмотря даже на этот факт, пожилая Фрау очень быстро «нашлась». — О, поверь мне, девочка, мой сын крайне охотно разорвёт с тобой все возможные связи, а точнее, ему просто не останется другого выбора, в том случае, если я сама буду всецело против вашего с ним союза… А тебе бы сейчас следовало бы в полной мере прислушаться к моим словам заместо того, чтобы хамить мне. — Я принимаю абсолютно все условия Вашей семьи, уважаемая Фрау, — сглотнув, твёрдо заявила Полина Орлова.  — Вот и умница, дорогая моя невестка. Меня и вправду порадовал прямо сейчас тот факт, что ты, всё-таки, сделала донельзя правильный выбор и что муж и будущие дети действительно оказались тебе дороже твоих принципов…  А сейчас, довольно разговоров, моя дорогая. Завтракай и поднимайся на третий этаж, в кабинет Ганса. Дверь тебе укажет Сара. Именно там тебя уже ожидает твой новый преподаватель по немецкому языку и крайне жаждет с тобой познакомиться… Полина Валерьевна Орлова-Кляйн безмолвно кивнула, облизнув пересохшие от тотального страха губы и в крайне вымученной манере — улыбнулась своей свекрови.  После этого, весьма и весьма неприятного разговора с Гертрудой, аппетит у девушки совершенно пропал.  Серьёзно, Полине более не хотелось есть. Вообще.  Настроение также существенно упало, в одночасье оказалось на нулевой отметке… А уж знакомства с её новым преподавателем по немецкому языку, Орлова и вовсе не желала. Отнюдь.  Но, да. Неоспоримая истина звучала так: живёшь под немецкой крышей, в абсолютно чужом доме, в чужой для тебя стране, значит, будь добра, принимай все условия немцев.  Однако Полина была действительно согласна на каждое условие своих новоиспечённых иностранных родственников.  В принципе, а куда ей было деваться, у неё что, действительно был выбор?.. Вздохнув, Полина принялась медленно и совершенно без малейшего признака на аппетит, поглощать свою порцию вкусного завтрака.   — Поторопись, — предупредила русскую девушку Гертруда Кляйн усталым тоном. — Преподаватель вовсе не планирует тебя долго ждать, поверь, у него и без тебя дел куча.  Полина Орлова в очередной раз грустно кивнула собственной свекрови, поспешно намазывая свежайшее масло на ломтик такого же по свежести белого хлеба.  Отчего-то беременной блондинке прямо сейчас начало действительно и в полной мере казаться, что её предстоящее знакомство с будущим преподавателем по немецкому языку отнюдь не сулит ей самой ровным счётом никаких положительных эмоций…