Разбитая ваза

Все тело сковала тугим узлом, словно шибари, но я по-прежнему продвигался к двери ванны.       Куда же запропастился Кассиус? Голова шла ходуном пока лапа скользила по ручке в попытках ее провернуть, — щелчок — и приятный запах виноградных лоз, теплая атмосфера встретила меня. И тишина. Никогда не думал, что он оставит меня одного — даже странно. Подойдя, я решительно прильнул к крану, открыл и, омывая свою шерстку и лицо, почувствовал колющее чувство. Волнение. Я не один.       Мое отражение тоже подтвердило это, когда чья-то лапа взяла меня за шкирку и потянуло в ванну. Жалкий вскрик вырвался, но оборвался так же резко, как и начался. Как и прыжок с парашютом, как и нож у горла… сердце жалобно колотилось. Я умру. Умру, даже не зная своего убийцу в лицо. Только шерсть цвета снега.       Если вам не знать, каково ощущение у этого, то просто возьмите свежеиспеченный хлеб и приложите к губам. Таким была его лапа. Он здесь.       — Черт, — отчеканил Кассиус, отпуская меня, — Я думал это были Сердцееды, — складка на его переносице пульсировала, сердце продолжало колотиться, и все что я ответил:       — Простите, сэр.       — А шум?..       — Ваза, — протянул лапу. Рана пульсировала, но крови больше нет, — Разбил ее. Вот и пришел сюда. Простите, что вынудил прервать ваши водные процедуры.       Кассиус смотрел, точнее сверлил меня взглядом полным красных волн, и блестящих в слабом свете лампы. Он что, беспокоится? Понимаю питомец, но сменить меня будет как перчатку — в два счета! Зря он волнуется. Узнай мою подноготную здесь и ставь к стенке. И вся миссия пойдет под откос, в пучину осуждения и ненависти. Ко мне. Хотя, будь я мертв, никто и не взглянет в мою сторону. Просто забудут. О цели, плане мести.       Куцые облачка пара окутывали нас с ним теплотой. Он взял мою лапу и повертел как игрушку, жадно блуждая глазами. Мой взгляд скользнул ниже лапы… он нагой. Его мех, словно синтепух. Интересное сравнение его с игрушкой. Хах.       — Не болит? — все что и вырвалось у него из губ, приятно причмокивающих. Как и во время еды, раздумий и после потных работ в зале.       — Уже нет, — толчок, и вот он соприкоснулся со мной, еще один — он обхватывает мой затылок и притягивает к себе. Жадно вбирая. Ноги непринужденно, словно на рефлексе, бьются о стены ванны. Настолько это неприятно. Но что я мог делать, пока он пытается меня изнасиловать?       Или нет?       Вместо этого он, отпрянув, лишь сказал:       — Извини.       В груди гулко билось, а в горло забрался томящийся ком, как дуло, которое поместили тебе в глотку.       «Извини».       Это было так жалко с его стороны, но…       Практически не понимая, то ли желание высказать все потаенное, то ли желание снова ощутить прилив тепла и продлить дьявольское сладострастие, изучить каждый дюйм его тела, каждый волос, я, привстав, ухватил Кассия за предплечье, мокрое и скользкое, но не менее привлекательное. Его мысли, и, в пойманном моменте запечатленная от изумления морда, чье недоумение в глазах сосчитать не составляло труда, меня не волновали. Раз есть шанс, грех им не воспользоваться.       Недоумение сошло с его лица. Видимо, Кассиус пристально обрабатывал все происходящее. Внутри все будто остановилось, сердце отбивало свой ритм предельно медленно, глядишь и вовсе остановится, едва успеешь вздохнуть. Но я не дышал, а внутри все кричало: «Какая глупая, опрометчиво глупая, сука, затея!» Авантюра, где помимо желания и рвения, должна быть и рациональность и понимание совершаемых поступков. Первое вдвое перевешивало второе, боясь обрушится. И все это взвалилось на меня, наверно уже покрытого пунцовым с головы до задних лап… Зато глядишь, а для Кассия появился повод отпихнуть, отказать, а при возможности своего положения, публично опозорить меня. Но для меня оказалось удивлением, что несгибаемый волк скинул свой покров и уступил ее место чему-то потаенному, запретному, тому, о чем не приемлется говорить родственникам или друзьям, и вошел обратно в душевую кабинку, нежно погладил по подбородку, опускаясь все ниже, к выпуклому бугру между ног.       Страсть сменило желание. Вдыхая, что есть возможность, поцеловал его первым. Причмокивания, а позже и вторившие движения языки внутри. Пар постепенно растворялся, словно раскрепощая, снимая с нас полностью всю отвественность и даруя свободу пошлости. Наша шерсть ластилась, а прилив жара и давящий в трусах член только распаляли желание быть трахнутым сыном дона мафии.       Движения Кассия не выдавали в нем той былой властности, что хомутом сжимало горло. Только неловкость в движениях (вероятно, я был первым, но уточнять у него это не стал). Ласковые, не лишенные грубости хваткие лапы, что раздели меня и опустили на колени.       — Так сразу. — замявшись, прошептал я. Это не прошло мимо уш Касса и:       — Да? И с чего предложишь начать, Ал?..       Сколько пройдет времени, прежде чем нас хватятся за этим, уже меня не волновало. Пока есть возможность дышать полной грудью, находясь под сенью семьи Кассиуса — буду дышать до последнего вздоха. Не смотря ни на что.       Только бы не чувствовать себя ненужным.