Баллада об учительнице, убивающей мужланов

ГЛАВА 7 — CHOP IS DISH Мне страшно. True/False/Not stated Это модно сейчас, да? Спустя десятилетия обвинять толпой в домогательствах одного дядьку? Почему раньше-то молчали? Ах, ну да, Голливуд только сейчас диктует подобные тренды. Продам почку. Стану донором яйцеклетки. Пластическими операциями перекрою лицо. Пересажу волосы. Уеду преподавать в Сибирь. Буду носить норковые шубы и передвигаться на санях, запряженных оленями. Стул скрипел. К зубам прицепились ошметки маникюра. Края ногтей зазубрились. Настя Непейвода из 10 Г. Ее классный руководитель — Максим Александрович. Вдруг я задам учить слова, она не выполнит домашнее задание, получит два и шантажом исправит на пять. Об этом доложат министерству образования и меня попрут из школы. Порвут диплом, сожгут IELTS. Я устроюсь уборщицей в Fix Price... или на рынок? — Это Турция! — буду вопить я. — Ножка дышит? Пальцам не жмет? Переселюсь в коммуналку в хрущевке. От голода съем Шанель. На Авито продам шмотки. — Анфиса Владимировна, — позвала Лилия Егоровна Кислородова. — Не отведаете ли чайку в лаборантской? *** Банки, склянки, колбы, пробирки, измерительные стаканы, пипетки, воронки, реторты. Нина Васильевна Квадратова на диванчике в черновике доказывала теорему, Екатерина Петровна Достоевская проверяла стопку тетрадей по литературе. Лилия Егоровна протирала лотки после лабораторной. Окна совпали, и мы тусуемся на ланче. Екатерина Петровна ойкнула: — Пролила! — Чья тетрадь? Отличника или двоечника? — спросила Нина Васильевна. — Хорошиста, — грустно вздохнула она. — Ага! Конспект не написан! Екатерина Петровна требовала писать конспекты по биографии писателей, произведения которых проходят, чтобы дети натренировались для college и université. — Значит, не сдавал тетрадь, — подхватила Лилия Егоровна. Третьим уроком второй смены у меня индивидуальное занятие с надомницей — так у нас называли детей с ограниченными возможностями здоровья. Я напрасно изнервничалась. Да, у девочки проблемы с концентрацией, но она целеустремлена. Я понимала, что ее мама хочет, чтобы дочь была как все и получала образование. Но процесс обучения сложен как для девочки, так и для учителей. Уроки русского от Екатерины Петровны и математики от Нины Васильевной ей пригодятся. Английский? Нет. *** Историк опустошал упаковку сигарет под березой и дрожал от холода. Я стирала форму после школы в дни его уроков. Куртейку он вешал в шкаф, не задерживающий надолго внутри себя запах курева. На электронки хоть бы перешел. HQD там... IQOS? Я не разбираюсь. Но Лютая, ими в школе затянувшись, пахла божественно. На географии я нюхала ее зипку и успокаивалась. — Вот мы и встретились, Борис Федорович. — У него фамилия Грозный! — Выши детки в пятый перешли, да? Мать-историчка и отец-историк родили истерика. Неуравновешенный, взметчивый, несдержанный. В 8 классе он рассадил меня и моего лучшего друга, якобы потому что мы списывали друг у друга (мы не списывали — оба тупые). The whole год три раза в неделю по сорок минут мы сидели на разных рядах и поодиночке выживали на обществознании и истории. Лютая колдовала ему рак и бездетность, чтобы не размножался. — Не ты, Анфиса, у них, — усмехнулся он, — не ты. Круглое лицо, короткие редкие волосы, брыластые щеки, выпирающий и свисающий спереди балласт. — Замену никто не отменял. — Я по-злодейски расхохоталась. На тесте по обществознанию он, скривившись, тыкал указательным пальцем мне в лицо и, захлебываясь слюнями, обвинял в скатывании. Я. Не. Скатывала. — Не расслабляйтесь, коллега. *** Шанель бросалась под колеса самокатов и велосипедов, провоцируя несчастный случай. Я взяла ее брыкающуюся на руки и потащила к шаурмечной. Она утихомирилась. ПВЗ Вайлдберриз вклинился в первый этаж дома буквой Г. — Лютая! — окликнула я. — Вика! — Молчи! — шикнула она и потянула меня за стойку. Вика обеспокоенно елозила, коленями протирая плиточный пол от пыли. — Что стряслось? Йога без коврика? — Ваня. Он отгружает товар. — Обозналась. — Невозможно. — Есть кто? — искал Ваня сотрудницу, коробки доставляя. — Есть. — Я вынырнула, цапнув Вику. — Дверь придержите, Виктория Лютая. — Он вытаращился. — Две свиньи на ПВЗ... — пробормотал Ваня. Шанель сердито хрюкнула. Она, принимая ванны с пеной и морской солью, не приравнивала себя к дикарям, возящимся в грязи. Для Шанель любое сравнение нее с человеком было оскорблением. — Я, вроде как, трезвый как стеклышко. Почудится же, ха-ха. — За языком следи, — ощетинилась Вика. Викины дети проклянут ее, если она выйдет замуж за Ивана. Обещаю, за лопоухость они не поблагодарят батю. Он чуть красивее обезьяны и чуть страшнее неизвестных и непопулярных мужчин, которым в журналах для тетенек за сорок присваивают титул секс-символа поселка, города, страны, мира, планеты, солнечной системы (они, как показывает практика, дряхлые, морщинистые, старые и не-кра-си-вы-е). Коротка стрижка выставляла напоказ непропорциональную форму черепа. Нос с горбинкой, пожалуй, единственная привлекательная черта. Провалившийся эксперимент по скрещиванию крысы, волка и инопланетянина я представляла по-иному. Ваня — причина, по которой на упаковках шампуня пишут инструкцию использования. Он выглядел как человек, который ест суп вилкой, и как персонаж компьютерной игры, у которого не прогрузилась моделька. Если бы быть красивым было преступлением, он был бы невиновным. 2020 кончился, но его глаза до сих пор соблюдали социальную дистанцию. Его рост такой же низкий, как и его оценки в школе. — Ты! — процедил Ваня. — Я. — Вика придержала дверь и, пнув застывшего парня, прошипела: — Повремени с расспросом. — Я заберу твою дочурку, — доложила я, оставляя Ваню один на один с хищницей, — Стейси. — Д-дочь?! — Ваня, теряя сознание, зашатался. — Она... от меня?.. Инфаркт ему обеспечен. *** Стейси и Шанель устроили чаепитие из пластиковых чашечек. Я терялась в планах уроков на завтра. Мозоль на среднем пальце краснела, рука отваливалась, чернила кончались, спина не разгибалась. Семь уроков в первой смене и пять во второй. С конца осени я буду заканчивать работать в ночь и начинать в темень. Вышитые звезды на небе подбадривали бы, но свет города срывал их с полотна, испчаканного черным. Ни блесток, ни глиттера над головой. Лишь фонарные столбы с тусклыми лампами. Вика танцевала с косметической маской на лице. Ваня скрасил ее смену. — Я влюблена-а-а, — пропела она. — По натальной карте проверила совместимость. — Каков результат? — Он мой человек. Ваня — простак. У него нет соцсетей. Он не следит за модой, трендами, хитами. Телевизора и любимой ему выше крыши. Осуждать Вику за выбор пока не стану. Мой отец тоже пещерный человек. Он с кнопочным телефоном проходил до тех пор, пока я свой старый не отдала. Я размышляла о Барашке — его скотском и идиотском поведении. Не исключено, что Баран шастал налево. Неожиданно купленный абонемент в спортзал — признак измены. Его сородичи посещают спортзалы, чтобы подцепить любовниц. Они насмехаются над качающимися девушками, прилипают к ним сзади, чтобы «подстраховать, помочь», и трутся членами. Исключением являются молодые мальчишки, добивающиеся пресса и мышц, и мужчины в возрасте, которым жены и врачи прописали для здоровья бассейн и беговые дорожки. *** Таисия Криворучко текстовыми выделителями красила ногти, Карина Деньдобрый — замазкой с кисточкой. Андрей Лапочкин списывал химию. Миша Светлов читал, Маша Темнова переводила. — Peter thinks Maria should lose some weight. — А Питер не ахерел?! — возмутилась Маша. — Шат ап, Питер. — Calm down, Maria. — Ее негодование обосновано. — Continue translating, please. За пять минут до звонка я пообещала пятерку каждому, кто подпишется на мои профили и аккаунты в социальных сетях. — На чьем это вы концерте в Корее?! — Бурдж-Халифа реально огроменная?! — Это Пхукет?! У меня дядя там был! Я удалила фото в купальнике от греха подальше. На обеде учителя начальной школы кисли, размазывая пюре по тарелкам. Они столкнулись с родителями, возмущенными сниженной оценкой за несоблюдение стандартов оформления тетрадей по математике. Цветы жизни не отступили заданное количество клеток и получили соответственную оценку. Старые хрящи, пишущие «призедент» и «потому-что», втоптали в грязь современное образование. Зачем первоклассникам следовать нормам заполнения тетрадей? Чтобы учителя разобрали, где иероглифы заканчивались, и чтобы через двадцать лет дитятки не лажали с оформлением документов поважнее. Стейси, Тимоша и Шанель, катаясь на карусели, потребовали воды. Я сплавила их старикам с татуировками, прикинувшись обманутой счастьем девушкой, женатой на прикованном к кровати инвалиде, и навестила Катю в Пятерочке. Она меняла ценники, ловила мышей и отправляла просрочку в сумку. — В приготовлении каких блюд кровь используют? — спросила я Катю. — Оладьев. Бабушка оленью кровь сливала в них. После прогулки я снова зарылась в конспекты. Рука дрожала, глаза слипались. Учителям английского еще везло. Русисты и математики времени не жалели на подготовку к урокам — выбора нет. Физрукам бы зарплату сократила из вредности. *** Уроки по средам во вторую смену отщипнули часов для сна. Я привела себя в порядок и, с Викой втиснувшись в электричку, поехала к Полине. Напротив нас сидел учитель физики из незнакомой мне школы с вместительным рюкзаком и проверял самостоятельные работы. Красная паста в ручке быстро кончалась. Полине предложили опубликовать в молодежном журнале постеры с ее изображением, ублажив этим фанатов. Вспышки камер ласкали Скоробогатую, подчеркивая фигуру. Высокие люди правят миром. — Да! Именно! — выпалил фотограф, прогибаясь так, будто йогой занимается. — Взгляд кокетливой обманщицы! Взгляд бизнесвумен, что утрет нос выскочкам! Взгляд хладнокровной серийной убийцы! — Вот это профессионал... — Слеза восхищения стекла по Викиной щеке. — Не плачь, — цокнула я, — твоя жидкость, вырабатываемая слезными железами, испортит платье, которое я тебе дала. — Прости, — извинилась она. Полина была создана для папарацци. Вырвавшись из лап матери, она расцвела. Я всячески тушила в себе зависть. Ни к чему хорошему она не приведет. — Сколько я тебе должна? — обратилась Полина к Владу. — Отстань от меня. — Ну Влад. — Я тебя не знаю. — Просто забей, Полин, — посоветовала Вика. — Богачам полезно для здоровья и совести иногда поддаваться транжирству. — Прислушайся к подруге, — поддакнул он. Прогнав Влада, мы купили бабл ти и остановились в котокафе. — Настя учится в школе №13, — выдала я, котенком вытерев лужицу чая. Удобно. Кошачья шерсть хорошо впитывала влагу. Может, прикупить себе одного? — Что?! — Викин кот тоже обалдел. — Убьем ее, — предложила Полина, трубочкой ловя тапиоку. Ее кошка играла с браслетом, цепляясь за украшение когтями. — Рано, — хмыкнула я. — Она моя должница. Я ей жизнь спасла. Ей незачем усложнять мое существование. Я проработала тревожность. Будь что будет. Нет ничего, с чем бы я не совладала. Оставаться БЕСстрашной и НЕпокорной — моя задача. — Говоришь так, словно есть кто-то, кто бы не защитил постороннего от изнасилования. Я пожала плечами. С каждым новым днем работы в школе я осознавала, почему олени, выпрыгивая на дорогу, не избегают несущегося грузовика. Уснула я на кухне, влажной от слез щекой приклеившись к листочку с конспектом урока. *** Вмятина на пол-лица задержала меня, и я опоздала на первый урок. Охранник, вызвав завуча, заблокировал турникет. Старикан напрочь отказывался верить, что я учительница. — Я классный руководитель 10 В! — срывалась на крик я. — А. В. Хамловская. Проверьте в табло с расписанием. У 10 Г первый урок веду. — А я директор школы, — противно ухмыльнулся дед. — Какая вы непунктуальная, Анфиса Владимировна, — зевнул Максим Александрович и, попытавшись пререлезть через турникет, смутился. — Куда лезешь?! — гаркнул охранник. — Завуч с вами разберется. — Послушайте, — засуетился Максим Александрович, — мы учителя. Я и Анфиса Владимировна. Здесь преподаем. Вот как заговорил... — Два сапога пара. Шутники бездарные. Вы не моя проблема. Вовремя в школу ходить надо. Она английский «ведет». А ты? Информатику небось? Ха! — Бегом в класс! — Борис Федорович вылез из берлоги зама директора по безопасности. Первую неделю, хвастаясь формой офисного стиля, школьники ходили по школе, как модели — по подиуму на показе мод. Пиджаки, рубашки, брюки, сарафаны, туфли. Одиннадцатого сентября карета превратится в тыкву, и из гардероба им по душе будят толстовки, свитера, джинсы, кроссовки. Любители стиля old money оставались верными вкусу в одежде и в предновогодние учебные дни, когда коридоры школы становились вольерами для оленями — нет, я не обозвала детей животными; они скупали ободки с рогами в Fix Price через дорогу, бегали по этажам и пели новогодние песни. Мутная от смешивания красок вода плескалась в раковинах женского туалета. Светлана Михайловна Пятнова, изошница, промывала кисточки и палитры и ворчала: — Директриса сегодня в 5 утра звонком разбудила и попросила, чтобы я набрала девочку, у которой папа — стоматолог. У ее внука что-то с зубами, и ни одна клиника не принимает их. — Возмутительно, — осуждала я. — И я о том же! Меня нисколько не поражало пренебрежение властью и связями. Директриса и при моем обучении не сахаром была. На первом этаже вдоль стен вывешены плакаты в честь первого сентября, фотографии бывших учителей, выдающийся учеников и старого здания школы до пожара в двухтысячных, расписание звонков и уроков. У колонн, облепленных разбитой мозаикой, теснилась стеклянная витрина с золотыми поддельными наградами. Я хохотала над искаженным отражением Анфисы Хамловской с громадным лбом и расплывшимися ушами в чаше кубка. Мы с другом часто фоткали себя здесь. — ... чурка обугленная, — насмешливо процедили в раздевалке. Фаина выскочила оттуда с ветровкой под мышкой и в кедах с незавязанными шнурками. Полураскрытый рюкзак спадал с плеча, и синие ручки с простыми карандашами рассыпались по полу. — Фаина! — позвала я. — Анфиса Владимировна. — Учительница немецкого до 15 лет прожила в Германии. Она владела русским, немецким, английским и французским в совершенстве. Уроки немецкого вела, совмещая в речи и русский, и английский, и немецкий. Столько страсти и любви к предмету я видела редко. — Булочку с корицей будете? А то я взяла две и наелась одной. — Нет, спасибо, — отказалась я. — Никаких нет. — Она заткнула мне рот булкой. — В вашем возрасте мало есть опасно. — Спфвсибво... *** Воспитательницы настукачили Вике, что Стейси поцапалась с девочкой из группы и поставила ей синяк. — Стейси, нельзя бить других деток! Кто бы говорил. — Но мамочка! Она издевалась надо мной и называла тебя про... прости... простиуткой. Проституткой. — Вот мелкая пиздючка, — выплюнула Вика. — Почему ты раньше не сказала, принцесса? Я уже пролайкала фотки в инсте ее непутевых родителей. Анфиса, освободи стол, пожалуйста. Я наведу порчу. Конспекты бумажно-чернильным покрывалом застелили постель. Я, лежа на учебниках, методичках и тетрадях, болтала ногами, листала ленту с блогерами и инфлюенсерами в обалденной одежде, лайкала посты однокурсников, урвавших богатых партнеров и отдыхавших на море, и завидовала. «Каждому лингвисту нужен свой айтишник», — эту аксиому на сессии упомянул мой любимый преподаватель. Я хочу отношений. Нет, не хочу. Или хочу? Maybe я хочу работать для души и иметь на поводке обеспеченного мужа? Я, как стрелка компаса, металась между жаждой любви и жаждой денег. Что выбрать? Любовь с деньгами? Деньги с любовью? Мои родители влюбились нищими и поднялись к рождению меня. Старший братец бедной жизни не радовался. — Сложно, — прорычала я, разорвав на кусочки конспект. Необходимо сполоснуться. Зеркало запотело, пар вился у вздрагивающих плеч, волосы прилипли ко лбу, горячие слезы с холодной водой капали на дно ванны. Деньги. Любовь. Отдых. Напуганная Фаина. Травля в школе... Я обязана была остановить ее, поговорить, защитить. Слезы драли горло. Я не смыла негативные эмоции и неприятные воспоминания. Травлю в школе не удалить из памяти. Я подвергалась буллингу. Мы жили в одном доме в одном подъезде и ходили в школу и домой по одному пути. Я намеренно рано вставала и выдвигалась в школу за двадцать минут до звонка, чтобы не столкнуться с ним. С последнего урока я бежала в раздевалку, хватала куртку, сменку и покидала школу, чтобы не идти позади него и не сбавлять шаг. Между четвертым и вторым этажами я тряслась от страха, что лифт вдруг остановится на третьем этаже и мне придется ехать с ним. Я поскальзывалась на льду. Ноги вязли в снегу. Фонарь плохо освещал дорогу. Я оборачивалась, молясь не увидеть его за спиной. У шестых и седьмых классов была вторая смена и семь уроков заканчивались в 18:30. Он на год меня младше. Лишь год я училась спокойно. Год. Куски снега и оскорбления летели в затылок. Слезы наворачивались на глаза. Я была бессильна. Бежать — все, на что я способна. Лучший друг советовал игнорировать этого урода. Избегание конфликта не помогло. Когда я действовала, мне что-то вечно мешало. — Пошел нахуй. — Хамловская! — Я притягивала учителей. — Что за выражения?! Однажды я открылась маме, которая меня бы спасла. Я ее дочь. Она меня родила. Она меня должна любить. Она обязана быть на моей стороне. — Сама виновата. Посмотри на себя. Не пойми что. Не пойми что. Почему я? Почему меня травили? Чем я отличалась от других? Я была не без греха, не отрицаю, но и не заслуживала беспричинной ненависти. Угрожая докладной от классной руководительницы, я отбилась от него. — Прости, Фаина, — захлебывалась стонами боли я, — я уберегу тебя. Честно-пречестно. Не допущу ущемления ученицы. Не прольются слезы Фаины. Стейси сопела в кресле, Шанель облизывала миску, Вика читала журнал. — Ты чего заплаканная? Глаза краснющие. — Пятиклассник написал cat как kat. Шампунем промывала. — Завтра у нас со Стейси и Ваней свидание. Она оценит его и вынесет вердикт. Достоин олух нашей семьи или нет. — Ты правильно поступаешь. Рискованно и эгоистично впускать в сердце человека и не уточнять мнения ребенка. — Стейси важнее Вани. Остаться разведенной не приговор. Она мое все. Физически, ментально и эмоционально Вика готова к новой фазе в ее жизни. Не поздно расти и совершенствоваться, искать себя и любовь, принять мечты и цели. Вика включила на колонках Queencard от (G)I-dle, разбудив дочь, и мы втроем затанцевали, как умели, и запели, как ревущие коровы, не поделившие поляну. Потом она врубила саблиминал на здоровые отношения, успех и удачи, и я полезла за берушами. Ночью Шанель вырвала странички из Викиного журнала. *** Саша Королевская переписывала решение задачи по физике у Марго, параллельно читая вслух текст. — Хорошо, Саша. — Остановила я. — Нехорошев, продолжай. Нехорошев не отреагировал. — «Unfortunately...» — произнесла я начало предложения. Бровью не повел. — Меня! Меня спросите! — Миша Светлов прыгал на стуле. — Темнова. Маша отобрала у друга учебник. На перемене я носилась по коридорам из класса в класс, из учительской в учительскую. Нина Васильевна изводила школьников контрольными работами на повторение законченного курса прошлого года. В 10 В некоторые не принесли тетради для контрольных. Она им голову оторвет. Выброшенные в помойное ведро у доски листочки я не дам им в понедельник доставать без перчаток под встрепку и ругань. Так я влетела в кабинет информатики. — Максим Александрович! — Он неохотно расстался с МакБуком. — У вас есть тетради в клеточку. Небольшие. По двенадцать листов? — Ни поздоровались, ни поприветствовали. Как невежливо, Анфиса Владимировна. — Good morning, Максим Александрович. — Я одарила его реверансом. — Тетради есть. Штук шесть хватит? — Thanks. — У меня и у вас окна на четвертых уроках. Подойдете и напишете тест. Буду ждать с нетерпением. Ой. Уговор вылетел из головы. Я не знала ни одной темы. Ничего не изменилось с обучения в этой школе. — Моего провала? — невесело спросила я. — Возможно, — он хищно улыбнулся. — Какой вы честный. — Я захлопнула экран МакБука. — Для приличия могли бы соврать, что ожидаете успеха от одаренной, разносторонней учительницы. — Я не учился в университете на потакателя. — Плохо. Школа будет требовать необходимые для учителя и не относящиеся к его профессии навыки: садоводство, спорт, продвижение в медиа. На меня повесили ведение страничек и профилей школы в соцсетях. Вас запрягут оформлением постов. — Не каркайте, Анфиса Владимировна. — Не сопротивляйтесь очевидности, Максим Александрович. В месяц олимпиад, в октябре, кого-то молодого, кому надо строить личную жизнь, завучи поставят в нерабочее время провожать детей на муниципальный этап в школу на другом конце города, потому что наш храм знаний не оборудован. Кто-то в выходные за чай с печеньем выступит коучем на мероприятии для учителей-гостей с «целью распространения эффективного опыта организации работы руководящих и педагогических кадров по повышению педагогического мастерства». Кто-то, заменяющий педагога-организатора не по собственному желанию, спланирует посвящение в «Орлят России». Из плюшек избранным, или отказавшимся, учителям предоставлялись билеты на патриотические концерты. Министерство образования заботливо. Саша Королевская: Мы информатику головную боль наколдуем! Карина Деньдобрый: Good luck! Миша Светлов: Держим кулачки *смайлики удара кулаком в лицо* Нехорошев: *Сообщение удалено* За урок я не выучу учебник девятого класса, не напишу шпаргалок и не поумнею. Максим Александрович, вытянув ноги, развалился на стуле. По его рукам тянулись вены. Мои проступали после тяжелых пакетов с покупками. Встрепанная челка обнажила нахмуренный лоб. Валочный топор в нем завершил бы композицию. — Нездоровится? — крадучись прочирикала я. — Тест отменяется? — Сердобольность вам не идет. Были бы вы моей медсестрой и утешали бы, что сломанная нога — бессрочный отпуск, а усложнения из-за неправильно наложенного гипса — продление отпуска, я бы вас прогнал и разрыдался. Внедренное успокоительное не подействовало бы. — Поэтому я и пошла в преподавание. Я бы не попала иглой в ваши вены, и вас бы приняли за наркомана. — Я погладила голубую лозу, вьющюся по его руке. Он опасливо отдернулся. — Или бы ампутировала не ту конечность. Неловко вышло бы. — Спасибо, что сохранили репутацию медицинской сферы нашей страны. Мне нравилась его фальшивая любезность. — Продолжайте. Благодарите дальше. Однако Максим Александрович поставил нашу игру на паузу. — Тест напечатан, телефон конфискую, закатайте рукава и покажите руки. Я сдала кнопочную раскладушку. Он, вздохнув, уставился на меня. — Что? Я люблю ретро. — Я жду телефон. — Он подставил ладонь. Я вяло простилась с айфоном и заняла последнюю парту первого ряда, поменяв стул, на сидушке которого нарисовали мужской половой орган. Пропорции вызывали вопросы. Максим Александрович протянул листочек А5 с 20 заданиями с двух сторон и не собирался проваливать. — Максим Александрович, ну что вы бродите около меня? Не мешайте мне концентрироваться. — Анфиса Владимировна, я тронут, что вас, как и многих, мои красота и очарование отвлекают, но не могу ничего поделать. Оставлять вас без присмотра — себе вредить. Безвыходная ситуация. — Максим Александрович! — позвала Екатерина Петровна Достоевская. — Почините, пожалуйста, электронный дневник. Опять не грузит! — Сперва у меня! — Протиснулась Нина Васильевна Квадратова. — Ваш 10 Г лебедей нахватал. Не терпится выставить оценки. Максим Александрович вспыхнул от стыда. Мы в сговоре. Я обещала насобирать каштанов на поделки по Окружающему миру для их внуков. — Чтобы без списывания. — Он грозно прищурился и исчез с моими напарницами. Я пронесла раскладной компактный самсунг в носке. Он частенько выручал на онлайн конференциях в зуме. Я не сооружала баррикады из корешков учебников, цветочных горшков и пеналов, чтобы облокотить устройство. Достаточно было сложить его под углом в девяносто градусов и любоваться лицом себя или собеседника. Ленивый Максим Александрович, взяв тест с первого сайта, перестраховался и забрал smartphones у 10 В. В 1 — А), в 2 — Б)... Размашистые шаги торопили. В 19 — Г)... Ручка дернулась. Я, в двадцатом ответив наугад, просунула самсунг под бедро и выпрямилась, выпятив грудь. — Прогуливаете урок, Максим Александрович? — Выполнял обязанности информатика. Вы закончили, Анфиса Владимировна? — Да. — Порыв ветра сдул листок с края парты. Я, приподнявшись, потянулась за ним, и что-то с 512 Гб упало под стул. — Упс. — Работа аннулирована, — он расплылся в ехидной улыбке. — Курицы несут яйца, вы несете телефоны? Прибыльная особенность. — Забыла сдать! — запылала я. — Впредь будьте внимательнее. — Мне подбросили! 10 В разочаруется и не признаст в классной руководительнице, разбрасывающейся обещаниями, уважения. Они кинут мне смс бомберы и распространят по школе сгенерированные нейросетью обнаженные фотографии меня. Я уволюсь и скончаюсь с застрявшей в мусоропроводе головой. — Вы вручили 10 В тест, потому что они себя плохо вели. Я права? — Нет. — Да. Прав тот, кто знает больше всего языков. Я владею тремя: русским, английским и французским. А вы, Максим Александрович, на скольких шпарите? — И я знаю три, Анфиса Владимировна. Ничья. — Да что вы, и какие же? — Русский, Питон и ДжаваСкрипт. — Языки программирования не в счет. Вы промолчали, потому что испугалась, что директриса, завучи, учителя и родители расценят вас как непрофессионального педагога. Не смогли десятиклассников укротить. — Нет. — Да. — Н-нет. — Да. — «Какой он учитель, раз не способен успокоить», «это даже не самый буйный класс, что будет с 6 Г», «слабак». От осуждения не избавиться. Тебе признаются, что завидуют произношению и беглостью белой завистью, за спиной насмехаясь над сосредоточенностью и неболтливостью на занятиях по английскому языку. «Какой толк от знаний, если ты не общаешься ни с кем из нас в группе? Кринж, ты забитая и закомплексованная». Я, намеренно не заводив друзей по учебе, не отвлекалась на уроках. — Отныне докладывайте мне о капризничании 10 В. Оценки за понедельник не трожьте — они заслуженные. Я приношу извинения за сложившуюся ситуацию и обещаю отчитать и детей, и родителей. Первым вставлю сейчас, вторые на родительском собрании потеряют слух и деньги. Шторы заменить, шубу прикупить. Не буду препятствовать вашему возможному желанию написать докладную. — Низко поклонившись, я оставила пораженного Максима Александровича в кабинете. А я ведь еще нападала на него. Мне так стыдно за свой класс. Я ужасная классная руководительница. Как я позволила им расслабиться? 10 В недолго ликовал снятию с физкультуры. Я заперла гаденышей в актовом зале и, размахивая шнуром от микрофона, наорала на них. Со звонком они заскулили и запищали. — Пожалуйста, отпустите! — Нина Васильевна нас убьет опоздание! — Убийство мной вас не пугает?! — рявкнула я и хлыстнула поводом по первому ряду. — Please... — Сгиньте. — Объятые страхом мордочки разомлелись. — Фаина, задержись. — Мне отрежут пальцы... — Поправочка, твоему обидчику. Фаина угасла, застыв. — Знаешь его имя, фамилию, номер класса? — Да... но... зачем вам мне помогать? — Я твоя учительница английского. Я твоя классная руководительница. После первого буллинга я поняла, что нужно быть смелее, храбрее и агрессивнее, чтобы корень проблем засох. Когда две мои тупые одноклассницы обзывали меня и моего лучшего друга, я через неделю потока издевательств перед ними разорвала их тетради по математике, ножницами вертела у носа и грозила отрезать волосы, с чужого номера осведомила их мамок о курении, повырывала страниц из учебников по истории и в конце года напомнила библиотекарше, облила горячим чаем в столовой, канцелярским ножом вспорола пуховики. И меня не вызвали к директору. Они были слишком напуганы. Конечно, я из прошлого — плохой пример. Но у меня не было выбора. Я была обычной ученицей. Учителя меня не защитили. Сейчас я твоя классная руководительница. Больше не давай себя в обиду. Мне знакомо твое чувство загнанности в угол. Чувство безысходности. Надави на его слабость. У своих я спросила: «Что? Папам пожалуетесь?» Ты бы видела их перекошенные рожи! Их обеих воспитывали матери-одиночки. Одна читала по слогам, и я называла ее дефектной. Вторая сутулилась, и я придумала ей кличку «псина». — Я сморгнула слезу смеха. Или печали. — Он огребет. Обещаю. Я позабочусь. — Не рассказывайте родителям, пожалуйста... Они будут волноваться. — И винить во всем тебя? — Да. — Знакомо. — Я показала, будто закрыла рот на замок и выбросила ключик. Фаина, всхлипнув, обняла меня. — Сэнк ю. Ужас. — Молчи, иначе я передумаю. Акцент сногсшибательный. Я поймала Юру Ангела в раздевалке. Браслет из синяков, схватив за жилистое запястье, я подарила ему. — Попробуй только недобро взглянуть на Фаину Троеглазову. Тебя мало дома лупят за оценки? — Я проверила его табель успеваемости. Он очень минималистичный. Одни двойки и пропуски. — Папуля о прогулах в курсе? — На каждого ученика есть характеристика от учителя. Я посплетничала с его бывшей учительницей начальных классов и почитала досье. Мамы нет. Вспыльчивый отец и мачеха. Неблагополучная семейка. — Пряжка от ремня оставляет следы. — Я выпятила нижнюю губу и надула щеки. — Думай о чем мелешь. Если ты безразличен всем, то это не разрешение на быдлядчество. *** Какой-то приколист написал на доске: «Кто храбр – тот жив. Кто смел – тот цел». И я вспомнила, как Вика рисовала пентаграмму, дабы историк не приходил на урок. Он, правда, приходил, но сильно опаздывал.