сборник текстовых

— Джисон, останься, пожалуйста. В слове «пожалуйста» нет ни капли просьбы, а интонация звучит, как приказ, не терпящий возражений. Джисон в молчаливой панике таращится на Чанбина, уже закидывающего рюкзак на спину, но тот лишь сочувствующе пожимает плечами, мол, «прости брат, ничем не могу помочь», хотя напоследок все же переводит обеспокоенный взгляд с друга на учителя и обратно. Одноклассники стремительно вытекают из кабинета, а Джисон обреченно плюхается за первую парту напротив учительского стола, стараясь не поднимать глаз. Минхо ждет, пока шум и крики затихнут в конце коридора, открывает журнал и недовольно стучит ручкой по столешнице. — Ты видел свои оценки? Джисон неосознанно закатывает глаза и молча мотает головой. Понятно, что с оценками все плохо, он проходил это уже сто раз и почти по каждому предмету: сейчас на него поорут, отчитают, повздыхают, но все равно поставят три, взяв обещание, что в следующий раз он исправится. «Следующий раз» пока что ни разу не наступал. Минхо встает из-за стола, и Джисон вздрагивает от резкого звука журнала, упавшего прямо перед ним на парту. Напротив его фамилии красуется одна, две… десять двоек, выведенных аккуратным почерком. — Откуда? — в шоке выдыхает Джисон, — Я же даже не ходил в эти дни. — Не ходил, — кивает Минхо, — Без уважительной причины. Соответственно — не сдал мне все, что мы проходили. Не сдал — получил два. От такой несокрушимой логики Джисон медленно начинает закипать. Это же очевидное издевательство, верно? Он просто садист, которому нравится терроризировать учеников. Или только Джисону так повезло? — Я не хочу ставить тебе два за четверть, — Минхо забирает журнал и возвращается к столу, — Но я это сделаю. Если мы не решим, как ты будешь это исправлять. Джисон поднимает глаза и тут же жалеет об этом, наткнувшись на высокомерный, самодовольный взгляд Минхо, облокотившегося на спинку учительского кресла. Да, он очевидно издевается. И это внезапно вызывает лишь желание издеваться в ответ, потому что быть мальчиком для психологического битья уже порядком надоело. Благо, Джисон знает о нем то, что почему-то заставляет чувствовать себя смелее. — Просто поставьте мне четыре, — равнодушно предлагает Джисон, пытаясь скопировать его выражение лица. Получается не особо похоже, но все равно по-глупому придает уверенности. От такой наглости Минхо лишь вопросительно поднимает бровь. — Ты предлагаешь мне врать? И выглядит при этом так чисто и невинно, как будто за всю жизнь ни разу не изменял своим принципам и всегда действовал по законам чести и морали. Джисон знает, что это полнейшая чушь. — У вас неплохо получается, разве нет? Обида снова жгуче скапливается в горле, и он принимается кусать щеки изнутри, чтобы отвлечься и сохранить спокойствие. Если Джисон сейчас поддастся эмоциям, то точно припомнит каждую мелочь и начнет накручивать себя до абсурда, он себя знает. Минхо делает вид, что не расслышал и невозмутимо достает из стола какие-то бумаги. — Я, конечно, могу дать тебе несколько тестов, но… — Это был не я, — наконец, трескается терпение Джисона, — Не я разнес кабинет математики. Почему вы соврали, что это я? Он злится еще больше, видя, что на лице Минхо после такого обвинения не дрогнула ни одна мышца. — А ты знаешь, кто? — отстраненно интересуется он, на секунду подняв глаза с тестов, но в ответ получает ожидаемое растерянное молчание, — Нет? Я тоже. Меня попросили назвать имя, я назвал. — Но почему я? — С большой вероятностью это вполне мог быть ты, — Минхо не стремится оправдываться, считает разговор оконченным и кидает на парту стопку листов, — Сделаешь тесты, поставлю три. Джисон сильнее прикусывает щеку и смотрит на строчки текста перед собой, дожидаясь, пока они перестанут быть мутными. Минхо несгибаем, он живет по каким-то собственным принципам, и пока он искренне верит в них — к нему не достучишься. — Вы соврали, чтобы прикрыть себя? Джисон поддается азарту. Терять нечего — отношение Минхо не может стать еще хуже, и он берет на абордаж, пытаясь достичь края, узнать, есть ли у Минхо этот край. Интересно же. — Какой из вас классный руководитель, если вы подставляете собственных учеников? Самоконтроль Минхо дает слабину буквально на секунду, но ее оказывается достаточно, чтобы с силой ударить ладонями по парте, смяв несколько листов и до жути напугав ученика перед собой. Он действительно очень устал. — Я не обязан перед тобой оправдываться, — тихо объясняет он, глядя в перепуганные глаза, — Сейчас я не классный руководитель, а учитель литературы, по которой у тебя два, и я даю тебе шанс исправиться. Хочешь его потерять? Терять шанс не хочется. Еще сильнее не хочется чувствовать сейчас ненавязчивый запах чужого одеколона и видеть так близко темные глаза и недовольно поджатые губы, о которых Джисон думал последние несколько недель. Мысли скачут хаотично, наскакивают друг на друга, и он не успевает остановиться и осознать, когда вдруг выпаливает, слегка заикаясь: — Почему литература, кстати? Любите читать? Минхо, уже возвращавшийся обратно к своему столу, останавливается, не поворачиваясь к нему лицом, и ждет. Фразу нужно закончить, а в спину говорить легче, поэтому Джисон облизывает пересохшие губы, игнорирует сердце в горле и продолжает: — И почему в лицее для мальчиков? Любите мальчиков? Минхо сдерживает нервный смешок и выжидает несколько секунд перед тем, как лениво развернуться и оценивающе осмотреть сидящего за партой школьника, от чего тот готов встать и сигануть в окно прямо сейчас. «Так это ты? Забавно» — хочет сказать Минхо, но продолжает молча смотреть, переваривая. Есть шанс, что это совпадение, что он совершенно случайно спросил именно это, но Минхо сравнивает и видит очевидные сходства. Действительно он. Все это время был он. Это настолько очевидно и глупо, что даже смешно, но смеяться почему-то не хочется. — Да, — наконец кивает Минхо, бросает еще один изучающий взгляд и отворачивается обратно к своему столу, — Я действительно люблю читать. — А второе? — нервно переспрашивает Джисон, и тут же предательски краснеет, поняв, что сейчас ляпнул. — Второе тебе в столовой подадут, — отшучивается Минхо, уходя от ответа, а сам снова в раздумьях постукивает пальцами по столу, — Что ты хочешь, Джисон? Джисон не сразу понимает, что вопрос адресован ему, и понятия не имеет, что на него нужно отвечать. Список того, что он сейчас хочет, слишком велик, и он не уверен, что Минхо стоит слышать его целиком. — Я никому не расскажу, если что, — зачем-то оправдывается он. — Не расскажешь что? — Минхо улыбается едва заметно и говорит вкрадчиво, как с неразумным ребенком, — Я сделал что-то плохое? «Кот», — понимает Джисон. Минхо всегда напоминал ему кота. Наглого, ленивого, высокомерного кота, который протиснется через любые щели, и никто его не достанет. Джисон долго гонялся за таким в детстве по всей деревне: без конкретной цели, просто чтобы поймать, даже если изначально и не планировал. Из принципа. — У меня есть логи переписок… — Да? — притворно удивляется Минхо, — И что же там, расскажи? Джисон осекается и смотрит беспомощно. Он знает (и уверен: Минхо тоже), что именно в их переписке и всей ситуации в целом выглядит сомнительно, он мог бы в красках описать это какому-нибудь Чанбину, даже с конкретными примерами. Но такой прямой вопрос от самого виновника торжества безысходно ставит в тупик и как-то… смущает. Минхо не дожидается, когда голова Джисона начнет соображать: — Я сказал тебе тогда и скажу снова: всем плевать на такую мелочь. А теперь предлагаю тебе забыть об этом, перестать страдать ерундой, забрать тесты и свалить уже из моего кабинета, — Он явно стремится закончить даже не начавшийся разговор, — Так и быть, позволю тебе сделать их дома. Принесешь на следующей неделе. Джисона и его привычку докапываться до людей такой порядок действий очевидно не устраивает. — Но, — снова пытается он, — Вы же на грани увольнения. И даже такая мелочь может оказаться решающей, нет? У Минхо едва заметно дергается скула. Больное место, наконец, нащупано, и Джисон не раздумывая продолжает давить, пока есть возможность. — И вы соврали про кабинет математики. А у меня есть весомое оправдание и доказательство, что это был не я… Минхо нервно усмехается. — Шантажируешь? — А получается? — искренне интересуется Джисон. Сама возможность вывести учителя на почти равноправный двусторонний диалог, что не удавалось еще никому, безумно льстит. Снова атаковав столешницу пальцами в каком-то паникующем ритме (на лице — безмятежное спокойствие), Минхо ненадолго останавливается в раздумьях, и наконец признается: — Да, согласен. Я сейчас, грубо говоря, в шатком положении, — он тщательно подбирает слова и говорит чересчур официальным, скучным голосом, — И ты можешь нанести ненужный вред моей репутации. Кстати, по поводу второго вопроса… Реакция Джисона не заставляет себя ждать, и Минхо со снисходительным и каким-то властным удовольствием наблюдает, как у того краснеют кончики ушей, после чего хитро продолжает неожиданные откровения: — Я устроился в лицей для мальчиков... потому что тут больше платят. И статус у вашей школы достаточно высокий, — Минхо осекается и добавляет, — Хотя вашего класса это, видимо, не касается. Джисону почему-то впервые становится стыдно за одноклассников. — В общем, я бы не хотел потерять эту работу, и было бы неплохо, если бы ты ничего мне не испортил, — он признается в этом явно нехотя, — Так что? — Что? — глупо переспрашивает Джисон, вновь отвлекшись на его зачаровывающую манеру разговора в наименее подходящий для этого момент. В контексте происходящего невольно любоваться учителем сейчас точно не стоит. — Ты меня шантажировать пытался, нет? — усмехается Минхо, и повторяет недавний вопрос, — Что ты хочешь, Джисон? Джисон запоздало понимает, что такой шанс вряд ли еще выпадет, что сейчас он в первый и последний раз может попросить у вредного учителя все, что угодно, но в голове, как назло, свистящая пустота, полное отсутствие идей и преподские губы. Минхо тем временем возвращается к столу и начинает предлагать варианты: — Поставить тебе три? — Джисон все еще молчит, и он расценивает это, как отказ, — Четыре? Минхо приостанавливает торги и нетерпеливо ждет от ученика хоть какого-то ответа, пока внутри того борются импульсивное желание совершить глупость и стремительно слабеющий голос разума. Второе очевидно проигрывает, судя по медленно загорающимся щекам и нервным движениям. — П… — он, наконец, нерешительно подает голос, но тут же запинается. — Пять? — удивляется Минхо, — Не наглей. Тебе и четверки много. — П… — снова пытается Джисон и набирает в легкие побольше воздуха, — П-поцелуйте меня. Глаза опускаются на парту и невидяще смотрят на листы тестов, а ладони потеют так, что их можно выжимать. Страшно. У учителей такого обычно не просят, Джисон понятия не имеет, что ожидать в ответ, и уже жалеет, что вообще начал это все. Хочется выбежать из кабинета, школы, города и страны, но любопытство сильнее. Джисон зашел слишком далеко, чтобы сейчас просто сбежать, не выяснив воочию, чем же этот цирк закончится. Минхо честно теряется и не знает, как реагировать, но увидев, как очевидно тяжело парню далась эта просьба, сдерживает снисходительный смешок. Все понятно, Джисону шестнадцать, он эмоционален и чувствителен, в классе над его неопытностью подшучивают, а перед ним сейчас сидит человек, в которого он умудрился случайно влюбиться по переписке и, видимо, никак не может остыть. Минхо, с присущей ему склонностью к самовлюбленным шуткам, мысленно добавляет к этой цепочке еще и «Я бы и сам с собой засосался, понимаю». Джисон вытирает ладони о брюки и видит краем глаза, как Минхо встает из-за стола и целенаправленно идет к нему. Когда он подходит к краю парты и опирается рукой на спинку его стула, Джисон чувствует, как сердце из горла поднимается еще выше, отдаваясь эхом в ушах, и зачем-то задерживает дыхание. — Хорошо, — соглашается Минхо, наклонившись почти к самому уху, чем, к своему удовольствию, вызывает у несчастного тремор всех конечностей сразу. Очевидно, происходящее его более чем забавляет, — Как именно? — Ч-что? — испуганно переспрашивает Джисон, как будто это не он только что пытался шантажом развести классного руководителя на поцелуй. Минхо наигранно вздыхает и поясняет: — В щеку? В губы? Просто чмок или глубже? С языком или без? Только поцелуй, без всяких… побочных взаимодействий? — От фразы «побочные взаимодействия» Джисона начинает колотить, но Минхо издевательски-повседневным тоном продолжает, — Сколько по времени? Если уж мы заключаем сделку, нужно обговорить все детали. О свойственной учителю меркантильности Джисон знал еще тогда, в игре. Но видеть ее холодное проявление сейчас, именно в этот момент — невыносимо, а в совокупности с чрезмерной близостью, ладонью на парте и вкрадчивым голосом окончательно ломает остатки выдержки. — П-простите, я… — он в панике пытается встать из-за парты, путаясь в ногах, — Я лучше пойду… Минхо послушно отходит, давая ему пройти — совсем немного, чтобы Джисону приходилось прижиматься к столам, пытаясь обойти его по максимально возможному радиусу. Когда он уже практически выбегает из кабинета, его окликают: — Ты забыл тесты. Джисон быстрым шагом возвращается, глядя в пол, в спешке забирает листы, изрядно их помяв, и уже собирается уйти и смиренно поддаться нервному срыву в школьном туалете, когда слышит в свой адрес насмешливое: — Ссыкло. Слово больно ударяет по подкорке, но отрезвляет, как пощечина. В жизни от учителя такое вряд ли услышишь, но в игре Минхо произнес это слово столько раз, что оно уже перестало восприниматься, как обзывательство. — Хотя от тебя я другого и не ожидал. На такую явную провокацию Джисон справедливо начинает злиться, даже если это очевидно то, чего и добивается Минхо. Нужно же доказать, что он не «ссыкло». Обиженно выдохнув пару раз, Джисон разворачивается и решительно возвращается обратно, с грохотом роняет рюкзак на парту, кинув сверху листы, и облокачивается на нее, проигнорировав стул. Так он хотя бы находится почти на одном уровне с Минхо и даже находит в себе смелость посмотреть в его лицо, о чем тут же жалеет, но глаз все равно больше не опускает. Потому что не ссыкло. — В губы. С языком. Десять секунд, — быстро, чтобы не показать волнения, отчитывается он, выдавая себя только все еще красными щеками, — За каждую двойку. Минхо улыбается, как ему кажется, удовлетворенно. — Договорились. Когда он подходит совсем близко и медленно склоняется к лицу, Джисон инстинктивно закрывает глаза, потому что думает, что так надо, потому что в фильмах всегда делают именно так, и потому что иначе, если он будет видеть все, то просто умрет на месте. Но губы Минхо почему-то оказываются совсем не там, где ожидалось, а возле уха: — Выбирай место и время. Джисон сдерживает разочарованный стон и непонимающе смотрит ему в глаза. — А ты хотел прямо здесь и сейчас, нетерпеливый? — в ответ на немой вопрос смеется Минхо, — Если я буду целоваться с учениками в стенах школы, меня точно уволят. Пока Джисон усердно придумывает, что ответить, Минхо пишет что-то на одном из листов с тестами. — Мой номер, — объясняет он, — Напишешь, когда и где. А теперь можешь идти. Джисон, все еще мысленно находясь явно не здесь, послушно принимает в руки листы и невидяще смотрит на цифры. Минхо приходится пощелкать пальцами у него перед глазами, чтобы несчастный наконец-то моргнул и хотя бы закрыл рот. — Почему ты все еще здесь? — каким-то слишком обыденным для происходящей ситуации тоном интересуется учитель, — Свали из моего кабинета. Джисон моргает еще раз, стремительно возвращаясь в реальность, мямлит что-то похожее на «извините», хватает рюкзак и кометой вылетает из класса, запихивая листы на ходу. В таком же темпе он долетает до ближайшего туалета, где, к счастью, в такое время после уроков никого не наблюдается, и в ступоре открывает кран. Ледяная вода немного помогает, но от случайного взгляда в зеркало на горящее, едва не плачущее лицо, Джисона буквально придавливает стыдом прямо на старую туалетную плитку. Он медленно оседает на пол, вцепившись руками в края раковины и уперевшись мокрым лбом в ее холодный кафель, и не сдерживает жалобного хныканья. Вроде бы все прошло нормально, Минхо ведь согласился, хотя вполне мог наорать, стукнуть, посмеяться, вызвать родителей за такую нестандартную просьбу. Но именно тот факт, что Минхо согласился, заставляет сейчас биться лбом о раковину, шепотом причитая «идиот, идиот, какой же я идиот, зачем». Как только за выбежавшим Джисоном захлопнулась дверь, Минхо устало прикрыл глаза и наконец позволил себе отдышаться, вцепившись в край парты. Тяжело. Разыгрывать этот спектакль с одним актером и для одного зрителя оказалось неожиданно тяжело.