Крылатая песня бурной весны

Следующие два дня Гарри исправно пил самолично сваренные отвары, которые полностью оправдали все ожидания, и летал грифоном, исследуя всю долину и бессовестно предаваясь отдыху после напряженной утренней работы с артефактами, пока местные целители висели гроздьями на эльфах разведывательного отряда с просьбами собрать ту или иную травку или корешочек для приготовления очередного снадобья.        Гарри утром по обыкновению навещал хоббита, проверяя его состояние, и, убедившись, что ухудшений нет, шел на тренировку. После в размеренном темпе рутины, готовился к предстоящей вылазке, чаруя артефакты, настраивая магические маяки и собирая необходимые в походе вещи — как для себя, так и для спутников. Он не был уверен, что им пригодится небольшая магически расширенная палатка с тремя комнатами и общим залом-кухней, но именно там складывал все свои запасы (в бегах от Пожирателей ему не всегда удавалось пользоваться своей магией, поэтому за зиму «игры в прятки» или скорее «в вышибалы» он успел обрасти множеством мелких маггловских приспособлений, таких как компас и фонарик Фарадея, который хоть и светил неярко, но не требовал батареек). Элронд попытался уговорить его надеть кольчугу, походить в ней, привыкнуть, но Гарри категорически отказался, заслужив тяжелый немигающий взгляд от лихолесца и расстроенный — от Истари, будто тот смотрел на неразумного ребенка.        Серый маг было заикнулся про кольчугу — подарок Торина Бильбо, но Гарри и ею пренебрег: не хотелось брать ее без согласия владельца, или еще хуже того — потерять, повредить или сломать то, что ему не принадлежит. Нет, Гарри и к своим вещам относился трепетно, не желая, чтобы кто-то без разрешения ими распоряжался, и сам бы не стал поступать так с другим.        Гарри, занятый чарованием амулетов, в трапезную не шел, предпочитая перекусывать на ходу, даже не глядя на то, что принесли ему местные эльфы. Те, не желая отвлекать волшебника, оставляли поднос с салатами и фруктами у самого входа в его стихийно обустроенную мастерскую.        Черноволосый волшебник был увлечен, высчитывая векторы силы и делая подробные расчеты для создания персонального амулета одному упрямцу. Как бы ему ни было тяжело находиться рядом с лихолесским князем, как бы ни тревожило его присутствие оного, но оставлять единственного не владеющего магией спутника без защиты в логове призрачных врагов было неправильно. Гарри и плащ свой намеревался одолжить ушастому: с тем, как тот владел холодным оружием, он принес бы больше пользы, атакуя нежить, сам при этом оставаясь невидимым. И разговор их слышать ему точно не помешало бы. Себе Гарри выдумал иное: поковырялся в настройках амулета-переводчика, поправив параметры для «живых» и «разумных», и теперь надеялся, что амулет сможет уловить речь неживых, хоть и разумных. Там же и пауки говорящие могут быть, под плащом Эванс тоже слышал неясные шепотки, хоть тогда и не обращал на них внимание, занятый спасением гномов и собственным здоровьем.        Митрандиру он решил не давать ничего, кроме карты: мало ли как будет взаимодействовать чуждая ему магия с собственной, майарской. Да и вообще, поначалу он очень не хотел брать Серого Балахона в поездку, но потом подумал, что оказаться наедине с Трандуилом — хуже, чем потерпеть старика-волшебника, который напоминал оного лишь отчасти — слишком уж плавно и отточено тот двигался, особенно в пылу сражения. Наличие третьего спутника разбавит неловкость и поможет скрыть собственный непроизвольный страх, который Гарри ни в коем случае не собирался показывать тому, кто его вызвал.        В графу «возможные неприятности» он занес непредвиденные встречи с незнакомыми и ужасными тварями, возможность потерять спутников и провалиться куда-нибудь так, что выбраться не представлялось возможным. Карты мародеров при нем не было, да и в неизвестном месте такое чудо магической мысли вряд ли заработало бы, но вот заготовку под нее он прихватил, надеясь, что если встретятся какие-нибудь катакомбы, то уж слепо блуждать и ходить кругами им не придется, потому что знакомое помещение или грот четко отпечатаются на листе зачарованного пергамента. Волшебнику и эльфу он изготовил связанные с ним дубликаты, поэтому если им придется разделиться, то на всех трех копиях начнут проявляться все освоенные участки пути — так и друг друга найти будет легче. Из необходимого он уложил в гоблинский безразмерный кошель небольшой запас воды и еды.        В аптечку же отправились флаконы с антидотом и всевозможными зельями, а еще яд для призраков и прочей потусторонней мерзости. И остатки эссенции Муртлапа. Карманы куртки заполнила остальная мелочь: спички, фонарик, кремень, компас и заготовка под карту, два мотка зачарованной эльфийской веревки, с радушием предоставленные ривендельцами, пачка стерильных бинтов и острый складной нож, а еще спальный мешок, чтобы не ночевать на голой земле в самом неприятном случае. Метлу свою он тоже решил взять, мало ли как обернется дело — шагать своими двумя он не хотел, с дрожью вспоминая свой межмировой четырехлетний переход. К дракклу такое!        Сейчас маг сидел над тремя кучками вещей, подперев щеку и оттягивая момент общения со своими спутниками. Вылет был назначен на завтра, на самое раннее утро.        Гномы все порывались увязаться следом, устав праздно шататься по зеленой долине и громить трапезную, заставляя едва заметно подергиваться веко обычно невозмутимого Элронда. Выпивки и развлечений им хватило с лихвой, и теперь душа требовала подвигов. Но тут уж Гарри встал на дыбы — к его радости был железный довод: грифонья грузоподъемность не позволяла взять еще двоих спутников, особенно таких массивных и кряжистых. Те, конечно, успели попререкаться с Трандуилом, надеясь отпихнуть эльфа в сторону, но два гнома и маг тоже были тяжелой ношей, в отличие от эльфа и мага, тем более, что Трандуил стоял насмерть, упирая на то, что вылазка предстоит в его владения, и он просто обязан там быть. Не меряться же с ними владением холодным оружием? Конечно, мастерство лихолесца было на порядок выше, но такой аргумент коротышки бы не приняли, смертельно обидевшись.        Поэтому Гарри, столкнувшись с раздосадованными гномами вчера за ужином, решил дать им почувствовать себя причастными к делу и заодно получить пользу самому. Он попросил их проверить его метательные ножи: оценить баланс, заточку и перевязь к ним. Мечом он не владел совсем и не планировал учиться, а вот с ножами был на ты еще с детства. Гномы, рассмотрев врученное, поморщились, скривились, и, пошептавшись друг с другом, убежали куда-то, наказав не исчезать из долины. На что Гарри и рассчитывал. Он и сам понимал, что ножи, купленные в современной Британии на маггловском рынке, никак не могли составить конкуренцию местным, сделанным на заказ у настоящих умельцев. Ему и отблагодарить гномов было чем.        Почти до ночи из эльфийской кузницы слышались вопли, споры и ругательства, заставляющие вздрагивать непривычных к такому эльфов. Да и сам владыка Имладриса, в кузнице которого и расположились бородачи, хоть и держал лицо, но вот страдание в его глазах читалось ясно. Гарри только тихо посмеивался, глядя, как мужественно держится эльф, пустивший чужаков в свою вотчину — сам Элронд был первоклассным кузнецом, но к нему с такой просьбой в последний день маг бы обращаться не стал: эльфы, если и куют что, так только произведение искусства — медленно, вдумчиво и до ошеломления красиво. А не так: с сегодня на завтра в быстром темпе! А вот гномам такое было не в диковинку.        — Твое зелье для меча отлично влияет и на орков, — раздался голос за спиной Гарри, который едва заметно дернулся от звука. Чертовы эльфы ходили неслышно!        — Я рад. Когда успел опробовать? — поинтересовался маг, но не повернулся, продолжая взглядом гипнотизировать собранные в дорогу вещи.        — Позавчера напросился в дозор. Оказывается, орки осмелели и теперь пробираются сюда и что-то вынюхивают в этих краях, — ответил Трандуил, присаживаясь на парапет недалеко от мага.        — Долину ищут, что еще им тут делать?        — Их давно здесь не видели, но в последние месяцы поймали и перебили не один отряд.        — Так вы их у Одинокой горы ощутимо проредили, вот и бродят теперь повсюду, — поддержал беседу маг вопреки своему внутреннему желанию не вступать в разговор. Выглядеть обиженным ребенком ему совершенно не хотелось.        — Ты тоже там был, — отметил Трандуил, — и я так и не поблагодарил тебя за помощь. Поэтому….        Эльф легко вскочил и сдержанно поклонился:        — Твоя помощь была бесценна, маг Эванс, и ты в праве ожидать от меня благодарности, — голос эльфа журчал лесным ручьем, совмещая и бархатные ноты, и глубокие переливы.        Гарри хмуро посмотрел на него и отозвался:        — Тогда меня в случае чего спасать не стоит — я в той же мере благодарен не буду!        Эльф расхохотался. Совершенно неожиданно и по-мальчишески звонко.        — Между побратимами счет не ведется, а значит, — и он снова едва заметно поклонился и взмахнул рукой в каком-то очень эльфийском традиционном жесте, — я очень рад, что ты определил статус наших отношений в таком ключе.        Гарри еле удержал на языке очередное саркастическое замечание, но вот выражение его лица внимательно наблюдающий за мельчайшими проявлениями эмоций эльф заметил и широко улыбнулся, отчего Гарри стало совсем неловко, и он, откашлявшись, перевел тему. Не ругаться же с этим невыносимым ушастым!        — Я приготовил вам с Митрандиром некоторые вещи. Эти — для тебя, а те — для мага, — бросил Гарри и сел на стул, упершись локтями в его спинку перед собой.        Эльф подошел ближе и начал с интересом рассматривать снаряжение.        — Ты отдаешь мне свой невидимый плащ? — он поднял струящуюся ткань рукой, — Зачем? Он нужен тебе самому!        — Я смогу закрыться и магией, а вот мечом ты владеешь лучше всех нас. Кому как не тебе стоит стать невидимым противником с разящим клинком, — спокойно ответил Гарри, предчувствуя новый спор по этому поводу, но эльф удивил, приняв ответ и отложив артефакт в сторону.        — Имей в виду, он скрывает только твой вид, а не звуки и запахи. Поэтому будь осторожен. Надетый полностью, он не даст ускользнуть ни единой части тела: капюшон не спадет с головы от порыва ветра, пола не дернется и не откроет сапоги, а вот следы за собой ты оставишь. К тому же, если вспомнишь, в плаще ты прекрасно поймешь речь Назгул и лихолесских пауков, — Гарри заметил, как угол рта эльфа дернулся при упоминании нелицеприятного для него названия.        — А что за зелья? — продолжил спрашивать эльф, расставляя в ряд флаконы по цвету.        — Эти красные — Кроветворное, лучшее средство при потере крови. Один глоток восполняет литр. Эти желтые — Жаропонижающие, но их стоит пить после антидота, если рана заражена. И после того, как ее очистят и залечат вот этими синими, Ранозаживляющими. В той пачке лежат бинты, розовые пропитаны антибиотиком и очищают ранение, а зеленые, пропитаны травами и заживляют. Крепить или разворачивать их не надо. Раскрываешь бинт, и он клеится на кожу внутренней стороной. Думаю, твоей внутренней магии хватит, чтобы ими воспользоваться. А это, — Гарри показал на самый большой флакон на две трети пустой, с сиреневой жидкостью внутри, — остатки эссенции Муртлапа. Она очень ценная и ее, как видишь, мало. Это зелье очищает раны от темной магии. Я надеюсь, нам не представится возможность увидеть его в действии, потому что я не уверен, что отвар поможет ранам от моргульских клинков. И проверять в боевой обстановке я бы точно не хотел.        Эльф еще раз пробежал пальцами по крышечкам флаконов, поблескивающих в свете вечернего солнца, и аккуратно спрятал их обратно в чехол аптечки.        — У нас у каждого будет такой запас, но знать, что и когда применять, каждому стоит заранее, чтобы не перепутать, — пробормотал Гарри, укладывая свои снадобья в кожаную сумку.        — А это амулеты, — Гарри показал на кучку драгоценных и полудрагоценных украшений.        — Эти для связи в отряде, — в раскрытую ладонь эльфа перекочевал жетон на веревке, — с приближением к любому из нас он теплеет, при отдалении от нас он становится холоднее. Совсем ледяным он может стать при смерти любого из нас троих, тогда одна его сторона или обе покроются инеем. Я смогу передать сообщение и тебе, и Митрандиру, а вот вы мне — вряд ли.        Гарри вытянул из связки новый амулет и надел на шею лихолесца, который, как ни странно, не возражал против такой фамильярности.        — Это защита. Он отведет от тебя до тридцати стрел, до десятка ударов мечом или до пяти прямых ударов. Очень мощный. Я в него силу вливал четыре полных дня. Думаю, он удержит и пламя дракона, но единожды. После, отдав всю силу, он сломается безвозвратно, — задумчиво пробормотал маг, неторопливо водя пальцами по массивным граням многоугольника и камням, вплавленным в него среди мелких рунных знаков.        Трандуил, склонив голову, внимательным взглядом следил за задумавшимся магом, пока тот, опомнившись, не отдернул руку и не отступил на шаг, вернувшись к остальным вещам.        — Это ментальный, но слабенький, сильные я оставил для десятого кольца, они еще пригодятся. А это маячок. У меня такой же. Истари тоже его наденет. В случае чего искать будет легче. А вот это заготовка под карту. Как прибудем, я ее активирую, и мы сможем отмечать места, где уже побывали. Даже если потеряем друг друга, то на пергаменте начнет проявляться путь каждого. Зачарована от воды, от грязи и огня, и ее не порвать просто так. Но лучше беречь от магического огня. У меня когда-то такая сгорела в Адском пламени. Жалею до сих пор. Хотя вряд ли здесь она мне понадобилась бы. Разве что как память. Чары, которые на ней были, я освоил и даже усовершенствовал, как видишь.        Гарри потер висок и поморщился: к вечеру после дня, занятого усиленной подготовкой, голова начала болеть не на шутку.        — Позволишь? — мягким голосом спросил Трандуил и поднес ладони к вискам, становясь сзади.        Гарри заставил себя сидеть на месте, подавляя дрожь и делая лицо настолько невозмутимым, насколько мог. Но вот голосу своему он не доверял, поэтому просто кивнул, закусив губу и опустив глаза к земле, чтобы эльф не увидел заметавшийся в них страх.        Пальцы нежно коснулись висков, закружили у корней волос и пробежали по коже головы, массируя. И если первые минуты маг высидел, хоть и с трудом, то почувствовав руки эльфа, затерявшиеся в прядях, он не выдержал, дернул головой. Прошипел сквозь зубы благодарность и, извинившись, быстрым шагом ушел прочь, не оглядываясь.        Трандуил медленно опустил руки, стиснул и разжал кулаки, бессмысленно пробегая взглядом по разложенным вещам, своим и Митрандира. Габриэль, как бы он ни был расстроен, свое снаряжение подхватил, даже не замечая этого. «Сила привычки», — отметил про себя лихолесский князь, стараясь не думать об ином, но тяжесть прошлой вины уходить не желала. Его не обманул резкий уход волшебника, который тот оправдал мигренью. Его руки, как бы он нежно ни касался, дарили не облегчение, а муку. И помочь тому, кто сейчас оказался ему симпатичен, эльф не мог в силу обстоятельств. Для того, чтобы его целительная эльфийская магия действовала, ему должны были доверять и полностью открыться. Леголаса в детстве он лечил вполне успешно, наравне с любым целителем.        А Гарри быстро шел в свои покои, рассеянно проводя рукой по стенам и по перилам изящных лестниц, усилием воли заставляя сердце угомониться и не пытаться пробить грудную клетку.        Он не смог. Не смог вытерпеть на себе руки эльфа, хотя и знал, что тот предлагал помощь и не причинил бы вреда. Сейчас не причинил. Но стоило его пальцам застрять в волосах, как всю реальность заслонило одно единственное воспоминание: крепкая хватка, сжимающая их до боли, и красивый баритон, задающий вопросы с легким налетом заинтересованности. Голос, руки и холод темницы. Вечерняя прохлада и легкое магическое истощение добавили озноба и только усилили воображаемые ужасы — так хотелось задать стрекача. Гарри с трудом сохранил остатки здравого смысла и сумел уйти, а не убежать, сверкая пятками. Или что хуже — развернуться и наотмашь ударить магией, выплескивая страх. Хотелось выругаться и закурить. Что он и сделал, напугав проходящих вдалеке эльфов.        Но ударив пару раз кулаком и носком ботинка в стену, он прислонился к ней лбом и застонал. Глупо получилось! Дурак! Нужно было сразу отказаться, а он решил повыделываться, выдержку проявить, доказав в первую очередь себе, что он сможет и виду не показать, что ему некомфортно, а точнее до ужаса страшно ощущать чужие руки на себе.        Он надеялся, что пережил те, да и другие, еще более ранние события. Но они, накладываясь в кошмарах друг на друга, только усилили задвинутые вглубь эмоции. Жесты, фразы, интонации, ощущения и места событий, как и их участники — все смешалось в тревожных снах, будто разноцветье осколков из разбитого детского сервиза. И теперь, даже если четкость событий поблекла, но отдельные запахи, звуки, картины прошлого, вертящиеся калейдоскопом перед глазами, мучили его по-прежнему. И если во снах это отдавало полной бредовостью, то в реальности за прикосновением пальцев одного эльфа для него таилась вся боль пережитых событий.        «Лечиться надо, — со вздохом заключил маг, и полез в сумку за успокоительным, — только где бы найти нормального мозгоправа…» Признаться, сама мысль о том, что он сидит в кресле перед сосредоточенным очкастым пузатым дяденькой, который внимательно смотрит на него в ожидании откровений, пугала до дрожи. «Один раз идиот — всегда идиот! — вдруг развеселился маг, опрокидываясь на кровать. — Где ему тут психотерапевта найти? В полном Средневековье, хоть и магическом. Тут даже газет нет!»        Он почувствовал, как нервы успокаиваются, а сознание обволакивает плотным облаком. Обезболивающее с успокоительным всегда вызывали такой эффект. «Завтра тоже будет тяжелая голова», — вздохнул Гарри и забылся сном.              

•••

Утром его растормошили гномы, вытащили ни свет ни заря из кровати, миновав с упорством носорога все сигналки, расставленные вокруг, а маг с трудом продрал глаза на тонкий, почти ультразвуковой звон, сопровождавший вторжение бородачей. Те только дернулись на звук, поковыряли в ушах и принялись стаскивать с Гарри одеяло, приговаривая, что ехать скоро уже, а он должен опробовать настоящие метательные ножи, а не те зубочистки, которые он им показывал.        Маг вылез из кровати и, попросив пять минут, скрылся в ванной комнате. Ровно через это время он уже стоял в проеме двери, абсолютно свежий и без тени сна в глазах. А потом они целый час примеряли перевязь, выбирая наилучшее расположение ножей, и проверяли их баланс, изрешетив в процессе высокое изголовье кровати из массивного дерева. Потом, после всех проверок, маг стыдливо поправил его коронным «Репаро». В ответ на подарок он достал из закромов бездонного рюкзака толстенную бутыль лучшего огневиски, сделанного еще Хагридом в былые мирные времена, когда полувеликан бредил жеребенком абраксанского крылатого скакуна. После Тремудрого турнира. Гарри, скрываясь от толпы хлопающих ресницами девиц, частенько сидел в домишке лесника и следил за тем, как тот варит пойло для упряжки мадам Максим.        Гномы, испробовав дар, икнули и чуть не окосели: концентрация пойла была как раз для мощного летающего чудовища, сильного и красивого, но не менее свирепого, чем сфинкс или мантикора.        После того как коротышки ушли, высказав напоследок наилучшие пожелания от имени всего горного народа, Гарри технично собрался и, закинув сумку через плечо, вышел из комнат. Рюкзак он решил не брать — не хотелось потерять свой самый важный артефакт вместе со всем его ценнейшим содержимым. А в честности местных эльфов он уже убедился. Его вещи не трогали ни разу: чары об этом говорили ясно.        Гэндальф был в том же сизом пыльном балахоне и остроконечной шляпе с широченными полями, закрывающими часть лица. Эльф наоборот оделся удобно и неброско, но опытный взгляд Гарри заметил и легкую кольчугу под камзолом; и удобные, правильно затянутые сапоги; и штаны, очень напоминающие его камуфляжные, с парой удобных карманов в нужных местах; и мечи за спиной, уложенные крест на крест; и прическу, из которой не выбивалась ни одна прядь волос; и туго набитый колчан; и дорожный плотно набитый рюкзак местного покроя, стоящий у его ног. Трандуил рассматривал алеющий край предутреннего неба с таким видом, будто собрался на легкий пикник, а не в боевую вылазку. На колчане маг заметил один из своих первых пробных амулетов, который снова возвращал стрелы в колчан, если они не были повреждены. Основные цвета одеяния лихолесца были землистых оттенков — от пыльного коричневато-серого до зеленого, впрочем, форма самого Гарри была похожей, только более темной и пятнистой.        Митрандир вытащил свернутую карту и разложил на толстых каменных перилах у центральной лестницы. И, склонившись, начал показывать, как лучше лететь и где остановиться. По их подсчетам получалось, что они перелетят горы к полудню, а путь через реку и долины будет более длинным. Начало леса они увидят только к вечеру, но соваться в ночь в крепость станет только самоубийца, как и лететь на пределе сил, чтобы измотанным подойти к ней на три-четыре часа раньше. Да и поесть хоть раз за день не мешало бы. Поэтому маг предложил остановиться на ночевку раньше — за рекой возле Лориэна, а остаток пути до леса пролететь на следующее утро. И остальные с ним согласились.        Гарри по привычке спрыгнул с моста и вернулся к спутникам уже в образе грифона. Он предпочитал оборачиваться в воздухе — так процесс превращения протекал быстрее, легче и немного интимнее. Быть зрелищем для других ему надоело еще в самой младшей, маггловской школе.        Полет среди облаков, напоминающих кипы арктического снега под ясными солнечными лучами, был легким и приятным. Ряды облаков разных форм и видов проносились мимо, пока Гарри с увлечением нырял в них, разминая крылья, то уходя в крутое пике, то стремительно уносясь все выше в небо. Раз спешить не требовалось, он не стремился проделать весь путь за короткое время, наслаждаясь полетом. Весна, царящая в Имладрисе, наконец вступила в свои права и в остальном мире, делая путешествие комфортным со всех сторон. Не сводила с ума жара, и не выдували последнее тепло зимние суровые ветра.        Гарри решил приземлиться у самой реки, огибающей Лотлориен с востока. А место выбрал просто: его острое зрение угадывало впереди неясные очертания искореженного леса. После приземления маг молча распаковал палатку и принялся накладывать чары вокруг их привала. Волшебством скрыл звуки, запахи и видимость ярко горящего костра, который Гэндальф зажег по старинке, проигнорировав миниатюрную кухню с плитой и удобными диванчиками внутри. Видать, потянуло на походную романтику. Впрочем, Гарри не был против, на улице был свежий воздух, весеннее тепло и вкусно пахнущий отвар в маленьком непонятно откуда взявшемся котелке. Хотя… точно, с этой самой кухни и взятом. А вот травы Истари намешал местные, со свежими и засушенными ягодами, приправив горячий напиток ривенделльским медом.        Гарри, закончив с охранным контуром, вынес из палатки стол и один из стульев, а эльф подхватил посуду, и вскоре они ужинали тем, чем запасся маг.        — У тебя удивительная карта, — начал разговор Митрандир, — мне Трандуил рассказал о ее возможностях, и я впечатлен. Надеюсь, она нам пригодится, и мы сможем очень быстро найти сокрытое Сауроном.        — В действии я ее еще не проверял, — ответил Гарри, уминая за обе щеки кашу, сваренную еще в долине, но приправленную обычной тушенкой из банки. Эльф от него не отставал.        В отличие от Ривенделла, в его королевстве давно привыкли есть мясо, не имея таких обширных вечно теплых садов и огородных хозяйств. Впрочем, нандор и в былые тысячелетия звались лесными эльфами, охотниками и собирателями, а не огородниками. Синдар, пришедшие к ним после разрушения Дориата, прониклись их образом жизни, добавив свои знания и улучшив саму жизнь, пока мирный край не стала отвоевывать тьма пядь за пядью.        А Имладрис был обителью нолдор и отчасти телэри, больше склонных к созидательным искусствам, знаниям и кузнечными умениями. Трандуил не особо любил их за врожденное упрямство, высокомерие и презрительное отношение к остальным, которое так явно демонстрировал Феанор, выдающийся их представитель, с подачи которого Арда была ввергнута в целую серию кровопролитных битв. Лихолесец имел личные счеты к этому народу, но признавал, что полукровка Элронд, как и его сыновья, не были похожи на тех, от кого у него возникала оскомина, и на лицо против воли наползала маска такого же надменного сукиного сына.        — Все равно, — покачал головой Гэндальф, — это весомое подспорье, что бы нас ни ожидало на нижних уровнях крепости.        — Ты же был там? — встрепенулся Гарри. — А значит, можешь рассказать, что ты там видел в ваши прошлые визиты, так?        — В том-то и дело, Габриэль, в чаще больных и пораженных тьмой деревьев, среди разбитых ступенек и арок, разрушенных до щебня лестниц, каменной кладки стен и проемов, раздавленных корнями лиан, — там полная тишина, которую нарушает только вой ветра на высоте. Горы раскрошенного камня, обвалы и остатки замковых стен и этажей, по которым с трудом можно пройти и уткнуться в завал или наоборот, едва избежать падения с высоты. Неверный шаг — и ты летишь в пропасть.        Маг тяжело вздохнул, вспоминая те события, что чуть не стоили ему жизни: — Я призвал зло, обитающее там, повелел ему явиться, но тишина после чуть не обманула меня. Я совсем забыл о тех, кому комфортно среди разрухи и темноты, об орках и о варгах, их верных спутниках. Среди ржавых железных клетей для пленных, цепей и странных творений, искаженных, утыканных, словно ежи, обрезками стали, я почти потерялся, ища хоть кого-то живого, проверяя место за местом, пока на меня не свалился спятивший и заросший Траин, отец Торина. Он накинулся на меня в узких коридорах, пытаясь оглушить, выцарапать мне глаза, ошеломить, приняв за врага, но в конце концов смог узнать в пелене безумия и передать то ценное, что хранил. Тогда же он взял с меня обещание помочь его сыну, которое я не мог не дать и выполнил, хоть и не без потерь. Кстати, благодарю тебя за участие в битве при Эреборе. Твое вмешательство помогло избежать братоубийственного кровопролития…        Гарри мысленно усмехнулся, заметив скрытую неприязнь лихолесца, когда его народ сравнили с так нелюбимыми им гномами. Но эльф стоически промолчал, будто прощая волшебнику его своеобразную «придурь».        — Дальше на нас напали орки и их верные спутники — варги. Азог говорил со мной, и превосходство в своей силе лилось из его рта, а потом я оглянулся и увидел то, что скрывали Сауроновы чары — целое море его прислужников бурлило, двигалось и дышало, заполняя все пространство вокруг. Уверен, что они были везде, и на самом деле их было много больше, чем смог уловить мой взгляд тогда. Милостью Эру Илуватар, чудом мне удалось выбраться оттуда, а вот Траин нашел там свой конец… — с неподдельной печалью в голосе закончил маг, набивая трубку, и Гарри заметил, как мелкой дрожью тряслись его руки.        Черноволосый волшебник отвел взгляд, переваривая рассказ Истари, хотя ему хотелось подтолкнуть его, узнать, что было дальше. Но промолчать сейчас было правильней. Судя по всему, этих двоих связывали теплые приятельские узы. Но Гарри отметил, как блеснули неприязнью глаза эльфа, у которого наоборот к упомянутому не было ни капли сострадания. Жесткий прищуренный взгляд, невозмутимое лицо и чуть сжатые в напряжении челюсти. Гарри узнал в нем себя, пытающегося соблюсти приличия, не сказав лишнего, когда очень хотелось. Видно, сильно насолил этот Траин Оленю. Насолил так, что через десятилетия, если не века, память не стерлась. Ах, точно, белые камни, о которых что-то говорил Бильбо. Может, дело в них?        — Но не орки устрашили меня тогда, — помолчав, продолжил старый маг, — а сам Саурон, не имеющий своего телесного воплощения. И сила его, не сдерживаемая смертным телом, была чудовищна. Посох мой, средоточие для моей силы, был испепелен в мгновение ока, а самого меня впечатало в стену, пока вокруг от силы его рушились каменные глыбы. Он огненным демоном, сущностью, превосходящей любые земные силы, предстал передо мной, будто насмехаясь над моим существованием, являя свою силу. Тогда я осознал, кто передо мной, и то, что один я не справлюсь с его могуществом. А ведь падший Майа тогда еще не обрел свою полную силу.        Трубка из яблони выпускала круглые концентрические облачка, пока Гэндальф курил, усмиряя бушующие эмоции, и Гарри впервые осознал, что Серый Балахон (как он его прозвал, обезличивая, не желая считать его ни приятелем, ни сподвижником, ни другом) умел чувствовать, сожалеть и тревожиться еще или вообще не окаменевшим сердцем. И мерил он победы и поражения, войну и мир, потери и утраченную красоту не в обезличенных категориях, как шахматный игрок, а как тот, кто первым готов кинуться на острие, проникнуть в пустую крепость и спровоцировать все зло, о котором подозревал, не прикрываясь молодыми, смелыми и безрассудными. Собственную жизнь этот Майа не почитал более ценной, чем любую другую. И это немного растопило сердце самого Гарри, не позволяя уже тому звать Истари Балахоном, Кукловодом или другими неприязненными прозвищами.        Дальше они услышали рассказ о том, как был изгнан Саурон объединенными силами Совета магов перед самой битвой у Эребора, а Гарри понял, что в сокрытом холме может оказаться значительно больше противников, чем над ним. И разрушенная крепость с засильем известного зла может не сравниться с тем, что спит в его недрах.        «Вредноскоп крутился бы здесь изо всех сил, предупреждая о неприятностях, которые таятся и ждут», — хмыкнул Гарри, открыв пачку сигарет. Он бросил беглый взгляд на эльфа: тому не особо нравилось сидеть в кругу курильщиков, но ушастый не подал виду ни словом, ни выражением лица.        — А теперь вопрос к вам обоим, — развеяв щелчком окурок, нарушил тишину Гарри, — что за твари здесь могут обитать, кроме орков, варгов, троллей, великанов, что вряд ли, и знакомых всем пауков?        — Саурон здесь обитал не одно тысячелетие. За это время… — Гэндальф развел руками. — Когда-то, если ты читал предания, может, уже сталкивался с именами Глаурунг или Алканагон? Эти драконы, один крылатый, другой нет, были по размеру сравнимы с горой и больше. Алканагон, дышащий пламенем, мог упереться ногами в две стоящие на расстоянии друг от друга горы и, распахнув крылья, затмить небо.        — Ну, здесь вряд ли мы встретим такого размера рептилий, — округлил глаза Гарри. Он читал про обоих драконов, но посчитал такие описания художественными сравнениями, но сейчас, слушая Истари, ему так уже не казалось.        — Гигантские летучие мыши-вампиры, чуть поменьше орлов и твоей звериной формы, — впервые за вечер подал голос эльф. — Сразиться с ними несложно, но проблема в том, что твари…        —… накидываются стаей, — тихо продолжил Гарри, вспомнив фирменный летучемышиный сглаз Джин.        — Именно, — кивнул головой эльф, не обидевшись, что его перебили. — Мертвецы, призраки помимо Назгул, которые могут швыряться камнями, устраивать обвалы, лавины или еще какие-нибудь пакости. Не стоит недооценивать и их. Вороны-соглядатаи, глазами которых могут смотреть прислужники Саурона. Людские колдуны-некроманты, хотя их мы вряд ли встретим здесь.        Трандуил мерно продолжил перечисление, отвечая на вопрос мага.        — Гигантские насекомые, те же мухи. Мерзкий гнус, — скривился ушастый, по-видимому, вспомнив личную встречу с ними, — балроги, огненные демоны. Один из которых захватил Морию, вынуждая гномов покинуть их обитель. Гигантские пауки, как ты упомянул, скорпионы тех же размеров, ужасные твари глубоких вод, которых толком никто не смог увидеть, а увидевшие — рассказать о них. Гоблины. Мерзкие не меньше орков, но еще более вонючие. Драконы, о которых упомянул Митрандир, любые их разновидности, поскольку Саурон не гнушался экспериментов, порождая новых искаженных созданий, даже если брал за основу то, что создали Валар.        Гарри кивнул, проведя уже знакомую ему параллель между самими эльфами и орками, составляющими основные силы Саургота. Он читал, что еще до появления людей в Арде, Моргот похищал эльфов и, подвергая их немыслимым мукам, превращал их в годный для него материал, создавая из прекрасных Перворожденных ужасных тварей.        — А еще подземные черви, — вспомнил Гарри битву, — и те странные огромные слоны.        — Болотные огни, — добавил Гэндальф, — каменные стражники, наделенные темной силой.        — Сам лес, — нехотя добавил эльф, — околдованный, он служит злу, не зная об этом. Исполняет его волю, уводит ложными тропами, опутывает лианами, морочит сознание. Я только надеюсь, что мое присутствие не даст ему совершить зло.        В голосе лихолесского короля звучала боль, и Гарри понял, насколько сложно ему далось последнее признание. Вечер плавно перешел в ночь, и все стали готовиться ко сну. Гарри обновил чары, напитал их силой и, проверив периметр, ушел в свою комнату, по привычке наложив заглушающие заклинания и выпив глоток Успокаивающего отвара. Пить часто его не следовало, но разбудить спутников из-за своих кошмаров или проснуться утром полностью разбитым тоже не хотелось.