Анонимный клуб сопереживания

      Когда-то, еще в детстве, я хотел изучать космос, но с возрастом я бросил эту идею, потому что кроме любви к космосу у меня не было ничего. И всякий раз, когда я глядел в ночное небо, во мне говорили отголоски тех воспоминаний, теплые и приятные, но наступало утро и все забывалось. Мне бы хотелось, чтобы так было и с ней.       С Гермионой Грейнджер я познакомился в тысяча девятьсот девяносто седьмом, когда я был на втором курсе Оксфордского университета и изучал английскую литературу. Те дни помнятся мне, как один длинный отрезок времени без каких либо перерывов. Библиотека, комната в общежитии, маячащие перед глазами преподаватели, слившиеся в одно существо, и сухие потрескавшиеся руки из-за книг. Но потом появилась она и словно молния разрезала мою жизнь на до и после.       Октябрьским утром после очередной бессонной ночи из-за неугомонного соседа, у которого было столько друзей, что это слово явно теряло свое значение, я стоял у библиотеки и курил. В голове гудело, мысли мои были в строчках эссе, которые казались мне слишком скучными. Студенты проходили мимо, с такими же глубокими синяками под глазами, как и у меня. Деревья шелестели листвой и птицы возбужденно чирикали. Все звуки доходили до меня через преграду недосыпа.       Докурив, я бросил окурок и взялся за ручку двери, но увидев приклеенное на нее объявление, остановился. В нем говорилось о создании студенческого клуба с названием, где каждая буква была заглавной. АНОНИМНЫЙ КЛУБ СОПЕРЕЖИВАНИЯ. А внизу уже маленькими буквами приписано пояснение:       «Если вы столкнулись с трудностями в общении или вам некому рассказать о своих чувствах, мы приглашаем вас в наш анонимный клуб сопереживания. Первая встреча состоится в пятницу 10 октября в 7 часов вечера. Если вы желаете остаться анонимом, наденьте что-то неброское и скройте свое лицо, как только сможете. Мы ждем вас в библиотеке Баллиол колледжа».       Ну и глупость, подумал тогда я и весь день не мог об этом забыть. Погруженный в работу и учебу я не до конца осознавал, точнее, признавал, что у меня имелись некоторые трудности в общении. Тогда мне казалось, что это в порядке вещей у студентов Оксфордского университета. Мне не было дела до соседа, устраивающего вечеринки раз в две недели, я считал его обреченным в учебе, да и в жизни в принципе; все те студенты в пабах, развлекающиеся на выходных, казались мне крайне несерьезными. Глубоко внутри я знал, что это зависть, но не мог с этим ничего поделать. Кто будет звать Тео Нотта, вечно молчаливого и невообразимо скучного, в пятничный вечер попить пива в пабе? Да. Никто. Те, кто предпринимали попытки, разочарованно вздыхали и думали, наверное, про себя, что больше никогда этого не сделают.       Мысли о необходимости социализации только тяготили меня. Возможно, именно поэтому я зацепился за этот анонимный клуб. В среду, в день, когда я увидел объявление, я был уверен, что ни за что не пойду на это собрание. В четверг моя решимость слегка уменьшилась. В пятницу я с досадой думал, что же такое неброское мне надеть. Вся моя одежда была неброской, но одна только мысль, что меня могли узнать, вызывала во мне тревогу.       В шесть сорок я стоял за углом библиотеки, напялив бейсболку и держа наготове медицинскую маску и солнцезащитные очки, словно маньяк, поджидающий жертву.       В шесть пятьдесят три я начал паниковать и думать, действительно ли у меня так плохи дела, что я отчаялся настолько.       В шесть пятьдесят девять я поднимался по ступеням в библиотеку с гулко стучащим сердцем. Открыв дверь и не увидев никого я подумал, что меня разыграли. С ужасом представлял, как какой-то придурок с камерой выскочит и будет ржать мне в лицо, но все было тихо. И тогда появилась она. С короткой стрижкой, в полосатом свитере и в коротенькой прямой юбке. Все в ней казалось острым, даже улыбка, которой она одарила меня, нелепо стоящего в очках и маске.       — В клуб сопереживания? — спросила она. Я кивнул и она указала мне карандашом в сторону. Я был одним из последних, кто пришел.       — Меня зовут Гермиона Грейнджер, — начала она, смотря на сидящих перед собой людей в масках и шарфах, повязанных вокруг лиц, и ярко нам улыбалась. — Я учусь на третьем курсе факультета социологии. Но этот клуб не эксперимент, изучать вас, как лабораторных крыс я не буду, хотя искушение велико. Кто-то из круга неуверенно захихикал.       — Цель этого клуба – сблизиться с людьми, которые столкнулись с теми же проблемами, что и вы. В этом клубе ни на кого не возлагаются обязательства. Если во время собрания вы будете чувствовать себя некомфортно и захотите уйти – вперед! Никаких обязательств! Присутствующие закивали, и я в том числе. Я все думал, что она чувствует, видя вокруг себя всех этих безликих людей. Слабое освещение в библиотеке наталкивало на мысли о хоррор-фильмах. Я старался смотреть только на Гермиону Грейнджер.       — Я хочу, чтобы каждый сейчас придумал себе вымышленное имя и подумал о том, что беспокоит вас больше всего. Что сидит внутри вас, но желает вырваться наружу? Выговорившись, вы не решите проблему, но это первый шаг к тому. Подумайте, не спешите. Если кто-то будет готов поделиться, поднимите руку и мы выслушаем вас. Гермиона села. В это время я думал о том, что происходящее сильно напоминает мне секту. Я не знал, о чем говорить, и совсем не собирался поднимать руку и вызываться первым, но мне было интересно. Мы сидели в тишине и я гадал, о чем же думают остальные.       — Ого! Есть желающий.       Со стула встал худощавый парень в шапке, спущенной до бровей, и в черной бандане с узором. Из прорези глядели темные глаза.       — Можно не вставать, — вставила Гермиона и когда парень сел, она прислушалась.       — Я Арло, — сказал он, нервно почесывая висок и явно улыбаясь под банданой. В голове у меня возникло изображение золотистого ретривера, которого, возможно, звали Арло. — Поступил в этом году. Я знаю, что после поступления прошло не так много времени, но я совсем не обзавелся друзьями. У меня одиночная комната в общежитии, соседей нет. С курсом так и не сблизился. Они ведут себя так, будто знакомы всю жизнь, а я так не умею. Не знаю, что делать. Чувствую себя одиноко.       Я едва не фыркнул, когда Арло пожаловался на одиночную комнату.       — Что насчет школьных друзей? — спросил кто-то из анонимов, на что Арло стал с теплотой говорить о своих школьных приятелях.       Следом за Арло заговорили и другие. Девушка с тонким голосом чуть ли не хныча рассказала, как ей некомфортно в компании своего парня, который уделяет слишком много внимания вечеринкам, а не учебе. Не мой ли это сосед, подумал я и с неким злорадством отметил, что проблемы её скоро закончатся – парня непременно исключат из колледжа.       В то время я разрабатывал принцип, по которому учился не смотреть на людей свысока, и с которым я справлялся больше на теории, чем на практике. Назвал «горит – спасай». Если по каким-то причинам человек казался мне жалким или неспособным, я представлял его горящим. Тогда я задавал себе вопрос. Стал бы я помогать ему? Ответом всегда было незамедлительное «да», из чего вытекало – жалкий или неспособный на что-либо он все равно человек и им остаётся. И если ты помогаешь ему не сгореть и признал в нем живое существо, то почему ты смотришь на него свысока? Исключением, пожалуй, был один только сосед по комнате.       Тем вечером в библиотеке горел целый круг и я раз за разом спасал в своем воображении всех этих безликих жалких людей.       — Как зовут тебя? — сказала Гермиона, когда, казалось, каждый уже высказался. Я осмотрелся по сторонам и с ужасом осознал, что все смотрят на меня и что вопрос был обращен ко мне.       — Капитан, — нервно выговорил первое, что пришло на ум.       — Что беспокоит тебя?       В позе Гермионы читалась усталость, хотя она и пыталась держать энергичный вид.       — Пасс.       С секунду удивлённо поморгав глазами, она хлопнула себя по коленям и встала.       — Ну, получается, наше первое собрание завершилось! — неловко улыбнулась Гермиона. — Знаю, все прошло не так грандиозно и душераздирающе, как, возможно, вы ожидали, но ведь это в первый раз! Члены клуба хором запротестовали и Гермиона вежливо всем улыбнулась. Никто не смотрел друг на друга, когда каждый по одиночке шел к выходу.       — О Капитан, мой Капитан!       Я обернулся, чувствуя, как от сердца волнами исходит тепло по всему телу и подавляя улыбку без всякой на то причины – я забыл, что на мне маска.       — Не поможешь мне со стульями?       «Почему я»? — подумал я тогда и буду, возможно, думать всегда.