Memories of former love

      Невыносимо долго Ремингтон ждал у дверей своего приятеля его самого, не то Эмерсон был медленным, скорее он просто редко включал звук на телефоне.       — Снова здравствуй... — Тихо сказал Барретт, увидев на входе слегка злого друга. Он не ожидал его здесь увидеть или очень даже ждал.       Порой сам Эмерсон не мог понять себя и свои намерения, ибо сейчас он уже протягивал руку в сторону Ремингтона, на что тот слегка покосился на него, но ничего не сказал, ибо привык к странным наклонностям своего друга. Барретт же погладил того по плечу будто хотел смахнуть что-то с Лета, но обоим было понятно, что на плече Ремингтона ничего не было. Тот неловко улыбнулся и пригласил приятеля войти в дом. Слишком странное приветствие было, но они привыкли.

***

      — Так и зачем же ты пришёл, Рем? Не то что я тебе не рад, просто виделись уже, не думаю, что тебе скучно. — Заранее оправдал свой столь резкий вопрос Эмерсон.       — Зачем ты сказал Тиму, что мы друзья? — Всё таки выпалил Ремингтон, после недолгой тишины. Он так же продолжил сверлить шляпника взглядом.       — А это разве не так? — В голосе художника не было обиды или же скорби за содеянное, скорее интерес. Ему и правда хотелось узнать ответ на этот вопрос.       — Ммм... Нет, Эмс, ты не понимаешь. Как бы тебе сказать...       — Мы друзья, но это секрет? — Выпали Барретт, перебивая Ремингтона, на что тот усмехнулся.       — Да... Ты не дурак, Эми. Как игра, помнишь? Я же тебе говорил. Мы друзья, но в тайне. Понял меня? — В его голосе не было агрессии, скорее что-то поучительное.       — Хорошо... Я понял... — Эмерсон слегка опустил голову. Ремингтон тихо ругнулся, а после Эмерсон почувствовал себя в объятиях.       — Прости, эмс, так надо. Помнишь я обещал, что когда ты пойдёшь в шестой класс, то можно будет всем говорить? — В голосе слышалась забота и вина, о которой начинающий художник ещё не задумывался.       — Помню, Реми, помню...

***

      — Блять, вот что тебе неймётся? Чё ты постоянно за мной ходишь? Я тебе единственный источник общения что-ли? — Ремингтон раздражённо вскидывал руками. — Иди, вон, порисуй дома свои! — Лейт быстро развернулся и так же быстро ушёл из поля зрения Барретта, в глазах которого рухнул мир, целая эпоха, глаза которого начинали наполняться слезами, что быстро были истреблены. Он выдохнул и медленно пошёл к пруду, чтобы сделать то, что велел друг.       Сев на слегка мокрую траву, Барретт достал из рюкзака альбом и начал рисовать. Каждую линию он вычерчивал с неимеверной сосредоточенностью, прямо как ему и говорили. Но вскоре грифель сломался, оставив под собой чёрные осколки, которые смахнул рукой Эмерсон, не задумываясь ни о чём. Он тихо вздохнул и посмотрел на рисунок, который испортился из-за чёрных пятен. Больше пяти минут смотрел на это Барретт, а после начал рвать листы, разбрасывая их повсюду. Оставив хаос на поляне, он ушёл домой, вытирая слезы рукавом осеннего пальто.

***

      — Да подумаешь, это же пятнышко. Думаю, оно было маленьким. — Беззаботно сказал Остен, лазая по дереву. На это Эмерсон лишь пожал плечами. Только он и знал, что дело было вовсе не в грифеле.       Барретту вовсе не хотелось вести диалог, а Найт этого и не требовал. Присмотревшись в даль длинноволосый мальчик увидел знакомый силует, сжимавший что-то в руках.       — Кажется ты что-то потерял. — Сказал Ремингтон, подойдя ближе. Он протянул ему оборванные листы из альбома, который, казалось бы, канули в лету, но нет, Лейт снова спас его.       — Спасибо... — Эмерсон слегка улыбнулся и забрал листы. После чего перевёл взгляд на руку Ремингтона, которую тот протянул, чтобы Барретт встал с земли. Когда тот выполнил немую просьбу, то снова был заключён в объятия. Он только лишь прикрыл глаза. — То пятно может стать островом, Эмс. Ты всё таки дурак...

***

      — Просыпайся! Эмерсон, сколько можно спать? — В голосе Ремингтона чувствовалось веселье и недовольство одновременно, удивительно, только он и мог так блестяще сочетать несочетаемое.       — У меня бессонница, отстань. — Пробубнил Барретт, сильнее закутываясь в одеяло.       — А у нас саундчек. — Лейт не терял надежд, поэтому начал стаскивать Барретта за ногу, но это было безуспешно. Он больше не тот мальчик, которого можно таскать за ногу по полу просто потому что это весело. — Надо таблетки потому что пить, дурак. — Весело протараторил Ремингтон.       — Иди к чёрту. — Только и сказал Эмерсон, на что Лейт пригрозил Себастьяном. Не сказать, что это сработало, но ударник всё же встал. Еле как, но встал.       Особого веселья в турах не было, считал Эмерсон, но его друг так не думал. Он всегда находил что-то, что можно превратить в шутку. Поучился бы этому, эмс.       Но и скучными Барретт их не считал. Ему попросту некогда было скучать. всегда есть работа, а если не было, то он либо рисовал, либо пытался спать. Этим Эмерсон и любил туры - отсутствием свободного времени, а это значило, что и мыслить особо некогда, но и дом он любил, просто немного по-другому.

***

      Он часами мог наблюдать за рисующим другом. С какой трепетностью он рисовал эти линии. Лейт никогда бы не смог так же. Хотя бы из-за своей неусидчивости. Он пробовал, но для него это слишком скучно. Ремингтон лучше бы посмотрел какой нибудь фильм или сериал, а рисульки он оставит на Барретта. Ему важнее. Ему нужнее.       Всё это было своеобразной терапией, может поэтому Лейт и не мог рисовать дома. Хотя сам Эмерсон так не считал. Он не считал это простой терапией или рисованием. Он творил. Создавал новый мир. Каждый орнамент, взятый откуда то из под корки, давал смысл. Барретт будто писал рассказ, ведомый только ему самому. Только ему и никому более. Даже самым близким было неизвестно, что же творится в голове художника. Они лишь надеялись, чтобы ничего плохого.       Ничего плохого и не происходило. Эмерсон лишь забывался, проваливался куда-то в подсознание, только так он мог анализировать свою жизнь без вреда самому себе. А когда его спрашивали о чём же он думает, то всегда лишь видели как Барретт пожимает плечами и говорит, слегка улыбаясь, что уже не помнит. Сказать, что это не так - ничего не сказать. Он много врал, в основном самому себе, но кто сказал, что это плохо?