Позволить чувства

Сидя в машине, Лань Сичень смотрел на венок белых лилий. Любимые цветы почившей госпожи Лань. Лань Сичень совсем не горел желанием ехать на могилы родителей. Даже после смерти госпоже Лань нужно покоиться рядом с мужем, от которого она убегала долгое время. Сегодня годовщина смерти отца. День, когда он не выдержал разлуки с умершей женой и покончил с собой в ванной в собственном доме. Сичень не хотел знать о Лань Цинхэне. Не тогда, когда он эгоистично думал о себе, забыв о двух сыновьях. Тем не менее, годовщина смерти родителей это не то событие, которое можно пропустить. Люди, давшие жизнь, не должны быть забыты, а остальное зависит от воспоминаний. У Сиченя их почти не было. Он помнил как ласково гладила по голове мать, держа маленького Ванцзи на коленях, или редкую улыбку отца, направленную в его сторону. Семейную фотографию, наполненную фальшью и иллюзией образцовой семьи. Лань Хуань мог бы сколько угодно смотреть на эти улыбки, уверяя себя, что так все и было, но себя долго обманывать он не мог. Монитор, встроенный в стенку напротив, коротко пискнул и Сичень на автомате нажал на кнопку принятия вызова, даже не посмотрев на имя звонившего. На экране появилось лицо дяди, недоверчиво смотревшего в камеру. Он все еще не мог разобраться в подобной технике и часто просил помощи у сиделки, которой доверили пароль от всех возможных соцсетей и закрытых от посторонних глаз файлов. Эта женщина была пробита по базе и уже много лет помогала Лань Циженю, поэтому она входила в круг доверенных людей. Прямо сейчас она же и мелькнула на заднем плане, поставив перед дядей чашку чая, и скрылась. Лань Цижень снял очки, которые надевал в последнее время все реже. Неизменная белая рубашка и легкая кофта, накинутая на плечи почти сливалась с болезненно бледной кожей. Однако, Лань Цижень, пусть и медленно, но выздоравливал, судя по анализам и заверениям врачей. – Дядя, как вы себя чувствуете? – начал Сичень. – Мне уже лучше, но приехать я не смогу. – сказал Лань Цижень, сложив руки перед собой. – Семейных храм находится ближе, поэтому схожу туда. – Конечно, дядя, я понимаю. – кивнул Сичень. – Ты мог бы просто позвонить. – он говорил мягко, не осуждающе. – Верно. – кивнул господин Лань, выдыхая. – До меня дошли слухи, что господин Цзян сегодня вечером поедет в офис "Цишяня", но для чего мне неизвестно. – Цзян Чэн? – тут же встрепенулся Сичень, услышав фамилию. – Но он на съемках в Пекине... – Я про Цзян Фэнмяня. – уточнил Лань Цижень. Эти самые "слухи" таковыми вовсе не являлись. Система информаторов, которых Лань Цижень умело раскидал по конкурентам, была надежной и проверенной. Не то, чтобы никто другой до этого не додумался, но никто и не догадывался, что этот трюк могли бы использовать столь достопочтенные честные Лани. Созданный для публики образ дядя умело использовал в своих целях. – Если они совершат сделку, то станут деловыми партнерами... – задумчиво проговорил Лань Сичень. – Кто был инициатором встречи? – Вэнь Сюй. – ответил дядя, перелистнув какую-то бумагу. – Скорее всего, с подачи своего отца. – Но господин Цзян не глупый человек, он не подпишет ничего, не подумав. – сказал Сичень. – Есть кое-что, о чем он умалчивает. – сказал дядя, после чего повернулся в сторону, махнув рукой – таким образом велел слугам выйти. Когда приглушённо хлопнула дверь, дядя продолжил. – После отказа от компании наследником, акционеры и инвесторы постепенно расторгали свои договоры, решив, что после того, как Цзян Фэнмянь уйдет в отставку, компания закроется и деньги от этого союза они перестанут получать. Сейчас "Юнмэнь" на грани банкротства. Сотрудники попадают под сокращения, зарплаты урезают, а новые проекты не поступают. Ты прав, он не глупый человек, поэтому и решился на встречу. "Цишань" – крупная компания и договор с ней принесет огромный доход и он это знает. – Вэнь Жохань попросту уничтожит их! – взорвался Сичень, что было ему несвойственно. – Сделает из них компания для отмывания денег, все равно что создаст козла отпущения! – Скорее всего. – кивнул Лань Цижень, будучи более спокойным, чем племянник. – Свяжись с госпожой Вэнь. Она умная женщина и что-нибудь придумает. Сичень кивнул, попрощался и отключился. Пусть Цзян Чэн и был в ссоре с отцом, но явно не хотел, чтобы семейное дело, выстраеваемое поколениями, просто исчезло по прихоти кого-то постороннего. Да и господин Цзян просто находился в отчаянии. Если бы Сичень знал, то придумал бы что-нибудь. Но сферы их бизнеса слишком разные, чтобы пойти на сделку. Он связался с Вэнь Цин и та на самом деле оказалась сообразительной особой, внесшей свою лепту – предложила внести пункты, в которых просматривалась явная выгодная для "Цишаня", настолько очевидная, что господин Цзян просто обязан будет отказать. Попросив держать его в курсе, Сичень отключился, выдыхая, но вовсе не от облегчения. У могилы матери уже стоял Ванцзи, поджигая благовония. Рядом стоял Вэй Усянь, у ног которого стоял небольшой бак, куда он бросал зажжённые денежные купюры. Подойдя, Сичень лишь положил букет цветов на могилу и кивнул Ванцзи и его мужу. Кладбище – не то место, где они могли бы вести праздные разговоры, поэтому большую часть времени они провели молча. Лань Хуань хотел бы придти сюда с Ваньинем, но не для того, чтобы предаться скорби, а представить его родителям. Ванцзи почти ничего не помнил о родителях, поэтому, в отличии от старшего брата ему было тяжело. По рассказам он знал все, но, будучи маленьким, не понимал, почему больше не может навещать мать или почему отец не выходит из комнаты. Тем не менее, все слова утешение, сказанные за прошедшие годы, не повторились. Вместо этого, Вэй Усянь, почувствовав себя лишним, ушел, напоследок сжав руку мужа в своей. Братья остались наедине и долго молчали. Сейчас не осталось ничего кроме легкой тоски, которую, впрочем легко восполняли дорогие им люди. – Я хотел попросить тебя кое о чем, Ванцзи. – сказал Сичень, натыкаясь на едва заметный вопрос во взгляде младшего брата. – После всего этого не могли бы вы с Вэй Усянем поехать к господину Цзян? Сичень знал, что Ванцзи догадается о том, что это не просто просьба, поэтому продолжил и рассказал все, что узнал от дяди. – По возможности, задержите его и не дайте уехать. – сказал он. – Если он заключит с ними сделку, то добра от этого ждать не стоит. – Мгм. – кивнул Лань Чжань. – Вэй Ин расстроится. Сичень улыбнулся – младшего брата, казалось, совсем не волновали проблемы других людей и возможные плохие последствия. Весь его мир крутился вокруг мужа и им же и ограничивался. Если бы ему сказали обойти весь свет, он бы точно обошел вокруг Вэй Усяня. – Я думаю, господин Цзян не уедет, если Вэй Усянь будет у него. – снисходительно улыбнувшись, сказал Сичень. – Прости, что использую твоего мужа. – Мы с Вэй Ином скоро уедем. – ответил Ванцзи. – Он должен видится с семьей чаще. Они попрощались через час, расходясь в разные стороны от могилы родителей. Сичень, усаживаясь в машину, почти назвал свой (их с Ваньинем) адрес, намереваясь провести остаток дня в одиночестве, но вместо этого достал телефон, нажимая на внесенный недавно в список контактов номер. – Госпожа Цзян, добрый день. – начал он, услышав в ответ такое же вежливое, пусть и удивленное приветствие. *** Цзян Яньли встретила его в домашнем сарафане, мягких тапочках и с завязанными в низкий хвост волосами. В последний раз Сичень видел ее на свадьбе у Ванцзи. Тогда она выглядела очень торжественно и изысканно, подстать событию. Сейчас ее образ был домашним и теплым. Когда она проводила его на кухню, то накинула на плечи платок, ссылаясь на обострившуюся во время беременности чувствительность к сквозняку. – Простите, когда вы позвонили, я только начала готовить, толком ничего не успела. – сказала она, поставив перед Сиченем кружку чая. – Думаю, к приходу А-Сюаня закончу. – Это моя вина, я слишком неожиданно позвонил. – сказал Сичень виновато. – Что вы! – отмахнулась Яньли. – А-Чэн попросил меня позаботиться о вашем питании пока он в отъезде. Я должна быть всегда готова к этому. – В таком случае, извините за внезапность. – и прежде чем они снова начали бы перекидываться любезностями, он продолжил. – Могу я чем-то помочь? – Прошу, оставьте все на меня. – вежливо улыбнулась Яньли, открывая одну из кастрюль из которой тут же вырвался застоявшийся пар и травянистый запах бульона. Цзян Яньли порхала по кухне, как бабочка, и успевала все со скоростью шустрой стрекозы. Ей не мешал даже округлившийся живот, на котором она задерживала ладонь, когда отдыхала. Перед тем, как ее супруг позвонил в дверь, она скрылась в прихожей, словно ведомая каким-то шестым чувством. Будто знала, что сейчас он войдет и открыла дверь. Он плохо знал эту женщину, но отчего считал, что она улыбнулась еще ярче, ласково говоря "С возвращением!". Показавшийся на мгновение Цзинь Цзисюань поцеловал ее в щеку, снял пиджак и, пройдя чуть вперед, открываясь Сиченю, поцеловал снова, но на этот раз дважды – сначала снова в щеку, а потом, наклонившись, в живот. Он поздоровался с Сиченем довольно вежливо, хотя Ваньинь всегда говорил, что он был слишком горд и заносчив для этого. Потом ушел в спальню, а Цзян Яньли вернулась на кухню, где несколько часов составляла компанию Сиченю. Выключила конфорку и начала накрывать на стол, а Лань Хуань подарвался помогать ей. Невольно вспомнил, как Ваньинь также помог его дяде. Сичень тогда не мог не улыбнуться – он же настоящее сокровище. Добрый и отзывчивый, яркий и в меру веселый, с редкой, но красивой улыбкой и смехом; серыми, как грозовые тучи, глазами, которые прошибали молнией, стоило ему посмотреть на Сиченя; его равнодушные слова, которые скрывали за собой бурю эмоций; одиночество, которое окружало его и которое так жаждал заменить собой Лань Хуань... Когда Цзян Яньли позвала его, он вздрогнул, понимая, что на несколько минут застыл у стола с тарелкой в руках. Пусть госпожа Цзян на самом деле прекрасно готовила, на вкус Сичень перестал обращать внимание почти с самого начала. Пока пара напротив, пусть и не пренебрегала им, открыто выражала свою привязанность и идиллию, в голове завистливо крутилась мысль "Хочу также!" голосом капризного ребёнка. Цзян Чэн мог бы встречать его дома или наоборот; совместный ужин, разговоры ни о чем; утро, проведённое в объятиях друг друга; смех, воспоминания, улыбки... Можно ли приватизировать себе улыбку? Раз уж можно создать семью с неодушевленным предметом – Сичень читал пару статей о свадьбах с ковром или утюгом – то такое возможно. Как только Мянь-Мянь вернется, нужно будет поручить ей узнать об этом и закрыть другим доступ на улыбку Ваньиня. Он тряхнул головой, засовывая в рот побольше овощей. Рассуждает как чертов собственник. Как отец?.. – Вы не останетесь на ночь? – спросила Яньли, когда ее муж собрал со стола тарелки. – Конечно, еще не поздно, но вы выглядите утомленным. Я постелю вам в гостевой спальне. – Благодарю за предложение, но дома ждут дети. – усмехнулся Сичень, вспоминая двух подросших щенков. – Нужно еще заехать в компанию. Спасибо за ужин. Не успела госпожа Цзян ответить, а он выйти из-за стола, как из кармана пиджака раздалась мелодия звонка и Сичень, порывшись, достал телефон. Вообще, Хуайсан звонил ему редко, а, если быть точнее, не звонил совсем. С тех пор, как Сичень позвонил ему с просьбой забрать сильно опьяневшего брата с вечеринки в честь его назначения генеральным директором, они больше не связывались. Лань Хуань и предположить не мог, что Хуайсан сохранит его номер и позвонит сейчас. Вопрос лишь в том, зачем он ему звонил и как только промелькнула мысль, что это может быть связано с Цзян Чэном, он тут же провел пальцем по экрану, ответив. – Хуайсан? – начал он вместо привычного "алло". – Цзян Чэн не звонил тебе!? – задыхаясь, спросил человек по ту сторону трубки. Бежал? – Что случилось? – тут же напрягся Сичень, одной рукой пытаясь надеть пиджак, который получилось накинуть только на плечи. – Не знаю, правда не знаю! – воскликнул Хуасйан. – Он просто исчез! Через минуту, попрощавшись кивком с госпожой Цзян и ее мужем, Сичень покинул квартиру. *** В гримерной, отведенной под его личную, пахло пудрой и стиральным порошком, отчего Цзян Чэн, войдя, чихнул сразу несколько раз. Он с детства так реагировал на порошковые и отдающие резким запахом вещи. Все вешалки были завешаны костюмами, которые выбрали для него стилисты на все грядущие мероприятия и съемки, а будар завален косметикой в перемешку с личными мелкими вещами. Наушники снова запутались, обвив шнурками губную помаду. Свет в комнате исходил только от настольной лампы и зеркала с подсветкой, поэтому все было очень приглушенно, за что Ваньинь был благодарен. После многочасового разбора сценария глаза, постоянно смотрящие в текст, были напряжены и побаливали. Он хотел упасть лицом в кресло, но оно не было достаточно мягким, чтобы он не опасался сломать нос о его поверхность. Поскорей бы вернуться в отель. Но пока Хуайсан не закончит со своими делами, которые назывались "устройство карьеры Цзян-сюна" они уехать не смогут. К тому же, контракт на съемки еще не был принесен и А-Цин не вернулась. Нанесенный макияж теперь казался самой тяжелой на свете ношей. Он сел на диван, зевая, уложив голову на одну из декоративных подушек. Слипшиеся глаза закрылись сами собой, но уснуть он так и не смог – Цзян Чен все еще слышал то, что происходит вокруг. Можно сказать, это была легкая дремота. Сичень снова ворвался в его мысли без разрешения. Впрочем, сейчас было настолько все равно, что он позволил себе подобную вольность. Можно было даже без опаски вспоминать тот момент, когда он увидел его наполовину раздетым и открытым. Подобные мысли – определенно лучшее, что может воспроизвести человеческий мозг. Если бы он работал на все сто процентов, то Ваньинь, скорее всего, знал бы обо всех мыслях Сиченя. Хотя, в голове того наверняка была бы одна только работа. Позвонить ему, что ли? Но какой повод? Просто беспокойство? А если он занят? К тому же, велеть звонить в крайнем случае, а самому – лишь когда заблагорассудиться, очень нечестно. Да и не только о Сичене надо думать. Может, лучше будет узнать о делах матери? Она бы, кстати, явно не хотела, чтобы он сомневался. Она вообще не любит сомнения, отринув которые, без колебаний подписала документ о разводе. Звонить Вэй Усяню – себе дороже, но он даже по этому идиоту скучал. Такая тоска не накрывала его даже когда он был в Америке. Сейчас же он даже страну не покидал. Он резко сел когда услышал, что кто-то остановился у его двери. Чутье не подвело – дверная ручка щелкнула и в гримерную вошел Цзинь Гуаньшань, держа в руках стопку скреплённых скрепкой бумаг. Волосы слегка растрепались от трения об подушку, поэтому Ваньинь попытался их пригладить, хоть это и было бесполезно. Тем временем, режиссёр отыскал его взглядом и жестом руки пригласил подойти к столу, который был завален мелким хламом. – Прошу прощение, подписание контракта сильно затянулось. – начал Цзинь Гуаньшань, пока плохое предчувствие до тошноты затопило Ваньиня. Он читал, по одной странице убирая назад, в конец стопки, но букв почти не замечал. Почему то раздражали эти тихие покашливания со стороны мужчины и капли конденсата, стекающие по наполненной водой бутылке. Кажется, он пил из нее, пока обедал. И чего он вдруг заостряет на этом внимание? Вот только взгляд уже не отвести. Насколько же давно ее достали из холодильника? Да еще и открытой оставили. А если что-нибудь прольется, у него же тут важные вещи, которые легко испортить обычной водой. – Вы хотите пить? – спросил Гуаньяшань, протягивая руку к бутылке воды, намереваясь дать Ваньиню, но тот немедленно протянул руку раньше. – Нет, не хочу! – громче обычного сказал он, но было поздно. Держа в руках открытую бутылку, он сжал ее и дернул на себя. Дальше он лишь наблюдал за тем, как намокает футболку и пояс джинс. – Блядь. – и даже перед человеком старше чем он, не было стыдно так выражаться. Мимо двери кто-то прошел и, когда замялся, Цзян Чэн понадеялся, что это был вернувшийся Хуайсан, но, кто бы это ни был, он просто пошел дальше. – Контракт чудом не пострадал. – сказал Цзян Чэн, убирая его на подлокотник дивана. – Не могли бы вы прийти позже? Простите, но сейчас я немного раздражён. – он подошел к вешалке, на которой висела его сменная одежда под названием "на всякий случай". Спасибо А-Цин и ее дар предвидения. – Я бы хотел переодеться. – с нажимом повторил Цзян Чэн, но был проигнорирован. – Господин Цзян, вы ведь согласились на эту роль из-за того, что я могу обеспечить вам путь по красной дорожке? – неожиданно спросил Цзинь Гуаньшань, подходя ближе, заставляя Цзян Чэна напрячься. – Не поймите неправильно, но да, это единственная причина. – нахмурившись, сказал Ваньинь. Толку-то скрывать и врать? – Я ведь вовсе не гениальный режиссер. – сказал он в ответ. – Знаете, как именно я обеспечиваю надежное будущее своим подопечным? – когда он наклонился уж совсем близко, прямо к уху, то прошептал: – Мы заключаем контракт другого, более интимного рода. Ваньинь сжал челюсть и кулак почти одновременно. *** Цзинь Гуаньяо привык к такому поведению отца. Кажется, он и его мать таким образом соблазнил, но, в отличии от остальных, обеспечил ей дорогу только в бордель. Из-за отсутствия какой-либо почвы или посторонней помощи, молодая актриса ничего не смогла бы сделать, когда один ублюдок рушил ее едва начавшуюся карьеру, как карточный домик. Но у остальных были деньги, связи и люди, на которых, в случае чего, они могли бы положиться. Даже так, они все равно выбирали путь через постель режиссёра. Вот и сейчас, пройдя мимо гримерной Цзян Ваньиня, он услышал характерный разговор, который всегда начинается одинаково, а продолжается с напором. Гуаньяо остановился за углом. Если этот Ваньинь такой же, как и все, то без раздумий согласиться, а тут уж и разочарованного Лань Сиченя с разбитым сердцем можно будет утешить. Если же нет, что вряд ли, то он отступится. Достал из кармана завалявшийся мелкий юань с пионом на одной стороне. Эту монету носила с собой мать еще когда подобный дизайн был в номинале. Как символично. Он долго сверлил взглядом монету, не зная, что с ней делать. Коридор был, на удивление, пустой. Даже уборщица с тележкой и инвентарем еще не проезжала. Тихо. Только звуки ударов и падающей вешалки... Стоп, что? Дверь в гримерной, куда совсем недавно зашел его отец с грохотом вылетела с дверных петель, а взбешенный Цзян Ваньинь крепко сжимал в руках кошелек, телефон и покрытую легким слоем пыли куртку. Заходить в гримерную и проверять состояние кое-кого не хотелось совсем, поскольку мимо бешеного тигра не кому не пройти. Он слышал о буйном нраве этого человека, но избить режиссёра за домогательства звучит как самое верное из решений. И только он до этого смог додуматься. А Сичень знает, что его муж так умеет? И кто теперь будет платить за ремонт двери? И почему он – всего лишь нанятый композитор – думает об этом? Кажется, здесь повсюду камеры.