Тлеющие легкие

Чимин снимает с себя пальто и небрежно кладет его на комод, стоящий около входной двери. Нет сил, чтобы взять и нормально повесить на вешалку, после чего убрать в шкаф. Хочется просто плюхнуться на кровать — да хоть на пол —, впасть в спячку и просидеть (или пролежать) вот так до лета. А лето будет через год. Пак отгоняет от себя мысли об усталости, протягивает руку к своему гостю и ждет, чтобы тот отдал ему свою верхнюю одежду. И за окном что-то взрывается. Чонгук же, словно в трансе, не обращает внимания, не видит, как рядом стоящий парень терпеливо ждет момента, когда тот проснется. На улице взрываются фейерверки, видимо, люди готовятся к завтрашним гулянкам на Хэллоуин. Они взрывают их так близко, что отчетливо видно чуть ли не каждую искорку. Хотя и этот день не считается праздником, все равно в подъездах можно заметить несколько обмотанных паутиной или гирляндами дверей, некоторые магазины украсили вывески и витрины паучками, тыквами и прочими бесполезными побрякушками. Как бы люди ни старались, Чимин не чувствует ни праздничного духа, ни восторга от небольшого салюта. — Чонгук, — окликает друга, — ты долго так стоять будешь? — Они зажигают бенгальские огни, точно не хочешь глянуть? — отвечает Чонгук вопросом, никак не связанным с тем, что ему только что сказали. Однако Пак все понимает, поэтому ничего не отвечая, идет заниматься своими делами. Проходит на кухню, не включая свет — чтобы Чону огоньки были огоньки —, ставит чайник греться. Чимин мог бы и высказать свое недовольство тем, что можно было бы сначала раздеться, разуться, помыть руки и только потом наблюдать за это сияющей красотой, но он не будет. Знает, что другу совершенно плевать, потому что «ловит момент». — Я не буду чай, — отмерев, заявляет Чонгук и наконец-то снимает с себя черную куртку, с которой не расстается ни осенью, ни зимой, ни ранней весной.  «Хорошо», — отвечает еле слышимым под нос шепотом Чимин и убирает вторую кружку. — У тебя нет ничего спиртного? — интересуется с легкой улыбкой Чонгук, переступая порог кухни. Свет все еще не включен, но Пак уверен, что на его лице сейчас очень довольное выражение.  Возможно, совсем немного Чимин надеялся, что пока он стоит спиной, Чонгук обнимет его, поцелует в шею или уткнется носом в ее изгиб, как делал сотни раз до этого. И все же этого не происходит. Пак на это криво улыбается и проговаривает: — Нет, я вчера допил последнее. Чон, будучи разочарованным, вздыхает и открывает ящик, где находятся фруктовые соки, но и их там не оказывается.  — Чимин, у тебя дома совсем пусто? — имеет в виду отсутствие нормальной еды. — Да, — соглашается Пак, имея в виду отсутствие и питания, и уюта. Не только дома. В жизни в целом. Не удается найти тот самый уголок, где он сможет наконец прийти в себя, перезарядиться. Он очень любит свою квартиру, но иногда чувствует себя в ней так, словно перестает существовать. Это сложно объяснить.  Этого короткого разговора становится достаточно, чтобы Чимин погрузился с головой, а точнее в свою голову, в свои ощущения и мысли. С Чонгуком сложно вести себя нормально, находясь с ним наедине. Как будто он растворяет одним лишь своим присутствием весь воздух вокруг. Пак рядом с ним задыхается.  — Может, все же чай? — тихо предлагает, надеясь избавиться от этой неловкости. С досадой понимает, что боится реакции Чона на свои чувства, а так быть не должно. Раньше он даже не думал о том, как ему вести с ним, о чем с ним разговаривать. Это немного печалит, однако Чимин боится говорить о том, что его беспокоит в отношениях с Чоном после одной очень неприятной ссоры, когда могла бы стать жирной точкой.  Тогда Пак написал довольно большое сообщение, где объяснил, что ему не нравится, что Чонгук почти не уделяет ему внимание, что он холоден с ним и резок. Чимин долго молчал, что его это задевает, ибо тогда у Чона была тяжелая работа, которая выжимала из него все соки. И все же решив, что молчание ни к чему хорошему не приведет, высказался, даже не ожидая, что Чонгук чуть ли не взорвется от этого.  В общем, тогда действительно было неожиданно и очень больно, если опускать все подробности. Но вот они снова вместе. Вместе в дерьме. — Буду с шиповником, — садится за стол. Пусть у Чимина в холодильнике мышь повесилась, зато чая у него на сто лет вперед, причем, разных видов. В общем, ему можно было бы открывать свой чайный магазинчик уже сейчас, потому что ассортимент обширный.  — Понял, — немногословно. Посиделки в тишине за кружками чая давят. Растаптывают рациональность, оставляя лишь тревогу. Остается лишь с ней бороться. — Пошли покурим? — спрашивает Чонгук, и Чимин соглашается.