Говорит Москва

— Итак, может, расскажешь, что тебя беспокоит? — закидывая руку на худощавые плечи, удивительно спокойно спрашивает Данис, заставляя Юру нахмуриться от особенно громких басов за спиной. Эти три дня, что он собрался провести вместе с братом и Курганом, были достаточно уравновешенными и, можно даже сказать, монотонными. Прогулка, пьянка, разговоры и воспоминания, которыми они делились — всё это заставляло снова и снова думать о Косте. Уралов недолюбливал жару, пускай и был человеком закалённым. Ещё с детства, приученный к тяжёлому труду вне зависимости от погоды за окном, он стойко переносил её перепады. Так и жара, которая стояла уже целый месяц на Урале, не изменила ровным счётом ничего. Как требовал отчёты, так и продолжает требовать, как появлялся на собраниях, так и появляется. Даже на звонки и сообщения отвечает без особых проблем, что не могло не радовать, будь Юра озабочен восстановлением их дружбы. Однако он, вместо того, чтобы проводить время с лучшими друзьями, приехал к брату, у которого гостил ебанутый Курган. — Всё нормально, — затягиваясь, сообщает Татищев, чувствуя, как его тянут ближе к себе за плечо. Будь на улице всё та же жара, он бы определённо сорвался, не желая вообще к кому-либо и чему-либо прикасаться. Но температура упала, а люди, счастливые от этого события, вышли на улицу, облюбовав набережную и включив музыку для народных танцев. — Я же вижу, что всё плохо, — настаивает Уфа, отпуская плечо младшего брата и облокачиваясь о перила набережной спиной к реке. — С Аней поссорился? Или с Ураловым? — Да какая разница вообще? — раздражённо хрипит Юра, затягиваясь табаком как можно больше. — Значит, с Ураловым, — прекрасно понимает Данис, кивая своим словам. — Что у вас произошло? Внутри скребёт от желания рассказать правду. О своём разочаровании в себе, что не доследил, о ненависти к специалисту, который породил в нём мысли. Неправильные, мерзкие по своей натуре, они заставляли думать об этом снова и снова, вынуждая Татищева бежать в толпу, чтобы только выдохнуть. Он не хочет думать, что вся эта гомосятина является неизлечимой болезнью, потому что болеет этим дерьмом Костя. — Его ебанутость, вот что, — выкидывая фильтр в мусорку, с особой злостью высказывается Юра, доставая третью сигарету, которую из его рук выхватывает Уфа. — Что это за ебанутость такая, раз вы поссорились спустя всего ничего после вашего прошлого конфликта? — осторожно интересуется Данис, бросив взгляд на развлекающегося в компании девушек Кургана. Единственным в их компании, кто открыто проявлял интерес к девушкам, являлся холостяк Илья. Юра пытался добиться любви Анечки, а Данис имел вполне спокойные отношения с Ксюшей, поэтому парень с особым наслаждением общался с жительницами Уфы, рассказывая и веселя тем самым девушек. Юра же, в отличие от друга Даниса, стискивает челюсть, доставая ещё одну сигарету и поджигая её, отдавая старшему зажигалку. Он глубоко затягивается, опираясь о перила и смотря за птицами, что счастливо плескались в воде Белой. С их последнего разговора с Костей прошёл месяц. Сложный, тяжёлый не только в физическом, но и моральном плане. Потому что эта пидоросня снова испоганила их отношения, снова влезла в то святое, чем так дорожил Юра. Он хотел, чтобы Костя одумался, чтобы ещё раз огляделся вокруг и осознал, сколько вокруг прекрасных девушек. Блондинки или брюнетки, светлоглазые или тёмноглазые, раскрепощённые или же благочестивые — все они определённо обратят внимание, стоит только Косте бросить заинтересованный взгляд. Юра пытался обдумать его ситуацию, но не смог сдержать язык за зубами. Не тогда, когда его всего трясло, а фильтры от сигарет летели в банку из-под кофе, не тогда, когда ситуация накалилась до самого финиша. Единственное, чего хотел Челябинск — это счастливой жизни для лучшего друга. Чтобы рядом с ним была прекрасная девушка, которую он бы носил на руках, обожая. Любовь — это ведь не что-то пошлое или же романтичное. Отношения — это работа, испытание чувств двух любящих. У людей этот цикл ограничен до смерти супруга, в то время как города бессмертны. Хочешь, спи со всеми подряд, хочешь, жди того самого человека. Краем глаза замечая движение сбоку, Татищев поворачивается к брату, который также повернулся к своей реке, закуривая сигарету и наблюдая за птицами. Он просто наслаждается летним вечером, пока Юра смотрит и видит: крепкие руки, что без проблем могли держать оружие и поводья; острый, будто соколиный, взгляд, подмечающий детали. Данис рос в тяжёлые времена, однако сейчас он больше напоминал подростка, нежели старый город. Крашенные волосы, проколотые уши, уличный рэп. Где тот человек, что любил устраивать праздники, распевая песни в честь победы? Где тот человек, который даже после тяжёлого боя помогал ему преодолеть большое расстояние, чтобы только увидеться с лучшими друзьями? Прошли года, когда Юра вспоминал о былой строгости Уфы. Умом он понимал, что брат и в нынешнее время крайне спокойно может взять в руки лезвие, направив его против смертного, однако глаза видели беспечного и, как бы мерзко это не звучало, мягкотелого человека. Если в прошлом Данис требовал извинений, то в настоящем извинялся сам. И эта глупая параллель выбивает из колеи каждый раз, что они видятся. — Если бы однажды ты узнал, что Ксении нравишься не только ты, но и девушки, как бы ты отреагировал? Вопрос срывается с языка быстрее, чем Юра успевает его обдумать. Он мгновенно стискивает челюсти, отворачиваясь обратно к реке, выкидывая фильтр в мусорку и доставая следующую сигарету. — Если бы мы продолжили при этом встречаться, то не вижу особых проблем, — спустя некоторое время отвечает Уфа, также докуривая свою сигарету, но не выкидывая фильтр, а покручивая его меж пальцев. — Это не меняет моих чувств и того, что она любит меня. А кто ей там нравится, не сильно и важно, она ведь продолжает выбирать меня. — И тебе это подходит? — Пока она не зовёт в наши отношения кого-то другого, не важно, парень это или девушка, я счастлив. От подобных размышлений Даниса Юру выворачивает наизнанку. Он жмурится, отворачиваясь в сторону и прокашливаясь, чувствуя на спине горячую ладонь брата. Сильно ли Татищеву помогло это касание? Тяжело сказать. Данис был человеком с твёрдыми и крайне понятными взглядами на жизнь. Но чем быстрее развивалось человечество, тем быстрее Агидель перенимал их привычки и принципы. Даже Костя не дошёл до того уровня принятия современного менталитета, как Данис, и этот факт ошеломлял. — По-твоему, это хоть что-то меняет? — вытирая рот ладонью и сжимая мокрую от крови руку, выпрямляется Юра, смотря в глаза старшего брата. — Рано или поздно она начала бы вносить это дерьмо в ваши отношения, а там недалеко и до извращений. — Ҡустым, — выкидывая фильтр в мусорку и накрывая тонкое плечо ладонью, Данис хмуро смотрит на бледное лицо младшего, сжимая пальцы и стараясь не пялиться на его окровавленную ладонь. — Интерес к своему полу не равно любовь ко всяким извращениям. — А, ну да, пускай мужики ебут друг друга в жопу, а девчонки лобызаются с подругами, — закатывает глаза Татищев, в ответ получая усталый вздох от Даниса. — Не лезь в чужую постель, — даёт совет Агидель, хлопая по плечу брата. — Это намного хуже, нежели чем по тихой ебаться с лучшим другом. — Ага, доебались до телевизора и улиц, — морщится Юра, отворачиваясь к реке и сглатывая ком в горле. — Забудь, не хочу об этом дерьме разговаривать. Данис кивает, отпуская чужое плечо и предлагая сходить перекусить. Юра, недолго думая, соглашается, надеясь на то, что в выбранном для ужина заведении можно будет помыть руки. *** — Ты совсем идиот? Юра закатывает глаза на подобный вопрос, пододвигая к себе свою тарелку с наваристым супом и вздыхая аромат трав. В прошлом Данис часто был тем, кто готовил в их небольшой семье, добавляя в блюда многочисленные специи. Иногда это доставляло проблемы, но намного чаще Юра чувствовал возбуждение и нетерпение от желания запихнуть что-либо в рот. С годами, становясь старше, он также начал интересоваться народной кухней, помогая, а после и заменяя брата в подобном деле. Однако чем старше становился Юра, чем чаще пробовал еду, которая проходила через десятилетия, тем больше он запоминал людей благодаря их рукам. Кто-то отлично охотился, кто-то в совершенстве освежёвывал тушу, кто-то умел отлично разделывать мясо, а кто-то отлично собирал и сушил травы. Иногда Татищев смеялся, когда смертные, романтизируя бессмертие, забывали об уходящем времени. Люди умирают, однако детали всплывают в головах долгожителей намного чаще, чем первые могут представить. Так и Юра, сидя за одним столом с проституткой, запомнит её не как даму лёгкого поведения, а как подругу. Её волосы, торчащие во все стороны, тонкие плечи и бёдра, бледное лицо с синяками под глазами. Татищев знает, что в будущем, лет так через тридцать или, если повезёт, сорок, она умрёт. Оставит его, как и все смертные. В прошлом Юра об этом не думал, желая помочь людям всем возможным. Но чем больше ты отдаёшь, тем большее надеешься получить, а городу это не нужно, уж точно не в эмоциональной близости. Юра ненавидел слишком много рассказывать о себе и своем окружении, потому что таким образом возникала связь. Однако иногда, когда эмоции слишком сильно давили на него, он, не сдерживая себя, говорил. И сейчас он также говорил, прихлёбывая свежий щи и подмечая разочарование в глазах собеседника. — Возможно, — вспоминая о прошлой ночи, которую Челябинск провёл в раздумьях, кивает Юра. — Учитывая, что я не замечал всех его проёбов, стоит… — Юр, он к тебе хоть когда-нибудь лез? — перебивает хозяина квартиры Зина, получая в ответ короткое качание головой. — Вы знакомы с детства, насколько я знаю, а раз у парня крыша поехала ещё тогда, то тебя даже волновать вся эта ситуация не должна. — Ой, вот только ты не начинай эту хуйню про чужие постели, — морщится от воспоминаний о поездке Юра, отправляя в рот картошку. — Костян с бабами ничего построить не мог, а тут, блять, пидорасы. А когда у него окончательно клапан слетит и он захочет расписаться с каким-то хуесосом, мне в сторонке стоять? — Стоять и хлопать в ладоши в качестве друга жениха, — кивая, соглашается Зина, откладывая ложку в сторону, чтобы не отвлекаться. — Ты себя на его месте представь: живёшь себе тихо-мирно, мечтаешь о девушках, а все тебе говорят о том, что ты должен любить парней. И казалось бы, вот, лучший друг, но даже он повёл тебя лечиться. — Говоришь, прямо как из статьи, — невесело хмыкает Татищев, помешивая суп в тарелке. — А ты думаешь их нелюди пишут? — с лёгкой улыбкой спрашивает Зина, проверяя свой телефон. — Они и в прошлом существовали, у спартанцев так вообще традиции на тему передачи опыта были. — Давай ещё времена обезьян вспомним, — вздыхает Юра, доедая суп. — Он ведь не в любви тебе признался, — настаивает Зина, печатая сообщение в телефоне, подхватывая кружку со сладким чаем. — Или ты этого боишься? — Блять, Зин, Косте жопы мужские нравятся, а не больные, — облокачиваясь о спинку стула, напоминает Татищев, представляя подобное и покрываясь мурашками. — Больной или нет, ты весёлый парень, — поднимаясь на ноги, делится мнением подруга, двинувшись в сторону прихожей. — Может быть, ты и не заинтересован в отношениях, но контролировать эмоции других людей ты не в силах. — Давай закроем эту тему, — поднимаясь следом, просит Юра, хлопая себя по карманам домашних штанов. — Как знаешь, студент, — обуваясь, соглашается Зина, подхватывая свою сумку и прихорашиваясь перед зеркалом. — Пиши, как нужна будет компания. — Обязательно, — кивает Юра, обнимая подругу за плечи и зарываясь носом в светлые волосы. Он втягивает полной грудью запах шампуня девушки, отпуская её и провожая. Только когда та захлопывает дверь подъезда, Юра закрывает входную дверь, проходя на кухню и выглядывая в окно, сразу же открывая его пошире. Пальцы вытаскивают сигарету из пачки, а локти удобно устраиваются на подоконнике, пока Татищев закуривает. Дети во дворе громко хохочут, веселясь и играя в прятки. Юра смотрит за ними некоторое время, сплёвывая в пепельницу, которую в начале десятых ему подарил Костя, когда Уфа случайно снёс старую. Они тогда случайно пересеклись в его квартире, и, не долго думая, решили отметить эту встречу. Стряхивая пепел и высматривая светлую макушку Зины, которая уже заворачивала за угол дома, Юра снова прокручивает её слова в голове, вспоминая о детях. Как так получилось, что в его окружении столько людей, спокойно относящихся к пидорству? Почему они вообще допускают мысли о том, что отношения со своим полом — это норма? Юра затягивается особенно сильно, жмурясь от едкого дыма, что прошел через носоглотку. Отмахиваясь, Татищев снова прокручивает в голове слова специалиста, думая и понимая, что он в жопе. За этот месяц они с Костей не сильно общались, и от этой разлуки самочувствие катится в тартарары. Юра вспоминает те года, что они не общались после вечера правды, и изо рта вырывается мат. Рука зарывается в волосы, а Челябинск выкидывает фильтр в пепельницу, оборачиваясь лицом к своей кухне. В эту квартиру Юра переехал относительно недавно, всего-то восемь лет назад, однако даже за такой короткий промежуток времени Катюха сумел оставить часть себя. Татищев мог посмотреть на что угодно, вспоминая о том, как Уралов искал эти чёртовы кастрюли или пивные кружки. Рисунки Снежки, которые Дядя Костя либо помогал рисовать, либо позировал. Фотография Магнитогорска, когда тот впервые проколол ухо и спрятался от отца в гостях Екатеринбурга: Костя, прекрасно понимая реакцию Юры, отправил ему фотку спящего сына, который развалился на чужом диване. В тот момент Татищев был готов рвать и метать, думая только о том, что его ребёнок стал хуесосом, но со временем, а точнее с разговорами с одним близким человеком, принял сей факт. У него ушло время, чтобы принять подобный бойкот. Конечно, от подзатыльника Татищев-младший не сбежал, однако Юра уже намного спокойнее относился к его желанию исколоть своё тело. Нащупывая сигареты и поджигая дозу, Челябинск делает глубокий вдох, облокачиваясь о подоконник. Он переводит взгляд на грязную посуду на столе, вспоминая Зину и поджимая губы от мерзкого ощущения собственной лжи. У Юры было много друзей среди смертных, которых он, так или иначе, но игнорировал. В конце концов, в их современном мире можно поддерживать общение и не видясь вживую. А ложь может быть и не ложью вовсе, если правильно её предложить. Костя не лгал ему о своих интересах, всего лишь недоговаривал, зная, как он отреагирует. Так было всегда — Данис или Серега устроят какую-то непонятную хуйню, Юра взбесится, а Костя его удержит от новых ошибок. Уралов всегда был рядом, когда в жизни Татищева что-то менялось. И не важно, связано это с неожиданным отцовством, с первыми погибшими друзьями, с перестройками в стране или голове. В самом-то деле, Юра почти три сотни лет не замечал гомосятности Кости, в чём проблема забыть обо всей этой несуразице? Но каждый раз, глядя на лучшего друга, перед глазами пробегают картинки того, как он застаёт эту пидоросню напрямую. Не важно, будь это поцелуй или объятие — Татищева изнутри всё сожрёт, чтобы только забыть вид лучшего друга в подобной ситуации. Когда Челябинск впервые познакомился с Ксюшей в качестве невестки, то он долгое время не мог привыкнуть к поведению жёсткого и грубого Даниса. Румянец, который он видел на всегда напряжённых мышцах, бегающий от волнения взгляд — Юра впервые увидел себя со стороны. Единственное их с братом отличие — это взаимность чувств. Представить Катюшу в подобном виде сложно. Несмотря на то, что Юра не раз видел румянец лучшего друга и его лёгкую, совершенно глупую улыбку, представить такого же Костю рядом с мужчиной было сложно. Потому что это Костя — Уралов Константин, с которым мало кто может сравниться в росте, силе, воли и упрямости. Стряхивая пепел и докуривая сигарету, Юра прибирает кухню, собирая грязную посуду и убирая хлеб со стола. Он мылит свои руки, крепко удерживая стекло, смывая жир и вслушиваясь в давящую тишину квартиры. Окажись здесь Костя, подобного бы не было. Убирая чистую посуду на место и вытирая руки, Юра проходит в гостиную, отыскивая свой телефон и проверяя уведомления. Сейчас его не интересуют ни новости, ни предложения повеселиться, ни сообщения о займе. Самое важное остаётся нетронутым уже как неделю. Татищев отправлял документы для отчёта, и, перечитывая их последнюю переписку, в горле начинает неприятно першить. Юра прокашливается, вытирая кровь о грязную футболку, думая о вечерней стирке, пока ноги усаживают его на диван, а глаза впиваются в сообщение Уралова. «Я буду ждать.» — единственное, что написал ему Уралов, когда Юра впопыхах, чтобы не наломать ещё больше дров, сбежал из чужого дома. Снова собрался и закрыл дверь квартиры, вернувшись домой, чтобы месяц молчать. Челябинск был без понятия, справится ли он с тем, чтобы закрывать глаза на интерес лучшего друга к мужчинам. Он также был без понятия, как именно это событие скажется на их времяпровождении. Однако, вспоминая тот вечер перед посещением специалиста, Юра понимает, что вся проблема исходила от него. Это Татищев сел подальше, это он ждал конца фильма, чтобы только проконтролировать отсутствие пидоров на экране. Юра без понятия, как именно ему нужно будет себя вести рядом с Костей. Однако то, что терять лучшего друга Челябинск не намерен, является истинной. Прикладывая телефон к уху и вслушиваясь в размеренные гудки, Юра прикрывает глаза, откидываясь на спинку дивана и дожидаясь твёрдого, но спокойного голоса друга, который не заставил себя долго ждать. — Катюш, не хочешь собраться всей толпой за городом? — Прямо, игнорируя все правила приветствия, спрашивает Татищев, вслушиваясь в тишину динамика. —… на этих выходных? — Тихо уточняет Уралов, а Юра кивает, выпрямляясь и облокачиваясь локтями о собственные колени. — Ага, на нашем месте, — вспоминая своё расписание, соглашается Челябинск. — Аня, Катька и Серёга, что скажешь? — Звучит неплохо, — соглашается Костя, замолкая на том проводе. — Ну, — неловко тянет Юра, зарываясь пальцами в волосы. — Спишемся тогда, ладно? Уралов соглашается, а Татищев быстро сбрасывает, бросая телефон на диван и прикрывая глаза ладонью. Юра массирует напряжённые веки, думая о сигаретах на балконе, настраиваясь выйти покурить. Но сначала он возьмёт себя в руки, чтобы ответить на сообщение Кости не только словами, но и делом.