Говорит Москва

— Не хочешь попробовать начать отношения? — прижавшись под бок, тихо интересуется Юля, слушая аритмичный стук сердца под щекой. Юра, перебирающий светлые пряди меж пальцев, останавливается на пару мгновений, обдумывая чужие слова. Юля не была плохой, с ней было приятно общаться и проводить время, секс также был хорош. Разве что готовила не очень, но, возможно, просто неудачный день или не любит этим заниматься. В чужое оправдание Татищев готов привести себя, так как яичницу он готовит редко, дай боже три-четыре раза в год. Зато Катя любит на завтрак именно яйца, но младшая и на омлет согласна, который приготовить проще. Да и сам он не против готовить с утра. Тем не менее отношения. Неизвестно, серьёзные или нет, но Юра всегда относился ко всему ответственно, особенно когда дело касалось людей. И если сорок лет назад Татищев сразу бы отказался, сейчас он думает об этом предложении. — Ты имеешь в виду романтические отношения? — на всякий случай уточняет Юра, опуская голову и рассматривая светлую макушку. — Именно, — выдыхает бывшая одногруппница, запрокидывая голову и заглядывая в глаза собеседника. — Не хочешь начать встречаться? Юра прикасается к мягкой коже на спине девушки, поджимая губы. Мысль заиметь постоянного партнёра, к которому можно будет спокойно проявлять привязанность, кажется просто до одурения соблазнительной. Юля была весёлой девушкой, раскрепощённой, знающей себе цену. В ней была Костина уверенность и Анютина мечтательность, которая вызывала в нём трепет. Но Юля смертная, и у них будет, дай боже, лет десять, если не меньше. Ведь уже через три-четыре года начнутся разговоры о семье, о детях, а через восемь она заметит, что её муж не изменился за всё это время. Шутки про кровососов несомненно смешные, но не тогда, когда дело касается отношений. — У меня есть младший брат и восьмилетняя дочь, — врёт, но честно сообщает о своей семье Юра, поднимая небольшую прядь светлых локонов к глазам. — Болезнь развивается, неизвестно, что будет завтра. Тебе эта нервотрёпка точно не нужна. Юля молчит, опуская голову и притираясь щекой к бледной груди, слушая. Юра её не отвлекает, играясь чужими прядями, а после запуская пальцы в волосы, поглаживая кожу головы. Возможно, будь Юра смертным, он бы согласился на это предложение. Это будучи городом Татищев был согласен ждать Аню, добиваться её внимания и любви, но имей он в запасе сорок лет… вряд ли. Юра на опыте понял, что можно любить триста лет и в конечном счёте не получить взаимности, а окажись он смертным… В груди неприятно давит, и Юра обхватывает девушку двумя руками. Он притягивает её ближе, зарываясь носом в пушистые волосы и прикрывая глаза. В прошлом он даже допускать мысли о другой любви был не готов, но в последние годы жизнь буквально перевернулась с ног на голову. Аня всегда давала ему понять, что не испытывает к нему чего-то романтического, а Юра шёл за ней, желая показать себя, стараясь ради неё. Но ждать ещё триста лет, мучаясь от болезни и видя только резкое отторжение своих чувств, Челябинск не хотел. Пускай у него не будет нормальных, взаимных чувств и отношений, у него есть семья. Любимый говнюк, что являлся его сыном, очаровательная дочь, старший брат, близкие друзья. Мысли невольно возвращаются к Катюше и той неделе, что Юра провёл у друга. Уралов никак не поменялся, оставшись самим собой, а совместная жизнь была типично спокойной.

***

Юра затягивается сигаретами, выкидывая третью пачку в мусорку. Изо рта несёт, как из помойки, а перед глазами всё дрожит. Руки трясутся, из-за чего сигарета падает на пол, на котором уже расположилась небольшая и кривая лужица крови. Татищев знал, что может довериться Косте во всём. Они с первой встречи нашли общий язык, с первого взгляда поняли, что сдружатся. Юра всегда ждал того дня, когда они смогут вновь встретиться и поговорить. Даже поездка в Северную столицу в конце девятнадцатого века оказалась не столь плохой только из-за присутствия Кости рядом. Юра всегда доверял лучшему другу во всем, что его окружало. Возможно, поэтому жить с ним было так комфортно, ведь они знали о привычках и тараканах друг друга, отыскивая компромиссы. Однако лёгкая, совсем невесомая мысль, что они выглядели со стороны как женатики, пугала. Хотя нет, правильнее будет сказать, что она вгоняла в ужас. Юра не сильно обращал внимания на то, что он, так или иначе, но приставал к лучшему другу. Ну подумаешь, обнял, ну подумаешь, прикоснулся во время подъёма, ну подумаешь, забрался пальцами в разноцветные пряди. Все друзья ведь так делают, тем более, что Костя не был против. Но Татищев вспоминает, о чём именно он думал в тот миг, и ко рту подступает рвота, пока желудок урчит от очередной голодовки. Катюша умел готовить, делая это не только вкусно, но и красиво. И речь даже не об ёбаной подаче блюда, а о движениях. Уралов являлся обладателем красивого мужского тела, на которое было приятно смотреть. Татищев и сам признавал, что порой засматривался на игру чужих мышц, потому что у Кости было, на что посмотреть. Юра не думал, что это может быть проблемой, всё же они были друзьями и оба мужского пола. Но потом чужое признание, потом биполярка, потом ебаные отношения родного сына с Московским! Юра, блять, хотел отречься от своих принципов, взглянув на друга именно как на человека, а не пидора. И ведь увидел: и его баранью упёртость, и самостоятельность, и трудолюбие. Забыл даже о том, что лучшему другу нравятся мужские задницы, а стоило вспомнить, как их совместная жизнь стала выглядеть как ёбаные отношения старой пары. Они даже срались как женатики! Юра сгибается на диване, запуская руки в волосы и стискивая пряди у корней. Он не хотел воспринимать лучшего друга как-то иначе, тем более не хотел на него дрочить тёмными ночами. Ему нравились, нравятся и будут нравиться девушки: их голос, смех, мягкие, но очаровательные черты лица, нежные изгибы. Татищев прекрасно понимал, что у парней не сможет отыскать того, что его привлекает в девушках, что даже самое пошлое, но чувственное гейское порево не заставит его возбудиться. Ему просто физически было неприятно о подобном думать, однако мозг вбрасывает мокрый сон с одним близким геем в его жизни. Поднимаясь на ноги и упираясь рукой о подлокотник, Юра ждёт, когда ему станет хоть немного лучше. Перед глазами всё плывёт, а в голове начинает гудеть. Татищев, падая обратно на диван, стискивает футболку в районе сердца, делая глубокий вдох, но чувствует только нехватку кислорода. Он жадно глотает воздух, игнорируя запах изо рта и откидываясь на спину. Крепко жмурясь, Челябинск делает последний хриплый вздох, погружаясь в темноту.

***

Руки дрожат, пока Юра подносит ко рту кружку с водой, пытаясь сделать глоток. Он сжимает губы, набирая в рот жидкость, которая вытекает, стоит убрать посуду ото рта. Татищев чувствует, как от него несёт. Он проспал сутки, проснувшись ночью следующего дня с полным отсутствием понимания, где он. Пять минут, что он пялился на чёрный экран телевизора, дали ровным счетом ничего. Зато слабость в руках и головокружение были отличным результатом его глупого поведения. Режим черного неба начался не так давно. Юра в такое время старался ни с кем не общаться, отлеживаясь, но в этот раз не мог нормально спать. Мысли выводили из себя, не давали покоя, а сигареты не действовали. Именно отсутствие эффекта затуманило разум, из-за чего пара сигарет превратилась в пачки. Не лучшая компания для его больного тела. Ставя кружку на столешницу, Юра на память проходит тёмный коридор, прячась в спальне и падая на кровать. Татищев тянет вторую подушку ближе к себе, вздыхая сохранившийся запах чужого шампуня, но чувствуя только перегар. Из уголка губ начинает течь, и Юра, снова пытаясь сглотнуть, в итоге вновь оказывается в дерьме. Переворачиваясь на бок, Татищев прижимает подушку к груди, вспоминая тёплую Юлю. Их отношения в принципе получились спонтанными, а от того странными. Они не сильно близко общались во время учёбы, не особенно часто выделяли друг друга. Пили в одной компании, изредка болтая наедине, но не более. В голове невольно всплывают воспоминания совместного утра. Собственная футболка на чужом теле, не самая лучшая, но и не сгоревшая яичница, молчаливый завтрак. Они неловко попрощались в первый раз, после чего перекинулись парочкой сообщений в ту неделю, которую Юра провёл в Екатеринбурге. Второе совместное утро прошло точно так же, как и первое: встали, умылись, перекусили, разъехались. С Костей же всё было иначе. Не важно, кто из них встал первым, жаворонок шёл готовить завтрак. А учитывая, что Уралов умел подскакивать без будильника, Юра был более чем доволен, когда, отрывая голову от мягкой подушки, чувствовал запах специй или кофе. В такие моменты Челябинск из простого принципа отказывался вставать раньше положенного, зная, что хозяин квартиры припашет готовить кофе в своей кастрюле. Юра на подобный разврат был не согласен, а потому тянул до последнего, от чего получал лекцию о здоровом образе жизни от сурового уральского мужчины. Татищев не чувствовал отвращение от этих воспоминаний, наоборот, ему было приятно проводить время с лучшим другом, слушать его и вспоминать былое. Однако страх, что липким слоем окружил его со всех сторон из-за одной случайной мысли, заставил посмотреть на всю эту ситуацию со стороны. Юра понимал, что ему нужно научиться принимать чужой выбор. Сначала мотивацией была Катюша, а после прибавился Серый. Татищев даже думать не хотел о том, чтобы отрекаться от собственного ребёнка, потому что этот долбоёб — его семья. Делая глубокий вздох и наконец-таки сглатывая слюни, Юра сжимает губы, вытирая их тыльной стороной ладони. Он всматривается в чёрный от темноты потолок, после чего прикрывает глаза, вспоминая. Последний раз его телефон был на столе. Челябинск занимался отчётами, стремясь занять свой больной мозг работой, созваниваясь с Илюхой и объясняя ему новые требования к документации. Но после Татищев перешёл на балкон, а уже потом в гостиную, где встретил свой закат. Тяжело сглотнув ком, Юра прикасается к своей груди сквозь домашнюю футболку, собирая мягкую ткань в кулак и тяжело вздыхая. Тело восстановилось после приступа, однако сам факт возникновения этой ситуации скрёб изнутри. Не будь Юра бессмертным, всё могло закончиться совсем иначе. Тем не менее, Татищев переворачивается на бок, притираясь щекой к мягкой ткани и прикрывая глаза. Он чувствует, как постель начинает нагреваться, ощущает, как сознание плавно расплывается, а мысли ускользают. Юра только и делает, что засыпает, когда слышит тихий звук замка от входной двери, заставивший его дёрганно проснуться. Открывая глаза и прислушиваясь к незваному гостю, Юра тихо выдыхает, услышав мельтешение у входной. Он переворачивается на другой бок, медленно садясь на постели и глубоко вздыхая, давая головокружению время исчезнуть. Челябинск уже начинает готовиться к подъёму, когда слышит шаркающие шаги по коридору, которые останавливаются у двери спальни. — Катюша? — тихо спрашивает Юра, прищуриваясь и всматриваясь в темный ситуэт, застывший у двери. — Анюта, — тихо выдыхает Пермь, продолжая стоять у двери. — Не против, если я пройду? — Я всегда тебе рад, Ань, — искренне сообщает Татищев, с тяжёлым вздохом поднимаясь на ноги и поправляя край футболки. Вспоминая свои приступы кровавой рвоты, Юра бросает взгляд на постель, думая о том, как сильно он заляпал постельное и как хорошо видно грязь. — Правда, сейчас не лучшее время. Что-то случилось? —… ты не отвечал на звонки, — шёпотом сообщает Камская, проходя в спальню и прикасаясь к чужому плечу, сжимая ткань футболки. — Ни мне, ни Косте, ни Кате с Серёжей. Даже Данис с Ксюшей забеспокоились. — Из-за режима чувствую себя не очень, — честно сообщает Юра, вспоминая своё состояние и аккуратно убирая с себя чужую руку, чтобы только не испачкать подругу. — Из-за режима ты не начинаешь курить в квартире, — подмечает Аня, обхватывая себя руками. — Много чего произошло, — поджав губы, делится Татищев, прокашливаясь и сглатывая кровавый сгусток во рту. — Иди на кухню, я открою окна, помоюсь и к тебе. — Лучше ложись спать, — предлагает свой вариант Аня, а Юра подмечает, как подруга заправляет длинную прядь волос за ухо. — Завтра поговорим. Татищев глубоко вздыхает, падая обратно на постель и слушая тихие шаги подруги. Аня прикрывает дверь его спальни, хлопает балконной дверью, скрываясь в Катиной комнате. А Юра сглатывает образовавшийся из-за отвращения к себе ком в горле, сгибаясь и запуская руку в волосы. Он оказался не в дерьме, а в пизде. Просто отличная ситуация, ничего не скажешь.