Говорит Москва

— Да я тебе говорю, что хуйня эта твоя кастрюля, — наблюдая за чужими руками, хмуро изрекает Юра, облокачиваясь бедром о кухонный гарнитур. Костя, колдующий над туркой, растягивает губы в лёгкой улыбке, перемешивая несчастный кофе. За окном бушевала непогода, заметая грязные разводы под слоем снега. Дождливая осень сменилась на не менее осадочную зиму, желая то ли согреть холодными ночами, то ли затопить тёплым днём. И покидая тёплую квартиру, ты гадаешь о том, успеешь ли дойти до места назначения с сухими ногами, ибо сугробы таяли так же активно, как набирались. А коварный лёд буквально выжидал свою жертву, прячась под снегом. Не было никакой необходимости посещать балетные представления, чтобы поразиться чужим способностям, когда особо неуклюжий человек падал в снег, набивая очередные синяки. — Просто наслаждайся запахом, — мягким тоном советует Уралов, разливая готовый напиток по кружкам, пока Татищев выключал плитку, выпрямляясь. — Подай сливки, пожалуйста. — В растворимом тоже запах неплохой, а заморочки всяко меньше, — двинувшись к холодильнику и открыв его, Юра глазами выискивает пресловутые сливки, находя те в дверце. — Одну пачку? — Две. Отламывая от упаковки две штуки, Татищев хлопает дверцей, забирая из чужой руки кофе и в эту же ладонь передавая сливки. Вновь облокотившись бёдрами о кухонный гарнитур, Юра подносит к носу кружку и, пытаясь выловить в резком запахе что-то изысканное, пробует напиток. Смакуя вкус на языке, Татищев слизывает с губ остатки, поднимая взгляд на Костю, который, смотря на чужую кружку, так же подносит кофе ко рту. Юра, наблюдающий за тем, как меняется выражение лица лучшего друга, поджимает губы, вновь отпивая немного кофе. Кухня, погружённая в светлый, практически ослепляющий свет из окна, заставляет вспомнить о прошлых зимах. И светлые ночи, когда округу освещала не то чтобы луна, а многочисленные звёзды, и тёмные дни, когда из-за сильного снегопада нельзя было увидеть что-то дальше своего носа. Юра помнит и то, как они с Костей впервые вставали на привезённые Романовым коньки, и то, с каким визгом они слетали с санок, собирая лицом снег. Челябинск также хорошо помнит и то, как они с Екатеринбургом сидели на печке, греясь под толстыми шкурами после долгих прогулок, смеясь и пинаясь в тёмном углу, где взрослые не могли их увидеть так легко. — Серёга хочет Новый Год у друга провести, — делится последними новостями Юра, быстро допивая горький кофе и ставя кружку рядом с собой. — Данис с Ксюшей поедут куда-то за город отдыхать, а я думаю о том, чтобы собраться где-нибудь, нежели дома встречать. — На даче или базе? — уточняет Костя, получая в ответ неторопливое пожатие плечами. — Не знаю, — честно говорит Татищев, царапая фаланги пальцев. — Просто, знаешь, хочется как в детстве встретить праздник и пойти на тех же санках гонять. — Или на коньках покататься, — кивая, соглашается Костя, неторопливо встречая своё утро с кружкой кофе в руках. — Катя будет рада, — хмыкая от воспоминаний о маленькой непоседе, Юра поднимает взгляд на Костю, складывая руки на груди. Он более чем чётко видел в чужих глазах немой вопрос, что наводило мысли о возможном плане. — Есть идеи? — Что насчёт Москвы? — предлагает Уралов, допивая свой кофе и сразу убирая посуду в раковину. Он стоит боком, демонстрируя профиль и тем самым пряча глаза от чужого взгляда. — Мы никогда не проводили там Новый Год, да и на время отпуска там не были. Юра сводит брови к переносице, хмурясь, но стараясь в первую очередь думать, нежели говорить. Не то, чтобы Татищев был против, всё же признавать очевидное он мог: в столице к этому празднику подходили с особыми мыслями. Но проблема в том, что все эти гирлянды, ёлки и многочисленная мишура напоминала о Западе, где в подобном стиле праздновали Рождество. Юре по душе была русская зимняя сказка, которая, может, и была не настолько сладкой, но от её приторности не хотелось ёжиться. В том же Екатеринбурге к этому делу подходили с душой, а Челябинск не мог игнорировать это событие, любуясь восхищением в чёрных глазах Кати, стараясь не отставать от лучшего друга. Тем не менее, Москва. А рядом с ней и Питер, с которым Костя порой проводит праздники, сматываясь в Северную столицу. Как в эти дни Уралов спокойно общается с Московским, Татищев не представлял, потому что видел не раз отношение этих двоих друг к другу со стороны. Если не думать о Романове, то Юра и не против поехать в Москву. Катя с Аней так точно будут рады смене обстановки, они смогут посидеть где-нибудь и не париться касательно еды и приготовления. — А остановимся где? — Интересуется Юра, поджимая губы и наблюдая за тем, как Костя проходит к столу, садясь на стул и складывая локоть на гладкой поверхности. — Отель или снимать квартиру будем? Татищев видит, как меняется взгляд Уралова, понимая, что ответ ему вряд ли понравится. И он оказывается прав, когда лучший друг начинает говорить, заставляя Юру напрячься. — Саша предлагал остановиться у них с Московским. Юра открыто ёжится, поджимая губы. Идея остановиться в любовном гнёздышке ему не нравилась, особенно когда дело касается двух столиц. Неизвестно, насколько они туда поедут, неизвестно, как часто будут пересекаться. Но Романов такой же друг Кости, как и Юра, который в прошлом разделил с ним ношу любви к мужикам, в отличие от Челябинска. Саша в принципе себя не прячет, более чем чётко говоря о своей ориентации и тем самым, очевидно, позволив Косте чувствовать себя комфортно. И ладно Татищев, он постарается держать язык за зубами, когда эти двое будут разговаривать, но Аня?.. — Знаешь, я не против поездки и даже встречи со столицами, — аккуратно подбирая слова, Юра поднимает взгляд на лучшего друга, матерясь себе под нос от одного только вида Уралова, ожидающего его ответ. — Но не уверен, что моя психика выдержит вид Москвы в халате и тапках. Костя молчит, очевидно, представляя эту картину, потому что его губы довольно быстро растягиваются в улыбке, а брови стягиваются к переносице. Юра, наблюдающий за этой усмешкой, закатывает глаза, облокачиваясь о гарнитур сильнее и вытягивая ноги. — В одну из квартир, — объясняет Уралов, подставляя кулак под подбородок, улыбаясь настолько мягко, что Татищев неловко отводит взгляд в сторону. — Блять, вот деньги девать некуда, — тяжело вздыхает Юра. Обдумывая это дело, он упирается руками в гарнитур, сгибая их в локтях. — И на сколько планируешь? — Дня два на отход нам точно нужно, — начинает размышлять Костя, опуская руку висеть на краю стола. — Ещё дня три, чтобы пройтись по всем местам, где можно было бы неплохо отдохнуть. — Начиная горками, заканчивая ярмарками, — соглашается Юра. — Два дня на всякую мелочёвку. Аня, например, точно не упустит возможности пройтись по магазинам. — Значит, неделя, — считает Костя, получая в ответ кивок. Улыбаясь шире, Уралов поднимается на ноги. — Я пойду, напишу Саше. — Давай, — провожая взглядом хозяина квартиры, Юра ещё некоторое время смотрит на коридор, ведущий на кухню, прежде чем подхватить свою кружку с туркой, громко поставив их в раковину и включив воду. Идея провести Новый Год вне дома не так и плоха, учитывая, что почти вся родня разъехалась. Правда, представлял её Татищев не так.

***

— Так это же отлично, тебе смена обстановки точно подойдёт на пользу, — запивая бутерброд горячим чаем, делится мнением Зина, отогреваясь после рабочей ночи. Она заправляет прядь волос за ухо, обхватывая двумя руками кружку и прижимая её край к подбородку. — Развеешься, проведёшь время с друзьями. В последнюю нашу встречу ты был так себе на вид, знаешь. — Мы виделись неделю назад, — хлюпая быстрорастворимым кофе, подмечает Татищев, наблюдая, как подруга корчит лицо, недовольно вздыхая. — Неделю или месяц, суть в том, что смена обстановки тебе будет в самый раз, — нравоучительным тоном изрекает Зина, подхватывая ещё один бутерброд и пододвигая тарелку к хозяину квартиры. — Когда ты поднимал тему своих отношений с тем другом, ты вечно хмурился, а я знаю тебя уже достаточно давно, чтобы сказать, что это пиздец. Поэтому я рада, что у вас всё разрешилось: терять друзей из-за подобного — то ещё дерьмо. Юра на подобные слова сжимает челюсть, отводя взгляд в сторону. Прошло относительно немного времени с того момента, как они с Костей в полной мере вернулись к тому, что с таким оглушительным треском развалилось. Это даже с девяностыми нельзя было сравнить, ведь Уралов, пускай и пресекал любое общение с Челябинском и Пермью, но Серёге и Кате давал о себе знать. Пускай даже строго-настрого запрещал младшим об этом рассказывать, но те не могли игнорировать состояние Юры, который был рад и той крошке информации о лучшем друге. Но когда Уралов отказался его слышать, а Татищев взял с него пример, старательно вычёркивая лучшего друга из своей жизни… те годы практически полностью были проведены в одиночестве. Да, были приятели, друзья, родственники и дети, но Костя был выше всего этого списка, возвышаясь над каждым. — Я ведь тебя не просто так позвал к себе, — вспоминая о подарке, поднимается из-за стола Татищев, быстро скрываясь в гостиной. Шарясь в ящике и доставая маленькую коробку, Юра возвращается к подруге, протягивая той Новогодний подарок. — Так как я уезжаю, то решил подготовить всё заранее. Пообещай, что откроешь после курантов, там ещё и для твоей красавицы подарок. — Если это танк, Татищев, — недовольно припоминает металлический подарок на Первое сентября Зина, заставляя Юру недовольно отмахнуться, демонстративно закатив глаза. — Вот не надо, помимо танков у меня и другие увлечения есть, — с тяжёлым вздохом сообщает очевидное Юра, складывая руки на груди и облокачиваясь о стену, наблюдая за тем, как Зина поднимается на ноги, быстро допивая предложенный чай. Татищев наблюдает за лёгкой дрожью рук, хмурясь. Он поджимает губы, вспоминая Анжелку — маленький комочек радости, который был настолько говорлив, что даже Юра мог у неё поучиться. Девочка пошла в своего рано умершего отца, однако взгляд, когда дело касалось чего-то важного, достался от матери, с чего Юра частенько смеялся. Челябинск подсчитывает годы, которые они с Зиной знакомы, вспоминает их первую встречу. Им осталось не так много времени, прежде чем Юре нужно будет исчезнуть из чужой жизни раз и навсегда. Конечно, в такие годы можно переписываться в интернете, но Татищев, ровно как и его подруга, предпочитали личное общение. Однако, чтобы не травить душу, ему нужно будет закончить всё разом. — Зин, у тебя же есть образование? — смотря на тарелку с оставшимися бутербродами, уточняет Юра, припоминая давний разговор. — Ага, было дело, — кивает девушка, поправляя волосы и двинувшись на выход, пройдя мимо хозяина квартиры. — Поступила по родительской указке, а потом этого гада встретила и поплыли мозги. Чудом диплом получила, но хоть без живота. — Педагог, если не ошибаюсь? — двинувшись следом и спрятав руки в карманы домашних спортивок, уточняет Татищев. — Филолог, — поясняет Зина, облокачиваясь о стену и натягивая сапоги на каблуке. — Помощь какая нужна? — Да нет, просто, — мотнув головой, Юра смотрит на чужие потуги, подходя ближе и присаживаясь на корточки, помогая подруге трясущимися руками застегнуть обувь. Девушка тяжело вздыхает, а Татищев вспоминает старый, как его кости, разговор касательно семьи. У Юры всегда была одна легенда: родители умерли, оставив на него младшего брата, а дочка родилась в его подростковые годы. Мать, якобы не выдержав материнства, оставила ребёнка ему, а сама уехала. У Зины же всё было иначе: познакомились в университете, быстро влюбились и расписались. Уже потом начались проблемы и внезапная беременность, однако мягкую, непривычно грустную улыбку на лице подруги, что рассказывала о заботе любимого человека во время вынашивания, было невозможно забыть. Но вот к чему они оба пришли спустя года — оба без семейных уз, но с детьми. — Отекаю всё сильнее и сильнее, — со смешком говорит Зина, натягивая второй сапог, который уже легко застёгивался без чужой помощи. Девушка заправляет волосы за ухо, заглядывая в глаза хозяина квартиры и слабо улыбаясь. — Спасибо. — Было бы за что, — выпрямляясь, пожимает плечами Юра, протягивая куртку и помогая подруге накинуть её на плечи. — Каков джентельмен, — на этот раз со смехом принимает чужую помощь Зина, поправляя платье и застёгиваясь, снова заправляя волосы за ухо. — Хорошо отдохни с друзьями. — Конечно, мам, — с притворной усталостью вздыхает Юра, чувствуя, как подруга хлопает его по плечу, подбадривая. — И когда я тебя только родить успела, кошмар, а не память, — недовольно фыркает Зина, подыгрывая и подхватывая свою сумку с подарком. — Это всё возраст, — ступает на минное поле Татищев, тут же уворачиваясь от женской сумки. Заключая злую от его слов подругу в объятия, Юра притирается щекой к жёстким волосам. Он хлопает по тонким плечам, чувствуя, как Зина быстро успокаивается, начиная недовольно ворчать на него, возмущаясь его словам. Татищев ей кивает в ответ, слушая вполуха, особенно когда разговор заходит о Анне. Юра хотел бы иметь возможность состариться. Пускай даже пришлось бы умирать каждые пятьдесят лет, но он встречал бы свою старость со смертными друзьями. Думать о скором расставании, обнимая этого самого человека, просто до омерзения тошно.