
Пэйринг и персонажи
Метки
Hurt/Comfort
Ангст
Дарк
Повествование от первого лица
Фэнтези
Тайны / Секреты
Хороший плохой финал
Смерть второстепенных персонажей
Смерть основных персонажей
Временная смерть персонажа
Открытый финал
Нелинейное повествование
Философия
Параллельные миры
Элементы флаффа
На грани жизни и смерти
Выживание
Воспоминания
Недопонимания
Одиночество
Прошлое
Разговоры
Тяжелое детство
Элементы психологии
Психические расстройства
Покушение на жизнь
Боязнь привязанности
Упоминания смертей
Обман / Заблуждение
Элементы гета
Исцеление
Самоопределение / Самопознание
Подростки
Предательство
Авторская пунктуация
Предопределенность
Доверие
Посмертный персонаж
Дневники (стилизация)
Подразумеваемая смерть персонажа
Невидимый мир
Фурри
Авторские неологизмы
Надежда
Рассказ в рассказе
Неизвестность
Возвращение
Описание
В мире, где во всех неудачах принято обвинять стечение обстоятельств и судьбу рано или поздно должна подобная "Судьба". Кто или что стоит за высшими силами, которые каждый день находят все новых и новых фурри? Что должно делать тому, кто так или иначе оказался в гуще жестокой борьбы за право существовать? О жизни, о смерти, не боясь... О том, что ждет любого, кто готов без страха ступить за грань, сделать тот шаг, что может оказаться роковым
https://ficbook.net/readfic/12171763 - первая часть
Примечания
(!!!)ОСТОРОЖНО! На свой страх и риск!!! Смотрите метки! (!!!)
Большие части повествования, которые написаны курсивом от первого лица – страницы из личного дневника, который Равенна ведет на протяжении всей истории
14. Отражение
29 октября 2023, 03:58
Равенна оторвалась от своих записей, которые переносила в дневник дрожащей лапой и подняла голову, когда тишину покинутой спящей квартиры гулко прорезал дверной звонок. Почувствовав, как что-то замирает у сердца — не то страх, не то тоскливое ожидание неизбежного, — фурри бросила быстрый взгляд на часы. Вечер.
Неужто мать вернулась сегодня так рано? На это Софтер-младшая рассчитывала меньше всего. После того, как Ралфина узнала о той «судьбоносной» прогулке и обо всем, что ей предшествовало, она стала еще строже и отныне ни в каком виде больше не прикрывала свою ненависть. Не пыталась жить как и прежде. Теперь все стало еще хуже: она научилась больно бить не только словами.
Замерев на месте в надежде, что ей просто послышалось или что кто-то просто перепутал номер квартиры, волчица затаила дыхание, но еще один пронзительный звуковой сигнал, тут же повторившись, буквально стер в пыль трепетное ожидание…
Она не смирилась. Не хотела постоянно жить от рассвета к рассвету, чтобы только со стороны смотреть на то, как страдает кто-то рядом с ней. Нет. Определенно нет. Еще тогда, впервые поняв по алым глазам напротив… Таким же алым, как кровь, что потом укрыла сеткой пятен… Она так и существовала в каком-то смысле, разве что только не нашла пока понимания. Всего один далекий день тогда изменил все. Всего один смутно сохранившийся в памяти вечер…
Я поздно поняла, как глупо поступила, начав с того, что дала другим четкое понятие о себе. Я могла бы быть осмотрительнее… но будто бы… не захотела? Мне было кристально понятно, что после моего припадка, какому я осмелилась подчиниться на глазах других, моя жизнь не будет долгой, не говоря уже о том, чтобы спокойной хоть на миг. Страшно не было — у меня по-настоящему не существовало ни одной звезды, ради которой стоило бы выбираться из-под всепоглощающей ледяной воды. Я открыла глаза и слегка сощурилась. Обжигающая толща нещадно грызла меня, и все ориентиры в поле зрения колебались мягкими очертаниями, отвечая на мои резкие всполохи движений пузырьками воздуха. Лапы быстро свело, так что я стала неспешно погружаться еще глубже, выдыхая оставшийся воздух, и смотреть безучастно на рябь сверху, на которую прямыми лучами падал снег. Идиотка я беспросветная. Не надо сейчас меня винить, переубеждать, не надо кричать на мои слова или ругаться со мной теперь. Я не склонна переменять своего мнения в том мире, где я оказалась беспомощной разочарованной в своем не-предназначении соринкой, от какой не изменится ровным счетом ничего. Меня и так тут словно и не было, поздно я поняла. Может, следовало не так… Хотя, что я говорю? Чем больше я жалуюсь, тем сильнее меня ненавидят все, кто только случайно или намеренно заметил когда-либо. Все взаимосвязано, но слишком сложно; слишком много всего в этой никчемной действительности, узрев которую однажды, я разлюбила. Жизнь — крайне бессмысленная штука, ответом на вопрос которой была, есть и будет завсегда только тишина. Точно такая, какую я чувствую всем своим существом прямо здесь и сейчас, глядя плывущим взором на темноту вокруг. Здесь очень пусто, как и внутри моей души уже очень давно… И знаете… это до боли чертовски правильно и невероятно красиво. Будто бы так и должно было выглядеть все в идеальном несуществующем мире, если бы никто не вмешался. Я ни во что не верю… Вернее выразиться, просто не хочу ни во что верить. Думаю, в истинности это наиболее рациональный подход, честно. Мне проще так думать, а коли я взялась исполнить свою «лебединую песнь» пока вдыхаю с оцепенением лед и воду, что режут изнутри подобно преследующей меня тоске… Так не прерывайте меня сейчас, не указывайте, что и где я говорю не так. Позвольте остаться собой мне тогда, когда свершается то, чего я втайне желала всякий раз, когда малейшая неудача постигала меня. Когда остальной мир дает мне такой шанс без борьбы сразу достичь желаемого — так пусть. Лгали все, когда говорили, что без труда ничего нельзя добиться. Сильно-сильно это высказывание условно. И к чему все стандарты реальности такие однотипные и односторонние?
Времени на мысли было предостаточно, когда вдруг я очнулась в квартире матери, вот такой же темной и покинутой, ничего не помня. Только из записки на тумбочке узнала, что оправилась от трехнедельной пневмонии, что спасла меня какая-то школьница. И еще поняла, что теперь мать, оставившая записку, отрабатывает все упущенное время, не поднимая головы. Она отныне будет не приходить с работы еще дольше, а я останусь одна и смогу в привычном ритме возвращаться к нормальному пониманию будней и выздоравливать окончательно, безнаказанно не выходя пока из дому. И на все на это у меня будет еще две недели — учебная, одна, и каникулярная — тоже одна.
Пробежав еще раз глазами по последней строчке, Равенна на миг задумалась, а потом вывела ниже:
Не помню больше ничего… Как вернулась домой? Кто откуда меня спас? Что было?.. Наверное, теперь не разберусь до конца…
Настойчивый дверной звонок ударил по пустующим комнатам и в третий раз, и Софтер-младшая, раздраженно зарычав, поднялась и прошла-таки к двери, намереваясь хотя бы узнать, кто так рвется зайти в гости, упрямо оставаясь по другую сторону порога. Рассудив, что мать, имея при себе ключи и явно не умирая от желания увидеть дочь, вряд ли стала бы трезвонить в звонок, волчица открыла глазок и выглянула в подъезд. Перед дверью стояла та самая серо-бурая пятнистая собака с рыжими волосами и четырехцветными глазами, это Ра поняла сразу же. Может быть, сама того не желая по-настоящему, фурри против своей воли протянула лапу к ключу, что был вставлен в замочную скважину изнутри, и с щелчком повернула. Ни о чем не подумав. Не сделав ни малейшего предположения о том, зачем сюда явилась эта фурри и зачем она теперь поздоровалась, шагнув уверенно в прихожую и закрыв негромко дверь. Почему ей вдруг показалось, что так и должно было бы быть?
— Привет, Равенна, — собака улыбнулась так по-доброму и так тепло и искренне, что Софтер усомнилась мгновенно в правильности своего поступка. Что-то немедля подсказало ей, как и подсказывало всегда в схожих ситуациях, что все это — просто продуманный тщательно план, ласково ведущий прямиком в ловушку, откуда потом невозможно будет вырваться.
— Ты кто такая? — отрывисто бросила волчица, и ее взгляд вмиг стал настолько пристальным, будто бы она пыталась уничтожить и стереть в порошок собеседницу своим взором.
— Летиция Дримлап, — растерянно произнесла собака, отступая на шаг назад и сразу же делаясь какой-то испуганной. — Мы знакомы… Ты не узнаешь меня?..
— Нет. — Холодно отрезала Ра. — Я никогда не знакомлюсь. Ты врешь.
— Равенна, что ты говоришь? — Летиция устремила на нее свои блестящие гипнотизирующие непривычным цветом глаза. — Я привела тебя домой, когда ты упала в пруд в парке, помнишь? Я случайно встретила тебя и помогла сориентироваться. А потом все время, что ты серьезно болела, навещала. Ты не помнишь?..
— Я не принимаю помощь со стороны, не общаюсь с посторонними и не гуляю в парках. — Повторила Софтер-младшая, однако чувствуя, как возникшее после первых произнесенных Дримлап слов раздражение слегка остывает и переходит в стадию недовольства, которое все же уже не имеет ничего общего с желанием напасть и растерзать в клочья чужачку, устроившую наглое вторжение на ее территорию. — Чего тебе нужно?
— Ничего, — прямо ответила Летти. — Я зашла узнать, как ты себя чувствуешь и проведать тебя.
— Не лги мне, — усмехнулась Ра, окидывая ее взглядом с высоты своего роста. — Никто никогда не приходит просто так. Не пытайся обвести меня. Я вижу тебя насквозь. Говори, что хотела, и уходи.
Дримлап вздохнула и поставила на пуфик какой-то белый пакет.
— Напрасно ты так думаешь…
— Что это? — перебила ее волчица, указывая на светлый шуршащий пластик.
— Просто продукты для тебя, чтобы тебе не пришлось выходить в магазин больной. Моя мама велела передать тебе.
Воцарилось недолгое молчание, по которому Равенна поняла, что эта Дримлап ждет какой-то реакции или чего-то еще. Наверное, она рассчитывала на более теплый прием? Как наивно с ее стороны.
— Что ж… Тогда… выздоравливай, — спустя минуту произнесла медленно Летиция. — Я пойду тогда… Если тебе что-нибудь будет нужно, то ты всегда можешь мне позвонить. Телефон мой у тебя есть… Ладно. Пока, Равенна… — и она, не дожидаясь более ответа, которого все равно не проследовало бы, открыла опять дверь и исчезла.
Минут семь Софтер еще стояла у порога прислушиваясь сначала к шагам, отдающимся от стен подъезда эхом, потом к отдаленному удару подъездной двери и проследовавшей за тем тишине. После быстро прошла к подоконнику в гостиной и выглянула в окно, зорко следя за уходящей со двора фигуркой поскальзывающейся на мокром снегу Летиции. Привычная тишина стала вдруг для Равенны какой-то неприятно белой и пустой. Отыскав на полу раскрытый дневник, пестреющий обилием чернильных строчек, страницы какого сами собой с шелестом переворачивались от гуляющего в комнате сквозняка, волчица подняла маленькую книжку, прожившую с ней почти всю осознанную жизнь, и пристроилась к стене, создавая на пустой странице новую запись.
Мой дорогой дневник, в моей жизни происходит что-то действительно странное… Сколько времени я проспала?..
Затем, отложив брошюру на пыльный стол, фурри прошла к зеркалу в коридоре и уставилась на свое отражение. Этого она не делала уже так давно…
***
— Летти, это ты? — раздался с кухни голос матери, когда Дримлап-младшая зашла домой. В квартире восхитительно пахло корицей и свежей выпечкой. — Да, я пришла, — отозвалась Летиция, скидывая шапку и шарф на пол, чтобы не рассыпать повсюду снег, которым старательно замела всю одежду метель за время короткого перехода нескольких знакомых улиц. Секундой позже в коридоре возникла улыбающаяся полосатая белая кошка с серовато-синими пятнами, держа в лапах кухонное полотенце. — Ну что? Как прошла встреча? Лучше себя Равенна чувствует? — Не знаю. Она накричала на меня и практически выставила за дверь, — мрачно отозвалась Летти. — Как будто бы подменили ее. — Не расстраивайся, милая, — сказала Нарцисса Дримлап, глядя на дочь, снимающую заснеженную зеленую куртку с меховым искусственным воротником. — Ей сейчас очень нелегко, нужно это понимать. Не сердись на нее. Вот увидишь, все наладится совсем скоро. — А где Миррор? — вдруг перевела тему Летти, окидывая взглядом коридор и не обнаруживая брата на месте. — Ушел уже. У него дополнительное занятие по алгебре через полчаса, — Нарцисса посторонилась, пропуская Летти в дом, и добавила: — Мой лапы и приходи на кухню. Я испекла твое любимое печенье. Кивнув, Дримлап-младшая устремилась дальше по коридору. Теплый мягкий свет, уютная суета любящей матери на кухне и ее голос, что-то напевающий… — все это так непохоже на ту пустоту и мрак, в котором сейчас осталась Равенна добровольно… Та Равенна, о которой Летти пообещала себе позаботиться, едва увидев, на что та способна в одиночестве. «Мама права,» — подумалось собаке. — «Я должна быть терпеливой и лучше пытаться. Что на меня нашло? Я же знаю, через что Равенна прошла, но все равно от нее уже чего-то требую… Нет. Я буду впредь внимательнее. Начала все это — значит мне и двести до ума. Я помогу Равенне и спасу ее, клянусь!..»***
«Чем дальше, тем хуже» — гласит народная мудрость о жизни, с которой я согласна более, чем на шестьсот шестьдесят шесть процентов. Прежде я меньше задумывалась о самой соли данной фразы, но вот с сегодняшнего дня стала верить в приметы больше… Равенна угрюмо посмотрела на снующую по комнате Летицию, куда более воодушевленную успехом своего удачного и завершенного все-таки покушения на чужое личное пространство, нежели сама Софтер. Собака мало того, что запалила повсюду свет и распустила по квартирной привычной пустоте леденящие сквозняки, — нет, на этом она не могла бы остановиться чисто физически, волчица уже это поняла — так еще и устроила генеральную уборку, загнав свою новую знакомую на диван шипением агрессивно реагирующего на слой грязи на полу старого пылесоса. Вообще Ра не могла вспомнить, как так получилось: вчера еще у порога с немой просьбой, а сегодня уже в чужом доме со своими порядками и требованиями. Нет, это решительно не та Равенна, которая жила тут до этого дня. Другая бы, вероятнее всех концовок, уже напала бы по своей «старой доброй» привычке… Или нет? Может, проблема даже не в том, что, в отличие от Бриз, эта фурри не вызывает такого раздражения в силу своей лучшей воспитанности, откровенной доброты и отзывчивости в каждом вздохе? Казалось бы: почему бы и нет? раз Летиция так сильно хочет по-настоящему помочь, то пусть сначала докажет истинность своих намерений и покажет себя в ею самой обещанной заботе. С одной стороны очевидно: Равенна уже не такая дура, чтобы слепо бросаться каждому навстречу и верить любому произнесенному слову. Пообещав себе быть осторожнее, она ныне уже не стала бы с прежним прямым осуждением смотреть со стороны случайного зрителя на то, как безнаказанно сама использует чью-то доверчивость… Если это, конечно, доверчивость. Мало ли на свете актеров и мастеров перевоплощения… «Чужая душа — потемки», а говоря проще, кто там ее эту Летти разберет? Не окажется ли со временем, что Ра вновь наступила на одни и те же грабли, какие встретила, если так уместно будет выразиться, бесчисленное количество раз в будущем, однажды доверившись одному-единственному взгляду в прошлом? Отнюдь. С одной стороны нельзя рассматривать ни одну малейшую крупицу только в реальном времени; следует найти как можно больше точек обзора с разными ракурсами. Поэтому и теперь, глянув сбоку в разрезе даже бегло, возможно было установить, что все, что только ни происходило в данный момент, было для Софтер первым и далеко не последним экспериментом в таких манипуляциях ради собственных интересов. «Пусть останется на подольше. Пусть думает, что я уже доверяю ей, а не просто ее использую,» — размышляла волчица, боковым зрением наблюдая за Летицией, смахивающей со всех предметов мебели пыль. Лежащий на коленях Равенны дневник служил отличным прикрытием, и она могла спокойно следить за собакой, не оказываясь вовлеченной в разговор и в то же время ничего не делая. — «Ты узнаешь, мама, что мне давно все про тебя известно и понятно. Я тебе покажу, что не одна ты можешь вести отдельную жизнь, оставаясь в одиночестве. Я тебе все еще докажу… Ради тебя согласна попробовать доказать что-то не только себе… Узнаешь хоть примерно, кого ты своими трудами пыталась вырастить, глядя только издалека…» — Так ты… живешь тут одна? — не выдержав длительного напряженного молчания, поинтересовалась-таки разговорчивая по своей натуре Летти. Подняв глаза, Софтер вопросительно посмотрела на нее пару секунд, а затем вновь опустила взор на листы записной книжки. — С матерью. — Безэмоционально изрекла, усердно создавая видимость сосредоточенного чтения. — Да, конечно. Я знаю. Я не это имела в виду. Я про сестер-братьев. У тебя же никого? — Дримлап-младшая выключила пылесос и прошла к окну, чтобы открыть форточку и запустить в помещение свежий воздух с улицы. — Нет. Могу сразу предположить, что у тебя есть, — пробормотав под нос ругательство, волчица закрыла тетрадь и слизнула с порезанного листом пальца капельку крови. — Иначе ты не стала бы задавать такой вопрос. — Да, есть, — Летти немного натянуто улыбнулась. Ее несколько нервировала непредсказуемость Равенны, которая вдруг сегодня стала настолько покладистой по сравнению с вчерашней встречей и сопутствующим «выступлением». — Брат есть… «… как, например, твой брат, да, волчица?..» Вздрогнув, Равенна шарахнулась в сторону и закашлялась. Голос, резко возникший в голове и явно не принадлежащий ей самой, опять сбил волчицу с толку и ввел в секундное испуганное замешательство. Это был уже не первый подобный случай, да и в любой другой схожей ситуации чудаковатой волчице не пришлось бы привыкать к подобному, но отчего-то именно теперь все проявляющиеся голоса пугали Ра больше любых других раздражителей. Не менее двух раз каждые сутки они вновь и вновь возвращались, никак не желая оставить ее в покое, и вот теперь это было как раз то стечение обстоятельств, когда повлиять на происходящее Софтер не могла ни одним из известных ей способом. И сейчас она опять так внезапно ушла куда-то в себя, будто бы кто-то столкнул ее с обрыва вниз именно тогда, когда она отвернулась, доверившись. Мигом сбегав на кухню, пока волчица приходила в себя, Летиция теперь уже стояла рядом с ней со стаканом воды. — Вот, возьми, пожалуйста, — собака вручила ей стакан, просто сунув стеклянную емкость с питьем в ее холодные пальцы. — Все в порядке? — Почти, — выдохнула Ра, скользнув глазами по мордочке Дримлап. — Спасибо. Сейчас бы поругаться или мысленно поиздеваться над собой по поводу собственной распущенности и вседозволенности… Раз уж у Софтер такой «стиль» мировоззрения, то вполне логично было бы сейчас ему последовать… Но вместо самобичевания Равенна задумалась совсем об ином. Что-то привиделось ей в этом отдаленном голосе… Что-то знакомое, почти родное. Где-то на закорках шевельнулись какие-то смутные образы и воспоминания, уловить которые было почти невозможно… Будто бы все это могло что-то значить… Будто бы она была кому-то чем-то обязана и должна была за что-то отвечать, оберегая это «что-то» даже ценой собственной жизни. У волчицы немедленно возникло такое ощущение, словно бы разум отказался повиноваться ей в то время, как она пыталась восстановить недавнее сновидение, какое вот-вот должно было бы всплыть на поверхность из тины и ряски долгосрочного хранения, в которых барахтается живо. Это что-то действительно важное, от чего зависит полностью существование самой волчицы… — Равенна, что с тобой? — доброжелательно спросила опять Летиция, по чьим глазам бродила, искрясь, легкая полуулыбка, и воспоминание, конечно, тут же сорвалось, пусть и не исчезло совсем, оставив надежду на свое скорое возвращение. Отрицательно покачав головой, Софтер услышала хлопок, а когда посмотрела на пол, то увидела свой много раз упомянутый дневник, упавший на светлое покрытие открытым на какой-то странице, следующие несколько за которой были вырваны, о чем свидетельствовали бумажные обрывки у переплета. … Что я есть в глубинах своей души?.. «Ладно,» — вдруг легко как никогда приняла решение Ра. — «Я прочитаю весь свой дневник. От начала и до самого конца. Я узнаю все. Пора…»