Человек без лица

Несколько дней назад.

      Волков не удерживается, просит остановить такси на площади Восстания. Питер встречает его утренним туманом и промозглой сыростью. Наемник жадно вдыхает питерский воздух, ветер с залива приносит запах соли и морских водорослей, сонные улицы еще хранят ночную прохладу. Впервые за долгое время он впервые чувствует себя по настоящему дома. Олег не удерживается, решаясь пройтись до квартиры Сережи пешком, да и будить его с утра пораньше совсем не хотелось. Разум — ночная пташка, раньше трех не ложится. Олег выучил это еще со времён первого курса, когда они вместе делили общую комнату в общаге. Улицы Питера хранят столько счастливых воспоминай: как здесь они с Серым, еще наивные и беззаботные, после поступления, пьяные и абсолютно счастливые, мечтали о том как изменят мир. Вместе. И Олег абсолютно уверен, что у Серёжи получится. Сейчас, когда тестовая версия Vmeste готова, Волков знает, что проект выстрелит.       Когда Олег впервые попал в детский дом Радуга, он был совершенно потерян и озлоблен. Ещё один не нужный миру ребенок, который абсолютно не знает как жить эту жизнь. А потом к ним перевели Серёжу и у Олега впервые за долгое время появилась ясная и понятная цель. Оберегать и защищать своего названого младшего брата. Олег хотел стать большим и сильным, чтобы Серёже больше никогда не пришлось плакать и бояться, не было больно и страшно.       Птица прав — Серёжа слишком чистый для этого прогнившего мира, и сейчас, когда он запустит Vmeste, наверняка появятся люди которые захотят прибрать перспективный стартап к рукам, похитить, запугать. Талантливый студент детдомовец — легкая мишень. Волков не допустит этого. Он будет незримо присутствовать рядом, уничтожит любого, кто попытается причинить Серёже вред. Устранит любую угрозу, жестко и радикально.       Олег с замиранием сердца подходит к заветной двери, нажимая звонок. Он не видел Серого больше года. Волков скучал, невыносимо скучал. Это было не объяснить словами, порой Олег чувствовал зияющую черную дыру в области сердца, словно у него отняли половину его души. Он стал холодным и жестоким, безразличным ко всему. Серый всегда был его совестью, пробуждал все самое лучшее, что было в нем. Там, в Сирии, он словно терял себя, каждый день в нем что-то умирало, мучительно и безвозвратно. Его человечность, его эмпатия, утрачивалась сама ценность человеческой жизни, смерть становилось рутиной. Новая, абсолютно ненормальная реальность разъедала душу как серная кислота. И Волкову совершенно не нравилось кем он становился, даже если это и было самой эффективной стратегией выживания.       Серёжа был самым родным и близким человеком в этом мире. Лишь оказавшись в Питере, стоя на пороге его квартиры Олег вновь почувствовал себя живым, целым. Волков хочет как можно скорее его увидеть, но на пороге его неожиданно встречает Птица. — Почему так долго? — Ворон смотрит на него заносчиво и нагло, стоя в цветастом халате посреди просторного коридора. Морок пронзительно каркает, ловко приземляется прямо на плечо хозяина, насмешливо склонив голову, подозрительно изучает нежданного гостя, сверкая бусинками красных глаз. — Я тоже рад видеть тебя, родной, — Волков весело скалится, смотря в янтарные глаза Птицы. Наемник невольно отмечает сильное, гибкое, сухое тело, регулярные тренировки определенно пошли Разуму на пользу. Значит Птица действительно ходил в тот зал, что ему порекомендовал Олег еще на первом курсе. Волков прям горд за него.       Это именно он научил Ворона в тринадцать драться, показал все запрещённые приемы. Птица буквально все схватывал на лету. Олег вспоминает с каким азартом они сражались против школьной шпаны, стоя спиной к спине. Это именно Волков научил Птицу стрелять и виртуозно обращаться с легкими метательными ножами. Ворон любил огонь, холодное оружие и острые скальпели.       А Олег просто любил Птицу, всей своей темной душой. Преданно, искреннее, безрассудно. Ворон сам был яркой искрой из которой мгновенно вспыхнет пламя, оголённый провод под высоким напряжением. Не приближайся — убьет. Дракон как-то спросил, не будет ли Олег скучать по смертельной опасности и адреналину.       С Птицей — определённо нет. Птица хотел мстить изощренно и со вкусом. А значит Олег сделает все в лучшем виде.

***

      Сначала он решает встретится с Игроком. Ничем не приметный бар для байкеров и рокеров, с неработающей вывеской, каких наберется в Питере более сотни, местечко для своих. В зале царит полумрак, играет олдскульный рок. Олег хмыкает, забирая с барной стойки две кружки с пивом, направляясь к столу у стены, где за ним пристально наблюдает Игрок. — Здорова, дружище. — Волков пожимает огромную ладонь Игрока, падая на соседний стул напротив коренастого мужчины в байкерской куртке. — Мне тут одна птичка напела, что ты решил завязать. — задумчиво произносит Игрок.       Наемник молча кивает, думая, что Дракону следует меньше молоть языком. Игрок, отпивая пиво, показательно морщится от отвращения. Волков заливисто смеется, ну да, пиво здесь и правда редкостная дрянь. — Твоя карьера сейчас на самом взлете, как по мне, странное решение. У тебя были отличные перспективы в нашем бизнесе. Ладно, не моего ума это дело. Так на кой тогда я тебе сдался? — Мне нужны сильнодействующие медицинские препараты, пролонгированного действия — Олег склоняется ближе к собеседнику. — которые не дадут объекту отключиться от болевого шока. — Как долго? — оживляется Игрок. — Примерно сорок восемь часов. — Насколько интенсивное болевое воздействие? — в глазах мужчины загорается злое веселье. — Экстремальное. — Волков холодно оскалился. — Тебе что, поручили достать какие-то ценные сведенья? Ты же обычно не берешься за подобные заказы. Ведение допросов и пытки это больше по части Дракона. Объект вообще должен выжить? — азартно продолжает Игрок. — Расклад такой, Волк: есть наши препараты, но эффект может быть нестабилен, есть немецкие и американские, но цена на порядок выше. Какие брать будешь?       Игрок озвучивает цены. Волков, предсказуемо, выбирает немецкие препараты, похоже, стоимость его совершено не парит. — Препарат нужно вводить внутривенно каждые четыре часа, чтобы поддерживать нужную концентрацию в крови. — инструктирует Игрок, — полная чувствительность и сознание сохраняется. Постарайся, чтобы объект не откинулся раньше положенного срока от кровопотери. Что-нибудь еще? Оружие, инструменты, реагенты, серная кислота? — любезно предлагает мужчина. — Нет, тело должны обнаружить. — Даже так, — Игрок весело присвистывает. — Мне нужны крысы. Штук пятьдесят, думаю, будет достаточно. — задумчиво продолжает Волков. — Откуда я тебе их возьму? В канализации наловлю что ли? Хотя знаю я одно местечко, где их разводят для всяких лабораторий. — Придержи крыс для меня. Скажи, чтобы их не кормили. Я слышал, что голодные крысы склоны к каннибализму. — А у тебя клиент с фантазией, да? Пытки, средневековые казни. Дракон угорает по подобной фигне. Он у нас по профессии, вроде, историк. Не ожидал что ты возьмешься за такое, Волк, но ты сумел меня удивить.

***

      Заброшенное казино находится фактически за чертой города и пустует уже десять лет. На подъездах к этому месту нет камер, здание находится на отшибе, вокруг ни души, на несколько километров. Волков срезает замок, проникая внутрь, бегло оценивая обстановку. Странно, что генератор еще работает. Спускается в подвал, расчищая пространство. Отдалённое место, отличная звукоизоляция. Нужно прибраться здесь как следует и установить необходимое оборудование.       Птица любит, чтоб было красиво.       Волков остается до поздней ночи, устанавливает медицинский стол для проведения хирургических операций, еще раз проверяет тугие ремни, закрепляет лампы и видеокамеры. С зеркалом на потолке в человеческий рост пришлось провозиться дольше всего. Возиться со светом и углом обзора. Тело и лицо маньяка, надежно зафиксированное жёсткими ремнями, должно быть видимо и узнаваемо в кадре со всех ракурсов, а вот им лицами лучше не светить.       Напоследок Волков устанавливает камеры и ловушки по периметру и на подъезде к заброшенному казино, на случай если пожалуют незваные гости. Хотя Птица удалил все данные о здании из всех реестров и баз данных, словно этого места никогда не существовало, дополнительная осторожность не повредит.       Олег отправляется в лес с первыми лучами солнца, долго выбирая подходящее непроходимое место прямо на поляне, посреди густой чащи. Выгружает необходимое из багажника, вытаскивает лопату, принимаясь копать. Вокруг тревожно шумит лес, черный ворон приземляется на ветку ели, громко каркает, наблюдая за действиями наемника с безопасного расстояния. Несмотря на бессонную ночь Волков практически не чувствует усталости, в крови бурлит адреналин и злой, холодный азарт. Грязная влажная почва поддается хорошо, Волков останавливается, утирая пот со лба, управился меньше чем за два часа.       Глубокая яма посреди лесной чащи мрачно зияет в земле, подобно пасти хтонического чудовища. Волков усмехается, выдыхая сигаретный дым.       Металлическая коробка два на два метра, обитая деревом изнутри напоминает гроб. Наемник устанавливает ловушку в земле, проверяет камеры внутри, и небольшую трубку ведущую на поверхность. Проверяет еще раз вентиляцию воздуха. Этот ублюдок не должен задохнутся от нехватки кислорода. Здесь, под землей в темноте никто не услышит его криков.       Телефон в кармане куртки назойливо вибрирует. Олег открывает сообщение. Камеры с системой распознавания засекли Фишера в метро. Птица скидывает фотографии и геолокацию. Ворон хакнул систему ещё пару дней назад, а Фишер слишком утратил бдительность, полностью уверовав в свою абсолютную неуязвимость.       Холодная улыбка озаряет суровое лицо наемника. Олег по привычке простраивает в голове привычный алгоритм действий. Объект обнаружен. Подготовительный этап завершен. Приступаю ко второй фазе операции. Остается выследить ублюдка и освободить мальчишку (первостепенная задача). А дальше можно перейти непосредственно к операции возмездия.

***

Кабинет психотерапевта Бану Колмаковой.

      Бану откидывается в кресле, медленно вдыхает аромат свежезаваренного зеленого чая с мелиссой. У нее есть целых пятнадцать минут, чтобы заземлится и настроиться на следующую сессию. Последний клиент на сегодня, записан на 16.30, Виктор Колесников.       Бану не удерживается от легкой полуулыбки. Значит предстоящие два часа пролетят быстро и приятно. Виктор был харизматичным преподавателем кибернетики и кибербезопасности в одном из престижных вузов Питере. Открытый, уверенный в себе, успешный и, откровенно говоря, внешне довольно привлекательный мужчина, сорока пяти лет. Хотя выглядел он максимум на тридцать. Виктор Колесиков находился в отличной физической форме, одевался стильно и даже броско, держался открыто и расковано. У него явно не должно было возникнуть проблем с поиском партнера, и построением отношений. Виктор пользовался успехом у женщин и, как догадывалась психолог, не ограничивал свой выбор исключительно противоположным полом. Добился профессиональной самореализации в избранной им профессии.       Насколько успела узнать Бану, Виктор перебрался в Штаты еще на четвертом курсе, закончил престижный американский вуз, остался работать в кремниевой долине. Почему после стольких лет он все же решил вернутся на родину? Должна была быть веская причина променять благополучную, полную возможностей и перспектив жизнь, на скромную должность преподавателе в туманом Питере.       Ностальгия? Кризис среднего возраста? Переосмысление приоритетов и жизненных ценностей? Поиск новых смыслов?       Психолог прокручивает в голове их последние сессии. Бану хмурится, неосознанно потирает переносицу, снимая очки. За последние пару месяцев она так и не поняла зачем Виктор ходит сюда.       У него изначально не было четко сформулированного запроса. Как объяснял сам Виктор: живя в Калифорнии я слишком привык каждую неделю посещать психоаналитика. В моей компании он даже входил в страховку. Понимаете, доктор, в штатах это вопрос корпоративной этики, овладение стресс менеджментом и методами эффективной саморегуляции помогает предотвращать профессиональное выгорание. — Колесников улыбался, харизматично и открыто, смотря на психолога сквозь линзы круглых модных очков.       Бану, как практикующего психотерапевта, такой уровень осознанности не мог не радовать и все же, ее профессиональный опыт настойчиво подсказывал, что это не более чем вершина айсберга.       Глаза у него были необычного аквамаринного оттенка, словно чистый арктический лед. Взгляд с искрился почти юношеским задором. Живой, увлечённый. Какой можно встретить у людей, искренне горящих свой профессией.       Во время сеансов они говорили обо всем и одновременно ни о чем. У Бану все чаще возникало стойкое впечатление, что Виктор тщательно избегает по настоящему важные для него темы, создавая иллюзию доверия и открытости, мастерски скрывая свои подлинные чувства. С таким же успехом он мог просто встретится со своими близкими друзьями за ужином в кафе и обсудить как прошел его день, болтать о студентах. интересных проектах и последних перспективных разработках в сфере IT, робототехники и кибернетики.       Но ведь что-то привело Виктора именно к ней. Как психолог она прекрасно знала, что для построения терапевтических отношений и установления доверия между врачом и пациентом требуется определённое время. И, зачастую люди, так отчаянно прячущиеся за маской социальной успешности и изо всех сил делающие вид что у них все прекрасно, оказываются глубоко травмированы внутри, порой они годами носят в себе сильную боль, которую научились виртуозно скрывать не только от окружающих, но даже от самих себя.       Сегодня Виктор был непривычно задумчив и погружен в себя. Молодой преподователь даже опоздал на сеанс ровно на пятнадцать минут, чего никогда не случалось ранее. Это явно намекало на скрытое внутреннее сопротивление. Психолог не торопила, подмечая малейшие детали и изменения поведении и мимике клиента, терпеливо ждала пока преподователь все же начет говорить. Что-то подсказывало что эта сессия может стать переломной. — Вы верите в судьбу, доктор?       Этот вопрос прозвучал для Бану совершенно неожиданно. — Мои личные убеждение не имеют не малейшего значения, важно лишь то, во что что верите вы, Виктор. — как можно более нейтрально произносит психотерапевт. — И все же я рассчитывал услышать от вас честный ответ. — голос звучит привычно дружелюбно и расковано, но взгляд лазурно голубых глаз приобретает непривычную жесткость и твердость, удерживает ее внимание, словно заставляя подчиниться.       Терапевтические отношения подразумевают определённую степень доверия. Это не самый личный вопрос, поэтому сделав небольшую паузу Бану продолжает. — Судьба — просто удобное объяснение для тех, кто не хочет брать ответственность за свою жизнь. Есть только сделанный или не сделанный выбор и его последствия. — Последствия… — взгляд Виктора становится нечитаемым. — Мне кажется меня настигли последствия, доктор. — мужчина смеется надтреснуто и надломлено. — Вы сожалеете о принятых вами решениях в прошлом? — осторожно спрашивает психотерапевт. — Которые казались вам правильными в моменте, но сейчас вы больше так не считаете? — Мой эгоизм и гордыня уничтожили всех кого я любил. В погоне за иллюзиями я разрушил все что было подлинным, искренним, по-настоящему ценным. Если бы я не был так слеп и упрям, Хельга была бы сейчас жива.       Идеальная маска даёт трещину, разбиваясь в дребезги. В глазах Виктора Бану видит лишь боль и отчаяние. Боль невосполнимой утраты и невыносимое чувство вины. — Я не считаю что вы могли как-то повлиять на ее смерть. Это не более чем иллюзия контроля и всемогущества, одна из когнитивных искажений нашей психики. — мягко произносит Бану. — К сожалению мы никого не можем спасти, кроме себя. — Вы не понимаете, доктор… — Виктор смотрит на нее совершено пустым взглядом. — Тогда помогите мне понять. Я здесь чтобы помочь вам. Давайте начнем с начала. — Вы любили когда-нибудь, доктор? — Да, — нейтральным голосом отвечает Бану, вопрос вызывает острую горечь, образ Константина Грома навязчиво возникает перед ее внутренним взором. Почему спустя столько лет она не может его отпустить? Иногда в предрассветной тиши Костя все еще навещает ее во сне. Смотрит укоризненно и тепло, с хитрым прищуром темно-голубых глаз, невесомо касается длинных белых как снег волос. Костя часто любил пропускать их между пальцами когда они валялись в ее квартире на кровати на смятых простынях, расслабленные и счастливые после спонтанного и хаотичного занятия любовью. Дождь барабанил по крышам, принося с собой прохладу ночных улиц Питера.       Бану всегда видит его живым. Порой он просто тихо сидит на краюшке кровати, боясь потревожить ее сон. Костя всегда уходит с первыми лучами солнца. Иногда в ее снах она почему-то оказывается на старой кухне в квартире Грома. Костя курит в открытую форточку, а после садится на скрипучий стул напротив нее, осторожно сжимая ее хрупкие пальцы в своих больших и теплых ладонях. — Рано или поздно это должно было случится. С моим образом жизни иного финала и быть не могло. Живи дальше. — Да, мне знакомо это чувство. Способность любить — одна из черт здоровой и психологически зрелой личности. — Бану старается сосредоточится на клиенте, подавляя непрошеные воспоминания. — Мы живем в век потребления, доктор. Мы всему знаем цену, но не умеем ценить. — горько усмехается Колесников. — В глубине души мы все хотим встретить своего человека. Ту самую родственную душу о которой так любят говорить романтики. Но иногда эта встреча происходит слишком рано. В двадцать два нам кажется что нас впереди ждет что-то лучшее, что весь мир принадлежит нам. Так зачем же ограничивать себя отношениями или ненужными обязательствами? Нам кажется что все еще сотни раз будет и каждые следующие отношения будут еще ярче и лучше. — Я встретил Хельгу на день рождения моих друзей. Мне едва исполнилось двадцать два. Я — типичный студент айтишник, она — яркая творческая личность, яркая рыжая девушка с художественного факультета. Казалось у нас не было шансов, но… Нас тянуло друг к другу, словно магнитом. Знаете, доктор, иногда ты встречаешь человека, и у тебя буквально с первых минут общения возникает такое чувство, словно словно вы знаете друг друга всю жизнь. Хельга была такой яркой, настоящей, живой. В ней не было наигранности и фальши, присущей многим девушкам, она была искренней и естественной. Хелен была похожа на пылающий огонь который горел слишком ярко. Искренняя и естественная в своей страсти и в отстаивании своих идеалов. — Иногда мы могли заниматься любовью ночи на пролет в маленькой общаге, когда мои соседи сваливали на концерт или навестить родственников. У нас была очень злая комендантша и Хельга тайком пробиралась ко мне по пожарной лестнице и, смеясь, залезала в открытое окно. А иногда могли просто говорить часами, рядом с ней я совершено не ощущал времени. Мы буквально дышали друг другом. Именно тогда я был абсолютно счастлив. — Хельга по настоящему верила в меня, в мои амбициозные планы и проекты. Именно ее любовь и вера делали меня по-настоящему сильным, не давая сдаться. Мне казалось, что я смогу абсолютно все. — Сначала мы были действительно осторожны, но в какой-то момент… У Хельги были очень болезненные месячные, один раз мне даже пришлось вызывать скорую, тогда я очень сильно перепугался. После обследования гинеколог назначил ей оральные контрацептивы для регуляции цикла и ей стало действительно лучше. И мы решили что раз она и так их принимает, то этого вполне достаточно. Я не знал тогда, что таблетки нужно принимать строго в определённое время и они могут не сработать по ряду причин. Мы были слишком счастливы и беспечны. — И вы оказались совершенно не готовы к роли отца, как и многие молодые люди вашего возраста. Вы никогда не говорили со свое девушкой о детях, верно? — Нет. Я вообще думал что Хельга чайлдфри, по крайней мере, мне так казалось. У нее всегда было столько смелых идей и планов, она хотела связать свою жизнь с искусством, а не пеленками. Мечтала стать известной эпатажной художницей, встряхнуть современное искусство, она хотела быть свободной как птица, побывать в самых разных уголках мира. — По словам преподов я был выдающимся и подающем надежды студентом, мне пророчили блестящее будущее в IT. Я заканчивал четвертый курс, меня отправляли от универа на региональные и международные конкурсы, где я неизменно занимал первые места. Меня наконец стали замечать, я разрабатывал собственный проект, отношения естественным путем отошли на второй план. Порой я спал по несколько часов в сутки. Другая на месте моей девушки стала бы устраивать сцены что ей не хватает внимания, но моя Хельга, она замечательная, поддерживала меня в это трудное время. А я, стыдно признать, принимал это как должное. — Это было время свободы и новых возможностей. Развития современных технологий и международных отношений. Наш вуз получил гранд на участие в международной программе обмена студентами, заключил договор с ведущим университетом в Калифорнии. И когда мой научный руководитель предложил мне закончить обучение в Штатах — я ухватился за эту возможность. Год в ведущем университете Калифорнии со следующей стажировкой в крупной IT компании, если я проявлю себя. Это был тот самый шанс, который выпадает раз в жизни. — По правде сказать, в те дни я даже не вспоминал о Хельге, не думал о том, что станет с нашими отношениями. Я шутливо говорил что это всего на год, прекрасно понимая что не вернусь. Возможно, я рассчитывал, что за этот год все как-то само сойдет на нет. Я прекрасно владел английским, так что языковой барьер не был для меня проблемой. Я был слишком занят сбором всех нужных документов и оформлением визы, так что мы практически не виделись. Мы встретились буквально накануне моего отъезда, она настаивала и явно нервничала. Это было на нее так не похоже, раньше Хельга никогда не была так навязчива. Разговор не клеился с самого начала, а потом она сказала что беременна и это было словно удар под дых, в том момент у меня ушла почва из-под ног. — Сначала я воспринимал это как досадное недоразумение. Как проблему, которая требует незамедлительного решения. И я действительно был готов отвезти Хельгу в частную клинику, где ей бы быстро сделали безопасный аборт, я был готов оплатить процедуру, черт возьми я даже был готов сидеть с ней в коридоре и держать ее за руку. Но Хелен сказала что хочет оставить этого ребенка. И вот это был уже как гром среди ясного неба. — Понимаю. Вопросы о планировании беременности и рождения детей лучше обсуждать до наступления беременности и решение принимать с учетом мнения партнера. Если речь идет об осознанном родительстве. Вас же просто поставили перед фактом в ультимативной форме. Мало кто действительно морально готов становится отцом в двадцать два. Рождение ребенка всегда является кризисом в жизни пары, все дети требуют огромного времени и ресурсов, которые зачастую попросту отсутствуют у молодых родителей. Не говоря уже о материальной базе. Ваша фрустрация и гнев вполне понятны и объяснимы. Это было крайней неудачное время из всех возможных. Что вы почувствовали в тот момент, Виктор? — Я почувствовал себя обманутым. Словно Хельга врала и претворялась все это время. Она не была особенной, все что она говорила и делала было для того чтобы завлечь меня и заморочить мне голову. А на самом деле она была из тех ограниченных девушек которые пойдут на все, чтобы удержать парня и затащить его в загс любыми способами. Что она хочет лишить меня будущего, свободы, возможностей, буквально перекрыть кислород, утопить в болоте российской безнадеги: семья, дети, ненавистная работа, ипотека. Что она сделала это специально, чтобы удержать меня. И, да, я чувствовал закипающий гнев и разочарование, и я вылил все это на нее. — Знаете, доктор, ведь даже тогда в глубине души я понимал, что все это бред. Хельге не нужен был брак, она не уговаривала меня остаться в Питере и в принципе не собиралась этого делать. Как и не думала что я заберу ее в Штаты. В любом случае она не собиралась бросать учебу в художественном институте, и отказываться от реализации собственных планов. Хельга даже не рассчитывала на мою помощь, в конце концов это было полностью ее решение родить этого ребенка. Просто она справедливо считала, что я имею права знать. — О чем она мне и сообщила прежде чем уйти. Я видел в ее глазах такое разочарование и призрение что мне было стало не по себе. А еще я вдруг отчетливо понял, что она морально была готова к подобному исходу и не ждала от меня многого. Как и от мужчин в целом. Хельга всегда была слишком гордой и независимой. И когда она ушла я почувствовал облегчение. Тогда я просто не понимал, как искреннее и сильно она меня любила, да, Хельга не хотела абстрактных детей и вряд-ли задумывалась о них тогда. Но она хотела именно этого ребёнка, пусть и незапланированного, потому что он был наш. — Я цеплялся за свою инфантильную обиду, упрямо игнорируя свое предательство. И я продолжал жить, забыв о ней на долгие годы. Штаты открыли для меня все возможности о которых я даже не мог мечтать. И я с головой погрузился в новую реальность, стараясь взять от жизни все. У меня была престижная работа, появились деньги, полезные связи, новые друзья. Здесь не было привычных мне запретов, люди не боялись проявлять себя. Я словно в омут с головой погрузился в исследование своей сексуальности и порой сомнительные эксперименты. Вся это новизна и вседозволенность кружила мне голову. И я почти не думал о ней. Очень скоро вся моя жизнь в России, депрессивный дождливый Питер, первые серьезные отношения с Хельгой, все это казалось мне таким далеким и не реальным. За эти годы в моей постели перебывало красивых любовников и любовниц. И да, я почти не вспомнил о ней. — Но с годами я все чаще ощущал какую-то тянущую пустоту внутри, мне нахватало какой-то искренности, душевной теплоты. Понимаете, доктор, здесь, в штатах, все крайне прагматично. Отношения должны быть максимально легкими и взаимовыгодными. Никаких разговоров на кухне до утра, у тебя проблемы, милый? Вот тебе контакты хорошего мозгоправа. Простите, доктор. Все как-то без души. Максимально функциональные отношения. Все эти мужчины и женщины… Они велись на мою внешность, мой статус, социальные связи, деньги, а многим просто нужен был классный любовник с которым не стыдно засветиться на фото в соцсетях. Я не жалуюсь, доктор, все люди используют друг друга. Здесь все кристально честно. В конечно счете ведь я тоже их использовал, верно? Но чем дальше это продолжалось, тем больше я спрашивал себя: обратили ли бы они на меня внимание, будь я обычным бедным студентом? Стали ли тратить на меня свое драгоценное время? Смогли бы они любить меня когда я был фактически никем? Верили бы они в меня, как это всегда делала Хельга.       Бану решает остановится на методе активного слушания, лишь изредка задавая наводящие вопросы, стараясь прояснить чувства клиента и его отношения к жизненной ситуации. Без осуждения и оценки, быть принимающей и поддерживающей, помогая мягко прорабатывать тяжелые эмоции, касаясь травмирующих событий. Создавая максимально безопасное терапевтическое пространство, где Колесников сможет выговорится и отпустить ситуацию.       И все же как профайлер она привыкла сопоставлять и запоминать мельчайшие детали, словно собирая сложный пазл. Старые профессиональные привычки умирают медленно.       «Хельга, яркая, свободолюбивая художница с огненно рыжими волосами. Время и возраст тоже примерно совпадали. Конечно это могло быть всего лишь совпадение, но имя достаточно редкое.»       «Мама любила рисовать птиц. Мама рисовала мрачные сказки.»       И чем дольше она слушала Виктора, тем сильнее укоренялась в своих подозрениях. — Первые пару лет я еще поддерживал связи со своими питерскими друзьями и знакомыми. Потом общение естественным образом сошло на нет. До меня доходили новости о Хельге. То, что она решила родить ребенка стало шоком для общих друзей. От них я узнал что Хельга с головой ушла в учебу, продолжала рисовать практически до самых родов. Вот только ее картины с каждым разом становились все мрачнее. Академ брать она не стала, вернулась в институт после летних каникул, оставив новорожденного сына с родителями в Москве. От общих друзей я узнал что мальчика назвали Серёжа. — грустная мимолетная улыбка касается губ Виктора, на мгновение он замолкает, собираясь с мыслями, но продолжает. — Хельга вновь погрузилась в учебу, буквально жила на два города. И вскоре ее заметили: выставки, презентации. Она была действительно невероятно яркой и талантливой, моя Хельга. Больше я за ее жизнью не следил. Я знал что мой сын в надежных руках. У моей девушки были образованные и состоятельные родители, которые души не чаяли в новорожденном внуке. Ее отец читал лекции по истории в одном из ведущих вузов Москвы, раньше был известным археологом, исследовавшим верования и обычаи коренных народов Восточной Сибири. Автор серии книг, признанных в научной среде и изданных за границей. Мать была ведущим реставратором. Оба не нуждались в деньгах и могли свободно работать из дома. — Откровенно говоря я вздохнул с облегчением, словно сбросил с себя груз огромной ненужной ответственности, забыв о Хельге и собственном сыне на долгие годы. Малодушно решив что он прекрасно вырастит без моего участия. Честно говоря, я слабо представлял себя в роли отца, понятия не имел как обращаться с маленьким ребенком. Хотя здесь в штатах очень распространено осознанное родительство, молодые отцы часто уходят в декретный отпуск, также я постоянно видел мужчин всех возрастов, гуляющих с колясками в парке. Но я был слишком далек от всего этого, я прекрасно отдавал себе отчет что общение с собственным годовалым сыном было бы для меня крайне обременительным и абсолютно не интересным. Конечно, я планировал возобновить общения с сыном когда он станет достаточно взрослым, скажем, лет через пятнадцать. — Виктор смеется, нервно и надломлено. — Мне казалось это приемлемым вариантом, появится в его жизни когда встанет вопрос о дальнейшем обучении. Я мог оплатить ему обучение в любом самом престижном вузе страны, показать новые возможности, совершенно иную жизнь. Кто же от таково откажется? Почем- то я наивно думал, что смогу появиться в его жизни в любой момент и наладить отношения со взрослым сыном, что Серёжа будет искреннее рад меня видеть, не пошлет меня с порога, после того как я не появлялся в его жизни с самого детства. Что жизнь можно просто поставить на паузу и все исправить в любой момент. — В следующий раз я вспомнил о Хельги только через шесть лет, когда о ее работах заговорили здесь в штатах. Серьезно, я узнал ее картину в загородном доме одного из вип клиентов нашей компании, я сначала не поверил. А потом зашел на ее страницу в инсте, где было уже около нескольких миллионов подписчиков со всего мира. В ее стиле всегда было нечто пугающее и притягательное. Питер был ее местом силы, ее постоянным источником вдохновения. Тогда я впервые увидел своего сына. Серёжа стоял рядом с Хельгой, держась за ее ладонь, забавно улыбался в камеру. Он выглядел таким искрящимся, счастливым, какими только могут быть маленькие дети. А еще рыжим, совсем как Хельга. И у него были мои глаза. — В тот вечер я напился и написал ей. Нет, я не просил прощения хотя, и следовало бы, просто сухо предложил свою помощь. Хельга довольно грубо ответила, что она и ребёнок ни в чем не нуждаются и мои подачки ей не нужны. — После этого я сознательно перестал следить за ее жизнью. Уязвленная гордость просто не позволяла мне продолжать и дальше делать это. Я убедил себя, что Хельга совершено не нуждается во мне, что мой сын находится в полной безопасности и прекрасно вырастит без моего участия. И это стало моей фатальной ошибкой. Ровно через полгода Хельга умерла. Ее убил безумный сталкер, преследовавший ее повсюду. — Если бы не мой эгоизм и непомерная гордыня, Хельга сейчас была жива. Если бы у меня хватило мужества признать свои ошибки, если я был рядом с ней, — Виктор сглатывает ком в горле, словно каждое слова дается ему с неимоверным трудом. — Хельга была бы жива, а мой ребенок никогда… — Дышите, Виктор, — Бану мгновенно оказывается рядом, накрывает его ладонь своей, — Смотрите на меня, вот так, медленно вдох, выдох, да, хорошо. Сколько золотых рыбок в моем аквариуме? — Пять. — слегка обескуражено говорит преподователь. — Какого цвета распустившийся кактус на окне. — Жёлтый. — Хорошо. — выпейте воды. — Бану протягивает Виктору свою кружку, мысленно выдыхает с облегчением, за долгое время работы с тревожниками подступающую паническую атаку она научилась распознавать по первым признакам. — Я понимаю, для вас это действительно тяжелая и болезненная тема, вам трудно говорить об этом, мы можем продолжить на следующем сеансе. — Нет доктор, я хочу закончить. — неожиданно твердо заявляет Виктор. — Этот сталкер, он преследовал ее более года. Проникал в квартиру и гримерку, оставлял цветы и гребаные стихи, звонил по ночам, хотя она регулярно меняла номер телефона. Хельга неоднократно обращалась в полицию, но они ничего делали. — голос Колесникова дрожит от едва сдерживаемого гнева и бессилия. — Если бы я только знал… Я сделал бы все, чтобы спасти ее. Если бы Хельга мне рассказала все тогда. Но она больше не доверяла мне и это моя вина. — Послушайте, Виктор, в мире есть вещи находящиеся вне зоны нашего контроля, на которые мы, к сожалению, никак повлиять не можем. И в первую очередь это решения других людей и внешние обстоятельства. Хельга ясно дала вам понять, что не хотела ни вашей защиты ни вашей поддержки. Она зрелая и взрослая личность, такова была ее воля. Да, она недооценила степень риска и собственные силы, но вы никак не могли знать о грозящей ей опасности. Даже если бы вы все время находились рядом с ней, вряд ли это изменило бы ситуацию, — как можно мягче продолжает психотерапевт, — Сталкеры крайне психически неуравновешенные люди, у которых напрочь потеряна связь с реальностью, одержимые своей бредовой фантазией. Они крайне целеустремлённые люди. Если бы сталкер увидел вас рядом с ней, то скорее всего впал бы в неконтролируемую ярость и это лишь ускорило трагическую развязку. Только при таком раскладе у полиции были бы все шансы получить в финале два трупа вместо одного. У вас не было шанса спасти ее, Виктор, как бы вам не хотелось верить в обратное. — Ошибаетесь, доктор. У меня было достаточно денег и связей. Я мог бы нанять для Хельги и сына профессионального телохранителя, мог бы дать взятку чтобы полиция сделала вою сраную работу и упрятала гребенного Поэта в психушку, откуда он не сможет до нее добраться. Мог бы заплатить, чтобы его запугали до полусмерти и заставили сбежать из города.       «Я мог бы просто нанять одного из людей Августа чтобы он решил проблему быстро и радикально». — Если бы Хельга действительно хотела всего этого, она бы обратилась к вам за помощью. Вам только остается уважать ее волю, пусть даже ее решение было ошибочным.       Бану терпеливо ждет когда Виктор продолжит, к сожалению она прекрасно знает, что последует дальше. — Родители Хельги погибли по дороге в больницу в аварии, а мой сын через несколько дней оказался в детском доме. Серёже было всего семь, когда он остался совершено один. Меня не было с сыном когда он так отчаянно во мне нуждался. Если бы не мой эгоизм и гордыня, ему никогда не пришлось проходить через это. — Вы не знали, Виктор. Вы были уверены что ваш ребенок растёт в любящей и принимающей семье и находится в безопасности. И у вас не было не единого повода усомниться в этом. — Это просто удобный предлог переложить свою ответственность на других. Если бы я интересовался жизнью сына, то смог бы вовремя вмешаться и забрать его к себе. — Вы помните дело Фишера, доктор? — Виктор встречается с ней взглядом, абсолютно болезным и пустым. — Я читала об этом в газетах, — как можно более нейтрально отзывается Бану, — это было очень резонансное дело. — Он похитил моего сына, через пол года после того, как попал в детдом. Держал в подвале, пытал, насиловал. — голос Виктора звучит глухо и безжизненно, слова даются с трудом, словно он вскрывает застарелый гнойный нарыв, — Серёжа тогда чудом выжил, пролежал несколько недель в коме в местной больнице, а после, его, психически травмированного и едва выжившего, вновь отправили в обычный детдом, где всем было на него наплевать. — Как давно вы узнали правду? — осторожно спрашивает Бану. — Почти четыре года назад. Я вернулся в Питер навестить своих пожилых родителей. Мой отец сильно сдал в последнее время, откладывать больше было нельзя. Тогда, оказавшись на улице родного города, я впервые за долгое время я словно дышал полной грудью, чувствуя себя по настоящему дома. Я не вернулся в Калифорнию, продолжал работать удаленно. Мой старый друг предложил мне вакансию в бывшем вузе и я решил попробовать. Я хотел найти Хельгу, попросить у нее прощения, наладить отношения со своим взрослым сыном, но не находил мужества сделать это. Просто не знал, как начать этот сложный разговор. К тому же, я был слишком занят оформлением документом и подготовкой плана лекций, для меня это было совершенно новым опытом. Я понял все как только Серёжа переступил порог моей аудитории. Я почти сразу прочитал его личное дело. А после, взломал все базы данных и узнал все. Я… я не представляю, как он, ребенок, может выдержать такое. Даже у взрослого мужика бы поехала крыша после месяца в пыток в подвале конченого садиста. Серёже едва исполнилось восемь. Он был один все это время. И это только моя вина. И я просто не знаю, как все исправить. — Вы упускаете главное, Виктор, в преступлении виноват только преступник. В том, что случилось с вашим сыном и другими детьми, виновен только один человек — Фишер. Именно маньяк принимает решения похищать и убивать детей. Он единственный кто по настоящему несет ответственность за все эти чудовищные преступления. — Вы правы, доктор. — в голосе Виктора чувствуется сталь, его взгляд неуловимо меняется.       «До суда этот выродок точно не доживет».       Видимо, психолог отчетливо читает это в его взгляде. — Я всецело разделяю ваш гнев и вашу ярость. Ваши чувства в этой ситуации вполне естественны. Но, я прошу вас воздержатся от необдуманных поступков. Месть не изменит прошлого и не принесет желаемого облегчения. Вы нужны своему сыну, нужны своим студентам. Доверьте это дело профессионалам, поверьте моему опыту, сейчас над этим делом работают лучшие следователи города. — Я знаю, что вы считаете что не достойны называться его отцом, но вы все равно нужны вашему сыну, даже если уверены в обратном. Вы всё ещё можете быть рядом с ним в качестве старшего друга и наставника. — Серёжа намного сильнее, чем может казаться на первый взгляд. Поверьте мне, он справляется. Наша психика и тело всегда стремятся к исцелению. И, поверьте, рано или поздно он полностью преодолеет последствия пережитой травмы. А я помогу ему в этом.

***

      Бану закрывает кабинет, выключает свет и компьютер, проверяет электроприборы, оптимальную температуру воды в аквариуме и подачу кислорода, включает специальную фиолетовую подсветку для кактусов. Эти простые монотонные действия помогают ей заземлиться, структурировать поток тревожных мыслей. Психотерапевт чувствует навалившуюся усталость, словно последний сеанс вытянул из нее все силы. Бану дышит медленно и глубоко, напоследок заглядывает в туалет, включает холодную воду в раковине, протягивая изящные руку. Ей срочно нужно замелится. Возможно, по дороге домой она заглянет в Райдо, позволит себе выпить свой любимый капучино с миндальным сиропом и кусочек шоколадного брауни.       «Месть ничего не исправит и не принесёт желаемого облегчения и покоя, ты сама хоть в это веришь?» — голос ворочается внутри черепной коробки — язвительный, саркастичный злой, так похожий на ее в молодости, — «Ты ещё расскажи Колесникову о том, что нельзя убивать людей, даже самых конченых тварей. Жалкая лицемерка!»       Вода кажется Бану просто ледяной. Бывший профайлер поднимает глаза, сталкиваясь взглядом с собственным отражением. Бану хочет отшатнутся, но не может сдвинутся с места. Изображение медленно искажается, но она едва узнает себя тогда, пятнадцать лет назад.       «У правды нет срока давности».       Бану находит в себе силы смотреть. Ее лицо кажется ей совершенно чужим, лишённое всяких человеческих эмоций, сейчас больше напоминает застывшую фарфоровую маску. Смотреть в пустые глаза. Она чувствует фантомное движение за спиной, ловя в отражении взгляд таких же пустых глаз, темно-голубых, как пасмурное небо над Невой.       Константин включает холодную воду, накрывая сильными руками ее изящные ладони, помогая смыть чужую кровь, тщательно вымывая улики под ногтями. Кроваво-красный поток воды закручивается в спираль, утекает в ржавую металлическую раковину. — Я обо всем позабочусь, — голос Кости звучит с пугающей нежностью. — Его тело никогда не найдут.       Костя касается ее виска губами, почти в целомудренном поцелуе. В разное время были напарниками, были любовниками, были родителями, теперь же они партнеры по преступлению. Разделяющие одну грязную и мрачную тайну.       Будучи криминальным психиатром Бану часто задавалось вопросом: что испытывает преступник, отнимая чужую жизнь? Безграничную власть? Садистический экстаз? Неконтролируемый гнев? Что заставляет людей преступить последнюю черту?       Отнять чужую жизнь оказалось так просто. Убивая, она не испытывала абсолютно ничего и это было самым страшным. Константин сдержал слово, тело до сих пор не было найдено. Он унес их мрачную тайну с собой в могилу. Даже вспоминая сейчас о том, что они совершили, Бану ни о чем не сожалела.