Эротичный пион

Утро следующего дня прошло до боли однообразно. Наше альфье сборище вновь устроило холодную войну с альфами семейства Бан-Хван-Ли, пока омеги дружно-мирно наяривали блюда со шведского стола. В открытое наступление никто не переходил, боясь праведного гнева глав семей, да и ни к чему было портить друг другу настроение перед предстоящей экскурсией. Отведав харчей заморских, семейства крупной делегацией направились к автобусу, что увез их в Фруктовый сад, полный зелени, высоких деревьев, грядок и, конечно же, экзотических фруктов. Завидев огромные статуи спелых плодов, составленных в композицию, семьи пулей ринулись к ним, чтобы наделать побольше фотографий. — Бини! Ты глянь, какие тут гортензии охуенные! — воскликнул Чимин, принюхиваясь к цветам. — Доставай пакет, сейчас корешков насобираем. — Как ты думаешь, вот этот тампон в баклажане вкусный? — спросил Тэхен у Феликса, вместе с которым по пятому кругу обходил громадную фигуру мангостина. — Я считаю, что он влетит за милую душу, — задумчиво протянул Хван. — Особенно, если полить горлодерчиком. — Так, где наши цветы жизни? Нам срочно нужна эта хуйня, — вперив руки в бока, Ким оглянулся, включив эхолокаторы. Альфы, не шибко впечатленные фруктовым искусством, лишь вздыхали, ожидая, когда же их омеги наконец-то насмотрятся и пойдут дальше. Через полчаса гид с горем пополам оторвал туристов от инсталляции, и семейства двинулись по саду, рассматривая каждое необычное дерево. Обойдя всю территорию вдоль и поперек, граждане отдыхающие захотели хлеба и зрелищ, а потому их привели на конкурс поедания дуриана — колючего фрукта, воняющего за три километра. — Идите участвуйте, тетери. Вам же было скучно, — хмыкнул Чимин, подталкивая альф к столам. — Итак, уважаемые конкурсанты, перед вами лежат тарелки с дурианом — древним фруктом, который обладает свойствами укрепления мужской силы, — объявил экскурсовод, и участвующие тут же навострили уши. — Кто сможет съесть больше всех, тот и победит! — Это я сейчас вот эту штуку съем, и у меня етит-колотит будет?! Чего молчали-то?! — радостно подпрыгнул дед Хосок, оккупируя целый стол. — Лисонька, твой самец решит все проблемы с демографическим кризисом. — Если после поедания этой дури, от тебя будет нести ее благовонием, то можешь в номере не появляться, пока оно не выветрится, — Лиса скорчила лицо, чувствуя неприятный запах. — Пф, ВДВ-шники какой-то пахучей хуеты не боятся! — огласил дед Юнги, уже готовясь стартануть и победить всех. Через минуту после начала конкурса все альфы, за исключением бравого деда Хосока, со слезами на глазах наяривающего кусок за куском, побежали в кусты извергать целительные потоки укрепления мужицкой силы на травушку-муравушку, при этом матеря этот мир с такой чувственностью, что некоторые зрители начали трогательно плакать от смеха. В ряду участников остались лишь Хосок, кажется, готовый испустить последний дух в рвотном позыве, и Джин с Джисоном, уплетающие ароматный фрукт за обе щеки так, словно это самая вкусная вещь, которую они когда-либо пробовали. С великим выражением бескрайнего терпения на лице Хосок отшвырнул от себя злосчастное блюдо и со скоростью петарды полетел за дерево, дабы очистить свой организм от противной экзотики. Через пять минут посвежевший Чон вернулся за стол и вновь принялся поглощать дуриан со слезами на глазах и трескающимся сердцем. Дед Юнги, видя страдания дорогого друга, подошел к нему и сочувственно похлопал по плечу. — Хобыч, ты нахрена эту дурьянь жрешь? У тебя уже лицо зеленое, как его кожура, — нахмурился Мин. — Ты приз хочешь? — Юнги! Ты что, не слышал? Эта херовина мужскую силу улучшает! А мне надо агрегат ниже пояса на новый уровень перевести, чтобы ребенка наконец сделать! — воодушевленно ответил Хосок. — Вдруг эта благородно воняющая апиздую-туюша поможет наконец… Через пять минут дуриан закончился вместе с конкурсом, в котором по праву победителями стали Джин и Джисон, умявшие по пять тарелок и порывавшиеся купить еще пару килограммчиков на зубок. В качестве приза омеги получили по пакету с экзотическими фруктами, среди которых нашлись и излюбленные Тэхеном и Феликсом мангостины. Дед Юнги не мог нарадоваться победе сына, а потому гордо улыбался, будто это он втоптал три килограмма дуриана. — Это от меня у Джина такие яйца стальные! Я теперь отчасти понимаю, как он семнадцать лет с Намджуном прожил… Походу тут не так важен хуй, как его продукт! — довольно протянул Мин. — Ой, не петушись, муженек, — хмыкнул Чимин. — Характером Сокджин в меня пошел. — И ведь хрен поспоришь… — хохотнул Юнги, приобнимая мужа за талию. Вскоре экскурсия подошла к концу. За время нахождения в фруктовом саду дед Юнги успел несколько раз, разумеется, в воспитательных целях прописать смачных пинков своим дражайшим зятькам, чтобы не расслаблялись, и параллельно с этим поцапаться с Чаном, надевшим точно такую же шляпу, купленную на рынке у отеля, как у Мина. Остальные на это лишь закатывали глаза, а Намджун с Минхо яростно пытались определить, из какой же соломы сделаны головные уборы их замечательных тестей. — Это сто процентов злаковая! — громко скандировал Намджун, незаметно щупая шляпу деда Юнги, пока тот увлеченно рассматривал обнимающихся Тэхена и Чонгука. — Да нет же! Это бобовая! Ты что, совсем слепой?! — вскипел Минхо, сдергивая шляпу с головы Чана и тыча ею в лицо Кима. — Слышь, зятек! А ты не охуел ли часом? — возмущенно вскинул бровь Чан, отвешивая Ли подзатыльник. — Культяпки в трех метрах от меня держи, пока пиздов не дал! — П-простите… — заикаясь, выдал Минхо, отбегая к Джисону. — А с тобой мы еще поговорим, — сощурился альфа, прожигая Намджуна взглядом. — Салфетками вам тропинка, неуважаемый оппонент, — фыркнул Ким, гордо вскидывая подбородок. Вскоре петушиные бои без правил поутихли, и семейства почти дружным коллективом подались в местный аэропорт, чтобы попасть в нужную провинцию, которую омеги выбрали для сюрприза альфам в честь прошедшего дня разгильдяя. Долго ли, коротко ли, а все же добрались туристы и до самолета, и до самой деревушки, изрядно помотав друг другу, а заодно и всем окружающим нервы, постоянно препираясь. На сей раз билеты доверять Намджуну не стали, ибо опасно не только для жизни семей, а и для бедных тайцев, явно не готовых к потрясениям в виде двух весьма своеобразных династий. На месте делегацию встретила экскурсовод — русская женщина средних лет в красном брючном костюме. Она улыбнулась туристам. — Добрый день, меня зовут Глафира, и я приветствую вас в провинции Сисакет. — В сиська что? — непонимающе переспросил Чонгук у деда Юнги. — Китикет? — недоуменно вскинул бровь Хенджин, осматриваясь. — Это поселок Кхухан, — продолжала вещать женщина. — Какой Хуйхан? Татаро-монгол, что ли? — нахмурился Хосок. — И прямо сейчас перед вами находится Ват Па Маха Чеди Кео, или Храм миллиона пивных бутылок. — Сколько?! — синхронно вскрикнули Юнги и Чан, вылупив глаза, словно раки-богомолы. — Чего стоим, остолопы! Быстро на колени, тут бухлу поклоняются! Авось услышат силы божественные молитвы наши да ниспошлют душам грешным по стопарику для радости на сердце и веры нерушимой, — приказал Хосок, первым сгибаясь в низком поклоне перед храмом, после чего его примеру последовали и остальные альфы. — Вообще-то это буддистский храм и алкогольного духа здесь отродясь не было, — заметила экскурсовод. — А у вас здесь гонят? — Хосок начал засыпать женщину вопросами. — Да, ну, то есть, в храме-то нет. Алкоголь запрещено продавать ближе, чем в ста метрах от священных мест. Пройдемте к мостику, — кивнула Глафира, подходя к Чону чуть ближе и тихо шепча. — Но вообще в королевстве гонят рисовый самогон. Такая тема, закачаешься! Местный продукт бывает разной крепости, так сказать, по вкусу и на вштык, но вообще не ниже тридцати градусов по стандартам. Берите, не пожалеете. Хосок на радостях записал все параметры и даже названия магазинов, где сие зелье радости можно приобрести, на что его жена, почуяв неладное, прописала мужчине смачного подзатыльника для профилактики мозгового кровообращения. Решив, что подрывать доверие дражайшей Лисоньки не стоит, Хосок спрятал блокнот в нагрудный карман поближе к сердцу и принялся заинтересованно рассматривать ландшафты с восхитительными постройками. Небольшой водоем, блестящие в свете солнца храмы, зеленые пальмы, высокие деревья, ограждения — все это казалось таким ярким и притягательным, что туристы просто не могли глаз оторвать от пейзажа, раскинувшегося перед ними. Здания, выполненные из пивных бутылок выглядели поистине впечатляюще; еще нигде семейства не видели такой чудесной инженерной мысли и работы, а дед Юнги как архитектор, верно отпахавший тридцать лет и заработавший себе звание ветерана труда, был под таким впечатлением от гениальности тайцев, что не мог и слова сказать, лишь восторженными глазами, словно маленький ребенок, получивший желанную игрушку, рассматривал все, что видел перед собой. — Вот это мы лопухи, Юнги, — досадно протянул Хосок. — Сколько стройматериалов проебали, всё на стеклотару, дураки, сдавали. — И не говори, Хобыч… Может, этого-того да как сухой закон отменят, будем ресурсы собирать? Гашиковичу такую будку заебашим! Все Геральдины и Апполинарии уписаются от зависти, — предложил Мин, уже проектируя дорогому Гашишу хоромы. — Да без проблем, братан. Ты ж знаешь, меня только позови! Мы и будку и хуюдку сделаем, особенно под стопочку да альбом Бутырки, — хмыкнул Чон. — Лишь бы закон этот побыстрее отменили, а то будут мусолить, как крепостное право, и дождемся только к пенсии своих внуков манифеста о вольности алкогольной. — Точно-точно. Как сунут дело важности государственной в долгий ящик, так и не вынут, а простолюдинам страдай и мучайся, — Юнги вздохнул. — То-то и оно! Мне ж тут такой ящик пандоры открылся! У них же тут еще и гонят! — Япона-ебрёна-матрёна! Это ж каковы упущенные возможности международного обмена менталитетом! Так и пошли огорченные друзья дальше рассматривать святилище. Экскурсия протекала интересно, все хотелось посмотреть и потрогать, но из уважения к культу предков даже Намджуна держали на привязи, чтобы по своей природной тяге рушить всё, что только можно и нельзя, он совершенно случайным образом не навлек на семейства гнев всех алкогольных богов этой Вселенной. — Зятек, если твоя неугомонная жопа снова влезет туда, куда лезть не следовало бы, то принимай все молнии в свою карму! Даже мы столько не выпьем, чтобы восстановить это священное место, — предупреждающе сощурился Юнги. — Ой, да кому ты заливаешь, — Чимин закатил глаза. — Вы с Хоби этот объем за год выжрете и глазом не моргнете. — Прости, Мини, но твои ожидания разительно не совпадают с реальностью. Если бы я столько пил, уже давно сгнил бы от цирроза, так что не бухти, любимый, — Мин ласково поцеловал мужа в висок. Побывав внутри одного из храмов, альфы семейства Мин-Чон-Ким с великой скорбью от потери на лицах зажгли в память о почившем Евглаше свечи и прочитали в честь дорогого сердцу друга молитву, попросив у богов успокоения его души. Побродив по территории еще немного, семейства вышли к ограждению возле тихо журчащего водоема. Нежданно-негаданно для всех дед Юнги сел на одно колено перед своим мужем, и собравшиеся на секунду подумали, что Мина вновь шандарахнуло осознанием своего многодетного положения, но тот, к удивлению всех присутствующих, влюбленными глазами посмотрел на Чимина и достал из кармана игрушечное кольцо из киндера-сюрприза. — Мини, будешь моим мужем? — Юнги, ты перегрелся? Мы женаты тридцать три года, — усмехнулся Пак. — Давай обвенчаемся! Ты посмотри, какое место охуенное для предложения! — воскликнул альфа, надевая на палец омеги колечко. — Я согласен, — Чимин улыбнулся и, сев на колено мужчины, поцеловал его. По такому случаю крепкой любви и взаимного долголетия молодоженам устроили небольшой праздник. Экскурсовод, наш человек с огромной душой, притащила беременяшкам витаминные энергетики для восстановления баланса в организме, а альфам предоставила три бутылки рисовой самогонки, на что омеги даже слова не сказали, ибо «муженьки и трезвые с ебанцой, так пусть хоть по поводу немного покукарачатся». Чимина принаряжали, как могли: венок из цветов сплели, пуговицы на рубашке подрасстегнули, а для блеска глаз и храбрости духа скормили целое манго. Альфы же в это время дружным батальоном, заключившим перемирие на время, сидели на полянке и смаковали самогон. Хосок, как истинный эксперт и производитель, настроил локаторы на распознавание компонентов, чтобы выведать тайский секрет гонения эликсира счастья. — Ну вот по мне проще ацетона было хлебнуть, и то вкатило бы получше, но на сушняке и нефть спиртом будет, — хмыкнул Хосок, решивший, что на родине выпивон поизысканнее будет. Намджун и Минхо, выпившие на брудершафт по три рюмки, решили, что смысл их жизненного бытия состоит целиком и полностью в сонных грезах, а потому в обнимку завалились на бочок и сладко уснули, сопровождая попойку слаженным храпом. Дед Юнги и Чан, нашедшие новую точку столкновения, спорили о том, сколько же градусов в этой самогонке, для определения выпивая по стопке всякий раз, когда подвергались сомнениям. В итоге алкогольного противостояния победили Чонгук и Хенджин, уже поднатасканные в данной теме. Оставив старшее поколение тихо обескураживаться таким знаниям молодняка, альфы, спевшиеся за несколько дней, пошли искать своих дражайших Тэхена и Феликса, что наверняка не отказались бы заморить червячка. — Да уж, шустро молодежь нынче учится, — озадаченно протянул дед Юнги. — Ну так чей это внук-то? Генетика — вот в чем дело! Ее не пропьешь! — гордо заявил Хосок, наблюдая за Чонгуком. — Скоро передам своей кровинушке семейный рецепт настоек. Как быстро вырос все-таки… Весьма трогательный разговор мужчин прервался громким пением омежьей половины, которая, судя по всему, нехило объелась фруктами. — ААА БАНАНЫ-КОКОСЫ! ААА АПЕЛЬСИНОВЫЙ РАЙ! — доносились на всю округу дружные голоса. — Наши запели, — хмыкнул Чан. Внезапно подорвавшиеся, как солдаты по приказу, Минхо и Намджун встали по стойке смирно и уже собирались бежать к своим звездам, чтобы любовно рукоплескать райскому пению и поддерживающе кричать о преданности их артистизму. Остальные на это лишь хохотнули и начали собирать поляну, чтобы мирной делегацией направиться на концерт. Дед Юнги под шумок подполз к деду Хосоку и так, чтобы никто не слышал, шепнул ему одну очень благоразумную мысль. — Пс, Хобыч. Я тут подумал… — Юн, вот эти твои слова обычно приводят к тотальному пиздецу, — заметил Чон, навострив уши. — Да не ссы, идейка дельная есть, — заверил Мин. — Может, вам с Лисой тут малого попробовать забабахать? Храм бухла все-таки, а мы с ним сколько лет душа в душу, почка к почке! Вот, как пить дать, благословит! — А ведь верно… Что бы я без тебя делал? — радостно пискнул Чон. — Прикроешь? — Обижа… — дед Юнги не успел договорить, ибо увидел своего благоверного, ползущего по дереву, как самая заправская гусеница. — Чимин, ебут твою кочерыжку!

***

До ужаса любопытные омеги случайно наткнулись на микрофон и колонку, стоявших рядом с храмом. Решив, что это караоке, юные певцы притаранили проигрыватель поближе к поляне, врубили по блютузу знакомые мотивы и организовали нехилый концепт по типу Бурановских бабушек. Дружно запевали про бананы и кокосы, весело танцевали и не ведали горя. Но внезапно взгляд дедули Чимина упал на насаждения цитрусовых деревьев. — Я хочу мандарин! — выдал Пак, в чьем взгляде отчетливо читалась стойкость. — Вон там можно взять, — Чанбин кивнул на блюдо с фруктами. — Да не, я вон тот хочу, — Чимин указал в сторону дерева. — Ты ж не дотянешься, — хихикнул Джисон. — Это я-то? Да как два пальца об асфальт! — хмыкнул Чимин, направляясь к цитрусам. — Зря ты это сказал, — рассмеялся Сокджин, похлопав Джисона по плечу. — А прямо сейчас звучит песня в поддержку самого ахуенного дедули! — крикнул Тэхен, после чего Феликс прибавил громкости. Схватив микрофон, Ким запел. — А я всё летала! Но я так и знала! Что мечты лишь мало! Для мандарина-ла-ла! Стоявшее за храмом мандариновое дерево привлекло внимание Чимина, и он, даже не страшась того, что нижние ветки были кем-то благополучно срезаны, полез на ствол под одобрительные крики остальных омег. — Чимин, ебаный Тарзан, с дерева слезь! Из тебя сейчас наш ребенок выпадет раньше времени! — кричал дед Юнги, на всех парах несясь к мужу. — А ну закройся, молекула, — фыркнул Пак. — Я мандаринчик недозревший хочу! И вообще, че ты кипятишься? Не кипишуй, родной, я гусеничкой туда, обратно и назад. Чуть поодаль фруктовых страстей развернулась сцена ревности. Джисон и Хосок волком наблюдали за тем, как Лиса и Минхо что-то увлеченно обсуждают. — Здесь газон поприличнее, чем в отеле, — заметила Лиса. — Да-да, более окученный. Вот что значит, священное место! — кивнул Минхо. — Лисонька, а вон там травка еще красивее, чем тут будет, — Хосок взял жену за руку и потащил в сторону туалетов, на что та начала сопротивляться, но, услышав от мужа, что ранее туда зашли Сынмин и Чонин, радостно прибавила скорость. Стоявшие возле ограждения Чонгук и Хенджин наблюдали за родственничками. — Вас реально не парит, что он на дерево полез? — вскинул бровь Хван. — Да парит конечно, но, знаешь, уже привыкли, — усмехнулся Чон, наблюдая за тем, как дед Юнги бегает под деревом, выставляя руки вперед, чтобы в случае чего поймать дедулю Чимина. — Чимин-а, глиста моего сердца, слезь, пожалуйста! Я сам достану тебе хоть ведро этих мандаринов! — умолял Мин, боясь, что Пак свалится к едрене-фене. — Да отъебись же, муженек! Должен же хоть кто-то из нас вверх расти, а не вечно карликом быть, как ты! — сорвав желанный мандарин, Чимин слез с дерева под восторженные аплодисменты остальных и тут же очутился в крепких руках своего альфы. — Я тебя привяжу к стулу и буду на руках носить, как вельможу, — фыркнул дед Юнги, отбирая мандарин у омеги и начиная его чистить, чтобы тут же закидывать дольки в рот Чимина. Минхо вместе с Намджуном, подошедшие к караоке, которое на самом деле было предназначено для хорового пения монахов, принялись выбирать песню, которую хотели бы спеть. — Я хочу что-то лирическое, — задумчиво протянул Ли, вспоминая свой плейлист. — Намджун, ёп-задэ! А ну отойди на сто метров от колонки! — крикнул Сокджин. Со скоростью ракеты, выпущенной с Байконура, дед Юнги подлетел к микрофону, схватил его и отдал приказ Тэхену включать Сектор газа. Врубив частушки на всю громкость, Ким забрался на какой-то камень и принялся отплясывать на нем под дружное пение своих дедушек. На фронтах любви Лисы и Хосока, что возле туалета услышали акты слияния Сынмина и Чонина, отчего первая запищала в восторге, а второй в трихуе завел жену в кабинку, процесс прям попер на фразе Чимина: «Так и знала отъебут, словно сердце чуяло». Под такой страстный аккомпанемент дела априори заканчиваются успешно, а дед Юнги, решив подсобить дорогому дружбану, еще и короночку свою спел с таким чувством душевного такта, что все невольно задержали дыхание в восхищении. — Я люблю тебя до слез! Каждый секс, как в первый раз! — Мин всеми фибрами желал братану счастья, а потому выкладывался на своем концерте не хуже, чем Киркоров. Когда все вдоволь нанежились, насмотрелись и наелись, пришла пора отбывать в родные просторы отеля. Долгий путь сопровождался веселым смехом, препираниями альф и коллективным распеванием песен. Чанбин, которого до того воодушевила выходка Чимина с мандарином, весело подначивал друга детской песенкой «Маленький апельсин» под всеобщий хохот. Довольные, как слоны, альфы своих омег на руках носили по приезде, благодаря за такую чудесную поездку и возможность отдать честь душе покойного Евглафия, а вечером, когда уже стемнело, таскали им коктейльчики к бассейну, чтобы не спугнуть моменты столь приятной доброты.