Monster In His Eyes

      Гарри молчит, пока мы поднимаемся наверх, он так близко, что я чувствую его запах, но в то же время кажется, что он находится за тысячу миль от меня. Он погружён в свои мысли, которыми никогда не делится со мной, сколько бы я ни просила. Когда мы поднимаемся в спальню, я вижу, что на столе нас ждёт клубника в шоколаде и бутылка шампанского со льдом.       Он явно что-то планировал, но пока ничего не предпринимает, когда проходит мимо меня к кровати. Я молча следую за ним, держа дистанцию, чтобы дать ему немного пространства, но в конце концов мы встречаемся возле кровати. Он делает шаг ко мне, тихо произнося: — Ты любишь меня?              — Ты знаешь, что люблю.       — Скажи это, — говорит он, его голос становится ниже. — Скажи, что ты любишь меня.       — Я люблю тебя.        Он гладит меня по щеке.       — Скажи это снова.       — Я люблю тебя.       Его рука опускается ниже, обхватывая мое горло.       — Ещё раз.       — Я люблю тебя.       Он сжимает слегка, не больно, но достаточно, чтобы я задохнулась.       — Снова.       Мой голос едва слышен, словно шёпот, когда я повторяю:                     — Я люблю тебя, Гарри Джеймс Поттер.       Выражение лица Гарри становится жёстким, когда я произношу его имя, зелёные глаза темнеют. Монстр проглядывает сквозь них, глядя на меня из-за своей маски. Он хочет выйти наружу. Хочет, чтобы я поиграла с ним.       Он ничего не говорит, но отпускает мою шею. Его рука опускается ниже к моей груди. Он ощупывает её сквозь ткань, а затем захватывает низ моей рубашки и задирает. Я поднимаю руки вверх, позволяя ему снять её. Он расстёгивает мои брюки, потянув вниз молнию, и я выхожу из них, когда он снимает их.       Медленно, его глаза сканируют меня от макушки головы до кончиков пальцев ног, а затем снова поднимаются вверх. Он встречает мой взгляд, делая ещё один шаг вперёд и становясь прямо напротив меня. Я чувствую жар, исходящий от него, его запах опьяняет. У меня от него кружится голова.       — Если бы ты могла читать мои мысли… — он делает паузу, мрачно смеясь. — Ты бы задрожала. Я сам почти дрожу только от одного намёка.       — О чём ты думаешь?       Он обходит меня, становится за спиной и убирает мои кудрявые волосы. Рука обхватывает моё бедро, притягивая меня обратно к себе, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня в шею.       — Я думаю, единственный способ, чтобы ты могла стать более совершенной прямо сейчас, — говорит он, касаясь моей кожи, — это если бы я трахал тебя так сильно, что люди на улице могли слышать твои крики.       Вот и всё. Я дрожу, но он ещё не закончил.       — Я хочу довести тебя до предела, Гермиона. Так сильно, так далеко, чтобы ты возненавидела меня за это.       — Я никогда не смогу тебя ненавидеть. — Как только я это сказала, его рука снова обвилась вокруг моей шеи, притягивая мою голову, заставляя посмотреть на него.       — Не говори этого, если не имеешь в виду.       — Я серьёзно, — шепчу я. — Я люблю тебя.       Он смотрит на меня сверху вниз в течение мгновения, прежде чем наклониться, чтобы поцеловать мои губы, оттягивая меня назад так далеко, что это почти болезненно, чтобы он мог добраться до моего рта.       — Я тоже тебя люблю. Обещай мне, что будешь помнить об этом.       — Обещаю.       — Хорошо, — говорит он. — Потому что я собираюсь трахнуть тебя так, как ещё никогда не трахал.       Мой голос — не более чем дрожащий вздох:       — Хорошо.       — Ты помнишь своё стоп-слово?       — Помню.       Он отпускает моё горло, отстраняется, делая шаг назад. Я стою на месте, стараясь не дрожать, и оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, как он расстегивает свою мантию аврора.       — И если ты действительно любишь меня, — говорит он, снимая мантию, прежде чем снова посмотреть на меня. Он выглядит разъярённым. От вида его гнева, ледяного тона его голоса у меня слабеют колени. Теперь я точно дрожу. — Если ты это серьёзно, ты будешь сопротивляться.       Мои губы приоткрываются, ответ, вертящийся на кончике языка, резко срывается с них. Я задыхаюсь, встревоженная, когда Гарри грубо хватает меня за руку и тащит на кровать, толкая на живот. В его объятиях нет ничего нежного, ничего любящего или приятного в том, как этот мужчина прикасается ко мне.       Он заламывает мне руки за спину, накладывая заклинание прилипания без палочки, чтобы удержать их вместе. Я сопротивляюсь, пока чары удерживают меня, но его быстрые движения и магия, слишком сильны, как и он сам, чтобы я могла им противостоять.       В тот момент, когда мои руки надежно зафиксированы, я слышу, как он возится с ремнём, и моё сердце бешено колотится от звона пряжки. Он не причинит мне вреда. Я знаю это. Он любит меня. Я помню. Но трудно думать, трудно подчиниться, когда тебя прижимает к себе мужчина вдвое больше тебя, словно зверь или чёртов монстр.       Поэтому я не думаю. Я чувствую. И я чувствую, что мне нужно бороться с ним. Я бью ногами, сопротивляясь и крича, чтобы он слез с меня. Это не работает. Конечно, не помогает. В одно ухо влетает, в другое вылетает. Его хватка становится сильнее, грубее. Я его любимая игрушка, я знаю, и сейчас он увидит, что нужно сделать, чтобы я сломалась. Но я не позволю ему. Я не могу. Он не сломает меня.       Мне удается перевернуться на спину, подложив руки под себя, и принять сидячее положение, прежде чем он успевает остановить меня. Я уже собираюсь встать, когда он срывает с себя ремень, заставляя меня напрячься. Заставляет меня вздрогнуть. Моя реакция заставляет его сделать паузу на долю секунды, достаточно долгую, чтобы я заметила, прежде чем он снова набросится на меня.       Он не замахивается, не бьёт меня, а заставляет вернуться на живот, отбрасывает ремень в сторону, выбрасывает его. Он прижимает меня к себе весом своего тела, подавляя меня.       — Что, блядь, с тобой не так? — спрашиваю я, в моем голосе звучит рычание, которое удивляет даже меня. Он не отвечает. Он ничего не говорит. Если не считать ледяного зелёного взгляда, он даже не замечает меня.       Его тело тяжелеет, когда я выгибаю бёдра, сопротивляясь ему. Он срывает с меня трусики — ткань вокруг моих колен затрудняет движение. Рука скользит вокруг моей талии, грубо отрывая мои бёдра от кровати, заставляя меня встать на колени с поднятой вверх задницей.       — Слезь с меня, — рычу я, борясь в его объятиях и почти вырываясь, но он крепко держит меня. Он возится со своей одеждой, не раздеваясь, просто вытаскивая член из брюк.       — Заставь меня.       — Пошёл ты.       Слова едва успевают сорваться с моих губ, когда он входит в меня — так сильно, так глубоко, так резко, что я вскрикиваю от этого. Моё лицо снова и снова вдавливается в матрас, заглушая мои крики, пока он вбивается в меня. Одна его рука крепко обхватывает меня, чтобы зафиксировать на месте, другая рука лежит на моей спине, между лопаток.       Я прижата, но я извиваюсь, двигаю бедрами, борясь с ним, пока он не делает глубокий толчок и не отступает слишком далеко, выскальзывая из меня. Я жалею об этом, как только это происходит, чувствуя пустоту, боль, которая уже нарастает, но я реагирую инстинктивно. Это борьба или бегство, и борьба не помогает.       Его хватка ослабевает, его рука покидает мою спину, когда он обхватывает член, чтобы снова войти в меня. Прежде чем он успевает это сделать, я пытаюсь убежать. Я выскальзываю из-под него, задыхаясь, и заставляю себя подняться, но я не продумала это до конца.       Чёрт! Я в полной заднице. Я не могу бежать. Я едва передвигаю ноги, делая всего несколько шагов, прежде чем чуть не падаю. Я вскрикиваю, споткнувшись, но Гарри хватает меня и бросает обратно на кровать, прежде чем я успеваю упасть на пол лицом вперёд.       Он смеется, заставляя меня вернуться на место.       — Ты действительно думала, что сможешь так легко от меня убежать? Он насмехается надо мной, как будто мои попытки убежать слабы, словно я слаба, как будто я не потратила почти всю свою энергию на то, что только что сделала. Может, он и не причинил мне физической боли, но чёрт возьми, его слова меня задели.       Адреналин бурлит во мне, гнев и смущение переполняют меня. Он хочет борьбы? Я дам ему её. Я борюсь со всей силой, которая есть во мне, направляю свою магию на его прилипающие чары, пытаясь снять их, но мои руки остаются связанными, его магия тяжело витает в воздухе.       — Освободи меня, — требую я, когда он снова проникает в меня. Я хочу сказать что-то еще, но ощущения на мгновение лишают меня дара речи. Чёрт, как же он хорош…       — Освободи себя.       — Я пытаюсь. Я еще немного борюсь с заклинанием, мои руки безуспешно пытаются сотворить отменяющее заклинание без палочки. — Пожалуйста? Просто позволь мне немного пошевелить руками.       Он снова смеётся. Смеётся. Как бы хорошо он ни чувствовал себя внутри меня, он начинает меня бесить.       — Знаешь, ладно, неважно, — рычу я. — Ты думаешь, что ты такой крутой? Ты даже не можешь драться честно. Ты слабак. Чёртов трус. Жалкий. Я не знаю, откуда взялась эта вспышка, но она сработала.       Гарри грубо хватает меня за руки, его магия рассеивается, когда он тянет меня за запястья. Как только мои руки освобождаются, он переворачивает меня так, что я оказываюсь на спине, а он сверху.       Я встречаюсь с его зелёными глазами.       Внутри меня закипает тревога, смешанная с лёгким волнением. Его выражение лица пугает. Он ничего не говорит, но всё написано на его лице. Он собирается заставить меня проглотить свои слова.       Мои ноги закинуты на его широкие плечи, а он безжалостно вбивается в меня, снова и снова.       Его рука лежит на моем горле, прижимаясь к яремной ямке, отчего у меня кружится голова, пока он жестоко трахает меня.       И трахает меня. И трахает меня.       Его хватка настолько сильна, что я думаю, что завтра всё ещё буду чувствовать её, следы рук, впечатанные в мою плоть в глубоких оттенках черного и синего, пока он насилует мое тело. Я борюсь с ним, пытаясь сбросить ноги, каждый толчок болезненно глубок. Я впиваюсь ногтями в его руку, прижимаясь к его телу, сопротивляясь его хватке.       Мои ногти впиваются в его кожу, оставляя следы на доспехах, пуская кровь, которая его нисколько не беспокоит. Кажется, меня это нервирует больше, чем его. Что бы я ни делала, он подчиняет меня, становясь намного сильнее, намного жёстче. Я не могу одолеть его. Я не могу победить.       Моё разочарование нарастает, пока я не сжимаю руки в кулаки и не бью его в грудь, пытаясь наложить невербальный сглаз. Я бью его так сильно, что слышу это, бью так сильно, что костяшки пальцев болят. Как только мой кулак соединяется, магия, кажется, рикошетом проходит через оба наших тела, напрягая мои мышцы. Вот дерьмо.       Он выхватывает мою руку, наклоняясь ко мне, так близко, что наши носы соприкасаются. Мое сердце бешено колотится. Я ожидаю яда. Вместо этого он ошеломляет меня поцелуем.       — Вот так, милая, — говорит он мне в губы. — Борись со мной, пока я не затрахал тебя до смерти.       Я думаю, что он может быть способен на это, но я зашла слишком далеко, чтобы признать это вслух. Я на взводе, на эмоциональной перегрузке.       — Ты недостаточно мужественен.       Он стонет и снова целует меня, его губы такие же жестокие, как и всё остальное в нём. Господи, ему это нравится. На секунду меня это нервирует. Секс с ним всегда страстный, но это? Это интенсивно. Он полностью контролирует моё тело, но я могу сказать, что он потерял контроль над собой. Это не Гарри. Это чудовище, полностью обнажённое. Это хозяин смерти.       Он любит меня. И всё же я пытаюсь вспомнить. Я никогда не хочу забывать. Но этот мужчина, насилующий моё тело, тот, что сжимает моё горло, трахает меня так, будто ненавидит меня, словно моя жизнь находится только в его руках. Как будто ему не составит труда покончить со мной, если он сочтёт нужным.       Это вероломно. Это ужасающе.       Так почему же я так наслаждаюсь этим?       — О Боже, — шепчу я, мой голос напряжен, зрение затуманено. Я чувствую, как наворачиваются слёзы, как нарастает давление…       Мне кажется, что я вот-вот взорвусь под ним. Я — провод под напряжением, искрящийся везде, где он прикасается. Это электризует. Мои руки находят путь к его взлохмаченным волосам, захватывают пряди, дёргают за них. Я не знаю, что делать: толкать или тянуть, умолять его отстраниться от меня или дать мне ещё больше. Закрыв глаза, я выгибаю спину, упираясь грудью в его грудь, когда конвульсии неистово прорываются сквозь меня. Мой голос срывается на пронзительный крик, приглушённый его рукой на моем горле, но достаточно громкий, чтобы звенеть в ушах.       Однако на него это не влияет — он не сбавляет темпа, не успокаивается. Оргазм накрывает меня, забирая мои опасения, тревогу и желание бороться. Я растворяюсь в облаке экстаза, мой разум отключается, моё тело наконец-то поддается ему. Я больше не сопротивляюсь, хотя он всё ещё груб. Я не могу сопротивляться, хотя он сам просил об этом.       О Боже, он сломал меня. Он сломал меня. Но я даже не представляла, что сломанная я могу чувствовать себя так хорошо.       Он замедляет свои толчки, едва двигаясь, накрывая моё тело своим, занимаясь со мной любовью. Я чувствую его каждой клеточкой своего тела, слушая, как он тяжело дышит и стонет мне в шею, его тёплое дыхание обдувает мою кожу.       Обычно он молчит во время секса, если только не дразнит меня, но сейчас я слышу его… слышу его прерывистое дыхание и напряжённые стоны. Я крепко обхватываю его руками, накручивая на пальцы пряди растрёпанных чёрных волос на его затылке.       Он по-прежнему ничего не говорит, но изгиб его губ, мягкая улыбка, которую он дарит мне в темноте, освещает пространство между нами.       Это прекрасно. Так красиво. Это всё. Он — это всё для меня.       Он кончает внутри меня, всё ещё глядя на меня сверху вниз, на его лице появляется выражение экстаза, котором я восхищаюсь. Его губы приоткрываются, веки опускаются, и самый тихий шёпот, похожий на стон, вырывается в виде моего имени.       — Гермиона.