Тело

      От дурных привычек не избавляет даже смерть, Шан Цинхуа готов отвечать за этот факт головой. В своей новелле он едва ли не прожил в два раза больше, чем в реальном мире, который теперь «реальным» или «своим» назвать практически невозможно. В новом мире, в новом теле он продолжал ссутулившись сидеть за столом, забывая об осанке, что привили ему в ученические годы. Он работает один на один с бумагами, что не могут легким тычком в спину напомнить ему о подобающем положении, как раньше делали его соседи по комнате. В окружении безмолвной мебели сделать до жути легкое замечание некому уже не первый год. На людях спину он держит ровно, плечи не опускает вниз, голову не тянет вперед, а все изменения в теле скрываются за слоями одежд, не позволяя увидеть слишком сильно выпирающие ключицы. Кривая спина по сути своей не проблема, однако проблемой становятся вытекающие из неё обстоятельства: ноющие мышцы и боль в суставах. Помимо невозможности уследить за своим телом во время работы, неудобств ещё добавляет сон в любом хоть чуть пригодном для этого месте, привычка втягивать голову в плечи и низкие столики, за которыми приходилось сидеть по пятьдесят часов в неделю.       Прямо сейчас Шан Цинхуа сидит ссутулившись, пишет в свое удовольствие, стараясь занять себя на время отсутствия Мобэй-цзюня. Тот обещал вернуться как можно скорее, возник какой-то важный, но не требующий внимания Шан Цинхуа, вопрос. Поэтому оставив того в покоях одного, Мобэй-цзюнь тут же исчез, оставляя после себя лишь прохладную дымку в обогретой комнате. Шан Цинхуа вылез из постели, дошел до стола, ступая босыми ногами по ковру с длинным белым ворсом, и с тех пор уже около получаса небрежно выводит иероглиф за иероглифом, периодически зачеркивая по пол страницы. Сидит скрестив ноги, облокотив лицо на согнутую в локте руку, что опирается на одно из бедер. За годы работы он научился в секунды концентрироваться на задаче, поэтому сейчас, не видя и не слыша происходящего вокруг, он полностью погружен в собственноручно написанный текст. Засыпать в одиночестве Шан Цинхуа как вариант даже не рассматривал, хотя отдохнуть ему хотелось сильно. Однако, любая минута бок о бок с его графиком расценивалась как драгоценность, а уж тем более спокойные ночи иногда, как сегодня, очерняющиеся неожиданными обстоятельствами от них не зависящими. Черные капли расходились по краям листов, стоило Шан Цинхуа задуматься и взять на кисть слишком много туши, но он не обращал на них внимания, как и на сползающую с наклонённого плеча нижнюю рубаху. Всё его волновал только неаккуратный не просохший текст на коричневатой тонкой бумаге. Шан Цинхуа не замечает, как стол с каждой секундой начинает накрывать тень и не замечает, как эта тень также резко исчезает, он выныривает из своего транса лишь когда его оголенной шеи касается дыхание, и кожа мгновенно от этого покрывается мурашками.       — Вы вернулись. Пойдемте спать?       Однако, у Мобэй-цзюня другие планы. На вопрос он не отвечает, легко касается холодным носом кожи, стягивает без того болтающиеся одежды с плеч полностью, оголяя спину, кладет ладони на плечи и не сильно их сжимает. Перебирает пальцами по очереди, ведет ладони ближе к шее. Шан Цинхуа быстро дописывает последние предложения, уже начиная млеть от прикосновений, откладывает кисточку в сторону и чуть нагибается вперед, подставляясь под прикосновения широких шероховатых ладоней. Мобэй-цзюнь пальцем очерчивает позвоночник сверху вниз и обратно невесомо, вынуждая выгибаться от прошедшей по телу дрожи. Ладони кладет на талию, едва поглаживая большими пальцами, так что Шан Цинхуа становиться щекотно, однако больше ничего не делает, внимательно вглядываясь в спину, словно в первый раз её увидел.       — Всё в порядке? — заволновавшись спрашивает Шан Цинхуа, поворачивает голову, встречая внимательный взгляд Мобэй-цзюня, направленный на его спину. — О чем задумался, Мой Король?       — Кости. — он вновь проводит пальцем вдоль позвоночника. — Они не ровные.       — Вы имеете ввиду, что позвоночник искривлён? Вот так? — Шан Цинхуа рисует в воздухе пальцем прямую, чуть изгибающуюся в середине. Мобэй-цзюнь в ответ кивает, возвращая все свое внимание спине. — Я не знаю есть ли у этого точное название, но это неопасная болезнь. Из-за того, что я часто сижу неправильно. Вот кости и изгибаются в неположенном месте.       Вновь понятливо кивнув, Мобэй-цзюнь положил руки на лопатки, нахмурился и скользнул ими на плечи, пальцами поглаживая ключицы. Шан Цинхуа же молчал, не зная что сказать и как дальше продолжить диалог. Искривление было не сильным, но неприятным, однако его это не заботило, и он даже не думал, что Мобэй-цзюнь заметит данный недостаток. Шан Цинхуа уже собирался вновь предложить лечь спать, смущаясь от такого внимания к собственному телу. Кожу покалывало под цепким взглядом, а, казалось, уже нагревшиеся руку начало вновь обдавать морозом. Он отвернулся, открыл рот, чтобы начать говорить, но Мобэй-цзюнь спросил раньше:       — Лопатки на разном уровне поэтому?       — Это так заметно? — дернулся Шан Цинхуа от неожиданности такого заявления.       — Нет. Совсем немного. — Мобэй-цзюнь убрал одну руку с его плеча и провел пальцем под лопатками. Разница и в правду была крайне мала, но при должном внимании её можно заметить.       — Думаю, если я постараюсь, то этот недочет можно исправить. — начал размышлять в слух Шан Цинхуа. — В теории при легком искривлении просто корсет или тугой пояс может помочь.       — Зачем?       — Что зачем? – удивился Шан Цинхуа.       — Зачем исправляться? — Мобэй-цзюнь наклонился к выпирающему сильнее, чем должно, шейному позвонку, коснувшись его легко губами. — Это… Мило.       — Кривые кости это мило? — насмешливо спросил Шан Цинхуа, по неволе краснея.       — Кривые кости – это мило. — со всей серьезностью ответил Мобэй-цзюнь, вновь проводя рукой по позвоночнику. — Это доставляет проблемы?       — Небольшие, по сути я даже иногда забываю об этом. Мышцы ноют, но это незначительно.       — Надо отдыхать.       Мобэй-цзюнь говорит спокойно, словно отдых — это то, что легко организовать и видимо считает так в действительности. Подхватил Шан Цинхуа под спину и колени, одним быстрым, но аккуратным рывком, поднялся на ноги и в пару шагов дошел до кровати. Ничего не сказав, уложил их обоих. Руку почти сразу положил Шан Цинхуа на живот, притягивая спиной к своей груди, но тот извернулся, лицом утыкаясь Мобэй-цзюню в шею, довольно фыркая, словно еж.