Sub rosa

— Господа, Моран, сегодня мы выиграем. Мы лучшая команда Франции, и сегодня мы докажем это еще раз! Рюскэ поднял руку с траурной черной повязкой на плече, и все заорали. Маркус ухмыльнулся и поправил свою. Все игроки французского чемпионата играли с ними на турнире в память об Эдварде. Маркусу хотелось уже выйти на поле и подняться в воздух. Все остальное казалось несущественным. Лиссабонский стадион был полон и ждал этого матча. Они провели сборы, протусили в Па-де-Кале десять дней. Басти в целом оказался молодцом. Хотя на второй день, когда пошел снег, он долго не мог поверить, что они действительно пойдут на утреннюю тренировку и будут бегать. Потому что там же снег. Ну кто бегает под снегом? Но они пошли. Разминка, потом пять километров в одну сторону, пятьдесят отжиманий и пять километров обратно. Ничего сложного. Маркус даже не перегибал и, пожалев Басти, оставил только легкие тренировки. Сам бы он тренировался раз в пять сильнее. Басти задыхался, кашлял, но молча бежал. Ни разу не пожаловался. Он вообще был способным, надо только его направлять в нужную сторону. К концу сборов Маркус даже подумал, что жить с Басти ему нравится гораздо больше, чем с Эмильеном. Басти, правда, рассказывал тупые истории, как они жили с мамой где-то почти в Бельгии. Но это было терпимо. Отец их бросил почти сразу и свалил обратно во Фландрию, оставив Басти только свою фамилию и любовь к квиддичу. Это многое объясняло в поведении Басти. Телок у него тоже не было. Хотя чему тут удивляться. Как там Моран его звала? «Сладкий пирожок». Какие тут телки. Марк пообещал познакомить его с Корри. Тот уж научит, как правильно их клеить. Он и сам как-то расслабился, что ли, перестал постоянно загоняться из-за Эдварда. После того, как Эдвард упал с метлы, все убеждали Маркуса, что это не его вина, но сам он был в этом не уверен. Отец говорил, что Эдвард долбанутый псих, а Маркус всё тогда правильно сделал, и что с метлы он свалился потому, что бухой летал, а не потому, что Маркус с ним, наконец, поговорил как следует. Рюскэ, поймав его в коридоре после первой тренировки, попытался объяснить, что Эдвард упал точно не из-за того, что проиграл кубок, и Марку не стоит загоняться. Даже Эсми в ночь перед похоронами вынырнула из полубреда, в котором она пребывала из-за успокоительных зелий, и сказала, что Марк точно ни в чем не виноват, чтобы он даже не смел обвинять себя. Но он себя обвинял. Надо было как-то помягче тогда быть. Надо было позволить Эсм с ним поговорить. Надо было… Поэтому Басти, конечно, был в тему. И он, в отличие от Эмильена или Моран, не пытался Маркуса успокаивать или отвлекать. Он сначала робел и смущался, но потом привык и просто получал кайф, тусуясь с Марком. Даже было немного грустно, что сборы закончились. Эсм, как и всегда после сборов, висела на нем пару дней. Она побледнела и совсем исхудала. Да и черный цвет ей откровенно не шел. Но траур есть траур. Поэтому Маркус старался не комментировать ее внешность и делал вид, что все в порядке. Элиза по-прежнему ходила в семейных бриллиантах, но в остальном была вежлива, послушна и, если бы еще сама, без напоминаний говорила с ним по-английски, цены бы ей не было. Септ свалился с метлы, чем перепугал всех, разбил нос, сломал руку, но сказал, что это фигня, и снова начал требовать новую метлу. Нормальную, взрослую, а не как у него. Он же под страшным секретом рассказал, что они с мамой и Элизой ели пирожные с цветами в кровати, чего Маркус не выносил категорически. Но глядя на ожившую жену, он решил подождать с претензиями. Если ей надо было есть в кровати, чтобы очухаться от всего, то и хрен с ним. Вот придет в норму, и он с ней поговорит. А то Эдварду он уже высказал все что думает. И вот к чему это привело... После смерти Эдварда на Эсм было смотреть страшно. Она была, как восковая кукла. Маркус реально боялся за ее жизнь. Он думал, что у нее либо крыша съедет, либо она умрет. Она почти ни с кем не говорила, смотрела в никуда и была в каком-то своем мире. Дядя Козимо сказал, что это ступор, шок, она придет в себя. Ей просто нужно время. И что лучше начать ее поить умиротворяющим бальзамом и другими зельями. Ей это сейчас поможет. Ну и желательно не оставлять ее одну, потому что под зельями сознание все-таки меняется. В основном с Эсм сидели Беатриче и Манон. Маркус долго с ней находиться не мог, ему становилось страшно за жену и тошно, что он не может ничего сделать. Он уходил бегать и отжиматься на улицу. Квиддичные колдомедики ему потом высказали, что руки он, конечно, перекачал. Надо бы сбавить обороты. Это было сложно, потому что ему требовалась дойти до предела, чтоб мышцы заболели, чтобы ему стало плохо. А в его физической форме это растягивалось надолго. Только боль позволяла ему остановиться. Когда было больно, становилось легче на душе. Пару раз с Эсм посидел Корри, и это вроде подействовало на нее благотворно. Однажды, вернувшись после тренировки Маркус встретил жену в гостиной, а не как обычно лежащей безжизненно в постели. Она раскладывала подушки. Это был хороший знак. Эсм пожаловалась, что в гостиной без нее черт знает что творится, и чем Маркус тут вообще занимался. Маркус тогда даже рассмеялся от облегчения. Уезжать на сборы было не так страшно. А уж после сборов все пошло вообще нормально. Эсм провисела на нем два дня, потом снова достала книги по Антиохии, книги по легилименции, начала проводить много времени с детьми. Маркус не понимал, зачем ей это все читать и изучать, но ей вроде нравилось. А поскольку он боялся, что она снова превратится в восковую безжизненную куклу, то ничего ей не запрещал. Интересна ей эта Антиохия — и хрен с ней. Да и легилименция вещь неплохая. Маркус в нее вообще не врубался, но вот отец мысли читал постоянно, и профессор Снейп тоже умел. В целом, тема-то крутая. На стадион он Эсм на всякий случай не звал, но и она сама не заикалась. Это была пока запретная для разговоров тема. Начался Турнир Двенадцати. Они выиграли матч у «Белых гончих» из Пльзеня, после чего Моран долго возмущалась в раздевалке: — Кто вообще пускает богемцев на Турнир Двенадцати? — не обращая внимания на то, что все уже начали переодеваться, вещала Моран со скамейки. — Почему они не играют на своем славянском турнире? С учетом того, что они даже пишут на неадекватном языке? Почему мадьяры играют там, а богемцы с нами? — Это исторически сложилось, — пояснил Рюскэ, перед тем как уйти в душевую. — Марки, молодец. Тридцать три квофла и виражи впечатляют. — Маркус расшнуровывал перчатки и, чуть улыбнувшись, кивнул. Похвалы от капитана всегда радовали. Рюскэ хлопнул его по плечу и уже у поворота в душевую добавил: — Богемия же входила в Священную Римскую империю, вот и осталась, как наследство. Моран, кстати ты сегодня дважды промазала. Ты бы лучше целилась точнее, чем «гончих» обсуждать. — Не нуди, кэп, — вмешался Эмильен. — Мы же выиграли, и хрен с ним. Моран все равно двадцать пять квофлов забросила. Все мажут, это не страшно. Моран фыркнула и обиженно замолчала. Рюскэ ушел, а остальные продолжили переодеваться. — А у меня есть вопрос, — неуверенно поднял руку Себастиан. — Почему он Турнир Двенадцати, если команд на нем играет шестнадцать? — Вы видели? — Эмильен показал на Себастиана рукой. — Басти сам посчитал. Он это умеет. Я же говорил. Умничка, Басти. — Вот что ты глумишься, сволота? — Моран бросила в Эмильена свою перчатку. — Басти, не обращай на этого козла внимания. Это давняя штука. Команд раньше было двенадцать, типа все команды западной Европы, кроме северян, конечно. Эти-то в своей северной лиге вечно летают, но они такие упоротые, что и слава Мерлину. А у нас приличные люди. Типа шесть стран: Британия, Ирландия, Франция, Пруссия, Итальянская конфедерация и Португалия. Фламандия традиционно играет в португальском чемпионате. А то и тех, и тех немного, и они лет триста назад договорились — и вот играют. От каждой страны выставляли две лучшие команды, и поэтому турнир был для двенадцати команд. Британцы выставляли соответственно команду от Англии и команду от Шотландии. А потом еще пару раз валлийцы были. Но потом еще пришлось в турнир принять испанцев, когда они смогли объединиться во что-то единое. До этого, по-моему, кастильские клубы с португальцами играли, баски и каталонцы во Франции. В общем, бардак был. Но справились. А потом еще с итальянцами какой-то замут был. Кэп вернется, спрошу. Там у них сложная система. — Итальянцы ни хера не соглашались на две команды, — неожиданно начал рассказывать Маркус. — У них же не единая страна, а восемь стран. И они все друг друга ненавидят пиздец как. У них и так на чемпионате вечно такой срач творится. И они не хотели выбирать только две команды. Там несколько войн из-за этого было. Потому что неаполитанцы ненавидят миланцев, генуэзцы венецианцев, а флорентийцев ненавидят все, ну и вообще. В общем, Международная Федерация квиддича разрешила им три команды выставлять. Это вроде всех устроило. — А почему у них единый чемпионат, если они друг друга ненавидят? — не понял Басти. — Сделали бы в каждой стране свой чемпионат и их победителя на чемпионат отправляли, как мы. — Да потому что у них маленькие очень государства, — Маркус удивленно смотрел на Себастиана. — Там по одному или два клуба только играют. А если всем объединиться, то вот и чемпионат. — Марки, спасибо за такой подробный рассказ. Вот ты, блин, умеешь поразить. Не ожидал, что ты в итальянской истории разбираешься, — засмеялся Эмильен. — Да, все так и было. Ну, и последний клуб от наших любимых богемцев. Два места им слишком много, у них и так в чемпионате вроде команд шесть или семь. Не понимаю, что это за чемпионат. Это, конечно, и так прикол, потому что это ж богемцы. Но типа традиция. И турнир даже вроде пытались переименовать в Турнир Шестнадцати, но не прижилось. Потому вот Турнир Двенадцати. Такая вот херобора, Басти. Просвещайся, пока мы живы. * * * После победы над «гончими» они попали на португальцев. Играли в Лиссабоне, поэтому погода была теплой, хотя и ветреной. В Лиссабоне всегда нужно было делать поправку на ветер. Маркус перед выходом на поле посмотрел на кэпа и задумался. Рюскэ ведь тоже тридцать девять, он тоже может уйти. Скоро не останется никого из классической сборной Франции. Капитан поймал взгляд Маркуса и поднял сжатый кулак. Да конечно, победим. Зачем в ином случае выходить на стадион. Мерлин, как хотелось уже взлететь. Почему-то в воздухе он переставал думать об Эдварде, о том, что все могло быть иначе, о детях, о том, что он все равно отдаст сына в квиддич и плевать на деда и Адриана. Пусть сами как-то разбираются, а не решают проблемы с помощью Септа. В воздухе он отключал голову и просто играл. Свисток, плавный вираж и уход на третий уровень. Два-три, мяч от Моран слева, два обходных маневра, пас назад, и Басти открывает счет. Стадион ревет, соперники плюются. Все как всегда. Мимо пронеслась радостная Моран с криком: «Это лучшая распасовка сезона, как и всегда». Играли почти на автомате. Все виражи и спиральные выходы были отработаны идеально. Это было примерно как дышать. Ленились немного. Португальцы, хоть и обыграли англичан и вышли со второго места своего чемпионата, не казались сильными. Возможно, сняли основных игроков отдохнуть. Многие так делали на кубок «Двенадцати». Теру тоже об этом думал. Но тренеры охотников убедили его оставить основную тройку. Тренировки — это хорошо, но по-настоящему команду сыграть можно только на матче. Эмильену надо было отрабатывать уходы от бладжера, поэтому он мельтешил где-то в облаках. Рэ колдомедики все же отправили долечивать застарелые травмы и готовиться к новому сезону дома. Вместо него выставили коренастого блондина из юниорки. Моран была в полном восторге и говорила, что это будет второй Басти. Парень хоть и боялся, но играл неплохо. С другой стороны, он сразу попал под крылышко к Рюскэ. Фонтэна чередовали с запасным вратарём, чтобы дать и тому возможность ощутить игру, но сегодня на воротах стоял Фонтэн. Выиграли со счетом 590-380, но в Турнире Двенадцати смотрели на победы, а не на счет. Проигравший вылетал. Результат был так себе. Охотники явно халтурили. Маркус чувствовал, что они недоработали. Могли бы забросить на десять квофлов больше, но расслабились и начали финтить. Понятно, что в основном гнать тренер будет на вратаря и загонщиков. Но и охотникам надо было больше забивать. В раздевалке было снова шумно. Моран, захлебываясь от восторга, принеслась с радостной новостью. Их следующий матч будет с «Ольстерскими чибисами». — Я увижусь с Муллет. Я так по ней скучала, но думала, что до чемпионата не встречусь с ней. Эта ж моя подружка-подруженька! Это ж Ольстер, практически мой родной край! — А ты из Ольстера, да? — спросил уставший Эмильен. — Все время забываю, откуда ты. — Я из Донегола, той части, которая Ольстер, — Моран шутливо толкнула Эмильена локтем. — Не из Коннахта, не подумай. Слышали, кстати, что «Конахтских воронов» какой-то богач купил? Я удивилась, кому они нужны. Довольно средняя команда. — Я в Ирландии не понимаю нихера, — засмеялся Эмильен. — Марки, ты врубаешься? — Нет, — покачал головой Маркус. — Топовые клубы знаю, а остальное мимо как-то. Ну, и базу сборной в Лисканоре. Она охуенная. — Да в Ирландии все охуенное, — вмешалась Моран. — У нас лучшие профсоюзы. И О’Лири, и Донегол, и О’Брайн — всегда на стороне игроков. Международная федерация квиддича на них давит, но они всех шлют нафиг. Говорят, что ирландцы так хороши в квиддиче, потому что они играют так, как считают нужным, а не так, как хочет Федерация. Потому что это правда. В квиддиче главное свобода. Дайте игрокам воздух, и игра начнется. А в Федерации мудаки всякие работают. — У меня отец так-то там работает, — Маркус выразительно посмотрел на Моран. — Ты бы поаккуратнее на виражах. — Я от своих слов отказываться не буду, — упрямо посмотрела на Маркуса Моран. — Но может, твой отец не такой. Большой Туат, помню, хотел принять закон по ограничению возраста игроков как везде, типа, до совершеннолетия играть нельзя. Профсоюзы вступились, и закон не приняли. У нас есть классный чувак Конховор Коркоран, он не в профсоюзе состоит, но имеет к ним отношение. Он после этого сказал, что, типа, судьбу квиддича должны решать профсоюзы, а не Большой Туат. Я тоже так считаю. Надо давно забрать у Большого Туата все, что связано с квиддичем. — Если у вас там так классно, что же ты с нами играешь? — ехидно ухмыльнулся Эмельян. — Летала бы над зелеными полями Каннемара и горя бы не знала. — Потому что я вас люблю! — засмеялась Моран. — И без меня вы совсем загрустите, — и растрепала Эмильену волосы. Маркус ухмыльнулся и покачал головой. На выходе со стадиона Маркуса ждал Тибо. Это было неожиданно. Маркус напрягся. — Привет Марки, матч отличный, — Тибо был как всегда шаблонно вежлив. — Да нифига не отличный! — разозлился Маркус. — Мы играли на расслабоне. Я бы мог бы гораздо больше закинуть. — Но главное ведь выиграть, — Тибо хитро смотрел на Марка. — Всё ради победы. — Я сегодня собой недоволен, — Маркус покачал головой и, поежившись от сильного ветра, запахнул пальто. — Пройдемся, — предложил Тибо и, не дожидаясь ответа, пошел вперед. — Неужели ты не хочешь кубок Двенадцати? — Честно, на него мне так насрать. Как и всем. Вот кубок Франции — это да, это было круто. А тут… — Маркус пожал плечами. — Не знаю. Да и выигрывали мы его в позапрошлом году. — Соглашусь, кубок Франции звучит покруче, — закивал Тибо. — И это я не говорю про кубок мира. Каково оно, Марки, понимать, что ты его никогда не выиграешь? — Может, и выиграю, — Маркус недовольно посмотрел на Тибо. Его раздражали такие утверждения. — Пока снитч не пойман, игра продолжается. А квофл круглый. — Будь реалистом, Марки, — не согласился Тибо. — Максимум англичан — полуфинал. И это будет прыжок выше головы. — Чего тебе надо? — Маркус раздражено остановился. — Скучал без тебя, решил навестить, — рассмеялся Тибо. — Хотел продолжить наш прошлый разговор про «Лионских львов». — А что там продолжать? — нахмурился Маркус. Ему казалось, что после смерти Эдварда такие разговоры неуместны. — Ну, так или иначе, Эдварда в команде у них нет, как бы это цинично не звучало, — Тибо внимательно смотрел на Маркуса. — И они по-прежнему интересуются тобой. — И когда они хотят сделать предложение? — занервничал Маркус. Вот только этого еще не хватало. Он так тогда и не решил, что ему нужно делать. — В это трансферное окно они делать его точно не будут. Сам понимаешь, траур по Эдварду, все дела, — Тибо покачал головой. — Но после чемпионата уйдет Пети, и они хотят обновить всю тройку охотников. Так что в августе они придут к тебе. Знаю, времени еще много, но они прям начали хорошо изучать контракты. — А если я не захочу? — медленно, словно прощупывая почву, спросил Маркус. — Я бы рекомендовал тебе согласиться, — в голосе Тибо появились властные нотки. — Ты охотник. А лучшие тренеры охотников у «Львов». Там ты раскроешься по максимуму. — А какая разница? — Маркус вскинул бровь. — Кубок Франции я и тут могу выиграть, а кубок мира для меня в любом случае в пролете. Ты же сам только что сказал. В чем смысл менять клуб? Чего я добьюсь там, чего я не могу добиться здесь? — Там ты раскроешь потенциал, заиграешь еще лучше, — Тибо удивленно посмотрел на Маркуса. — Будет больше контрактов, больше рекламы, больше денег. Квиддич ведь не вечен. — У меня денег и так дохера, — пожал плечами Маркус. Аргумент был так себе. — Там ты станешь легендой, как Эдвард, — Тибо не отступал. — Эдвард ебнулся с метлы, — Маркус посмотрел на Тибо, пытаясь понять, шутит тот или нет. — А мне так нельзя, у меня семья все-таки. — Пусть так, — согласился Тибо. — Но то, что он делал, было гениальным. Лионцы дают охотникам играть. Они всегда плюют на ловца, потому что ни один ловец не перебьет их охотников. И они смогут обеспечить нужный тебе уровень конфиденциальности и защиты. — Нахера мне конфиденциальность и защита? — не понял Тибо Маркус. — Тебе, может, и не нужна, — пожал плечами Тибо. — Но подумай о детях и о Жозефине. Маркус замер, как будто на него вылили ведро холодной воды. Так его жену звали только ее родственники. Родственники, о которых не знал никто. Для всего остального мира она была просто Эсм, миленькой женой Маркуса. Никто ничего не знал. Кроме семьи и Корри. Хотя правильнее сказать кроме семьи. Тибо, улыбаясь, смотрел на Маркуса. — Кто тебе рассказал? — медленно произнес Маркус. — Я свои источники не называю, Марки. Но если хочешь и дальше жить тихой спокойной жизнью, то переходи в Лион. У них было соглашение о неразглашении с Эдвардом. Именно поэтому о ней никто не знал. А сейчас соглашение по понятным причинам прекратило свое действие. Я умею хранить тайны, но за руководство Лиона, не связанное соглашением, я отвечать не могу. Хранить конфиденциальную информацию игроков они обязаны, если игроки об этом просят. Но ты не их игрок. — Это, типа, шантаж, — злобно процедил Маркус. — О, нет. Что ты, — Тибо поднял ладони и засмеялся. — Они вообще на эту тему даже не заикались. Это я предполагаю. Может, они будут и дальше молчать по инерции. Но я считаю, что ты должен знать все расклады. Ты интересуешь их, прежде всего, как охотник. И ты ведь потрясающий охотник. Тебе не дают заиграть в полную силу. Теру хороший тренер, но он держит тебя на поводке. Вспомни, как здорово ты отыграл финал, когда поводок с тебя сняли. А ты мог бы играть так всегда. — Я и так нормально играю, — огрызнулся Маркус, больше думая о том, кто еще знает правду о его жене, чем о своей игре. — Марки, я понимаю, что ты сейчас в стрессе, — заботливо улыбнулся Тибо, пытаясь закрыть тему. — Эдвард, Эсм, все дела. Но времени, чтобы подумать, у тебя достаточно. Объективно, лучший клуб Франции — это «Лионские львы». Я считаю, что стремиться нужно только к лучшему и не довольствоваться просто хорошим. И ты считаешь так же. Я тебя давно уже знаю. Когда у тебя игра за сборную? — Третьего марта. Снова блин, перед стартом французского чемпионата, — Маркус нахмурился. — Бесит меня это. Почему нельзя это как-то урегулировать? — Можешь не сильно напрягаться, — Тибо, казалось, не понимал, в чем проблема. — После того, как ты взял кубок Франции, место в основе тебе гарантировано. — Нет, — не согласился Маркус. — Я прошлый матч с норвежцами отыграл на такой лайтухе, что тут мне надо будет прям выложиться. Тренер сборной, конечно, был в курсе, почему я так играю, и мне ничего не сказал. Но я и сам все знаю. Так что нет, буду играть на максималках. — О чем я и говорю, — ухмыльнулся Тибо. — Тебе нужно только самое лучшее.