Ни с кем не делиться счастьем

Все дни Антона повторялись. Подъем — завтрак — процедуры — постельный режим — обед — капельница — ужин. Дни тянулись серым потоком, который Шастуна раздражал. Он не любил больницы и никогда их не посещал, но сейчас понимает — необходимо. Хотя бы просто для того, чтобы выжить и разобраться, кого черта он очнулся посреди своей кухни в крови и с ножом в руке. О да. Флешбеки с красной субстанцией будут присутствовать и пугать еще долго — в этом Антон не сомневается. Его воротит от одного только упоминания крови, не говоря уже о сдачи анализов почти каждый день. Врачи пристально следят за ним и стараются помочь. Помимо огромного количества шрамов по всему телу, у него были обнаружены и другие болячки, которые так же весомо влияли на здоровье и их так же приходилось лечить. Доктора не говорят, что было с ним, когда они нашли его без сознания на полу, когда ехали в больницу, как лечили, долго ли оперировали и находился ли он в коме. Но судя по выражению лиц, которые старались не выражать эмоции, Антон знал ответ. В один из серых, монотонных дней к нему в первые пустили гостя. Честно, Шастун не знал и даже не задумывался, кто вызвал ему скорую в тот день и кому он так понадобился, находясь около двух недель (Антон все так же не разбирается во времени) в больнице. — Привет. В проходе остановился невысокий брюнет. По крайней мере, он был ниже Антона (с его-то двумя метрами). Одет с синие, немного потрепанные джинсы и серую кофту. На плечах он держал больничный халат, не решившись одеть его полностью. Посетитель медленно подходит к Антону и садиться рядом с ним на стул. Теперь Шастун может разглядеть его лицо. Его волосы очень черные и немного лохматые. На лице двухдневная щетина, за которой скрываются родинки. Необычно. Но больше всего удивляют глаза. Даже не так. Кого когда удивляли глаза? Они завораживали. Такие невъебенно голубые, глубокие, чистые, прозрачные. В словарном запасе шатена не будет столько прилагательных, как эмоций, при виде этих глаз. Молчание затянулось. Антон даже не заметил, как эти глаза пристально рассматривают его и смотрят настороженно, когда парень не подает никаких признаков жизни, не считая моргания. — Антон? — спрашивает брюнет и голова постепенно начинает работать. — Арсений. Громкий выдох собеседника. Он вспомнил. Реально, из Шастуна столько крови выкачали за всё время, столько таблеток пить заставляли, что он уже и забыл, что существуют люди и вещи вне этой больницы, да и много чего еще. — Я уж думал, ты не вспомнишь. — брюнет тепло улыбнулся, показывая верхний ряд идеально ровных и белых зубов. Очень сильно завораживает. — Ты… Мой сосед? Арсений Попов. Мы с тобой на одном этаже живем. — утверждает Антон. Но интонация получается вопросительная, словно он сомневается в сказанном. — Да, все верно. Что, совсем ничего не помнишь? — сочувственно спросил он. — Да нет. Просто мозг отключился от внешнего мира. Я уже черт знает сколько в этой больнице. Света белого не вижу. — нахмурился Антон, чуть сжимая края одеяла. Его бесила эта атмосфера. Эти люди в белых халатах. Этот надзор постоянный, но поговорить не с кем. И эмоции выпустить некуда. — Ну, потерпи еще немного. Врачи сказали, ты идешь на поправку. — Арсений заметил напряжение друга и машинально взял его за кисть руки, чтобы тот расслабиться, но тут же убрал руку, словно Антон раскаленная сковородка и он мог получить ожог. — Прости. — сразу извиняется он. Ведь обе руки, как и практически всё тело, были перевязаны бинтами, скрывая где-то царапины, а где-то шрамы. Шастун лишь поморщился от слабой боли. Скорее, неприятно. Но он привык. — Ты… Как узнал обо мне? — решил перевести тему шатен, чтобы не концентрировать внимание на порезах. — Ах, да. — чуть не стукнув себя по лбу, но, видимо, воздержавшись, вспомнил Арс. Но потом продолжил серьезней. — Это я тебя нашел… Ночью. Я хотел к тебе в гости сходить, а ты на звонки не отвечал. Свет горел вроде. — он чешет затылок, что-то обдумывая. — Ну я подумал, лишним не будет тебя проведать, мало ли что. Ты ведь раньше всегда предупреждал, если что, и ключи запасные от твоей квартиры у меня были. — брюнет замер. Антон сразу же поймал беспокойство в голубых глазах. Он не решился прерывать тишину и лишь коснулся кончиками пальцев чужой руки, отчего Арсений вздрогнул. — Ты… На полу лежал без сознания. Бля, весь в крови… — Попов закрыл лицо руками, стараясь убрать эти жуткие моменты из памяти. — Я скорую вызвал. — закончил он. Так, значит скорую вызвала не Алиса. Дурацкая колонка. На ней только музыку можно слушать, да бред всякий спрашивать. Даже жизнь не спасла. Ладно. Зато Антон наконец увидел своего героя в лицо. Вот кто вызвал скорую, предварительно и дверь в квартиру открыв и вообще кучу факторов, по которым Шастун мог откинуться, предотвратил. — Ты вспомнил, что было до этого? — спустя пару минут тишины, в головах которых у обоих производились мыслительные процессы, подал голос друг. — Не-а. Есть какие-то варианты? — сухо отозвался Антон. Его все еще бесило, что он не может вспомнить ни черта, даже Арсений, кажется, больше знает. А что б вспомнить хоть что-то, ему нужно вернуться в свою квартиру, чего он сделать, к глубочайшему сожалению, не может. Как же это раздражает. — Вообще есть. — тихо отозвался тот, резко сменив голос и опустив голову вниз, не давая увидеть глаз. Шастун поднял брови в удивленно-вопросительном жесте, принимаясь слушать. Неужели Попов знает, что с ним произошло? — Антон. — голос стал хриплым и он поспешил прокашляться. — Ты же в курсе, что не все шрамы на твоем теле свежие? Шатен замер. Его время остановилось. — Как минимум на руках. Дальше я тебя не осматривал. Но ты ведь делал порезы и до этого. — тихий, стальной голос разрезал тишину. Господи, как не хочется думать ничего про «разрезал». — Я не… — Я думаю ты сделал это сам. — твердо сказал Попов и затих, все так же не решаясь посмотреть в глаза. Наступила тишина. Каждый обдумывал что-то свое. Шастун же просто пялился в стену напротив и боялся вздохнуть. Да. Он делал порезы. Да, он резался. Да, он занимался self-harm-ом. Арсений узнал об этом пару-тройку месяцев назад, когда они смотрели какой-то фильм у него дома и Антон случайно оголил свои недоконца зажившие кисти. Брюнет пытался помочь, спрашивал, почему и что может сделать, чтобы такого больше не повторялось. Антону же помощь была не нужна. Его все устраивало. Он и сам не знал, по какой конкретно причине наносил себе увечья, но только понимал, что ему нормально и разбираться он в этом не хочет. В тот день Шастун поклялся другу, что больше не будет так делать. Но он продолжал. Попову знать об этом необязательно. Ему лезть в частичку чужой души необязательно. Антон открытый: хочешь общаться — общайся, хочешь дружить — пожалуйста, он всегда рад. Только вот глубоко в душу лезть не надо. У всего должны быть границы, а у человека — личное пространство. Сейчас шатен не мог поверить в слова соседа. Чтобы он сам? Столько? До такого состояния? Не помня об этом и не давая отчет в действиях? Да нет, он был не таким. Антон всегда все делал четко, строго, зная о последствиях. Будь это люди, слова, решения или порезы. Да, даже делая их парень соблюдал меру. Знал с какой силой и где надавить, что бы хватило ощущений, не захотелось еще, что бы рана была неглубокая и успела зажить до какого-то срока. Шрамы оставались, но и их шатен обрабатывал мазями так, чтобы они проходили через несколько месяцев. Не было такого, что он делал в порыве эмоций что-то ужасное, а потом не помнил об этом. Никогда. — Антон… — Я не мог сделать их сам. — перебил он парня. — У меня раны по всему телу. Я мог истечь кровью и умереть. Я бы никогда не допустил этого. — Понимаешь… То, что ты делаешь — это неконтролируемый поступок, это недостаточный выброс эмоций, тебе могло стать просто мало и ты… — голос тихий, жалкий. Ему самому больно такое говорить. — Нет! — нервно крикнул Антон, вцепившись больными руками в одеяло до побеления костяшек. — Заткнись, ты не знаешь, я не мог… — Хорошо, хорошо. — быстро затараторил Арсений, видя состояние парня. — Только успокойся. Я ни в чем тебя не обвиняю. — Ты говоришь так, как будто уверен в этом и убеждаешь меня в том же! — кричит Антон, не позволяя Арсению приближаться к нему. — Ты не знаешь причину, ты не знаешь, как я это делаю, ты ничего, блять, не знаешь! — не перестает кричать шатен. Недели в больнице без эмоций давали о себе знать. Ему просто нужно было выпустить пар. На шум из палаты сбежались врачи. Они тут же оттолкнули Попова от больного, потому что невооруженным взглядом было видно, какими дикими глазами смотрел на него пациент. К тому же руки Антон не переставал сжимать так крепко, что раны на них вот-вот начнут кровоточить, открывшись. Через минуту в помещение зашел лечащий врач Шастуна. Было решено дать больному успокоительное, так как парень явно не мог совладать с эмоциями, прежде всего нанося вред себе. Арсения прогнали и вряд ли теперь пустят еще раз увидеть Антона, но может, оно и к лучшему. Арсений правда не знал причины, по которым наносился такой вред. У всех они разные. Кто-то делает это для привлечения внимания, кто-то для успокоения, кто-то в порыве злости, а кто-то… Просто потому что привык. Еще есть люди, которые хотели с помощью этого умереть, но Антон не входил в этот список. Точно не он. Шастуну дают успокоительное и перевязывают бинты. Убедившись, что здоровью пациента ничего не угрожает, медсестра уходит, оставляя Антона одного, невольно проваливовшегося в сон.